То лето (не) было ошибкой

Пролог

      Слёзы градом скатываются по худым щекам. Он едет в электричке домой. С того дня прошла неделя, больше он не мог выдержать в деревне, которая давила со всех сторон воспоминаниями. Кир уехал сразу после своих слов. В телеграме переписка была удалена у обоих, но находя его чат, Акума от злости кинул того в чёрный список. По дороге в город, он искал контакт Курседа, и пару раз разблокировал. Пальцы постоянно хотели написать сообщения, расписать приторно сладкие слова любви, но не решался. Его выбросили, растоптали, избили, а он хочет вернуться обратно, как преданное животное. Сердце ноет от любви, но не может.       Люди вокруг смотрят косо на парня, который не обращая внимания, пускает слезы. Парни ведь не могут плакать? Это признак слабости для сильного пола. Однако Акуме было мягко говоря без разницы на их мнение. Ему плохо, больно, разве не ясно? Половина вещей осталась в деревне, Акума впопыхах уезжая, объяснил бабушке, что срочные дела по поводу учёбы. Та безоговорочно поверила и отпустила его. И сейчас в руках был только рюкзак с толстовкой Кира и тетрадкой со стихами. Доставая эту тетрадь, кое-где порванную, с рванными листами, которые старались выпрямить и вставить обратно, Акума не мог сдерживать слёз. Он открыл на первой странице и прочитал его.

Лепестки белы,

Белы, как Луна на небе.

Свет её,

словно большой фонарь,

Освещает ночь.

Ночь темна.

Темны глаза.

Любовь я к ним,

Ощущаю без конца

Скажи мне,

Любишь ли ты меня?

Лепестки ромашки,

Белы как кожа,

Робко сказали мне —

Что да.

      Глаза на миг стали как стекло, которое вот-вот лопнет и осколки в виде слёз разлетятся по всей электричке и ранят людей вокруг. С тихим хлопком, Серёжа закрывает тетрадь и прячет её в рюкзак, закрывая его. Смотрит в окно, видит леса, которые сменяются полями. Хочется быстрее приехать домой и надеяться, что город очистит его разум. В мыслях лишь одно: он никогда не вернётся в ту деревню.

Глава 1

      Бледные руки сковывают тонкую шею с извилистыми татуировками на шее. Костяшки сжимают мышцы и ему не хватает воздуха. Человек нависающий над ним делает это с улыбкой, а сам Кир осматривает комнату, пытаясь найти что-то, что поможет ему схватиться за внешний мир и остаться здесь.       Но слабость начинала окутывать всё тело, вырываться не выходило. Зелёные глаза смотрят на него с издёвкой и неподдельным наслаждением. Тому нравится приносить ему боль, видеть как он мучается. Киру самому это нравится и это приносит наслаждение. Понимает, что заслужил. Понимает, что должен понести наказание.       Черно-красный сплит распластался на подушке и в ночном полумраке комнаты выглядело это обворожительно. Весь момент был словно сказочным, хотя неясная тревога поселилась где-то внутри. Она мешала, она нарушала всю атмосферу. Ведь находится под таким тощим и хрупким телом было одно удовольствие, ощущать на себе то, как он срывает свою злость на нём доводило до экстаза. Что с ним? А что с Акумой? Что с ними обоими?       Хватка на шее ослабевает и Кир может вдохнуть долгожданный кислород. Однако это ненадолго, ведь после её сжимают только сильнее и показывают, что он заслужил страдать. Кислород становится всё более и более желанным, но одновременно ощущать его совсем не хотелось.       Губы напротив кусали внутреннюю часть щёк и это было видно, ведь скулы начинали вырисовываться сильнее. Кожа его лица притягивала к себе, её хотелось долгожданно поцеловать. Робко оставить след слюней на ней. Возможно, тот с омерзением вытрет это рукавом кофты, а потом брезгливо закинет её в стиральную машину, а сам пойдёт в душ. Или позволит его следу остаться на щеке и высохнуть.       Татуированные кисти тянутся к бледному, озлобленному лицу, но неожиданно оно начинает терять черты и расплываться. Это пугает, ладонь проходит сквозь его лицо. Кир смотрит на свою ладонь и мимика искривляется в непонимающее. Он пытается взять за руку Акумы, но собственная ладонь вновь проходит сквозь его тело. Кир даже может подняться, ведь ладонь Акумы вовсе не душит. Теперь он может дышать, ощущать наполненность лёгких и облегчение от этого.       Комната плывёт, всё вокруг становится странным, непонятным. За окном начинает светлеть, наконец вырисовываются силуэты города и многоэтажек, который разрослись до самого неба. Но перед глазами эти многоэтажки рушатся, замыленые крошки этих зданий падают и Кир понял, что это кирпичи. Они выпадают из фундамента и этажи падают один за одним.       Погода сменяется за окном, ведь солнце, которое только начало подниматься на небо, закрылось тучами и пошёл дождь. Послышались громкие звуки, пол словно затрясся и крики людей заполонили район. Сознание Курседа было в смятении, сам он не мог понять, что вокруг происходит. Как неожиданно в голове звучит:

