Антитеза

      Тёмная в предрассветных сумерках Вонгола сменилась непроглядной чернотой. Фран огляделся, попытавшись найти в ней хоть проблеск света или всполох пламени, способный подсказать, что случилось и чего ожидать… Но, куда бы он ни смотрел, видел только мрак.       Такой же преследовал юношу вот уже месяц каждый раз, когда он пытался поспать. Единственное различие оказалось в том, что здесь границы бесконечности очерчивала туманная дымка, расходившаяся от самого Франа: окутывала его руки, щекотала голую шею, словно бы защищала от чего-то пока незримого. Такая же становилась его оружием и в прошлые разы, с тех пор, как юноша привык к появлению пламени в своих снах. Значит, он ещё не сдался. Ещё мог побороться, что бы ни произошло.       Чуть уняв тревогу, Фран попытался управлять туманом… Но дымка не сложилась в нож в его руке, не обратилась лезвиями и пиками, признаться, даже не дрогнула. Это был отвратительный знак.       Фран огляделся ещё раз. Плечи его дрогнули, но он сохранил спокойствие в голосе, когда протянул:       — Где же ты? Почему прячешься? Неужели наконец устало от моего упрямства? Поспешу разочаровать — я ещё не сдался. Хочешь получить это тело — выйди и сразись со мной. И поскорее, пока не потеряло и этот шанс.       Ответом ему стала тишина. Не мелькнуло на грани видимости пламя, не раздался за спиной протяжный голос, полный несвойственной ему насмешки. Тьма поглотила слова юноши, не дав ничего взамен, оставив с ощущением абсолютного одиночества, от которого туман у тела стал словно бы ещё холоднее.       Где же спряталась его погибель и почему не желала показаться, когда была так близка к победе? Фран не смог бы побороть пламя. Не сейчас, не в том состоянии, в котором замер на тёмных вонгольских улицах в ожидании Мукуро. Так почему оно молчало?       Может, потому, что уже победило? Ладони Франа сжались в кулаки, когда эта мысль шилом вонзилась в сознание. Может, он уже проиграл, просто этого не заметил? Что если пламя уже захватило его тело? Успел ли Мукуро получить послание? А прийти? Или, может, прямо сейчас пламя громило Вонголу в чужом теле, чтобы получить так необходимые кольца?       Юноша качнул головой, попытавшись отогнать дурное предчувствие. Нет, этого не могло случиться. Он ещё не сдался. Пламя не могло захватить его разум так просто, без боя… Правда ведь?       Нет, оно точно крутилось где-то рядом. Опять играло перед последним рывком. Франу оставалось лишь задержать его. Дать Мукуро время добраться до ученика и убить его. Если он, как и думал, лежал без сознания посреди улицы, это обещало быть легко.       — Хэй, плесень кратерная, — протянул юноша, шагнув глубже во мрак. — Сейчас не очень хорошее время для игр. Выходи.       Туман последовал за ним. Дымка разлилась у ног, потянулась в бесконечную черноту, словно тоже наполнившись желанием отыскать пламя. Фран всё ещё не мог ей управлять, потому ему осталось лишь посмотреть, как она поглотила мрак, сделав его ещё непрогляднее. Впрочем, так юноше было даже спокойнее. Может, он так и не научился управлять пламенем тумана полностью, но знал его пределы. А ещё — умел ориентироваться даже в такой дымке, сквозь которую и очертания его тела едва проступали. Поэтому Фран упрямо пошёл вперёд, даже когда тьма и туман слились воедино.       И только тело его била мелкая дрожь, а мысли погружала в хаос тревога. Что если он опоздал? Что если слишком затянул? Надо было действовать быстрее. Отказать себе в последнем вечере, каким бы прекрасным он ни получился. Не стоило затягивать и позволять пламени творить, что вздумается, ни минуты дольше. Но он позволил. И, кажется, жестоко ошибся.       — Фран… — донёсся до его слуха едва различимый голос.       Следующий шаг юноши не дрогнул, но он напрягся, приготовившись к бою. Пламя любило играть с жертвой. Надо было просто не обращать внимания, не позволять отвлекать себя и искать его, пока не стало поздно.       Франу пришлось остановиться, когда в тумане проступили человеческие фигуры: мужчина и женщина, — он выше, шире в плечах, она худая, тонкая, как чахлое деревце, с собранными в хвост волосами — одновременно чужие и неуловимо похожие. Юноша напряжённо сжался, потянулся к поясу, где перед уходом закрепил ножны, чтобы «побег» смотрелся правдоподобнее… Но даже их тьма этого мира его лишила. Всё, что у Франа осталось — кулаки и навыки. Что ж, если он хотел, чтобы пережитые мучения имели смысл, этого должно было хватить.       — Опять играешь? — протянул Фран, осторожно шагнув навстречу образам во тьме.       — О чём ты, Фран? — уже отчётливее прозвучал женский голос.       — Неужели ещё не наигрался? — мягко хохотнул мужчина. — Ну, кто я такой, чтобы с тобой спорить?       Туман разошёлся, обнажив фигуры людей… Губы Франа дрогнули, как и выдох, когда он рассмотрел их лица — на самом деле знакомые, родные, нашедшие отражение в его собственных чертах.       — Нам редко удается поиграть, сынок, — улыбнулся тонкими губами отец, прищурив зелёные глаза, подчёркнутые стеклами очков. — Сегодня и мама с нами. Как насчёт настольной игры? Или, может, литературной лотереи?       — Сегодня просто не будет, — хихикнула мама, чуть склонив голову к плечу. — Бабушка рассказала, что вы читали на прошлой неделе, поэтому мы тоже ознакомились.       — Мама? Пап? — растерянно выдохнул Фран, невольно сделав шаг назад.       До таких подлостей пламя ещё не доходило. Как оно вообще могло воплотить их образы? Франу казалось, он и сам их забыл… Но вот они, стояли перед ним, как когда-то давно, и звали поиграть, словно только пришли с работы и увидели сына читавшим у включённого телевизора, заполнявшего тишину квартиры бубнежом ведущего какого-то телешоу. Раньше Фран не раздумываясь кинулся бы к ним. Забыл обо всём, лишь бы оказаться в объятиях мамы и услышать гулкий голос отца. Сейчас же юноша только хмуро окинул их взглядом и произнёс:       — Как-то не очень ты справляешься с обманом глупого меня. Я знаю, что это неправда. Их уже нет.       — Нет? Фран, сынок, это не смешно, — смутилась мама, сделав шаг к нему. — С тобой всё в порядке? Нас ведь не было всего пару часов.       — Мама права, нельзя так над нами, стариками, шутить, — беззлобно пожурил его отец, сложив руки на груди.       Они говорили и действовали, как настоящие. Выглядели до того реально, что на самом деле хотелось поверить в чудо. В то, что нечто дало ему шанс ещё раз увидеть утраченную семью. Он ведь даже не успел с ними попрощаться… Отца забрали рано утром, и Фран проснулся, когда солдаты Корпуса уже выталкивали его, не сопротивлявшегося, за дверь. Маму сорвали с работы и увидеться с сыном не дали, как она ни просила.       На мгновение Фран почувствовал себя снова ребенком — их мальчиком, скромным и тихим, но так любившим внимание и ласку. Ощущение это стало лишь сильнее, отозвавшись жаром в уголках глаз, когда за спиной он услышал чуть скрипучий и ещё более родной голос:       — Ну что же вы его ругаете? Не забыл он ничего, просто опять придумал какую-то игру. Правда ведь, Франни? Что на этот раз? Играем в бандитов и шерифов? Или, может, в рыцарей?       Бабушка встала рядом с ним — такая на самом деле маленькая, словно высушенная временем, но державшаяся уверенно и прямо. Зелёные глаза её сверкнули, когда она посмотрела на внука и улыбнулась той совершенно детской улыбкой, которую пронесла через года и сохранила даже потеряв сына и невестку. Которую не утратила и когда тихонько умирала на больничной койке.       Фран отшатнулся. Перевёл взгляд на родителей, тоже шагнувших к нему — улыбчивых, знавших, готовых выслушать его. Таких, о каких он мечтал одинокими ночами в Центре. Попытавшись спастись от лжи, юноша зажмурил глаза и закрыл уши.       — Неправда, — выдохнул он самому себе. — Это неправда. Вы все мертвы. Я остался один. Здесь я тоже один. Всё это галлюцинации. Ты не получишь меня, даже не надейся. Мукуро идёт, он всё решит. И я не позволю себе проиграть, как бы ты ни пыталось меня запутать.       — Фран, но это ведь мы. На самом деле мы, — мягко произнесла бабушка. Юноша почувствовал её теплую руку на своём локте. — Может, где-то там мы и мертвы, но здесь и сейчас стоим рядом. Почему бы не остаться с нами? Разве не об этом ты мечтал?       — Мечтал. Но в реальности, а не во сне, — качнулся Фран всем телом, оттолкнув от себя видение. — А сейчас не мечтаю и вовсе. Вы — прошлое. Я скучаю, но не тоскую. Я помню, но не жалею. Тебе не сбить меня с толку. Лучше выходи и перестань делать вид, что меня ждёт что-то хорошее, если ты заберёшь моё тело.       