Aching in the Absence of You

Два дня спустя Дин получает сообщение от Каса, в котором колибри сидит на кончике его пальца, наполовину засунув длинный клюв в кормушку для птиц, которая почти не попадает в кадр. Нет ни слов, ни объяснений, и Дин не понимает, как он догадался, что это рука Каса, просто взглянув на неё. Он долго смотрит на фотографию. Настоящая Диснеевская принцесса, в конце концов, отправляет в ответ Дин и за свои хлопоты получает смайлик с изображением какой-то девушки в короне. Это заставляет его губы изогнуться в улыбке. Позже в тот же день Джек внезапно появляется в Библиотеке, где сидит Сэм, что вызывает у того испуганный вопль, настолько громкий, что Дин слышит его из командного пункта. Эйлин встаёт вместе с ним, замечая тревогу, хотя и не понимая, из-за чего она. Девушка следует за ним с пистолетом в руке, и Дин вскидывает свой, как только входит, и направляет его прямо на голову Джека, прежде чем вообще осознаёт, что это Джек. На секунду, всего на один миг, они смотрят друг на друга: Дин держит пистолет, Джек смотрит в дуло. И в эту секунду Дин чувствует, как что-то внутри него съёживается и гниёт, отламывается и отпадает. Он не может забрать это назад. Так что он бросает пистолет, словно тот его обжигает, и из него вырывается выдох. Пистолет с грохотом падает на пол, громко звеня в тишине. Плечи Сэма напряглись, не двигаются, словно он даже не дышит. Медленно Джек опускается и поднимает пистолет, протягивая его Дину с какой-то настороженностью в глазах. Дин хочет сказать, что он не хочет этого. Он хочет сказать, что не хочет, чтобы Джек держал это в руках. Он хочет сказать, что желает, чтобы его ладони не были приспособлены к весу огнестрельного оружия, сформированные с детства, когда отец практически пришил его к рукам Дина. Заставлял его прогонять сценарии. Заставлял его разбирать и собирать пистолет с закрытыми глазами. Заставлял его практиковаться перезаряжать пистолет снова и снова, пока он не стал делать это быстрее, чем отец успевал его ударить. Он хочет сказать, что всю свою жизнь держал в руках оружие и, возможно, находит в нём слишком много утешения, но не может, когда Джек находится с ним в одной комнате. В итоге, то, что он произносит - это хриплое "Спасибо", пока забирает пистолет и прячет его, стыд горьким комком встаёт в горле, горьким, как серная кислота в его груди. Джек, кажется, рад, что пришёл, и проводит большую часть времени с Сэмом. Похоже, он не хочет оставаться наедине с Дином, что вполне в его праве. Дин заслужил осторожность, дистанцию и неуверенность. Было время, когда Джек тянулся к нему, стремясь подражать, желая угодить. Раньше он искал одобрения у Дина, как будто если бы он мог заставить Дина поверить, что он хороший, это было бы достаточным доказательством. Он доверял Дину, считал его семьёй. Теперь всё это исчезло. Джек всегда наблюдает за ним с настороженностью, не важно, есть ли у Дина оружие, является ли ребёнок Богом или нет. Он никогда действительно не заговаривает с ним напрямую, а когда как будто обращается к нему, то делает это тихо и осторожно. Это довольно болезненно напоминает Дину о его собственных отношениях с отцом. Эта железнобетонная надежда в самом начале, до того, как он успел сепарироваться от этого человека, до того, как весь подавляемый гнев и ярость превратились в яд в его груди, до того, как его любовь настолько переплелась со страхом, что он обнаружил, как ненависть стала мерцать по краям. Ненависть росла и разрасталась, она пронизывала его насквозь и крепко вплелась в него, существуя рядом с любовью, которая никогда по-настоящему не ослабевает и по сей день. Это сложно. Это запутанно. Дин рад, что его отец мёртв, и иногда ему всё ещё больно из-за этого. Но в основном он рад. Видеть Джека таким, это... ну, это что-то другое. Дин не знает, почему его самого до сих пор удивляет его способность так по-королевски всё портить. Он ушёл и подарил Джеку его собственную долю проблем с отцом - буквально Богу, между прочим. Но, эй, разве можно вообще быть Винчестером без них? К своему стыду, Дин использует ребёнка как предлог, чтобы снова связаться с Касом. Он делает снимок Джека, когда тот не обращает на него внимания, слегка улыбаясь Сэму, и отправляет его с подписью: доказательство жизни, чтобы ты не сходил с ума. Кас долго не отвечает, и Дин задаётся вопросом, что он делает. Дин спрашивает Джека всего однажды, потому что думает, что Кас станет для них чем-то средним, о чём они смогут свободно поговорить, не затрагивая ни одной из проблем, висящих между ними. Проблем, которые создал Дин. Который долбил молотком фундамент, пока