«Таблетки»

      Вот причина беды, то, что он так ненавидел, но без этого ему невозможно оказаться в обычном мире, чтобы его не запихнули в психушку. Хотя на самом деле, ему там самое место.       После осознания, что нужно принять таблетки, всё вокруг стало лишь ухудшаться. В ушах начинали появляться дополнительные звуки: шипение со стонами от боли. Ладонь тянется за пластинкой таблеток, лежавшей на прикроватной тумбе, а ещё за бутылкой, стоявшей там же. Дрожащие пальцы кое-как выдавливают таблетку и кидают её в рот, а потом раскручивают крышку бутылки. Неосознанно, Кир поднёс ко рту крышку, начиная пить с неё, но поняв, что он что-то делает не так и осматривая с чего он пытался пить, на его лице расползлась улыбка, а после послышался хохот. Сумасшедший, долгий и непрерывный смех звучал из его уст, а с глаз начинала сочиться жидкость, показывающая, что ему искренне весело. Однако спустя пару минут смех прекращается, и кое-как не подавившись таблеткой, которая начинала растворятся от слюны, он решает всё же запить её. Во рту появился неприятный горький вкус, потому что таблетку долго не глотали. Но Кир не зацикливал внимание на вкусе, его смешила крышка бутылки.       Выдыхая кислород с лёгких, Кир до сих пор ощущает тяжесть в горле. Он касается шеи и понимает, что она полыхает огнём. Поднимаясь с постели он направляет к зеркалу шкафа купе и включая свет, начинает высматривать. На ней ничего не было, но навязчивое ощущение слабого удушья не покидало его. Махнув рукой своим мыслям, он направляется к панорамному окну, в котором недавно падали многоэтажные здания. Сейчас было всё на месте, только дождь и впрямь начался, и он не был больной фантазией Курседа.       Таблетка уже попала в желудок, осталось дождаться её действия. Когда все станет реальным, голоса в голове заткнутся и навязчивый образ человека испарится. Имеет ли тот человек какое-то влияние на него? Имел огромное. А сейчас что? Ничего не изменилось, Акума остаётся для него таким же желанным, к нему хочется очень сильно, упасть на колени, просить прощение и умолять на помилование.       Вся жизнь перевернулась с ног до головы. Когда он стал замечать, что не такой как все? Когда голоса в голове стали громче. Сначала они путались с мыслями, будто бы какой-то спор совести и своего истинного желания. Пока голоса не начали шептать о чём-то совершенно ином, когда они не стали орать на всю, что Киру приходилось на людях затыкать уши, надеясь, что так станет тише. Но становилось лишь громче, ведь крик был внутри, а не снаружи.       Изначально, когда слышал слова о том, что ему следует сходить к психиатру, он отнекивался, говоря, что, какой смысл? Пока всё не становилось хуже. Когда он впервые увидел его. Родные, тёмные волосы, которые въелись в подкорку памяти и засели там. Зелёные глаза, которые блестели на фоне лампы. Выглядело это завораживающе, а ещё до кошмара реалистично. Курсед вскрикнул, когда увидел его посредине комнаты. А тот улыбался жутко, медленными шагами подходя.       Кир был выше этого силуэта, и даже когда они оба были худыми, то все равно был крепче. Мог вдруг чего защититься, но когда стал подходить, то силуэт испарился. Моментами появлялся и становился прозрачнее, что сквозь него было видно комнату. Хотелось обнять его, ведь за долгие года он не мог себе этого позволить. Тонкие плечи тянули, хотелось накрыть их своими ладонями и дать понять, что он в безопасности. Однако, кто их должен бояться, что он не в безопасности? Определённо Кир.После этого он испугавшись пошёл к врачу, который с уверенным размахом ручки написал ему диагноз: «Шизофрения». Начался приём таблеток, которые с трудом проходили в горло, сколько водой не запивай. Зато наконец-то не было навязчивых криков и шумов в ушах, но, к сожалению, пропал и силуэт Акумы. То, чего он с самого начала испугался, захотелось вернуть. Он видел его только на фотографиях в соцсетях, смотрел на его лицо, которое потеряло былой блеск. Той самой улыбки, как в то лето, не было. В нём отображалась лишь печаль и чёрствость, которая заполнила его душу. Неужели, его действие сделало столько боли? Чувство вины не отпускало ни на день, Курседу нужно было учиться жить с этим.       Рассказывая психиатру об этом, он слышал лишь то, что этот период нужно пережить. Любым эмоциям нужно давать время и уметь их качественно проживать. Иначе не избавиться от вины, не понять, почему она засела так плотно. Но Кир не сумел сказать врачу самое главное, из-за чего он так зациклен на Серёже. Только тот сам поднял эту тему.

