Доля

***

      На следующий день Рустем-паша как и обещал, уже стоял в приёмной зала Совета, дожидаясь, когда Великий Визирь соизволит его пригласить. Погружённый сначала в какие-то свои размышления, Рустем прокручивал в голове образ Элиф-хатун такой невинной и кроткой, которую, увы, будут использовать. Хорват, будучи сам в какой-то степени расходным материалом, хоть и ненадолго, как он считал, научился относиться к людям, как к пешкам. Чем меньше даёшь собой управлять, тем велика вероятность, что потом этими людьми будешь управлять ты. Рустем пламенно желал занять самый высокий пост в государстве, который, наконец, даст возможность исполнить его давнюю и самую заветную мечту — жениться на Михримах-султан. Став Великим Визирем и зятем Династии, он обретёт такую власть, что уже никто не посмеет управлять им. Эти размышления были прерваны басистым голосом одного из стражников, что позвал Рустема пройти в зал заседаний. Хорват незамедлительно прошёл внутрь. Помещение было пусто. У входа стояла стража, в середине, словно на пьедестале, возвышаясь над всем залом, сидел Айяс-паша и беседовал с одним из сановников. Когда Рустем прошёл в центр залы и поклонился, сопроводив эту обыкновенную условность устным приветствием, Айяс-паша сделал жест своему коллеге, и чиновник откланявшись, ушёл, оставив Рустема и Великого Визиря наедине. — Что такое, Рустем? Зачем ты так настойчиво просил у меня встречи? — мягкий и спокойный голос албанца, что слышал Рустем при их разговоре с другим государственным мужем, сменился на строгий и сухой тон. — Неужели есть какие-то новости от госпожи? — Нет, Паша Хазрет Лери, — хорват переступил с ноги на ногу. — Я пришёл по другому делу. — Говори быстрее, — Айяс-паша демонстративно взял стопку бумаг с решениями Совета, чтобы показать свою занятость. — Я по поводу Элиф-хатун, — хоть Рустему и доставляло удовольствие выводить из себя людей, но сейчас он решил расправиться быстрее.       Услышав имя гречанки, Великий Визирь на секунду замер всем телом, казалось, что он даже забыл вздохнуть. Но в ту же секунду Айяс-паша снова принял отстранённый вид, видимо осознав, чем может закончиться столь явная демонстрация своих переживаний. — И что с ней? — эти слова прозвучали максимально равнодушно. — Я видел её вчера вечером, она была очень расстроена, — Рустем скорчил сочувственно-грустное выражение лица. — Лицо заплаканное было. — Даже так? — Айяс вскинул бровями, не отрывая взгляда от листов бумаги. — Неудивительно, ведь служба у Шах-султан редко приносит радость. — Как точно замечено, Паша Хазрет Лери, — рассмеялся хорват, щёлкнув языком. — Это всё? Или ты и дальше будешь подхалимничать? — холодно произнёс албанец, беря в руки другой лист бумаги. — Простите, Паша, за дерзость, но я бы хотел дать вам совет, — Рустем наклонил голову. — Постарайтесь встретиться с этой девушкой, думаю, что ей станет легче… — Ты забываешься, Рустем, — процедил Айяс. Его серо-голубые глаза вцепились в надменно-заискивающее лицо хорвата. — Кто ты такой, чтобы вот так заявляться, поднимать подобную тему и ещё иметь наглость давать мне советы?!       Рустем закатил глаза и опустил голову, словно делая подчинительный жест. Айяс-паша поднялся с длинного дивана и спустился к Рустему. Он подошёл достаточно близко и выпрямился во весь рост. Теперь албанец казался намного выше своего подчинённого, создавая более явную разницу в их положениях. — Твои извечные визиты меня уже утомили. Я встречусь с госпожой, а потом ты уедешь в свою провинцию, а иначе, — Айяс навис над Рустемом, — я исключу тебя из Совета и ты доблестно будешь нести свою службу в качестве конюшего, кем и был прежде.        Великий Визирь смерил своего подчинённого взглядом, наполненным непередаваемым презрением, которое сверкало в похолодевших серо-голубых глазах. Айяс-паша вернулся на своё место и, взяв в руки записи, сделал резкий и настойчивый жест рукой, означавший, что Рустем должен в тот же миг испариться. Хорват поклонился и вышел из залы. Великий Визирь проводил ненавистную фигуру приспешника Хюррем-султан и снова уткнулся в листы с докладами. Но вся эта каллиграфия сливалась в черно-белую кашу перед глазами, путаясь и уступая место настоящим мыслям албанца. Паша пытался вернуться к заключениям Совета, но вся эта неслыханная дерзость, эта честолюбивая наглость Рустема, взбаламутила спокойные воды души Великого Визиря, вынуждая его поддаться возмущению и задуматься над его словами: «Он определённо прав. Нужно встретиться с Элиф-хатун и объясниться, иначе её жертва перед Шах-султан напрасна». Айяс утвердительно кивнул в знак согласия со своим внутренним голосом и, собрав все бумаги в одну большую книгу записей, покинул зал заседаний.