не нашел землю, затем взрыхлил почву и посадил их там. Теперь они пустили корни, прижились, и это его вина. Они остаются наедине всего один раз, за те три дня, что Джек проводит у них. Дин идёт на кухню выпить кофе, а Джек сидит за столом и ест миску хлопьев. Дин не знает, чувствует ли он вкус еды, но, похоже, она ему нравится, так что, возможно. Возможно, он может. Возможно, есть бесчисленное множество вещей о Джеке, которых Дин не знает, о которых у него не было времени узнать, потому что он никогда не останавливался и не задумывался об этом каждый раз, когда обращался с ребёнком как с монстром, которым тот никогда не хотел быть. Он не узнает ничего из этого. Теперь уже слишком поздно. Поэтому он не спрашивает. Он не произносит ни слова, пока идёт заваривать кофе. Но перед тем как закончить, он всё же оглядывается через плечо и замечает, что Джек наблюдает за ним, нахмурив брови и сжав губы в тонкую линию. Он похож на ребёнка, пытающегося понять большие, непостижимые ужасы, с которыми взрослые не хотят их сталкивать, — ненависть, боль, смерть, и то, что не всем можно доверять в том, что они будут относиться к тебе по-доброму в этом недобром мире. В тот момент, когда он замечает, что Дин его ловит, он опускает взгляд в свою миску и решительно не поднимает его. - Это здорово, да? - отваживается прохрипеть Дин, закрывает глаза и делает глубокий вдох, прежде чем повернуться со своим кофе. - Я имею в виду, жить с Касом. Просто... тебе это нравится? - Да, мне очень нравится, - говорит Джек своим хлопьям. Дин смотрит, как он машинально съедает ещё одну ложку, и думает о том, чтобы испечь ему праздничный торт. Он не говорит: - Прости меня. Вот кем я должен был быть для тебя, но я не такой. Я просто хотел быть таким. И он думает об этом, о том, что отличает их друг от друга. Джек - ребёнок, который совершал ошибки, из-за которых пострадали люди, но он никогда этого не хотел, он был не таким. Дин - парень, который испёк для него торт, но когда дошло до дела, только таким он и умел быть. Несмотря на всё, чего он хотел, несмотря то, как он пытался, он просто парень с оружием в руках и вкусом крови в горле, превративший этого ребёнка в мишень и позволивший своему гневу гореть ярче, чем свечкам на торте. - Как Кас? - бормочет Дин. У него пересыхает во рту, а сердце подскакивает к горлу, трепеща в его глубине, как колибри. Челюсти Джека сжимаются, пальцы крепче обхватывают ложку. Он медленно поднимает голову, смотрит на Дина, мускул на его щеке подрагивает. Дину вдруг вспоминается то время, когда Люцифер забрал у Джека силу, и тот приходил в ярость от чувства беспомощности, чуть ли не закатывая истерики, потому что считал себя бесполезным. Сейчас его преследует то же разочарование, но уже в чуть более зрелой форме. Он всё меньше младенец, и всё больше малыш. Его истерики ярче, в них больше криков, чем слёз, для него виноваты все, кроме него самого. И в этом случае он был бы прав, обвиняя Дина в чём угодно. Как оказалось, Кас - это небезопасная тема для них. Похоже, Кас - это, пожалуй, худшая тема для использования в качестве какой-то испорченной версии оливковой ветви. Что-то в этом выводит Джека из себя, как ничто другое, и от этого гнева радужки его глаз становятся слишком яркими, просто мимолетное напоминание о том, что он обладает силой, которую никто до конца не может понять. Дин думает, что Джек может захотеть применить её к нему из-за этого, из-за того, что он вообще упомянул Каса. Дин думает, что позволил бы ему. - У него всё отлично, - твердо говорит ему Джек, не отводя взгляда, не отступая, словно это вызов или борьба, и живот Дина сжимается от того, что уже слишком поздно. Какая польза от гордости для них обоих сейчас? - Это... - Дин сглатывает, его горло щелкает в наступившей между ними тишине. - Это хорошо. Я... я рад слышать, что он... Да. То есть да, я рад... я рад за... Джек отводит взгляд, возвращается к своим хлопьям и больше не произносит ни слова. Дин допивает свой кофе в рекордные сроки, залпом выпивая его, несмотря на то, что он слишком горячий. Он ставит чашку в раковину и уходит, стараясь не замечать, как плечи Джека опускаются с видимым облегчением, когда он выходит из комнаты, когда он держится от него подальше. Но он это видит. И не думает, что когда-нибудь забудет об этом. Но, опять же, это его собственная вина, не так ли? Когда он проверяет телефон, там сообщение от Каса, который спрашивает как дела у Джека и, что просто смешно, хорошо ли он себя ведёт. Кас звучит так по-отцовски, что Дину приходится надолго закрыть глаза, прежде чем он может ответить. Он пишет Касу: у него всё отлично.

