нездоровый

      Первое, что думает Санджи:       «Блять, я не должен был этого видеть».       Медотсек похож на место съëмок Техасской резни бензопилой, но в отличие от фильма — кровь настоящая, Санджи это точно знает. Бордовая жидкость на стенах, потолке, а некогда белый пол полностью красный, ни одного просвета настоящего цвета. Там же куча чего-то, что было когда-то Чоппером. Желудок Санджи начинает сокращаться с невероятной силой и чтобы сдержать позывы, приходится применить усилие.       Чтобы не закричать — тоже. Санджи делает шаг назад, потом ещë один, боясь хоть на мгновение отвести взгляд от этого, от того, что вроде бы Усопп, но очевидно, не он. У этого жëлтый (на самом деле почти полностью красный, пропитанный кровью врача) комбинезон и чëрные вьющиеся волосы. У этого из живота торчат то ли языки, то ли щупальца, а из горла раздаëтся нечеловеческое урчание. Будто это дикое животное, догнавшее свою жертву.       Усопп поднимается медленно и слишком гибко, так, как не встают люди, и раскачивается из стороны в сторону, разворачиваясь к Санджи. Раскачивается, перед тем, как броситься на него. Между ними расстояние в метров сто, но Винсмок не успевает моргнуть, когда оказывается на полу. Он ударяется головой, когда его силой вдавливают в стену, а потом вниз, заставляя сесть — ударяется сильно, в глазах темнеет, а голова по инерции откидывается вперëд. НеУсопп садится сверху, одну когтистую лапу кладëт блондину на шею, царапая, второй опирается о стену чуть выше его головы.       Пасть у него разорвана от уха до уха и с полуметрового языка льëтся на шею и синий комбинезон то ли слизь, то ли слюна смешанная с чужой кровью. И живот будто рассечëн от паха до груди — оттуда вырываются языки-щупальца, извиваются и норовят с Санджи сделать то же, что сделали с Чоппером и Робин ранее. Усопп растягивает лицо в оскале, ещë больше обнажая неровный частокол длинных окровавленных клыков, проводит языком по чужой щеке и сжимает руку на шее сильнее. Одно движение…       Санджи думает:       «Мне пиздец».       Потом Санджи думает, что нужно драться, поднять шум, чтобы прибежал хоть кто-то, а вместе они справятся с этим. В идеале, чтобы это были Луффи и Маримо. Луффи точно прибежит, стоит ему услышать крик — он после смерти Робин, как оголëнный провод, как сжатая пружина, рыщет по кораблю в поисках убийцы. В своей команде он не сомневался ни разу. Санджи думает, что будет драться за тех, кто жив, и мстить за тех, кого убили, даже если это его убьëт тоже. Санджи думает о чужом бешеном взгляде, весе тела, прижимающего его к полу, и отводит взгляд, краснея, под хохот Усоппа.       Тот убирает руку и щëки его почти мгновенно затягиваются. — Ты просто неисправим. Помоги мне спрятать тело.       Усопп также плавно встаëт, протягивает ладонь Винсмоку, а когда тот поднимается — притягивает к себе. Близко-близко, обдавая запахом крови, и шепчет прямо в губы. — Ты конченый, ты в курсе? Тебе бы лечиться.       Санджи согласен, ему бы лечиться, но тело единственного врача они запихивают в вентиляцию, а больше доступных докторов в открытом космосе явно нет. Остаëтся прыгать в открытый люк вслед за Усоппом и ползти в душевые, а потом в каюту. Усопп кидает ему в руки какой-то пакетик. — Пока моешься, замочи комбез в этом.       Санджи кивает, а руки всë ещë дрожат и в животе буря от тошноты и жара. — Выходи первый, — бормочет Винсмок, затаскивая себя под горячую воду. — Не-а. Будешь дрочить без разрешения, оторву руки, — и по тону непонятно, шутит ли. Скорее всего, но Санджи покорно выключает кипяток и шипит от холода.       Их зовут на собрание, как только они приходят в каюту. Не нужно задавать вопросов, достаточно одного взгляда на Луффи, чтобы понять — пропажу Чоппера заметили. Атмосфера вязкая, липкая и тяжëлая, не вздохнуть, а у Санджи по спине течëт холодный пот, будто он своими руками разодрал и Чоппера, и Робин, и всех остальных в команде. У Усоппа дрожат губы и по щекам текут слëзы, голос у него тоже дрожащий, но когда утыкается в плечо Луффи, бросает взгляд на повара — острый, холодный и такой же невыносимо тяжëлый. Санджи от него задыхается. — А вы где были? — спрашивает Зоро. Луффи сдвигает брови к переносице и кусает дрожащую губу. — Не смей.       