***

      Весь прошлый вечер Элиф-хатун провела в общей комнате, пытаясь общаться с девушками и вышивая какой-то неопределённый рисунок. Совесть сгрызала её изнутри. «Как же стыдно! И госпожу подвела, и пашу, и навлекла гнев обоих» — причитала у себя в мыслях гречанка. Увлёкшись самобичеванием, девушка случайно укололась иголкой и из её пальца стала капать кровь, которая быстро испачкала ткань. «Ну вот, даже дело никакое не идёт!» — воскликнула Элиф.       Уже ближе к ночи, когда госпожа позволила ей прийти, девушка долго извинялась, оправдывалась и смогла настоять на своём. — Значит, ты просто прогуливалась в саду? — Шах-султан получила в ответ кивок. — И Паша не приходил и ты с ним не встречалась? — Нет, моя госпожа. — Хорошо, — султанша сделала вид, что она простила девушку, хоть и не была на самом деле зла на неё. — Но впредь так не делай, а если захочешь с кем-то встретиться — уведомляй меня.       Девушка склонилась, а потом подошла к сестре султана и поцеловала её утончённую белую руку. Шах-султан, придерживая пальцами подбородок рабыни, подняла её голову так, что Элиф смотрела прямо в холодные чёрные глаза султанши. Шах улыбнулась и отпустила девушку, но она не ушла, осталась и завела разговор о делах в гареме. Султанша слушала, расспрашивала гречанку. Незаметно их разговор вышел на какие-то личные взгляды сестры султана и Элиф стала настойчивей расспрашивать, словно любопытство не давало ей покоя, но госпожа отвечала уклончиво, поэтому служанка так ничего существенного не узнала. В какой-то момент она испросила разрешения удалиться и дать султанше отдохнуть.       В ту минуту, когда Рустем вышел из зала заседаний, Элиф-хатун помогала Шах-султан одеваться. Знойная султанша облачилась в тёмно-синее платье и надела корону с сапфирами. Шах поблагодарила девушку за помощь и уже хотела её отпустить, но вдруг вспомнила. — Повелитель сегодня будет завтракать в саду, сейчас туда сносят кушанье, Шекеру-аге не хватает помощниц, сходи-ка, помоги ему, — Шах-султан проговорила это со своей хитрой ухмылкой. — Как прикажете, госпожа, — Элиф присела в поклоне и поспешила исполнить поручение.        Девушка спустилась на первый этаж и по длинному коридору пришла на кухню, из которой тянуло приятными ароматами. Шекер-ага мешал какую-то похлёбку в котелке и параллельно подгонял других поваров. — Да что же вы копаетесь? — причитал Шекер-ага. — Повелитель нам головы снесёт, если мы не успеем подать всё в срок! — заметив стоявшую на пороге Элиф, главный повар цокнул. — А ты чего там стоишь? Иди-ка сюда и забирай подносы. Аллах-Аллах, да что же вы все такие бездельники!       Гречанка подхватила на руки два подноса с сладостями и, старясь балансировать, чтобы не уронить их, побрела по коридору к выходу в сад. После вчерашнего ливня воздух был свежим, напоенным запахом листвы, но дорожки стали мокрыми, поэтому девушка старалась обходить лужи, чтобы не испачкать подола платья. Наконец, она пришла к большой шатровой беседке, где был уже поставлен трон. На небольшом столике стоял кувшин с щербетом, Элиф поставила рядом с ним два подноса с яствами. Девушка стала аккуратно расставлять каждую тарелочку и из-за звона, создаваемого серебряными приборами, не услышала шаги, раздавшиеся прямо за спиной. Когда же гречанка закончила сервировку, до неё донеслись последние пару шагов и протяжное «Дорогу…». Элиф, не поднимая головы, развернулась и присела в глубоком поклоне. — Повелитель, — прошептала рабыня. — Элиф-хатун, — донёсся мягкий, тихий голос.       