***

Дин почти звонит Касу и спрашивает: ты вернёшься? Вопрос сидит у него за зубами, умоляя в глубине горла, так отчаянно желая существовать в том месте, где ответ мог бы сделать его чуть менее болезненным. Он проглатывает это, проглатывает снова и снова, пока его просто не начинает тошнить. Он не знает, что с ним не так. Это просто постоянная, непрекращающаяся боль, которую хочется вырвать прямо из своей кожи, но он не может. Это изводит его, и изводит, и изводит, его мысли всё время крутятся вокруг Каса. Что он делает. Где он находится. В безопасности ли он. Дин упирается руками в линию роста волос и смотрит на стол с картой, на самом деле не замечая её. Ему кажется, что Южная Америка находится где-то рядом с его локтем. Он думает, что ему нужно взять себя в руки, потому что в какой-то момент он окончательно запутался. Он уверен, что это произошло много лет назад, но сейчас всё стало гораздо очевиднее, когда мир снова стал нормальным. А он - нет, и это чертовски ужасно. Телефон пищит, вибрируя от соприкосновения с поверхностью, и боль в Дине одновременно ослабевает и обостряется, когда на экране вспыхивает имя Каса. Оно не исчезает, и Дин смотрит на него, осознавая, что Кас звонит ему. Дин тут же резко втягивает воздух и бросается к телефону с рвением, которое смутило бы его, если бы он вообще позволил себе думать об этом. - Алло? - отвечает Дин, едва сдерживаясь, чтобы не затаить дыхание возможно от волнения или от чего-то ещё. Его сердце заранее трепещет от страха, и он даже не знает, почему. - Кас, ты в порядке? - Здравствуй, Дин. Да, я в норме, - говорит Кас, и Дин чувствует себя лопнувшим воздушным шариком, с лёгким вздохом сдувшимся на стол. Дин прочищает горло, на один долгий миг закрывает глаза, а затем открывает их, - Хорошо. Это... хорошо. Тебе что-нибудь нужно? - Я просто... - слова Каса затихают, и на некоторое время наступает тишина. В конце концов раздается тихий вздох, в котором есть что-то немного... потерянное. - Сегодня я читал руководство к своему пикапу. Я не… Я никогда не догадывался о том, что у меня есть подогрев сидений. Ты знал об этом? - Это Ford F-150 King Ranch, верно? - спрашивает Дин, нахмурив брови. - Да, я знал об этом. У тебя ещё и руль с подогревом. Кас хмыкает: - Да, это я тоже сегодня узнал. - Ага. Зачем ты читал руководство? - Мне нужно было заменить лампочку в фаре. Я думал, что оно поможет. Но... не помогло. - О, - Дин немного жуёт внутреннюю сторону нижней губы, потом откашливается. - Ты, эм, разобрался? Я мог бы... если бы ты хотел, я мог бы, я бы... - Я встретил кое-кого, - выпаливает Кас, и рот Дина засхлопывается с громким клацаньем. Кас резко вдыхает. Настолько резко, что в трубке раздается лёгкий треск. - Нет, это... это было просто утверждение. Сегодня я встретил одного человека. Технически он мой сосед. Ну, во всяком случае, что-то вроде того. Он сделал это для меня. Фару, я имею в виду. Это было мило с его стороны. Дин смотрит на Канаду. Он долго не отвечает, в его голове очень тихо, как и во всём чертовом Бункере. Он сглатывает и поднимает руку, чтобы провести ладонью по рту, пальцы обхватывают челюсть, сжимая её чересчур сильно. Если бы Кас был до... если бы он был здесь, Дин бы сделал это. Он бы всё починил, и Касу не пришлось бы читать руководство. Но вместо него это сделал сосед. Добрый сосед. Просто дружелюбный сосед, который увидел, что Кас не справляется, и сделал за Дина его работу, потому что это и есть работа Дина - заниматься подобным дерьмом. Или так всегда было в прошлом. Но тогда Кас никогда бы не узнал, что у него есть подогрев сидений. По какой-то необъяснимой причине боль в Дине разгорается, обжигает, и ему снова хочется нахер вывернуть наизнанку свои внутренности. Он не знает почему, он просто ничего не может с собой поделать. Он обхватывает пальцами край стола и прижимается к нему, пока край не начинает слишком сильно впиваться в живот. Это помогает ему чуть меньше чувствовать, что его вот-вот разорвёт на куски, и это так хреново - чувствовать себя так только потому, что кто-то помог Касу. - Что ж, - хрипит Дин, закрывая глаза. - Я рад, что у тебя всё разрешилось. Повезло, что у тебя был дружелюбный сосед, на... на которого можно положиться, чувак, - он чувствует, как будто задыхается. - Это просто... замечательно. - Не знаю, зачем я тебе позвонил, - тихо говорит Кас. Он звучит так... устало. Измотанно в смысле, не имеющего вообще ничего общего со сном. В его тоне ещё есть нотка разочарования, но, похоже, оно направлено не на Дина. Нет, больше похоже, что оно обращено на самого Каса. - Это было... У меня было вино, и я просто подумал... Наверное, я хотел рассказать тебе о подогреве сидений. Напомни мне не пить. Дин сильнее вжимается в стол, уткнувшись в него головой. Отлично, значит, даже просто разговаривать с ним приравнивается к глупому решению, принятому только под воздействием алкоголя. Потрясающе. Как раз