Ложь обожгла язык. Попытавшись сбежать и от неё, и от желаний, юноша растолкал образы родителей и побежал дальше во тьму. Взгляд его заметался по туманной дымке, выискивая хоть тень вспышки, так долго преследовавшей его во снах, что Фран научился узнавать её и по слабым отблескам. Но туман остался туманом, как и тьма не дала ему ответов.       Вместо этого в спину юноши знакомо вонзились клинки. Боль заставила сморщиться, но не запнуться. Пробежав ещё немного, чтобы увеличить разделявшее их расстояние, Фран развернулся и нырнул вправо. Ещё ворох клинков пролетел мимо, но плечо, на котором теперь красовался шрам от ожога, почему-то заныло, как если бы под кожу крепко засел нож.       Бельфегор вышел из тумана. И это точно был не тот наставник, которого юноша знал. Нет, из тьмы ему явилась сама судьба в лице Потрошителя — с ног до головы покрытого кровью, широко улыбавшегося, подбрасывавшего очередной клинок. Такого, как в день, когда они впервые встретились.       — И-ши-ши, какую нелепость мне пустошь подкинула, — рассмеялся он, качнувшись с пятки на носок. — Не стоило спасать тебя в тот день, лягушка. Только силы зря потратил на то, что и так сдохнет.       Слова показались Франу искрами пламени, коснувшимися его лица и разгоревшимися где-то в груди. В отличии от родителей, Бельфегор говорил правду: юноша должен был умереть ещё тогда, на заброшке посреди нигде, бездарным мальчишкой без прошлого и будущего. Ещё одним бродягой из бесчисленного числа таких же, вставших на пути Принца. Но Бельфегор дал ему шанс. А затем ещё раз, и ещё, и снова… До тех пор, пока не решил два дня тащить его на себе после боя с мутантами. До тех пор, пока не пощадил его даже после сильнейшего оскорбления. До тех пор, пока не подарил ему чудесную ночь, в которую Фран почувствовал себя любимым… Чтобы всё равно умереть.       Всё это было предрешено или, может, лишь конец?       — Да, ты не должен был спасать меня, — выдохнул Фран, вытянув из спины один из туманных ножей. Он оказался холодным и лёгким, как настоящий. — Принёс себе столько проблем ради лягушки, которая всё равно оказалась обречена. Как глупо для Принца. Но, может, быть только может, оно того стоило.       В конце концов, Бельфегор не бросал его ни разу, хотя имел столько шансов это сделать. Злился, бил, обзывал, но тянул дальше, даже когда казалось, что сил не осталось. Значит, в этом был смысл. Может, всё шло к бесславной смерти в когтях пламени. Но важнее был тот короткий промежуток между Центром и гибелью, в который Фран чувствовал себя счастливым, как никогда.       Туманный образ Бельфегора засмеялся и попытался напасть на него. Небрежно, как в первую их встречу. Фран легко обманул его, закружил в танце и наградил пойманным клинков. Рука не дрогнула, когда лже-Бельфегор дёрнулся и повернулся к нему, оскалившись. Очертания его уже начали рассыпаться. Ложь, всё это была ложь. Попытка сбить его с толку, заставить остановиться. Фран не собирался делать этого даже перед лицом правды. Он смирился с ней ещё давно. Уж точно пламя не могло ранить его этим больнее, чем он сам.       — Правда? О, но ведь его речи так сладки. Оно умеет убеждать, — услышал Фран голос, от которого мурашки щекотнули его спину.       На место Бельфегора, опасного, но знакомого, встала фигура в белом. Лиловые глаза её блеснули во мраке угольками, а горевшие за спиной крылья из пламени неба подчеркнули белизну волос и кожи. Бьякуран расправил руки словно для объятий и улыбнулся, как старый друг.       — Но ты ведь знаешь это и без меня, — хохотнул он тем же тоном, что и во сне про Джиглио Неро, заставив Франа пожалеть о решении потратить относительно реальное оружие на и так разрушенный образ Потрошителя. — О, оно любит всех, кого выбирает. Может, любовь его причиняет боль, но тебе ведь не привыкать. Зато взамен оно даёт силу, подобной которой ты не найдёшь ни у кого в пустоши. Так почему бы не согласиться? Почему бы не выбрать его сторону?       — Потому что это убьёт всех, — выдохнул Фран, прекрасно поняв, что лгал даже себе.       