***

— Ты ведь влюблён в него до сих пор? — говорит мужчина, сидя перед ним на кресле. Курсед смотрит с изумлением, не находя ответ в своей голове. Но спустя пару секунд, первое, что приходит в голову: — Не знаю. — Какие эмоции ты ощущаешь к нему? — Вину, — глядя в сторону говорит Кир, после его взгляд переводится ему на ноги, — стыд, желание, — само как-то вырвалось последнее, от чего Кир опешал, с удивлением и смущением глядя на врача, — то есть, не в сексуальном смысле, — сказал он, однако он нагло лукавит. — Я понял, — кивает врач, записывая что-то в тетрадь. — У вас были отношения, приятные воспоминания, которые засели в твоей памяти. Это могло сподвигнуть развитию недуга, хотя, тут очень влияет наследственность, однако не об этом. Когда ты ушёл от него, что ты чувствовал? — спрашивает врач. Кир не сразу отвечает, молчит, с неким испугом смотря на лицо напротив. Психиатр абсолютно спокоен, он расслаблено смотрит на Кира, но спокойствие в его душу от этого взгляда не заползает. Глаза не могут сконцентрировать на каком-то предмете или же части своего тела, перебирая пальцы, Кир смотрит куда-то в окно, потом на стол, тумбу, диван и заканчивает полкой с книгами, где начинает рассматривать каждую по отдельности. Однако, он не был книжным червём и авторы, написанные на корешке, ему были не знакомы. Мозг настойчиво возвращает Курседа к вопросу, и тот вновь теряется, однако язык, кажется, не слушая хозяина сам начинает говорить: — Страх, — это буквально первое, что ему пришло в голову и так чётко описывало тот момент, когда он говорил, что не любит его.

***

      Запах поля ударял в нос, голос рядом стал настолько родным, что его хотелось слушать без остановки. Они сидят на холме, вокруг них зелёная трава и палящее солнце, которое не щадит слегка загорелую кожу. Уже вечер, Акума счастливо достаёт свою любимую тетрадку, которую нашёл у бабушки. Кир это знал, ведь тот рассказывал. В ней он писал стихи. Его первые стихи, в которые он вкладывал всю душу и эмоции. Курсед всегда слушал и завораживался красотой строк, которые состоят из обычных букв. Это можно было слушать вечность, фантазия Акумы умела создавать превосходные образы, которые хотелось, чтобы услышал каждый. Но в этот вечер, Кир не мог сконцентрироваться на стихах.       Страх. Тревога — она окутала его с головы до ног, обвязала словно верёвками, которые не дают шевелиться и лишь дёргайся, словно змея. Кир хочет провалиться сквозь землю, исчезнуть, обдумать все свои мысли и чувства, но в голове то, что он не любит Акуму. Или любит? Ответственность за его эмоции была слишком сильной, он не мог контролировать свою жизнь, что говорить за другого человека? Хотелось всё бросить, уйти навсегда и не возвращаться. Так будет лучше всем.       Акума чувствовал состояние Кира и с беспокойством спрашивал, что такое. Тот отвечал кратко, что всё в порядке, однако Кир так паршиво лгал, что Акума ему вообще не поверил, с непониманием оглядывая лицо рядом. Однако, хорошо зная Курседа, он не стал допытывать его. Значит у того вновь личные проблемы в семье, такое было у Кира часто. Решая отвлечь его от своих забот, Акума решает прочитать свой новый стих, поделиться частичкой своей любви, которая воплотилась в белый стих с глубоким смыслом.       После прочтения, Кир не выдержал. Собственное сердце разбивалось на тысячи осколков, он не мог слушать такие фразы о любви к нему, когда внутри в него какой-то ураган, который холодом внутри обдумывает органы, а само тело бросает в жар. Он решается на отважные слова, которые с трудом проворачиваются на языке. Видеть лицо Акумы было до жути неприятно, его слёзы не хотелось видеть, он не хотел его ранить, но прекрасно знал, что ранит. Поднимаясь с травы, Кир кинул напоследок, что так будет лучше, он ошибся. А внутри был главный вопрос: «Когда именно, он ошибся?».       Всхлипы близкого человека были словно выстрел из пистолета, словно множество ножевых ранений, целая пытка, которая до невозможности делала больно. Хотелось подбежать к Акуме, обнять, сказать, что это дурной розыгрыш, только вот, какой смысл? Внутри что-то не ясное, вдруг он резко разлюбил? Зачем делать больно по новой?