сейчас Дин бы сам не отказался от выпивки. - Кас, ты можешь... ты всегда можешь позвонить мне, - невнятно произносит Дин, чувствуя, как в его груди что-то оборвалось и застряло в горле. Он сглатывает, пытаясь избавиться от этого. - У тебя нет причин не делать этого. Я имею в виду, мы... мы ведь друзья, верно? Друзья могут позвонить и просто... поболтать. Почему бы и нет? - Это было Barefoot Cellars Pink Moscato. Вино. Оно стоило девять долларов и шестьдесят три цента в магазине "Food Lion". На вкус оно было очень дешевым, но в то же время странно приятным, и я выпил половину, даже не успев понять, что оно действует. Я никогда не пил вино, когда был человеком. Эффект... Ну, он мне нравится. Я чувствую себя... расплывчатым. И мне немного тепло, - бормочет Кас. Это явная смена темы, или это кажется таковой, но Дин позволяет это. Он почти приветствует это: - Да, чувак. Вино может быть... оно может настигнуть тебя, когда ты не обращаешь внимания. Не мой любимый напиток, не буду врать, но если тебе нравится... тогда отлично. Но не пей слишком много. Оно подкрадывается незаметно. - Не думаю, что мне нравится пиво, Дин, - сообщает ему Кас, и звучит так, словно признать это - своего рода объявление поражения. - Я пытался, но это просто не то... Мне больше нравится вино, хотя я думаю, что оно, возможно, сделало меня немного более пьяным, чем могли бы сделать несколько бутылок пива. Думаю, было плохой идеей звонить тебе после того, как я выпил полбутылки. - Да ладно, Кас, ты звучишь не настолько пьяным, - легко говорит Дин, его губы подрагивают. - По мне, так ты в порядке. В любом случае, что такое немного пьяного бреда между друзьями? Я знаю, что наговорил тебе всякого тупого дерьма, пока был в стельку. Ты не осудил меня, так что я не буду осуждать тебя. Всё в порядке, - он делает паузу, затем закатывает глаза. - И чувак, тебе не обязательно любить пиво. Я имею в виду, что есть разные сорта, так что, возможно, ты просто ещё не нашел подходящий. - Нет, я нашёл. Я знаю, что нашёл, - заявляет Кас, его тон резок и настойчив. Затем, внезапно, его голос становится очень печальным, очень торжественным. - Я нашёл его, Дин. Это всё, что я когда-либо знал или хотел, но это чувство не взаимно. - Ладно, теперь ты звучишь довольно пьяным, - признает Дин, невольно забавляясь. Кас громко вздыхает: - Я не должен был звонить. - Кас, перестань говорить это. Всё в порядке, приятель. В этом нет ничего такого. - Когда Генри помогал мне с пикапом, я подумал о том времени, когда ты злился на меня из-за... чего-то. Сейчас я уже не могу вспомнить. Раньше у меня была идеальная память, Дин, а теперь я всё путаю и уже не знаю ни точных дат, ни сказанных слов. Это раздражает, - Кас издает тихий звук разочарования, но тем не менее продолжает. - Думаю, это было, когда я украл кольт, возможно. Может быть. Не знаю, но мой пикап - не тот, что сейчас, а другой, который у меня был, - был неисправен. Я точно помню, что ты был в ярости, но, несмотря на это, всё равно починил его. Дин поджимает губы и прижимает руку ко лбу: - Я помню. Я знаю, о чём ты говоришь. Я просто... то есть я был зол на тебя, да, но я все равно... я просто хотел... - Это было очень мило с твоей стороны, так ужасно мило, - бормочет Кас, вздыхая. - Генри тоже был добр, и он даже не злился на меня. - Какой молодец, Генри, - бросает Дин, не успев остановиться, и тут же сжимается и качает головой, пропуская это мимо себя, как будто ничего и не было. - Но я просто... просто вспомнил о тебе, - сообщает ему Кас. - Ты должен был починить его, Дин. - Я знаю, Кас, - шепчет Дин, и сам не знает, почему он это говорит, почему это похоже на признание в грехе, честное признание. Просто он должен был починить его, исправить всё, что Касу потребуется, но он этого не сделал... не делает, никогда, блять, не делал. Кас стонет: - О, я не должен был звонить. Прости. Это не... ничего из этого не было моей целью. Думаю, я сейчас повешу трубку. Если ты забудешь об этом, я буду тебе очень благодарен. - Эй, подожди, просто... просто... - Дин задерживает дыхание, а затем выпускает воздух из себя. - Я рад, что ты позвонил, Кас. Я правда... я правда охренеть как рад. - Если ты почувствуешь необходимость принять достаточное количество алкоголя, чтобы значительно снизить свою способность воспринимать здравый смысл, и обнаружишь, что звонишь мне, я обещаю быть таким же великодушным, как ты сейчас. - клянется Кас с торжественной искренностью, словно это обещание спасти мир. Губы Дина изгибаются против его воли, и он, сам того не осознавая, чувствует такую привязанность: - Да? Я буду иметь это в виду, Кас. - Мне стоит... поспать, - бормочет Кас. - Да, чувак, тебе, наверное, стоит. Эй, сделай кое-что для меня, прежде чем залезть в постель, ладно? - Мм. Что именно? - Поставь стакан воды рядом с кроватью и, может быть, ибупрофен, если он у тебя есть, - Дин почесывает щеку, пытаясь согнать растущую