Юноша не выдал правды ни голосом, ни движениями, но фигура в белом всё равно склонила голову к плечу, округлила глаза и, словно неразумному ребёнку, ответила:       — Человеческие век недолог, а человечество давно уже себя похоронило. Ему недолго осталось, даже если пламя не закончит своё дело. Стоит ли эта жалкая пародия на прошлое твоих жертв? Мне кажется, нет.       — А мне кажется, что пламя не может дать ничего, что не сделает мою жизнь хуже, — протянул Фран, попытавшись обойти Бьякурана. — У него есть пастор и паства. И я не могу быть ни тем, ни тем. А становиться куклой не собираюсь. Смерть я могу нести и сам.       — Можешь. И уже несёшь её, — усмехнулся Бьякуран. — Но не сдаёшься. Упрямый мальчишка. Кое-кто тоже не хотел сдаваться. Знаешь, куда это их привело?       Не успел Фран даже попытаться зайти к культисту сбоку, как в тумане замелькали тени. Семь фигур проступили сквозь дымку, неподвижные, скованные по рукам и ногам, с низко опущенными головами. Фран давно не видел их во снах, но легко узнал.       Аркобалено подняли на него взгляды. Глаза их оказались пусты и безжизненны, а кожа — бледна, как у мертвецов. Растрескавшиеся губы синхронно зашевелились:       — Мы все мертвы. Мертвы и те, кто пошёл за нами. Оно забрало нас. Всё, что оно хочет, пламя получает. Тебя получит тоже. Ты лишь причиняешь себе боль.       — Видишь, даже они со мной согласны, — рассмеялся Бьякуран, повернувшись к Аркобалено лицом. — Борьба не имеет смысла, если её итог предрешён. Они этого не понимали. Отказались сотрудничать и заплатили за это не только собой, но и вами всеми. Хочешь так же? Или, может, всё же уступишь?       Культист обернулся к нему, и глаза его засверкали ещё ярче — словно два всполоха, словно пламя в колбе на дне Кратера… Фран заставил себя крепче упереться ногами во тьму, чтобы не отступить. Пальцы забила дрожь, но он упрямо произнёс, не позволив себе показать слабости:       — Бой всегда имеет смысл. Судьба не предрешена. Никто не смеет решать за меня, а я свой выбор уже сделал. Ему не получить меня. Послание уже у Мукуро. Осталось немного и это тело перестанет существовать. Что тогда оно будет делать, ты, тень?       — О, как зло! Какой же ты бука, — хохотнул Бьякуран, расправив крылья так, что их сияние заставило Франа зажмуриться. — Так веришь в Мукуро. Но он ведь лишь культист. Бывший адепт, предавший старые убеждения. Жалкое создание, не более. Уверен, что он сможет одолеть тебя?       — Пока я здесь, а ты занято? Да, — усмехнулся Фран, решительнее шагнув вправо, ближе к Аркобалено. — Давай потанцуем. Вальс, как Бел-семпай, не станцую, но его боевую пляску, так уж и быть, постараюсь повторить.       — М… Предпочту другой способ узнать тебя лучше, — усмехнулся Бьякуран.       И в тот же миг тьма под ногами юноши расступилась. Он попытался нырнуть вперёд, но туман оказался быстрее — оплёл его сетями, потянул на дно, не позволил даже руками взмахнуть, чтобы попытаться дотянуться до фигуры в белом. Фран зашипел, завертелся, однако его старания не дали ровным счётом ничего.       Мрак ещё более глубокий, чем прежде, поглотил его. И в нём, словно звёзды в ночном небе, засияли синие огоньки, как те, которыми управлял Мукуро, но куда больше. Один за другим они потянулись к Франу, не способному вырваться из тумана. Первый замер у его лица. Юноша попытался отвернуться, даже зубами клацнул, словно это могло помочь, но всполох всё равно коснулся его кожи. Боли не последовало. Лишь страшный холод охватил Франа, заставил сжаться в попытках найти в себе хоть отголосок тепла, а в голове, подобно кадрам из диафильма, замелькали фрагменты его жизни.       Маленький мальчик с собранными в хвост чёрными волосами сидел, склонившись над книжкой. Рядом в кресле устроилась бабушка — спицы щёлкали в её быстро двигавшихся пальцах, сплетая узор будущего шарфа или, может быть, свитера.       — Франни, ты так хорошо читаешь, — улыбнулась она, на миг отвлёкшись от работы, чтобы наградить внука ласковым взглядом. — Спасибо, что согласился, солнышко.       — Мне нравится читать, — ответил ей мальчик, подняв голову. — А ещё нравится быть с тобой. Если ты будешь со мной подольше, я готов прочитать тебе все-все книги, какие захочешь.       — Дорогой, я всегда буду рядом, и для этого тебе не нужно читать книги, хорошо учиться и даже есть мои не всегда удачные блюда, — рассмеялась бабушка, вернувшись к вязанию. — Тебе достаточно просто быть, а я останусь рядом. Буду любить тебя.       Она соврала. Фран стиснул зубы покрепче, чтобы не закричать. Бабушка ушла — заболела и умерла, когда ему было всего шестнадцать. Фран нуждался в ней. Фран любил её. Фран хотел, чтобы она, как и обещала, всегда была рядом. Но она не могла. Жизнь не длилась вечно, и всё сущее однажды уходило. Даже если кто-то другой в этом сущем очень нуждался.       Ещё один огонёк вжался в шею Франа, словно попытавшись найти утешения… Или, может, утешить его? В любом случае, на юношу вновь накатило воспоминание.       Мальчик стал старше. Вместе с родителями он вышел в зелёную зону недалеко от дома. Мама одела его в свободную майку и шорты, чтобы он мог побегать и поиграть в траве, как любил делать в тёплые дни. Сама она шла рядом с отцом, и они говорили словно бы ни о чем, держась за руки.       — Фран, не убегай далеко, — позвала мама, когда мальчик поспешил оставить родителей позади.       — А вы не отставайте, — протянул он, уже нашедший свой стиль речи, но ещё не отработавший его до конца.       — Ты у нас быстрый, сынок, но не забывай, мы не на марафоне, — рассмеялся отец, подарив ему мягкую улыбку. — Давай проведём день вместе. У нас не всегда так получается, а?       — М… Хорошо, — выдохнул мальчик, вернувшись к родителям. — Мне нравится быть с вами, если что. Просто вы медленные.       — Мы тоже любим проводить с тобой время, дорогой, — произнесла мама, потрепав его по волосам. — Просто… Время так скоротечно. Зачем спешить, если можно просто наслаждаться им?       Наслаждение временем не давало ничего. Оно не спасало от долгов, кредитов и воровства, на которое они толкнули. Не спасало и от пустоши и её обитателей. Время бежало, не спрашивая разрешения, и забирало всё, что было дорого. Фран боялся времени. Ненавидел будущее, которое ничего хорошего ему не давало. Но и жить настоящим никогда не умел, если не считать за него постоянную гонку со временем ради того, что едва ли имело значение.       Не в этом ли крылся смысл всех его бед? Не в том ли, как он боялся будущего, а вместе с ним избегал и наслаждения настоящим? Ведь в пустоши всё было иначе. Каждый свой день он проживал на полную. И не жалел ни о чём, каких бы ошибок ни наделал.       Третий огонёк робко подобрался к его ногам. Замер у них, лишь едва коснувшись колена, но даже так принёс воспоминание.       Мальчик повзрослел ещё больше. Улыбка, таившаяся в уголках губ, окончательно исчезла. Яркий мир сменился серыми стенами Дворца Правосудия. За решётками на окнах и стенами прилегавших зданий лишь едва виднелось искусственное Солнце. Мальчик качал ногами, постукивая ими по скамейке, на которой сидел. Смотрел в пол, словно видел там что-то важное. Например, мать и отца. Или, может, их тела, которые мельком показали на экране телевизора, в жестоком шоу под названием «Постапокалиптический кошмар наших дней». Чёрные волосы завешивали его лицо, а мешковатая зелёная футболка — один из последних подарков отца, купленная на украденные деньги, на вырост, чтобы он мог носить её и помнить его дольше — казалась самым ярким пятном в этом здании, замершем в предполуденной тишине.       — Да наплевать мне, что они там думают! — услышал Фран знакомый, но чуть более грубый голос.       Из одного из кабинетов вышел, ступая широко, как и подобало наёмнику клана Белатри, Расиэль. Всё такой же светловолосый, с длинной челкой и собранными в хвост волосами, он был одет в чёрную форму солдат Центра. Губы его кривились в оскале.       — Бел может нахер пойти со своими вызовами! Я не для того сюда шёл, чтобы этот придурок лишний раз голову в капкан совал! — рявкнул он ещё раз, повернувшись к кабинету. — Вон отсюда. Так и передай Белу — я не намерен сражаться с ним. Пусть наслаждается полученным и не вякает.       — Ты знаешь, что будет дальше, — ответил ему мужчина в костюме, неохотно вышедший из кабинета. — Беглецов не прощают. Ты подставишь вас обоих.       — Только себя, — усмехнулся Расиэль. — Бел, конечно, идиот, но не настолько, чтобы не понять, почему родители не рады. Мозги у него есть, пусть и дырявые. Иначе до сего дня он бы не дожил.       Сказав это, Расиэль всё же повернулся и заметил невольного свидетеля их разговора.       — Эй, малец, а ты здесь что делаешь? — скривился он, словно пойманный с поличным ребёнок. Впрочем, почему словно, если в тот момент ему было лет шестнадцати от силы? — Нечего таким малявкам во Дворце Правосудия сидеть, мешаете только. Где твои родители?       — За стеной, — ответил Фран, ещё раз качнув ногами. — А бабушка и Мортелло где-то тут. Не знаю, зачем.       Расиэль скривился лишь больше. Понял, видно, что ребёнок, родители которого оказались за стеной, не просто так во Дворце Правосудия штаны просиживал. Ещё раз махнув мужчине в костюме, чтобы тот ушёл, он прошёл к Франу. К удивлению того, сел рядом.       — Мелочь, тебя как звать? — спросил он, откинувшись на стену, словно очень устал и хотел лечь.       — Фран Тесси, — без сомнений ответил мальчик.       — Расиэль Белатри, — усмехнулся солдат, знакомым жестом закинув руки за голову. — Говоришь, за стеной родители… Хм. Завтра приходи сюда с бабушкой. Посмотрим, что можно сделать.       — Я думал, солдаты Корпуса не любят лишнюю работу делать, — повторил Фран подслушанную у Мортелло фразу.       Настоящий солдат Корпуса наверняка обиделся бы на это. Но Расиэль, бывший наёмник, лишь рассмеялся — шелестяще, чуть грубее, чем Бельфегор, но так знакомо и привычно.       — Не любим, это правда, ще-ще-ще, — качнул он ногами, повторив жест Франа. — Но ты мне младшего брата напоминаешь, когда вот так тут сидишь.       — Любите его? — почему-то спросил мальчик, у которого не было братьев и сестер.       — Ненавижу, — честно ответил Расиэль, повернувшись к нему. — Но это такая ненависть, когда удушить готов за любое слово, а всё равно полезешь вытаскивать его зад из проблем, если что случится. Так что, почему бы не помочь и тебе, мальчик в зелёном, раз уж ты мне его напомнил?       Это была попытка вызвать у него сожаления? Но Фран не жалел. Сочувствовал этому странному парню, неведомо как попавшему в пустошь, но не сожалел о его смерти. В конце концов, он его едва помнил. Да и… На момент их второй встречи Расиэль уже погиб и оказался захвачен первородным пламенем, каким-то образом заполучившим себе труп и сумевшим поднять его на бой. Можно сказать, это было освобождение.       Или, может, воспоминанию следовало отвернуть его от Бельфегора? Напомнить, с кем юноша связал судьбу? Но и это не имело смысла. Фран знал, что тот, кому он отдал сердце — убийца. Бельфегор этого и не скрывал. Как и ненависти к близнецу. Да и первая встреча с Расиэлем-культистом ясно показала, что он тоже был не против отправить брата в Ад, просто везение оказалось не на его стороне.       И всё же, лёгкая горечь той встречи осталась с Франом, даже когда третий огонёк отшатнулся. Это убийство не имело смысла для него. Юноша совершил его, потому что в этом нуждался Бельфегор. Ненавидел ли он Расиэля, давшего ему ещё немного времени в Центре? Пожалуй, нет. Был ли благодарен? Забавно, но… Тоже нет. Ведь в конце концов всё пришло к одному. Фран лишь качнул головой, отмахнувшись от мыслей.       Даже когда четвёртый огонёк прижался к спине, словно хлопнув его между лопаток, юноша только стиснул зубы покрепче. Хотя, признаться, от принесённого им видения захотелось взвыть раненным зверем.       Шестнадцатилетний Фран Тесси сидел в тёмной, тихой квартире, словно отрезанной от всего Центра, и обнимал урну с прахом. Бабушка и при жизни была маленькой, после смерти же от неё осталось совсем немного пепла. Сотрудники крематория предлагали развеять его, но юноша настоял на другом. Хотел сохранить и такую частичку бабушки рядом. В конце концов, от родителей у него не осталось ничего.       — Вот я и один, — протянул шестнадцатилетний юноша, подняв взгляд к потолку, по которому скользили вспышки неонового света от вывесок на улице. — Не так ты это себе представляла, ба.       