Девушка вскинула головой и увидела перед собой Айяса-пашу в запахнутом кафтане персидского зелёного цвета, подбитом соболиным мехом, и чёртом тюрбане. Он держал в руках золотой тубус, вероятно с каким-то донесением. Его серо-голубые глаза сияли, разглядывая робко согнувшуюся гречанку в её красивом, кремовом платье с золотыми вставками — подарок от Шах-султан, которая словно знала, что её служанка попадёт в подобную ситуацию. — Паша Хазрет Лери, — сбившимся от волнения голосом, произнесла Элиф, опуская глаза. — Я думала, что пришёл повелитель. — Он скоро будет, — Айяс подошёл ближе. С этого расстояния было заметно как она дрожала. — Не ожидал тебя увидеть здесь. — Я вас тоже, Паша Хазрет Лери.       На какое-то время воцарилось молчание. Айяс-паша разглядывал вьющиеся каштановые волосы гречанки, её красивый прямой нос и поджатые то ли в страхе, то ли в обиде, то ли в каких-то размышлениях, губы. Ровные тонкие брови слегка подёргивались, пытаясь не хмуриться и не сделаться «шалашиком», и глаза, спрятанные под густыми ресницами. «Она и впрямь плакала, она держит ещё большую дистанцию, чем того требует этикет» — пронеслось в мыслях у албанца. «Он зол на меня, я чувствую это, — думала Элиф, разглядывая узоры на полах кафтана Великого Визиря. — Не ожидал меня здесь увидеть. Это явная насмешка над вчерашним событием». Девушка стала перебирать пальцами складки своего кремового платья. — Паша, я… — Элиф-хатун.       Этот одновременный порыв заставил их смутиться и улыбнуться. По взаимной договорённости они решили, что первой скажет гречанка. Она переступила с ноги на ногу и, лёгким движением руки заправив за ухо выбившуюся прядь волос, собралась с мыслями. — Паша Хазрет Лери, я хотела бы извиниться за вчерашний инцидент, — девушка позволила себе дерзость, а именно, поднять глаза на Великого Визиря, лицо которого было, к её удивлению, спокойным. «Рустем предупреждал, что Паша отходит быстро, но, может быть, он всё ещё злится, просто контролирует свой гнев?» — думала гречанка. — Мне нужно было прийти раньше, я слишком долго сомневалась… — Элиф-хатун, это я подставил тебя, — Великий Визирь грустно улыбнулся. — Мне не нужно было смущать тебя моим минутным желанием увидеться наедине. — Так вы не злитесь на меня? — гречанка удивлённо вскинула бровями. Её глаза заискрились облегчением. — Разумеется нет, ведь это я тебя подставил. Шах-султан наказала тебя, ты плакала, — Айяс-паша сочувственно вздохнул и сократил расстояние между ними до недопустимого по этикету. — Наказания как такового не было, паша, просто госпожа отчитала меня и всё, — Элиф опустила взгляд, испугавшись такой близости с албанцем. — Что ж, это хорошо, — Айяс сделал секундную паузу и добавил, — относительно. Но я обещаю, Элиф-хатун, что такое больше не повториться. Отныне я буду соблюдать рамки приличия. — Паша…- рабыня хотела что-то сказать, но послышались шаги и протяжное «Дорогу, Султан Сулейман Хан Хазрет Лери». — Позже поговорим, хатун, жди меня на той алее, — эти слова были произнесены быстрым шёпотом.       Элиф, как только подошёл повелитель, присела в поклоне, приветствуя его и в тот же момент прощаясь и с ним, и с Великим Визирем. Айяс проводил рабыню взглядом и после этого обратился к Повелителю с донесением, что держал в руках.