улыбку, которая растягивается всё шире и шире при мысли о Касе, просыпающимся с похмельем. Он был бы так раздражен из-за этого. - Поверь мне, Кас в будущем поблагодарит тебя за это. О, и завтраком чемпионов в такой ситуации всегда будет крепкий кофе и немного яиц. Возможно, и блинчики. Я всегда считал, что это помогает впитать всё. Напиши себе записку или что-то в этом роде. Думаешь, ты можешь это сделать? - Да, Дин, - говорит Кас. - У меня есть Тайленол. - Работает так же хорошо. Ты в порядке? - Лучше. Я всё ещё чувствую приятную расплывчатость. - Эй, не надо... не делай это привычкой, ладно? - Дин слегка морщится, когда говорит это, зная, что не имеет права. Сейчас он самый большой лицемер из всех живущих на свете, но он ничего не может с собой поделать. - Не думаю, что сделаю это, хотя бы для того, чтобы убедиться, что я снова не совершу что-нибудь нелепое, - говорит ему Кас, слегка вздыхая. - Спокойной ночи, Дин, и спасибо. Дин скребёт пальцами брови и кивает, прежде чем вспоминает, что Каса вообще-то здесь нет. Ему снова хочется вырвать когтями этот напряжённый жар, пронзающий его нутро. Ему кажется, что он задыхается, и это звучит так, когда он произносит: - Ночи, Кас. Как только телефон отключается, Дин наклоняется и кладёт голову на стол с картой, повернув её набок и прижав ухо к прохладной поверхности. Он пытается уловить тот низкий гул жизни, который, кажется, есть у всех приборов, тот шум, который издаёт электричество, но ничего не слышит. Его просто нет, пустота, приглушённая до такой степени, что он убеждён, что вообще выдумал это. Весь Бункер теперь такой безмолвный, а ведь раньше он скрипел, гудел и шевелился, как живое существо. И теперь всё вокруг так чертовски тихо. После разговора с Касом тишина почему-то кажется ещё громче. Он ненавидит это.

***

На охоте Дин сильно повреждает большой палец, и Сэм заставляет его обратиться в больницу, чтобы его осмотрели. К слову, палец настолько фиолетовый, что почти чёрный, распух так сильно, что невозможно найти костяшку, и Дин громко матерится каждый раз, когда палец дёргается. В итоге ему накладывают крошечную шину на большой палец, и это, наверное, самая глупая вещь, о которой он когда-либо слышал. Дин не в восторге от этого, но он знает, как извлечь лучшее для себя из дерьмовой ситуации. В данном случае у него наконец-то появляется повод не участвовать в нескольких охотах. Он даже не знал, что хочет этого, пока не понял, что не сможет держать в руках пистолет или оружие, и моментально не почувствовал облегчение. Сэм сообщает ему, что он может проводить время в Бункере и заниматься исследованиями, если им с Эйлин это понадобится, и, как бы Дин ни ненавидел быть книжным червём вместо того, что заниматься полевой работой, он не может не быть немного благодарным за возможность отдохнуть. В первый день он наслаждается этим, бездельничая и поедая закуски, смотря свои любимые фильмы и слушая музыку, включенную на максимальную громкость. В течение одного дня, пока он погружён в свои многочисленные отвлечения, Дин процветает. А на второй день? Не совсем. Если ему раньше казалось, что в Бункере тихо, то теперь это ничто по сравнению с тем, когда Сэм и Эйлин куда-то уходят. Не помогает и то, что у Дина чертовски болит большой палец. Вдвойне не помогает то, что его мысли всегда в дюйме от того места, где он не хотел бы его видеть, поэтому любые отвлекающие маневры каждый раз оказываются неудачными. Втройне не помогает то, что он постоянно получает нежелательные напоминания о вещи, о которой он изо всех своих сил старается не думать. А если точнее, о человеке. О Касе. Дин просто смотрит фильм и вспоминает, как заставил Каса смотреть его. Он слушает песню и гадает, слышал ли её Кас, нравится она ему или нет. Он что-то ест и размышляет о том, что Кас считает комфортной пищей на своём втором круге человечности. Смотрит ли Кас сейчас фильмы в свободное время? Нравятся ли ему по-прежнему эти дурацкие попсовые песни? Балуется ли Кас время от времени снеками, и какими, чёрт возьми? В конечном итоге Дин сидит в пещере Дина, смотрит на выключенный телевизор и молча умоляет себя просто остановиться. Его мозг словно не желает униматься, когда речь заходит о Касе. Причём это именно глупое дерьмо, а не просто странные повседневные размышления, от которых он может отмахнуться. Он гадает, всё ли в порядке с Касом, не ранен ли он, не нужно ему позвонить и позвать на помощь, а он по какой-то причине не может этого сделать. Не раз ему приходится успокаиваться, когда он сам себя накручивает просто из-за того, что чертовски сильно беспокоится. Он не понимает. Он не понимает, почему он так себя ведет. Ладно, окей, он ведь всегда такой, когда дело касается семьи. Хочет, чтобы они были рядом, беспокоится о них, немного сводит себя с ума, если не знает. Но, даже не считая этого, есть что-то ещё, что-то, что существует в тех пределах, где он никогда не