Она хотела видеть его счастливым. Всегда боролась за него, как бы тяжело ни было. Верила, что Фран — хороший мальчик, который обязательно сможет найти своё место. Пусть не в школе, где он так и не обрёл друзей, и даже не вне неё, в мире, который не хотел видеть, но где-то, когда-то… Фран помнил, как она, смеясь, предлагала ему писать книги. И даже хвалила его неловкие наброски, которые сам юноша считал бездарными.       Всё, что от неё осталось — урна с прахом и воспоминания. Хотя бы не непонимание и растерянность. И всё равно Фран из воспоминаний ещё крепче обнял урну, откинулся на спинку дивана и подтянул ноги к груди. Сжался в комок, словно так мог слиться с тенями, захватившими их с бабушкой квартирку. Там уже не пахло её стряпнёй, кремом для рук и духами, которые она использовала, даже если никуда не ходила. Слишком много времени она провела в больнице, чтобы сохранить в доме хотя бы этот отголосок себя.       — Может, лучше тогда было уйти с ними, — шепнул Фран из воспоминаний, зажмурившись. — Ба, ты не осталась со мной. Что хочешь, чтобы я делал теперь? Кем мне быть, если вас всех не осталось?       Это была глупая фраза в пустоту. Никто на неё не ответил. Но чего ещё стоило ожидать от шестнадцатилетнего мальчика, давно уже цеплявшегося лишь за бабушку? Без родных, без друзей, без места в жизни он оказался лишь тенью человека. В тот день юноша не заплакал. И потом тоже. Не проронил ни слезинки, как бы ни удивлялся этому Мортелло. Боль осталась внутри. Обратилась страхом перед будущим, недоверием к настоящему и отрицанием прошлого. И всё равно привела Франа в пустошь.       Где он наконец понял, как далёк был от жизни в Центре. Мальчишка, бежавший не просто от мира, но и от себя. Не тень, а человек, тоже способный на что-то. Пусть не всесильный, пусть упрямый до безумия, пусть даже никчёмный, а все равно отыскавший место, в котором прижился, и людей, принявших его.       Пятый огонёк остановился у груди. Замер и качнулся, как будто его колыхнул ветер. Это было предложение. Вопрос, хотел ли он взглянуть, чего достиг, или сбежать. Туман отпустил одну из рук юноши, дав ему выбор… Фран прижал огонёк к груди.       В нём он увидел себя настоящего — юношу, шедшего по шумной улице Центра. Взгляд его был направлен в асфальт, а обе руки держали лямку наплечной сумки, на которой лежал тубус с пробным макетом здания. Фран как обычно прятался от мира. А мир, как оказалось, искал пути к нему. Первый вестник судьбы окликнул юношу, едва он поравнялся с высоким кованым забором колледжа.       — Сержант Ано, проверка документов, — остановил он его, преградив дорогу дубинкой.       Высокий, в чёрной форме Центра, с серебряным значком, уже лучившийся довольством… Знавший, что нашёл свой шанс на счастье. Фран не заподозрил подвоха. У колледжа часто проверяли документы, потому что за соседним от него забором находился университет, в котором в том числе проводили какие-то исследования. Он протянул сержанту Ано паспорт и позволил осмотреть сначала сумку, а потом и тубус… В нём и нашлась его погибель — небольшой пакетик с Углями.       — Вот и попался, — усмехнулся сержант, сразу растеряв благодушие.       — Это вы попались. Я такое не ношу, — протянул Фран, бросив на него взгляд, а внутренне всё равно вздрогнув. — Подбрасывать наркотики порядочным студентам — плохая затея.       Не для сержанта Ано. Не сказав больше ни слова, он скрутил Франа прямо посреди улицы. Тот попробовал дёргаться, пихаться, топтать ему ноги, но тогда сил у юноши было ещё меньше, чем теперь.       Так Фран Тесси покинул Центр. Прошлое закрылось от него само, настоящее избавилось от неугодного элемента, а будущее отреклось от незавидной судьбы… А потом ему явилось спасение — почему-то в лице безумца с волосами, закрывавшими глаза, и улыбкой, не обещавшей ничего хорошего.       Воспоминания замелькали одно за другим. Первый переход через пустошь, город, полный мутантов, адаптация, чьи-то грубые руки, поившие и кормившие его всё то время, что он корчился от боли. Костёр среди холмов, кровь на руках, жар пламени у лица, шелестящий голос, обещавший погибель за предательство. Вария. Ссоры с Найтом, теперь казавшиеся такими незначительными, а тогда разрушавшие его жизнь. Тренировки с Бельфегором, боль, боль, боль… Сила, наполнившая тело, и знания, подарившие навыки. Чужой дом, ставший роднее собственного. Первый снег, плащ Бельфегора, намёк на заботу, который тот позволил. Кокуе Лэнд. Хром, мило общавшаяся с ним несмотря на грубости. Мукуро, насмехавшийся, но видевший в юноше больше, чем тот когда-либо видел в себе. Грубиян Кен, помогавший странным. М.