Зоро смотрит на капитана долгие несколько минут и между ними разгорается какой-то безмолвный яростный спор. — Я просто хочу убедиться, что они ничего не видели. Я знаю, где были все остальные, но не эти двое. — В душе мы были, Маримо. — Что вы делали в душе посреди белого дня? Усопп? — Зоро переводит взгляд на Усоппа, будто в их паре слабое звено он. Зоро, конечно, не знает, что давить стоило бы на Винсмока. Усопп утыкается взглядом в пол, выглядя донельзя смущëнным, робко поднимает глаза на Санджи. У того в груди спирает — не знал бы, поверил. — Отстань от него. Трахались мы, чëрт тебя дери. Доволен? — Одной проблемой меньше, — выдыхает Нами. — Разобрались наконец.       Когда они расходятся на поиски, Санджи видит, как Луффи тащит Зоро за шкирку. Первое правило их корабля — доверие. И Винсмок кусает внутреннюю сторону щеки до крови, сдерживая отвращение к себе. Он предал доверие не тех людей.       Чоппера находит Зоро. Зажимает себе рот и падает рядом, глотая слëзы и подступающую тошноту. Не было смысла допрашивать Усоппа, если это дело рук точно не людей. Они проводят маленькую церемонию прощания, укладывая тело в специальную морозильную камеру рядом с Робин. А ведь Луффи был уверен, что они не пригодятся. За столько времени не пригождались же. Санджи интересно, всегда ли был Усопп этим. — Кто б знал, что за всей этой бравадой о настоящих мужиках скрывается желание, чтобы над ним доминировали, — фырчит Усопп.       Санджи тошнит — они ведь только вчера похоронили Чоппера. Неужели вся сердобольность брюнета была лишь игрой? Неужели у него отсутствует эмпатия напрочь? Потом он понимает, что сам-то не лучше. Ему бы встать и пойти к Луффи, даже если это значит, что до Земли они оба уже не доберутся, останутся за бортом в прямом смысле. Но это спасло бы несколько жизней. Он сдерживает слëзы, зная, что не сможет обречь Усоппа на смерть. — Простите, отнесу его в другой отсек, — бормочет Нами, затаскивая мертвецки пьяного Зоро. Она не осуждает, в конце концов, каждый борется со стрессом, как может. Зоро пьëт, Луффи избивает грушу… Эти двое очевидно успокаивают друг друга своими методами. Не ей осуждать. Усопп подскакивает. — Я помогу. Санджи, пойдëшь?       Блондин машет головой, мол «сам справишься», и скрывается в туалете. Его тошнит до желчи, до боли в горле и слезящихся глаз. Он нажимает на кнопку слива, полощет рот и долго смотрит на своë отражение, замечая залëгшие под глазами чëрные тени. — Прекрати жалеть себя. Ты выбрал сторону.       Усопп забирается к нему в кровать, когда на корабле гасят свет. У него мокрые после душа волосы и влажная кожа. Санджи кажется, что от него исходит слабый-слабый запах крови — хотя это только кажется. Усоппу нет равных в устранении следов. — Ты убил их? — Зачем спрашивать, если не хочешь знать ответа?       Утро начинается с сигнала тревоги. Усоппа в кровати уже нет, а Санджи, впрыгивая в комбинезон, бежит в зал для собраний, чтобы по пути увидеть, как Луффи бьëт Зоро в одном из отсеков.       «Живой?»       А потом до него доходит. Зоро весь в крови и не пытается прикрыться, а рядом тело в оранжевом. Санджи трясëт, даже когда ему на плечи кладëт руки Фрэнки. — Тебе не стоит этого видеть, братан, — чужой голос дрожит.       Винсмок вырывается, вбегает в двери, с размаху пиная Зоро в лицо. Он не успевает удивиться самому себе, а тело движется само. Он ведь прекрасно знает, что Зоро не виноват. — Как ты мог?! — кричит, хватая мечника за окровавленный воротник, и пытается остановиться, смотря на себя будто со стороны. Великолепный актëр, все точно поверили.       Санджи обнимают со спины, удерживая на месте — Винсмок хочет вырваться, но замечает жëлтые рукава и останавливается. Луффи поднимает тело, Фрэнки помогает встать Зоро и они уходят в сторону морозильных камер. Блондин всë ещë не знает, где Брук, поэтому молчит, разворачиваясь. Усопп смеëтся, прижимаясь губами к его. — Хороший мальчик, — шепчет на ухо, а у Санджи от этого тона желание встать на колени и надеть ошейник. Служить долго, в коленно-локтевой, по собачьи верно.       Брука Санджи добивает своими руками с подачи Усоппа. Это уже почти легко. Ему везëт и длинный нож входит аккуратно между рëбрами. Брук очень скоро замирает и на его лице застывает обиженное выражение, будто спрашивающее: «За что?». Санджи и сам не знает. Потому что так надо Усоппу, а Винсмок нездорово влюблëн. То ли в это, то ли не может принять, что милого доброго парня, похитившего его сердце больше трëх лет назад, нет и не было никогда.       