допускал мысли, что Кас действительно, искренне уйдёт, не собираясь возвращаться. Это не было неожиданностью, вовсе нет, но Дин совершенно точно не ожидал такого развития событий. Он не ожидал, что Кас решит уйти вот так, не сразу, как только всё успокоилось, не тогда, когда не было ни драки, ни принудительного отталкивания. Кас просто ушёл. Он просто решил это сделать, как будто сам этого хотел. Не от злости, не от обиды, не потому, что кто-то заставил его. Это был он сам. Только он. Дин страдает от этого гораздо больше, чем ожидал. Он знал, что это будет грызть его, точно так же, как желание Сэма уйти от этой жизни и семьи, когда это и начало мучить его. И всё же теперь всё совершенно иначе. Это гложет его так, что он и пальцем не может пошевелить. Это нечто большее. На третий день он начинает думать, что не сможет делать это вечно. Что бы это ни было, это не долгосрочное решение. Что-то должно измениться, потому что Дин думает, что он действительно может немного сойти с ума. Типа "явиться без приглашения в дом Каса, чтобы ударить его или обнять, или и то, и другое". Или, "разбить его фары, чтобы починить их самому и, возможно, пригласить Генри с единственной целью - заставить его смотреть". Также например, "если я не могу заполучить его, то никто не сможет, так что я похищу его прямо сейчас, попрощайтесь" - такого рода безумие, которое ассоциируется у него с безумными бывшими, а не с лучшими друзьями с возможными проблемами с тревожностью. Если бы он хоть один гребаный раз был честен с самим собой, то понял бы, что на самом деле всё очень плохо. Он забывает поесть два дня подряд, пьёт не просто много, а очень много, и обхватывает пальцами свой зашитый большой палец, чтобы усилить давление, лишь бы избавиться от боли внутри себя, когда она накатывает из ниоткуда. Он говорит по видеозвонку с Эйлин три долбаных часа только потому, что устал слушать звук собственного дыхания, а когда он кладёт трубку, то нисколько не удовлетворен. Он такой же беспокойный, как и раньше, если не больше. Просто эта дурацкая, глупая тревога заползает ему под кожу, безжалостно извиваясь, никогда не давая полностью расслабиться. Это постоянная, парализующая мысль о том, что последний разговор с Касом станет последним в его жизни, и малейшая возможность этого заставляет его часами метаться, злясь на себя, на Каса и на весь этот гребаный мир. В этом-то и дело. Дин всё ещё так чертовски зол на Каса, что едва может трезво мыслить. У него довольно хорошо получается быть в абсолютной ярости на кого-то, даже если он так сильно заботится о нём, что это только ещё больше выводит его из себя. На самом деле, когда дело касается Каса, он особенно искусен в этом, так что, по сути, он может работать в многозадачном режиме. Проще говоря, Дин злится на Каса без всякой причины, насколько ему известно. Он не может точно определить, что именно вызывает в нём столько горечи и злости, но это здорово помогает ему держаться на грани потери всего своего дерьма, которое и так уже какое-то время развеивается по ветру. Это гораздо хуже, потому что ему противно быть таким, вести себя так, чувствовать себя так. Но он просто не может остановиться. Кажется, будто проходят дни, пока он смотрит и смотрит на телефон, смотрит на него, и потом смотрит ещё немного, пока глаза не начинают гореть. Он не делает звонок, и в этом нет никакого "почти". Он просто не звонит.

***

Всего через несколько дней после того, как Дин снимает свою дурацкую шину с большого пальца, в доме без предупреждения неожиданно появляется Джек. И, конечно, ему всегда рады, но дело в том, что Сэм и Эйлин ещё не вернулись. Так что здесь только Дин. - Привет, - бормочет Джек, его губы поджимаются, когда он оглядывает комнату. - О. Сэма здесь нет, да? - Нет, только я, - признаётся Дин, совсем недовольный тем, как одиноко звучат эти слова, отдаваясь эхом в его голове. - Тебе что-то от него нужно? - Я хотел ещё раз навестить его, - говорит Джек, глядя на него краем глаза. Дин прочищает горло: - Ты всё ещё можешь, эм, делать это, даже если здесь буду только... я. Если захочешь, я имею в виду. - Точно, - невнятно отвечает Джек, нахмурив брови. Его взгляд медленно скользит из стороны в сторону, словно он ищет что-то... возможно, достаточно вежливый предлог, чтобы уйти. - Джек, я не собираюсь устраивать тебе здесь ловушку, пацан, - бормочет Дин. - Расслабься немного. Джек пристально смотрит на него, резко напрягаясь: - Впрочем, это не было бы твоей первой попыткой. - О чёрт, - выдыхает Дин, слова словно выбивают из него и звучит это так же. Он отворачивается, морщась. - Ты прав. Я, эм, пытался это сделать. Мы с Сэмми оба, но... но в основном я. - Кас никогда не хотел этого делать, - сообщает ему Джек, как будто Дин не знает. - Именно поэтому Кас - лучший отец, который у тебя когда-либо будет, - отвечает Дин, и боль в нём нарастает до такой степени, что ему кажется, будто его раскалывает