shimizu hakutō

— Бро, кацудон у меня только по выходным, — бормочет Сону, сосредоточенно пережевывая свиную отбивную на камеру. Чонвон широко зевает по ту сторону экрана, потягиваясь на кровати, как большой домашний кот. — Я тут живу на шин-рамене и газировке. Ты вообще видел цены в Японии? — Уж извини, в Японии не был. Меня в отличие от некоторых родители возили только к бабке в Пусан.  — Не гони, я до этого был в Японии всего два раза, когда был мелким, — дуется Сону, неловко оглядываясь, когда понимает, что говорит слишком громко. — Чонвон, у меня уже паранойя, мне кажется, что все вокруг знают корейский.  В небольшом ресторанчике, который находился недалеко от квартиры Сону, сегодня было не так много людей, несмотря на субботний вечер. Все-таки Сону жил достаточно далеко от центра, поэтому в его районе было мало туристов, что не могло не радовать. Сегодняшний выходной проходил спокойно, в отличие от вчерашнего сумасшедшего дня, с его опозданием на автобус, новым странным преподавателем, больше похожим на студента на практике, и сломавшимся чайником. Чайник, кстати, пришлось заказать новый. Поэтому расстроенный внезапными тратами Сону решил не мелочиться и потратить еще больше, отправившись в ресторан вместо поедания привычной лапши быстрого приготовления дома. Родители обещали отправить деньги на следующей неделе, так что сегодня можно было шикануть. Тем более, тетушки в таких непопулярных ресторанчиках обычно готовили просто потрясающе, если судить по опыту сеульских забегаловок.  — Как отучился вчера, кстати? Твой японский дед сильно мозг ебал? — орет Чонвон в микрофон, и Сону испуганно шикает, оглядываясь на людей в закусочной. — Успокойся, Сону. Кому ты там сдался? — Ну, например, моему новому преподу. Дошутились мы с тобой, бро. Деда отправили отдыхать, кажется, — Чонвон моментально поворачивается к камере, и в выражение его лица резко меняется с ленивого на очень заинтересованное.  — О-о-о, что за новый препод? Надеюсь, ему меньше ста?  — Ему на вид лет двадцать, серьезно. он похож на обычного студента, приперся вчера на занятие в футболке и штанах, пока я умирал от жары в белой рубашке.  — О-О-О! — продолжает вопить Чонвон, как обычно пропуская мимо ушей информацию, которая ему не особо интересна. — Красивый?  Сону закатывает глаза и отодвигает тарелку с едой, чувствуя себя объевшимся настолько, что хочется завалиться спать прямо здесь. Когда-нибудь Чонвон перестанет сватать его за каждого попавшегося мужика, и тогда вселенная непременно схлопнется. Серьезно, с тех самых пор, как его лучший друг случайно узнал об ориентации Сону, не было почти ни дня без вопросов в духе «ну что, когда ебать тебя будем?» или «ну что, когда уже папика-то тебе найдем?». Но одни мысли о новом преподе заставляют Сону краснеть от смущения, и смысла врать насчет того, насколько он во вкусе Сону, не было смысла. — Пиздец какой красивый, — вздыхает Сону, картинно хмуря лоб и вытягивая губы уточкой. — Но мне кажется, что он меня уже ненавидит. Я уснул прямо на первом занятии с ним.  Чонвон тут же взрывается смехом так громко, что даже не самые дешевые наушники Сону не выдерживают и оглушают его уши хрюканьем.  — Ну ты и лох, Ким Сону, — ржет Чонвон так, будто ему рассказали самый смешной анекдот на свете, а не о том, что его лучший друг опозорился. — Скажи ему, что можешь остаться после занятий, чтобы загладить свою вину.  — Иди в жопу, Чонвон. — Я тоже люблю тебя, бро. Заебал, давай уже возвращайся.  За их глупыми разговорами время летит быстро, и Сону почти забывает о том, что находится в чужой стране. С Чонвоном комфортно, от него даже сквозь километры пахнет домом и детством, что помогает Сону обмануть самого себя и хотя бы ненадолго перестать тосковать по дому. Вероятно, если бы не Чонвон, Сону бы точно сошел с ума, ведь даже его родная мать позвонила ему всего лишь один раз за все то время, что он находился в Японии. Сону уже не маленький и понимает, что родители заняты в том числе тем, что обеспечивают ему обучение и проживание в другой стране, но маленький эмоциональный ребенок внутри него до сих пор держит обиду на родителей за то, что с самых малых лет был обделен вниманием и любовью со стороны родителей.  