Усопп хватает Санджи за светлые волосы, тянет вверх, кусая острыми зубами в шею до крови, вжимает чужое лицо себе в пах. Винсмок давится рвотными позывами и слезами, но отстраниться ему не даëт железная хватка на голове. Брук смотрит стеклянными глазами всë также обиженно, когда Санджи вдавливают в окровавленный пол. — Тише, — приказ.       Винсмок давится чужим языком и стонами, а что-то трëтся внутри в разных темпах, бьëт по чувствительным точкам везде и сразу. Усопп медленно опускается на его член, и у Санджи в глазах звëзды, а перед глазами разодранный живот и движение внутри его тела. И между их животами кровь и слизь.       Он раскрывает глаза. — Проснулся? — шепчет Усопп, целуя в угол губ. — Ты отключился прямо в процессе. Пришлось мыть тебя и относить в каюту.       Санджи чувствует себя жидким тестом, растекающимся в чужих руках — не собрать, не удержать. Это скоро закончится, но сейчас хочется думать, что всë хорошо, и кудрявые волосы лезущие в нос, и дыхание на ключицах, и тепло чужого тела — всë это навсегда. — Остались Луффи и Зоро.       Санджи кивает, не желая слышать подробностей. Где-то в глубине души, наверное, он надеялся, что с Фрэнки Усопп не справится.       За Луффи Усопп идëт один. Санджи методично подливает Зоро саке, нарезая яблоки. Сам не пьëт. Его уже не тошнит, но сердце болит сильнее, чем укусы Усоппа под рубашкой. Луффи не заслужил такого. Никто из них не заслужил, но Луффи тем более. Ни смерти, ни похорон своих товарищей. Когда Зоро роняет голову на руки и начинает храпеть, Санджи тихо выходит с камбуза, закрывая дверь на код. Усопп держит Луффи на коленях. — Тебе грустно?       Луффи выглядит спящим, если не обращать внимания на то, что тело и голова смотрят в разные стороны. Усопп качает головой. — Наш вид не знает, что такое грусть и сострадание.       Санджи не говорит, но думает: «врëшь». Усопп приходит в себя быстро, стоит морозильной камере скрыть в себе тело капитана. — Убей Зоро, — бормочет Усопп. Выглядит он, мягко говоря, хреново. Будто измотанный долгой-долгой болезнью. — Я свяжу его. Остальное сам.       Санджи кивает, не уверенный, что справится. Брука он добивал, чтобы тот не мучался, умирая медленно. Здесь всë по-другому. Он ведь Зоро никогда и не ненавидел по-настоящему. Но он кивает ещë раз. — Он же и тебя убьëт! — кричит Зоро.       Санджи поворачивается к Усоппу — тот безучастно ковыряет зубочисткой в зубах. Винсмок улыбается, кивая. — Я знаю.       Он знал это с того момента, как увидел Усоппа над телом Чоппера. И он снова задумался. Всегда ли был Усопп таким? Неужели их трëхлетние кошки-мышки в попытках разобраться в своих и чужих чувствах были лишь игрой, лишь невероятным хтоническим планом? Неужели тот Усопп, краснеющий от случайных касаний, нервно прячущий рисунки спустя несколько месяцев знакомства врал? Любил ли он его когда-нибудь? Любил ли Санджи его? Любит ли он до сих пор того неуклюжего, весëлого, самого храброго на свете парня? А может ему промыли мозг — он ведь всегда любил лишь женщин. Женщин и Усоппа. Глупость. Санджи фыркает и повторяет: — Я знаю это. Я следующий.       Зоро оказывается донельзя живучим. Нож соскальзывает, входит в плоть мягко, как в масло. Зоро кашляет, кусает губы, давится кровью, но не умирает. — Выше, чëртов придурок, — плюëтся, булькает бордовыми губами.       Санджи откидывает нож, вытирает выступивший пот со лба и над губой, размазывая кровь по лицу, и едва добегает до унитаза. Усопп сочувственно протягивает ему стакан воды.       Когда Санджи приходит в себя, они оттаскивают Зоро к остальным, вымывают каюту и стирают одежду. — Вот и всë. — Вот и всë, — глухо повторяет Усопп и толкает Винсмока на белые простыни, садясь сверху. — Знаешь…       Он замолкает и свою мысль не договаривает, тянется руками к чужой шее. — Я люблю тебя, — шепчет Санджи. — До сих пор. Прощай.       Усопп вздрагивает и прикрывает глаза. — Ты говоришь это слишком поздно.       Он кладëт ладони на шею, но не сжимает, держит их несколько минут. Санджи молчит, не убирая с лица расслабленную ободряющую улыбку. Усопп вытирает вспотевшие ладони о жëлтые штаны и снова прижимает к шее. — Я думал, что ваш вид не умеет плакать.