пополам. Он чуть нахер не сгибается от её силы. - А ты худший? - спрашивает Джек. У Дина перехватывает дыхание, и ему нужно сесть прямо, блять, сейчас, пока он не упал. Он опускается на стул, смотрит Джеку прямо в глаза и кивает: - Да, я в этом уверен. - Я всё равно люблю тебя, - заявляет Джек, его слова звучат твёрдо и мягко одновременно, окутанные чем-то трагическим и печальным. Лицо Дина застывает, на нём появляется ошеломленное выражение, как будто ему дали пощечину. Джек удерживает его взгляд. - Скажи это в ответ. - Я... - Только если ты действительно так думаешь, Дин. - Я... Джек, я... - Дин сбивается, путается, постоянно лажает. Почему так трудно поступить с ним правильно? Почему каждый гребаный раз он терпит неудачу? Он резко выдыхает и закрывает глаза, заставляя себя собраться с мыслями. Если ему придётся говорить медленно, если это необходимо, то он так и сделает: - Я знаю, что не сделал ничего правильного, когда дело касалось тебя, парень, и я не могу этого исправить. Я хочу сказать тебе, что это был не я, потому что ты всего лишь ребёнок, и ты мой ребёнок, так что я бы никогда не сделал ничего подобного. Верно? Я бы никогда этого не сделал, но я... я сделал, вот и всё. Джек тихо вздыхает, и когда Дин открывает глаза, он хмурится: - Я хочу простить тебя. Я хочу, чтобы ты простил меня. Я не хочу ненавидеть тебя, и я не хочу, чтобы ты ненавидел меня. - Я не ненавижу тебя, Джек. Даже когда я думал, что ненавижу, даже когда изо всех сил старался, я никогда не ненавидел тебя, - хрипит Дин, потому что это правда. - Но ты... ребёнок, ты не должен ничего прощать. Ты можешь ненавидеть меня. Я не виню тебя. Чёрт, да никто не винит. - Кас думает, что мы с тобой... в порядке, - шепчет Джек, словно это признание. Он сильно и часто моргает, выглядя пристыженным. - Я был... Дин, я врал ему. - Насчёт... меня? - осторожно спрашивает Дин. - Да, - Джек выглядит таким виноватым, как будто ложь Касу - это то, от чего он никогда не сможет оправиться. - Я говорю ему, что у нас с тобой всё хорошо, что мы переписываемся, что мы уладили наши прошлые проблемы. Я просто не хочу его расстраивать, поэтому я... я лгу. Дин делает глубокий вдох, затем медленно выпускает воздух. Ладно, с этим он может работать: - Ты не должен ему врать, Джек. Кас не будет недоволен тобой из-за того, в чём ты не виноват. - Он будет недоволен тобой? - Возможно, ему следовало бы. - Это его расстроит, - бормочет Джек. - Я знаю, что лгать плохо, но... я не хочу, чтобы это всегда было ложью. Иногда я хочу, чтобы у нас всё было хорошо. - Только не всегда, - заключает Дин, потому что он знает. Он знает в точности, каково это. Он чувствовал это по отношению к собственному отцу. Иногда до сих пор, а ведь его отец умер уже больше десятилетия назад. Джек извиняюще смотрит на него, такой чертовски добрый, что Дин ненавидит себя ещё больше. - Не всегда, - подтверждает он. - Дело не только в ошибках прошлого, знаешь ли. Но и в тех, которые ты совершаешь прямо сейчас, и я не имею права злиться на тебя за них, но ничего не могу с собой поделать. Я злюсь, Дин. Я так зол на тебя, но я не хотел бы. Прости меня. Дин долго смотрит на него, и сердце его бешено колотится в груди от чего-то похожего на неподдельный страх. Перед ним стоит Бог, его ребёнок, в большей мере его, чем нет, потому что только отец может причинить ребенку такую боль, и ужасает его не непостижимая сила Джека. А его явная осведомленность о текущих ошибках Дина, причём осведомленность настолько уверенная, что он может просто указать на них и разозлиться из-за этого. Глупо, но Дин хочет спросить. Это эгоистично с его стороны - в эту секунду говорить о нём, но очевидно, что Джек видит то, что Дин так долго пытается понять. Он должен видеть, как глубоко испорчен и как несчастен Дин, постоянно зацикленный на попытках наладить свою жизнь, вот только ничего не получается. Он просто чертовски несчастен всё время, а ведь теперь, когда всё изменилось, должно было стать лучше. Он не знает, что он делает не так, и на какую-то долю секунды ему хочется умолять Джека рассказать ему. Может, это не то, что Дин делает. Может, это просто Дин. Возможно, это он ошибка, и на этом всё. Он пережил достаточно, и то, что ситуация никогда не станет лучше, кажется более вероятным, чем наоборот. Может быть, если он спросит, что всё портит, Джек просто посмотрит на него и скажет, что это он, и Дин будет вынужден сказать ему, что он уже знает это, что он всегда знал. Но, в конце концов, сейчас дело не в нём. Дело в том, что Джек запутался в нём, злится на него и извиняется за это, когда не должен извиняться. - Слушай, у нас были проблемы, да и хорошие времена тоже. Мы оба совершали ошибки, но дело в том, что ты - ребёнок, а я - взрослый. Ошибки, которые я совершил, когда дело касалось тебя, - это ошибки, которых ты не заслуживал. Я должен был... есть бесчисленное множество вещей, которые я должен был