Больше всего Ким Сону мечтает чувствовать себя любимым во всех смыслах, и это то, о чем он никогда не говорил даже близким ему людям, боясь, что его поднимут насмех и обнажат его детские раны. Сону всегда был эмоциональным человеком, готовым отдать партнеру всего себя, но все немногочисленные партнеры, которые у него были, лишь поднимали на смех его чувства и заставляли все больше замыкаться в себе. Неужели Сону недостоен быть безусловно любимым? Неужели даже родители неспособны дать ему эту безусловную любовь, не говоря уж о всех, в кого Сону доводилось влюбляться?  Такие мысли крутятся у Сону в голове, пока он расплачивается и выходит из ресторана на залитую вечерним солнцем улицу, пока Чонвон на другом конце провода уже видит десятый сон. Сону, все еще удивляясь потрясающему умению младшего отрубаться в самые неподходящие моменты, быстро делает скриншот развалившегося на кровати Чонвона и нажимает на кнопку завершения видеозвонка. Теперь он снова наедине со своими монстрами, принявшими привычный облик тревожных мыслей, и убежать от себя самого уже не получится. Возможно, стоит прогуляться, чтобы проветрить голову после тяжелой недели.  Улицы окраины Синдзюку залиты ярко-красными огнями догорающего в закате солнца. Сентябрь выдался очень теплым, и в нагретом воздухе еще можно уловить легкий аромат ушедшего лета. Сону бесцельно бредет по узким улицам, дальние углы и дворы которых начинает облизывать сумеречная мгла. Рука тянется за сигаретами: солнце село, а значит, будет уже не так стыдно перед собой за дурную привычку. Людей на улицах не так много: в основном, прогуливающиеся парочки и устало спешащие домой люди, которым не повезло работать в выходной.  Сону останавливается покурить недалеко от железнодорожного перехода, отсюда совсем недалеко до его апато — пройти через железнодорожные пути, свернуть на одну из улочек, и десять минут ходьбы быстрым шагом. Дома его никто не ждет, поэтому возвращаться туда сейчас не особо хочется, особенно, когда на улице так хорошо. Сону медленно курит, периодически затягиваясь сигаретой с приторным вишневым ароматом, и снова жалеет, что он сейчас не в Сеуле, вместе с Чонвоном, который обязательно бы скорчил смешную рожу, унюхав сигаретный дым.  — Извини, кажется, ты обронил, — внезапная корейская речь за спиной заставляет Сону подпрыгнуть от испуга и обжечь руку тлеющей бумагой.  — Айщ, мать твою налево! — орет Сону и испуганно оборачивается, чуть не снеся высокого и красивого парня перед собой. Черты лица кажутся смутно знакомыми, а корейская речь не оставляет никаких сомнений. — Пак Сонхун? — О, ты меня узнал. Прости, что напугал. Ты выронил, — Сонхун слегка улыбается, и в темноте это выглядит, мягко говоря, жутковато, как и тот факт, что он вообще стоит сейчас здесь, напротив Сону. Сонхун протягивает Сону его пачку сигарет, едва держа ее двумя пальцами так, будто от нее несет вероятностью заразиться всеми известными в мире болезнями сразу. Кажется, он помешан на правильности и чистоте. Одним словом, странный.  — Э, спасибо? — Сону смущенно забирает пачку и быстро прячет ее обратно в карман, выкидывая бычок в мусорку. Сонхун следит за его действиями, а потом и вовсе рассматривает лицо Сону в упор. — А ты чего здесь…? — Да я живу тут недалеко, — улыбается Сонхун, и это, пожалуй, первый раз, когда Сону видит его улыбку, не считая первого дня учебы, когда профессор Мацуда поскользнулся, заходя в кабинет. Это было настолько неловко, что засмеяться не рискнул никто. Кроме Сонхуна. — А ты? — Да, я тоже, — бормочет Сону, не понимаю, что делать дальше. Ну почему с ним так странно находиться рядом? Сонхун буквально единственный из нынешнего окружения Сону, кто говорит на родном для него корейском, но каждое его слово и действие абсолютно не поддаются логике. — Вышел прогуляться, погода хорошая. — А-а-а, — интеллектуально изрекает Сонхун, продолжая улыбаться и идти рядом. Сону только сейчас замечает его клыки, которые становятся видны лишь при улыбке, родинку рядом с глазом и густые темные брови. Сонхун очень красивый. Сону смущенно отворачивается и делает вид, что его очень заинтересовал камушек на пыльной дороге. — Может, я тебя провожу? Уже поздно. Сону настолько сильно жмурится, что почти что начинает плакать, когда все-таки понимает, что происходящее ему не снится. Пак Сонхун предложил проводить его до дома. Ян Чонвон ахуеет. — Слушай, тебе необязательно… — Мне по пути, все нормально. — Ладно, тогда пойдем.