М, обещавшая все кары земные, но готовившая лучшую запеканку во всей пустоши. Чикуса, незримый наблюдатель, открывший ему глаза на новые грани безумия. Собрание Вонголы и появление якоря. Судьбоносная находка в виде кольца Ада… И возвращение в Варию.       Фран словно заново пересматривал свою жизнь в пустошах. Заглядывал в каждый её уголок, видел события, построившие его, и лица людей, бывших рядом на всём пути. И ярче всего среди них выделялось одно…       Кадры замелькали ещё быстрее, слились в мешанину цветов, от которой у Франа зарябило перед глазами. Он зажмурился. А когда открыл глаза, не сдержал шумного выдоха.       Картина воспоминаний остановилась на самом ярком моменте его жизни в пустоши. Зал ресторана в Вонголе сиял огнями, но они меркли на фоне двух фигур, словно подсвеченных Солнцем. Его и Бельфегора, медленно танцевавших в кругу наблюдавших за ними людей и не сводивших друг с друга взглядов. На губах этого Франа замерла улыбка. Неужели он и вправду улыбался? И его глаза действительно казались такими живыми? А Бельфегор… Неужели он на самом деле держал его так осторожно, словно самое драгоценное, что у него было?       Фран крепче сжал огонёк, подаривший ему эти воспоминания. Слёзы наконец покатились по щекам, тут же превратившись в льдинки. Вот, к чему шла его жизнь. Не к смерти, не к превращению в сосуд пламени, а к этим чудесным моментам — к чаю с Хром, к урокам с Мукуро, к переругиваниям со Скуало… К танцу с Бельфегором, в котором, как оказалось, было столько правды, что и слова потеряли смысл.       Может, его судьбу предрешили. Но, как бы печален ни был исход, важнее оказалось то, что тонкой нитью протянулось от начала до конца… То, что, как оказалось, и было жизнью. И оно стоило всего, что Фран пережил и к чему в итоге пришёл.       Пламя словно ждало от него этого осознания. Последний огонёк вспыхнул ярче, надулся шариком, подхватил его и плавно опустил на дно ямы. Бесконечная тьма снова развернулась перед Франом, но синее пламя осталось и разогнало её.       — Что, решило сжалиться? — протянул юноша, сделав шаг вперёд. — Или сейчас снова засмеёшься с того, какой я всё же ничтожный? Если да, так и знай — иди нахер. Может, в моей жизни и не было ничего выдающегося, но хуже она от этого не стала.       Но вместо того, чтобы уйти, синий огонек собрался… В нож. Такой же, как был у него — тяжёлый, с коротким, чуть потемневшим от частого использования лезвием. Фран взял его. Махнул рукой, проверив ощущения. Плечи его расправились, а голова поднялась выше, когда он уже увереннее направился во тьму.       — Даже так? Я мальчик злой, мне оружия давать не стоит, — протянул юноша.       — Но с ним тебе будет спокойнее увидеться со мной, — получил он ответ.       Из бесконечной черноты юноше навстречу вышел человек. Не пламя, принявшее его облик, а словно бы настоящий мужчина. Его лицо с острым подбородком и чуть вздёрнутым носом обрамляли белые волосы. Чёрные глаза за стеклами очков словно пылали, так ярко они выделялись на фоне светлой кожи. Очертания фигуры скрывал свободный лабораторный халат.       Фран мог поклясться, что никогда не видел этого человека прежде. Значит, он был не просто видением. Может даже хозяином этого места.       Юноша выставил нож — больше для уверенности, чем для устрашения — и протянул:       — Вы удивительно хорошо меня знаете. Подозрительно. И кто же вы такой?       — Не пламя, если ты этого боишься, — мягко улыбнулся мужчина, прищурив глаза. — А что до того, что я тебя хорошо знаю… Ты ведь сам сейчас рассказал мне свою историю. И показал, что достоин этой встречи.       Нисколько не боясь ножа, мужчина протянул юноше открытую ладонь. Широкая, с крупными пальцами, она медленно рассыпалась туманом и снова собиралась. Отблески синего пламени мелькали под иллюзорной оболочкой, словно вены.       — Рад познакомиться с тобой лично, Фран Тесси. Я тот, кого зовут Сноходцем. И, пожалуй, нам есть о чём поговорить, идеальный носитель.