сделать вместо того, что сделал, и я не могу взять это назад, - Дин разводит руками и вздыхает. - Так что, мы имеем нечто очень сложное, но ты можешь управлять этой лодкой. Я не могу требовать от тебя ни черта. И ты должен знать, что Кас не расстроился бы из-за тебя, Джек, из-за того, что ты чувствуешь. Если честно, он бы тебя понял. Ты не первый человек, с которым я облажался. Сэм и Кас знают всё об этом, так что они поймут. - Они ведь тоже совершали ошибки, не так ли? Как и я. Как и все мы. - Да, но разница в том, что тебе четыре года, Джек, а мы уже взрослые. Джек хмурится: - Если бы наши жизни были другими... - Может быть, - допускает Дин, уже понимая, к чему клонит Джек. - Скорее всего, не я. Вероятно, мне суждено быть испорченным, какой бы ни была моя жизнь. Некоторые люди просто такие. Но ты, Сэм и Кас? Думаю, для всех вас всё было бы по-другому. - Для нас сейчас и есть всё по-другому, не так ли? - отмечает Джек, нахмурив брови. Дин сглатывает, не зная, как сказать Джеку, что всё изменилось, что именно Джек позаботился об этом, что всё должно было стать лучше... и для большинства людей так оно и есть. Но только не для Дина. Почему-то всё стало хуже, и он не знает, почему или что он делает не так. Это просто он. Это должен быть он, как будто он в корне испорчен, даже в более простом мире. - Да, Джек, так и есть, - хрипит Дин. - Ты молодец, парень. Я... я когда-нибудь говорил тебе об этом? Что ты молодец, и я... - он останавливается, подыскивая нужные слова, желая, чтобы они у него были. И тут, как пощечина, слова сами приходят ему в голову. Потому что он точно знает, что сказать - то, что он хотел бы услышать от своего собственного отца, какими бы сложными ни были их отношения. - Я горжусь тобой. Не только потому, что ты спас мир, хотя это и было чертовски круто с твоей стороны. Но и в целом. Я горжусь тем, кто ты есть, и у меня нет на это права, потому что я не приложил к этому руку, но я горжусь. - Но ты приложил, - шепчет Джек, просто глядя на него, его глаза немного светятся. - Ты, Сэм и Кас - все внесли свой вклад в развитие моих лучших качеств. Я учился у всех вас. Просто... у нас с тобой... Мы просто... Дин вздыхает и устало улыбается: - У нас сложные отношения, малыш. Я знаю это. Я виноват, я знаю, и мне жаль. Как бы ты ни хотел с этим разобраться, это тебе решать. Всё, что захочешь. - Я хочу... - Джек осекается и слегка хмурится, глядя в сторону. Он долго молчит, потом качает головой и встречается взглядом с Дином. - Я не хочу, чтобы это была ложь, когда я говорю Кастиэлю, что ты пишешь мне, чтобы узнать, как я, и я не хочу, чтобы это была ложь, когда я говорю ему, что мы встречаемся, когда я прихожу сюда. Я хочу, чтобы ты пытался, даже если мне будет нелегко. Глубоко вздохнув, Дин позволяет этим словам уложиться в голове. Он помнит, как в двадцать четыре года ждал звонка от отца, чтобы узнать, как дела. Он помнит, что никогда не знал, волнует ли это отца, - тайный страх, проросший из отсутствия усилий, которые тот не прилагал ради своих сыновей. Он помнит, как был в ярости на себя за то, что сомневался в отце, за свой гнев, за то, что был таким чертовски нуждающимся, что у него всё внутри сводило, когда он неделями ничего не слышал от отца. Он помнит кислое жжение в горле, когда он понял, что отец проведал Сэма, но не удосужился и половины этого времени потратить на то же самое для него - он всегда звонил только по поводу дел или отдавал приказы. Раньше он думал: Господи, папа, неужели тебя это убьёт, если ты время от времени будешь спрашивать, как я? И ненавидел себя за это, за то, что был плохим сыном. Я хочу, чтобы ты пытался, даже если мне будет нелегко, сказал Джек, и ведь это именно так, не правда ли? В конце концов, именно этого хочет любой ребёнок - чтобы кто-то, на кого он равняется и кого любит, заботился о нём настолько, чтобы пытаться. - Ладно, - хрипло произносит Дин, делая глубокий вдох и медленно выпуская воздух. - Вот что мы сделаем. Я буду спрашивать, как ты, буду проводить с тобой время, когда ты будешь появляться, и я буду пытаться. Джек долго смотрит на него, потом кивает и пересаживается напротив, выжидающе глядя на него: - Хорошо, - говорит он и ждёт. - Э-э... - Дин моргает. - Ты имеешь в виду... ох, ты имеешь в виду прямо сейчас? Оу, хорошо, - он делает паузу, ломая голову в поисках того, что можно сделать или сказать. Наконец, немного неловко, он решается: - Хочешь пойти перекусить? - Можно я поведу? - спрашивает Джек, поднимая брови. Дин фыркает: - Чёрта с два. - Но ты же сказал, что я могу получить всё, что захочу, - замечает Джек, который, видимо, не прочь немного поманипулировать, чтобы получить желаемое. - А, чёрт, я ведь так и сказал, не так ли? - Дин морщится и тянется, чтобы почесать шею. Неохотно порывшись в кармане, он выуживает ключи и, глубоко вздохнув, бросает их с легким кивком. - Ладно, ты за рулём. Джек лучезарно улыбается ему.