shimizu hakutō

— Чонвон, подожди, я не могу посчитать, сколько мне нужно заплатить за этот ебучий рамен, — психует Сону, прижимая телефон к уху плечом, и по третьему кругу начинает пересчитывать йены, которые он выскреб из кармана спортивных штанов. Когда попытка наконец-то увенчалась успехом благодаря переставшему бубнить в трубку Чонвону, Сону радостно отмечает, что ему хватит даже на два рамена и бутылку рамунэ. Расплатившись за покупку и гордо отметив про себя, что понял примерно 70% из сказанного продавцом, Сону выходит из круглосуточного магазина на улицу, где яркие неоновые вывески окрашивают темные улицы Токио в яркие цвета. — А там реально везде покемоны? А Наруто видел? А девочек в костюмах горничных? — Чонвон продолжает атаку самыми тупыми вопросами, и Сону снова радуется, что жители страны восходящего солнца вряд ли услышат и поймут его невнятную корейскую речь. — Чонвон, ты че несешь? Во-первых, я тут всего три недели, а во-вторых, я кроме своей студии и универа ничего толком не увидел. Домашки задают дохера, да и препод у нас на курсах какой-то стремный. Ему на вид лет сто, странно, что он вообще еще разговаривает, — бормочет Сону, ловя недовольный взгляд от проходящей мимо бабульки. — Блин, на меня бабка странно вылупилась. — А прикинь, она корейский знает?  — Бля, надеюсь, что нет. Я уже привык обсуждать всех вслух, потому что меня никто не понимает.  — Найди себе там друзей что ли, бро. У вас на курсах нет ни одного корейца?  — Не поверишь, только один. Зовут Пак Сонхуном, кажется. Но он с таким сложным еблом на парах сидит, что к нему даже подходить не хочется, — Сону заходит в свою крохотную квартирку, которую любезно оплатили ему родители, настоявшие на обучении в Японии.  Сону никогда не понимал их помешанности на всем японском, учитывая тот факт, что почти все родители его сверстников недолюбливали Японию по политическим причинам. Однако, его родители не только настояли на учебе в Японии, но и предложили полностью оплатить обучение и проживание, лишь бы их сын получил японскую корочку, да и японский язык – это то, что Сону лучше всех давалось в школе, поэтому теперь он тут, восемнадцатилетний студент языковых курсов, готовящийся поступать в престижный японский университет в следующем году. — Понятно. Тогда найди себе японского папика. Или якудзу, — ржет Чонвон, но тут же осекается, когда где-то на фоне слышится мужской недовольный голос. — Ой, Джей-хен пришел. Давай позже поболтаем. — Да, давай, — Сону закатывает глаза, когда слышит гудки из динамика телефона. Иногда Чонвон со своим Джей-хёном сходит с ума. И хватает же наглости про папиков шутить, когда сам-то… Чайник возмущенно орет о том, что вода уже давно вскипела, поэтому Сону лениво заваливается на пол с тарелкой шин-рамена и бутылкой газировки, которую он выбрал, скорее, по цвету, чем по названию или составу на неизвестных для него иероглифах. Даже телик включать не хочется, а ведь Сону клятвенно обещал себе включать на фон японские шоу, чтобы привыкать к разговорной японской речи. Не то чтобы его начинает раздражать все японское, но тоска по родному Сеулу ощутима. Токио реально крут. Он крут как по утрам, когда толпы занятых и невыспавшихся людей спешат на работу и учебу, будто снежной лавиной укрывая перекрестки и переходы в метро, так и по вечерам, когда яркие вывески раскрашивают улицы, превращая городские пейзажи в скриншоты из киберпанк-игры. Токио крут, но родной Сеул… Город, в котором он оставил свое детство, юность, друзей, и даже своих родных ради амбиций последних. Теперь жизнь будто началась с чистого листа: привыкнуть к чужому языку и культуре можно, а к одиночеству – никогда. Сону в Токио всего три недели, пока что не успел прийти в себя даже от переезда, поэтому сил на учебу пока что ничтожно мало.  Сону мысленно настраивает себя на завтрашний (уже сегодняшний) учебный день с противным профессором Мацудой, и тяжко вздыхает. Сил нет даже повторить заученные днем новые слова, не то что выучить хореографию нового камбека любимой женской группы. В Корее у Сону хотя бы была возможность заниматься танцами, а здесь, в Токио, на это вряд ли будет хватать времени.  — Ебал я все это в рот, блять. Идите нахуй, — бормочет Сону, чувствуя себя чуть лучше благодаря родной корейской речи. Завтрашний (сегодняшний, Сону!) день обещает быть тяжелым.  