***

      Хюррем-султан с самого утра была в плохом расположении духа, особенно после встречи в коридоре с Шах-султан, закончившейся взаимным обменом «любезностями». Хасеки надела на голову полупрозрачный бордовый платок, прикреплённый к короне и сочетавшийся с её красным платьем. Она вышла прогуляться по саду и позавтракать с Повелителем. Не успела Хюррем-султан свернуть на главную тропинку, как её окликнул знакомый голос. Госпожа обернулась и увидела склонившегося Рустема. — Доброе утро, Хасеки Султан, — раболепно произнёс хорват. — В гареме утро не бывает добрым, — съязвила жена Падишаха. — Что случилось? Ты так взволнован. — Госпожа, у меня для вас очень важная информация, — Рустем подошёл ближе, насколько это позволяли рамки приличия, и шёпотом продолжил, — касаемо Шах-султан. — И что же такое? — глаза Хюррем-султан сначала недовольно закатились, но потом, словно уловив эту загадочно-ехидную интонацию в голосе приспешника, они заинтересовано сверкнули. — Пока вы разбирались с Хатидже-султан, её сестра начала действовать, — хорват сделал ударение на последнем слове. — Она хочет ослабить ваше влияние на Айяса-пашу, ведь боится, что ваша власть в Совете усилится. — М-да, — хмыкнула Хасеки. — Заметно, что после смерти Ибрагима-паши они стали отчаянно цепляться за Лютфи-пашу, ведь больше у них сообщников в Совете нет, но теперь они хотят и Айяса-пашу под себя подмять, — рыжеволосая султанша улыбнулась краешками губ. — Но Шах-султан зря старается, ведь пока ты здесь и верно служишь мне, у неё ничего не получится. — Так-то оно так, госпожа, — протянул Рустем. — Однако Шах-султан делает попытки переманить меня к себе, — эти слова напрягли Хюррем. — Но я, разумеется, отказался, правда, Шах-султан об этом не знает. Я решил, что будет полезно быть ближе к нашему врагу и знать его тайны. — Умно, Рустем, как и всегда, — Хасеки довольно заулыбалась. — Значит, ты пришёл доложить мне о каком-то секрете знойной госпожи? — Рустем кивнул. — Шах-султан пустила в ход оружие, которое очень характерно для всех планов сестёр султана, — хорват оскалился. — Она взяла к себе на службу одну рабыню из гарема. — Кто эта несчастная девушка? — Хюррем начала догадываться, к чему клонит её приспешник. — Элиф-хатун, молодая гречанка, что уже несколько лет живёт здесь, — Рустем стал оглядываться по сторонам. — Шах-султан, когда вызывала меня к себе, указала на неё, как на помощницу в деле с Айясом-пашой. Пока что, я лишь предполагаю, как именно она её будет использовать. — Я тоже, Рустем, — Хасеки согласно кивнула. — Я думаю, госпожа, что вам стоит встретиться с этой девушкой, чтобы понять — угроза ли она вашей власти или нет, — заключил Рустем. — Это само собой, но и ты не спускай глаз с Айяса-паши, ты мне ещё нужен здесь. — Буду делать всё возможное, госпожа, — Рустем наклонил голову и ухмыльнулся.        Хюррем-султан жестом отпустила Рустема и пошла дальше по аллее. Проходя мимо лабиринта из разных растений и кустарниковых цветов, Хасеки краем глаза заметила какие-то фигуры на смежной тропинке. Жена Султана хотела было подойти поближе и рассмотреть их, но решила сначала побыть с Падишахом и развеяться.