***

— И что ещё? — Сожаление, — продолжает Кир, и не может сдержать слёз, они предательски скатываются по щекам двумя ручейками. — Ты любил, — как утверждение сказал врач, Кир, же согласился. — Ты боялся? — Возможно. — Чего? — продолжает допрашивать психиатр. — Не знаю, я подумал, что разлюбил, но внутри что-то тёплое к нему оставалось, — растерянно говорит Кир. — Если мы чувствуем, что остываем к партнёру, это не всегда так. Наш мозг не может всё время вырабатывать гормоны без поддержки, эти моменты нужно проживать с партнёром и возобновлять страсть. — Но ведь, только начало отношений, разве такое бывает? — с непониманием спрашивает он. — Это бывает в любой период, вероятно ты не остыл, просто выработка гормонов стала не такой сильной и для тебя это стало чем-то не привычным. — Я совершил ошибку? — с некой надеждой на лучшее спрашивает Курсед, хочет услышать слова, что всё можно вернуть, но слышит только: — Мы не совершаем ошибки, мы совершаем определённые действия, которые несут за собой последствия. Ты сделал такой выбор, который твой мозг поставил в приоритет, сделал самым выгодным, чтобы не травмировать обоих. Однако, проще говоря, ты испугался. — Испугался чего? — Кир не понимал. — Ответственности.

***

      Все два года рука не поднималась написать Акуме. Да и как? В телеграмме он в ЧС, страничка в инстаграмме для его страницы была закрыта, зато с другого аккаунта он мог глядеть на его снимки, только личные сообщения у него закрыты, а написать в комментарии не хватало духа. У него пришло осознание полного сожаления спустя месяц. Когда уже был конец сентября, когда слезы не прекращаясь скатывались по щекам, психика не выдерживала давления и хотелось вскрыть себе вены Или написать Серёже, сказать, что облажался, передумал, сделал ошибку, боялся.       Но это настолько глупо, наверняка Акума уже забыл о его существовании, как страшный сон. Уехал с той деревни, забрал все вещи и не будет возвращаться туда ближайший год. Ведь у него учёба, 11 класс, экзамены.       А потом прошёл год. Второй. Акума наверняка поступил в университет, а вот Кир никуда не поступил. Не видел в этом смысла, поэтому и занимался музыкой. А потом в ход пошли стримы, и вот удача, повезло. Он сумел найти свою аудиторию и зарабатывать хорошие деньги. На еду и на квартиру хватало, а ещё на психиатра и на целую кучу таблеток.       Лекарства моментами не хотелось принимать, образ Акумы, который появлялся перед ним, хотелось видеть чаще. А он стал главной галлюцинацией, на котором сконцентрировалось всё. Он вёл с ним беседы, часто выговаривал свои мысли и чувства, а тот смотрел сухим взглядом прямо в душу, вытаскивал от туда запутанные узлы и путая всё больше. Он ведь не человек, а фантазия, галлюцинация, которая не лечит, а губит. Это не реальный человек, это выдумка, то, что придумал мозг Курседа после целого лета вместе и долгих двух лет разлуки.       Прямо сейчас он сидит за столом, перед собой открыт твич и он ждёт, когда в звонок зайдет его друг. Он стал за ближайший год тем, кому мог доверить всё. Постукивая подушечками пальцев, он прокручивает ручку между пальцев. Он рисовал что-то необъяснимое, только Кир всё понимал в этом рисунке. Там был изображён Акума, а видно было его один глаз. Выпуклый, который смотрит суженным зрачком на тебя, а внизу на его лице расползается широченная улыбка, словно у Чеширского кота. Звонок в дискорде принимают и он сходу слышит: — Алло? — Привет, Ром, — начинает Кир и отодвигает блокнот, в котором он записывал резкие идеи для текстов песен, но по совместительству это стало и скетчбуком. — Ты какой-то грустный, — тот явно что-то ел, ведь разговаривая было слышно, как он чавкает. Это Курседа не раздражало, для них это было нормой. — Какой догадливый, — выдыхая воздух с лёгких, Кир облокачивается о спинку геймерского кресла. — Опять то же самое? — продолжает Рома. — Как всегда. — Будешь запускать стрим? — спрашивает тот. — Надо, но честно, вообще не в ресурсе. Сегодня опять бошка ехала. — Видел его? — Ага. — Выпил таблетку? — Да, уже лучше. — И слава Богу, давая запускай стрим, хотя бы отвлечешься.