Уже засыпая, Сону видит, как Чонвон после уроков в средней школе тянет его за руку в только что открывшееся недалеко от школы интернет-кафе, попутно рассказывая о новый обалдеть какой крутой игре. На календаре апрель, и улицы Сеула цветут, раскрашенные нежным розовым цветом. В этом чудесном сне им с Чонвоном снова по пятнадцать, и жизнь еще не успела развести их по разным дорогам, а мама все так же отправляет Сону недовольные sms о том, что ему пора домой заниматься японским, пока Сону играет с Чонвоном в онлайн-игру, морща нос от смеха и колючей сладкой газировки.  *** Утро начинается с того, что Сону благополучно просыпает два первых будильника, а потом и вовсе опаздывает на автобус. Благо, на этом маршруте они ходят часто, поэтому Сону нервно дожидается следующего, еле протискивается среди сонных японцев внутрь салона, стараясь не думать о том, кто именно сейчас прижимается к его заднице где-то сзади.  В кабинет Сону влетает практически в последнюю минуту до начала пары, уже по привычке бормоча приветствие на японском, и плюхается на единственное свободное место, которое по стечению невероятных обстоятельств оказывается рядом с Пак Сонхуном, который, кажется, спит прямо сидя.  Едва отдышавшись от бега и дважды прокляв свою абсолютно не тренированную для таких нагрузок дыхалку, Сону осматривает кабинет и замечает, как минимум, две странные вещи. Во-первых, профессора Мацуды до сих пор нет, хотя обычно складывается ощущение, что он буквально ночует на территории университета, судя по тому, что однажды Сону перепутал время начала занятий и приперся на час раньше, застав Мацуду беспечно попивающим кофеек и насвистывающим какую-то старую как мир японскую песенку. Во-вторых, место преподавателя отнюдь не пусто: на нем сидит парень лет двадцати, листая какие-то бумаги на столе. «Что здесь делает студент?» — думает Сону, окончательно расслабившись и развалившись на парте, случайно толкая соседа по парте, который, похоже, этого даже не замечает. Тем временем, парень на преподавательском кресле отрывается от бумаг и смотрит на часы, которые показывают ровно 8:00, а потом переводит взгляд на учащихся. Ровно в тот момент, когда Сону ерзает, пытается устроиться поудобнее, их взгляды пересекаются, и Сону чувствует, как от тяжелого и острого как бритва взгляда на себе по его коже пробегает холодок. Да кто это такой…? — Доброе утро. Меня зовут Нишимура Рики, — громко представляется новый преподаватель (а Сону уже не сомневался, что это был он), заставляя класс мгновенно затихнуть. После этого он продолжает говорить, но уже на корейском и чуть тише, чем до этого: — Я временно заменяю господина Мацуду-сана. Начнем занятие. День проходит для Сону будто в тумане. Первую половину занятия Сону больше разглядывает нового преподавателя, чем слушает. Нишимура Рики откровенно красивый, с пухлыми губами и хищным разрезом глаз, он одет в футболку и широкие штаны, вместо, казалось бы, принятого в этой сфере деятельности костюма. Футболка плотно сидит на его широком торсе, что говорит о том, что он, несомненно, занимается своим телом. В совокупности с ростом и телосложением, можно подумать, что он модель или айдол. Однако Сону теряется, когда думает о его настоящем возрасте. Ему можно дать и девятнадцать, и двадцать пять. «Раз» — тут же проносится в голове у Сону, и он смущенно роняет голову на парту, пытаясь выбить из нее последнюю пролетевшую в ней мысль.  После обеда недосып окончательно одолевает Сону, из-за чего он сам не замечает, как засыпает прямо за партой, убаюканный низким и тихим голос нового преподавателя. Сону даже успевает что-то присниться, кажется, он снова опаздывает на автобус (только уже в обратную сторону), и какой-то идиот на остановке так надоедливо тычет ему локтем в бок, что хочется вмазать… — Ким Сону! — Сону резко вскакивает на месте, пугая своего соседа по парте, который отчаянно тычет его в бок, делая попытки разбудить. В классе стоит гробовая тишина, и несколько пар глаз смотрят на него в упор, включая обсидиановые глаза преподавателя. — Повторите то, что я сейчас сказал. — Простите, я… Я плохо спал ночью, поэтому… — Сону моментально краснеет и начинает бормотать извинения на японском. Однако голова занята абсолютно другим вопросом: откуда, мать его, Нишимура Рики знает его имя?!  — Не отвлекайтесь.  «Ну и позор, Ким Сону» — сказал бы Ян Чонвон, если бы сейчас был рядом, и был бы охуеть как прав.