***

      После доклада Повелителю, Айяс-паша удалился, оставив властелина одного. Великий Визирь завернул за угол одной из троп и вышел на другую, туевую аллею, где ещё вчера он в надежде ждал Элиф-хатун, а теперь она стояла там, понурив голову, в каких-то размышлениях. Оставив стражу в начале дороги, албанец один прошёл к девушке. Элиф, заметив подле себя Пашу, слегка помотала головой, рассеивая гнетущие мысли и, засияв карими глазами, повернулась к Визирю. — Мы можем продолжить наш разговор, Элиф-хатун, — Айяс-паша как и всегда мягко подчеркнул имя гречанки. — Ты что-то хотела мне сказать? — Элиф сначала улыбнулась и набрала воздух в грудь, дабы начать говорить, но потом замерла и нахмурилась. Айяс-паша недоумённо посмотрел на девушку. — Что такое? — его серо-голубые глаза изучающе скользили по сосредоточенно-нахмуренному лицу рабыни, которое после заданного вопроса сделалось растерянным. — Я забыла, — стыдливо прошептала Элиф, складывая руки перед собой. — Забыла? — девушка ещё раз кивнула и албанец улыбнулся. — Значит, это было не так важно. Важные мысли редко забываются. — Нет-нет, — гречанка замотала головой. — Это было что-то очень важное, просто я…- она поджала губы и её брови сделались «шалашиком». — Ничего страшного, когда вспомнишь — скажешь, а сейчас, лучше поговорим о другом, — Айяс-паша сделал маленький шаг вперёд. Серо-голубые глаза вновь заскользили по расстроенному лицу Элиф-хатун, отмечая в сознании каждую чёрточку.       Великий Визирь завёл отстранённый от привычных тем разговор, тот разговор, который так часто происходит между двумя людьми, что симпатизируют друг другу. Неопределённый, пустой по существу диалог, сопровождаемый длинными паузами, смущающими участников разговора, но такой необходимый, дабы нарушать давящую тишину, слышать голос друг друга, улавливать отдельные мысли и запоминать конкретные фразы. Элиф-хатун бесконечно смущалась, стояла, опустив глаза, и наивно улыбалась. Она не могла не улыбаться, а Айяс-паша не мог не умиляться этой маленькой ямочке на порозовевшей щеке девушки. Он говорил, теряя смысл произнесённых слов, а Элиф не вникала в значение фраз, ей просто доставляло удовольствие слушать этот спокойный, мягкий голос, больше похожий на тихое мурлыкание кота, особенно, когда Визирь переходил на полушёпот. «Ах, я могу слушать его вечно, — проносилось в голове у рабыни. — Я даже не понимаю о чём он говорит, но это неважно. Главное, что я слышу его». Это был один из таких моментов, когда забываются недавние неудовлетворения, какие-то обещания, препятствующие такому моменту, который значим для собеседников ещё и тем, что в подобные минуты им кажется, будто они знают друг друга всю жизнь. Свежий лёгкий ветерок своим дуновением заколыхал вьющиеся каштановые волосы гречанки, из-за чего ей пришлось их поправлять. Айясу-паше понадобилось сделать то же самое, только с бортами своего кафтана.       В какой-то момент он замолчал и просто смотрел на Элиф-хатун, осмелившуюся поднять на него взгляд своих наивных карих глаз. Они стояли так мгновение, казавшееся им вечностью, затягивавшей в водоворот их собственных мыслей. Айяс-паша сделал ещё один шаг вперёд, а потом ещё один. Элиф продолжила стоять на месте. Она, казалось, была очарована, находилась где-то далеко, позабыв обо всём и существуя только в эту минуту рядом с Визирем, стоявшим так близко к ней. Он медленно наклонил голову, словно желая что-то сказать ей. Лицо гречанки запылало, сердце застучало, а тело задрожало. Она уже готова была утонуть в этих искрящихся серо-голубых глазах, кроме которых она ничего не видела, но… — Дорогу! Хасеки Хюррем-султан Хазрет Лери, — прокричал один из стражников, стоявший в начале дорожки.       Всё то зачарованное мгновение, когда остальной мир перестал существовать, был ужасным образом развеян приходом жены султана. Айяс-паша выпрямился и, развернувшись к подошедшей госпоже, поклонился. Элиф-хатун последовала его примеру и присела в почтительном поклоне к управляющей гаремом. Она склонила голову так, что было не видно её расстроенно-смущённого лица, пылающего и улыбающегося той грустно-раздражённой улыбкой, которая бывает, когда обрывается столь чувственный момент, но этикет обязывает сохранять достоинство и почтение. — Доброе утро, госпожа, — голос Визиря дрогнул. — Доброе, Айяс-паша, — Хюррем улыбнулась и бросила взгляд в сторону склонившейся служанки Шах-султан. Отметив её присутствие, глаза госпожи снова посмотрели на пашу— Я давно тебя не видела, хотела поговорить. — Я к вашим услугам, госпожа, — мягкий голос албанца стал приторно-учтивым.       Элиф-хатун, чувствуя себя лишней, испросила позволения удалиться, но Хюррем остановила её. — Элиф-хатун, зайди ко мне в обед, нужно обсудить одно важное дело. — Как вам будет угодно, госпожа, — гречанка поклонилась и, дождавшись соответствующего жеста, ушла с аллеи.       Девушка пошла по одной из тропинок, ведущих ко дворцу, и краешком взгляда уловила какое-то движение в зарослях, насторожившее, но не остановившее её на своём пути.