Говорят, прогулки помогают от депрессии

      Лань Сичэнь не собирался уходить из Гусу. После того, как Цзян Чэн подхватил его своими сильными рукам и вынес на крышу, Сичэнь отчаянно захотел обратно в эти объятия. После того, как он снова почувствовал тепло человеческого тела и освежающую прохладу мира, он безумно захотел жить. Но жить оказалось чертовски тяжело.       В ночь после того, как его помыли и накормили, он отправился на источник, чтобы хоть немного взбодриться. Меч с собой он брать не стал: зачем ему дома могло понадобиться оружие? Возле источника он аккуратно снял и сложил на камень белоснежные одежды, оставшись в одних штанах. Потрогав воду ногой, Сичэнь поджал пальцы от холода. И всё-таки шагнул в купель, навстречу чёрной, блестящей под лунным светом водной глади. Мороз тут же сковал давно не тренированное тело, и вместо желанного просветления Лань Сичэнь только сильнее напрягся.       Со всем прославленным Ланьским упорством он сидел в воде, надеясь на её чудесные свойства, когда почувствовал на себе чей-то взгляд. Казалось, тот видит его насквозь, как стеклянную вазу, вплоть до самого золотого ядра. Сичэнь обернулся. На берегу стояла весьма необычная девушка. Её белые волосы были уложены в высокую прическу и подколоты дюжиной филигранных серебряных шпилек. Серое газовое платье струилось по фигуре как водопад, подчёркивая только необычно крупную, налитую грудь. Губы как лепестки персика соблазнительно блестели. Белая кожа, казалось, светилась изнутри, как камень нефрита. Только жёлтые глаза горели хищной жадностью, разглядывая каждый изгиб мужского тела. Лань Сичэнь мало кого знал с женской половины, но готов был поклясться, что таких девушек в Гусу не водилось. Откуда она взялась?       — Молодая госпожа, это мужская купальня, и к тому же давно был отбой. Вам стоит пойти к себе.       Девушка заглянула ему в самую душу, пригвоздив к месту. Она ещё ничего не сказала, но одним взглядом объяснила всё своё отношение.       — Это что, я только пришла, а меня уже выгоняют? — поинтересовалась она. — Я тут не местная, так что мне до вашего отбоя дела нет, а для тебя отбой был. Что ж ты тут делаешь? — она приподняла подол платья и коснулась ножкой ледяной воды. — А, я поняла, ты пытаешься отморозить все мужские причиндалы. Видимо, не планируешь жениться. В монахи подашься?       — Кто вы? Как вы пришли в Гусу? Сегодня прибыл только глава Цзян, но я слышал, он был один, — Лань Сичэнь чувствовать холод наоборот перестал. Он попятился, скрестив руки на груди, словно прикрывал голый торс. Девушка, заметив это, хищно прищурилась. Теперь её глаза с длинными чёрными стрелками стали напоминать лисьи.       — Ой, да я просто мимо проходила. Дай я тебя получше рассмотрю, — она развязала шелковый пояс у платья, ослабила сзади шнуровку и скинула одежду, оставшись нагишом. Сичэнь на мгновение замер, растерявшись. Его взгляд сам собой застыл на её огромных грудях с круглыми сосками. В следующее миг он уже не смог выносить этого зрелища и отвернулся.       — Имейте хоть немного приличия, — сказал он как можно мягче. Девушка зашла в воду, плавно покачиваясь, словно бамбук на ветру. Она совершенно не испытывала неудобств от холода.       — Ой, а то что? — подошла она ближе, создавая лёгкие волны. — У тебя что ли ян забурлила от тела этой древней старухи?       — Нет, но… — Лань Сичэнь тут же прикрыл себе рот рукой, тяжело потянув воздух. Как на это надо было отвечать? Девушка обошла его, чтобы смотреть прямо в лицо, и продолжила лукаво улыбаться, эта ситуация её очень забавляла. Сичэнь старательно пытался на неё не смотреть.       — Послушайте, вы не старуха, уж точно так не выглядите. А ходить раздетой перед посторонним мужчиной — это неприлично и нехорошо. Я на вашу провокацию не поведусь, но другие мужчины могут неправильно вас понять! Девушка хохотнула.       — Если ты знаешь мужчин, которые смогли бы мной воспользоваться, познакомь, пожалуйста, мне крайне любопытно! Только ты убедись, что они достаточно сильны, а то последние пара дураков, кто решил, что со мной можно играть по чужим правилам, умерли в страшных муках!       Это была… угроза? Её появление обретало смысл. В Гусу незаметно можно было пробраться в двух случаях: если есть жетон пропуска, или если достаточно духовной силы и опыта, чтобы обойти сквозь барьер. От девушки не чувствовалось ауры, но она наверняка была заклинательницей, а полностью скрывать ауру могли только очень сильные совершенствующиеся. И к тому же у неё были белые волосы, а в ушах болтались очень знакомые сережки с драконом, обвившимся вокруг капли большого лунного камня.       Девушка коснулась его груди, и не отнимая руки, пошла вокруг него.       — Какая великолепная основа для совершенствования, — прокомментировала она, разглядывая его. — И так плохо ты за ней следишь. Тебе не стыдно, а? Такое красивое тело! У тебя все задатки для культивации бессмертных техник, а твоё ядро еле-еле держится. Ну как так можно, а?       — Еле-еле держится? — переспросил Лань Сичэнь, не удержавшись. Он посмотрел прямо ей в лицо, что было немного сложно: она оказалась ниже его на голову и совершенно не скрывала свою грудь, находившуюся почти на линии обзора. — Эти серёжки… откуда вы их взяли?       — Эти? — она дернула за лунный камень, рискуя вырвать серьгу из уха. — О, ты не поверишь, щас расскажу. Лет двести назад я подружилась с одной заклинательницей из вот этого самого ордена, где мы сейчас. Кажется, её звали Дэ. Знаешь такую? Лань Сичэнь покачал головой.       — Она должна быть записана в генеалогических переписях…       — Не знаешь — и не важно. Даже если её имя там есть, оно всё равно тебе ничего не скажет. Ей очень понравились эти серёжки, и я дала их поносить. А тут я себе пошила новое платье и вспомнила про них, потому что они отлично сочетаются. И вот я сначала хотела спуститься официально вся такая красивая, а потом вспомнила, что уже двести лет прошло. Это, в среднем, три человеческих жизни и минимум шесть поколений. Кто меня тут вообще вспомнит-то? А мне ж только серёжки нужны, вот я и пробралась тайно. Сначала рыскала на женской половине, но не нашла. Смеха ради поискала на мужской половине, да только мужики тут вообще с украшениями не дружат. Думаю - в сокровищнице что ли?! Залезла в сокровищницу, и вот они, родимые! — она упёрла руки в бока и очень по-старушечьи покачала головой. — Стоят такие на стенде, в рамочке, снизу табличка: “Магический Артефакт”!       — Беловолосой Бессмертной Юэхуа… — закончил за неё предложение Лань Сичэнь. — Вы Бессмертная?       — Да какая ж я бессмертная, если меня можно убить? Но да, меня так называют. Ты ещё и имя моё вспомнил, какой молодец, высший бал тебе, можешь идти сдавать экзамены в столицу. Но это не интересно, вот послушай, какой дегенерат поставил серёжки на полочку и запер в самой дальней комнате? Какой это, скажи на милость, артефакт? Ещё и магический?! Это же украшение!       Лань Сичэнь сглотнул. Первый раз в жизни кто-то его ругал за бережное отношение к вещам.       — Эти серьги могут собирать и хранить большое количество духовной энергии… — постарался возразить заклинатель, но по поджатым губам собеседницы понял, что аргумент не аргумент.       — Ну, могут. И чо? Это украшение. У-кра-ше-ни-е! Украшение должно украшать, то есть использоваться! А вы поставили его на полку. Серьги были такими пустыми, словно их лет сто никто не надевал, вы что творите? Да если б вы их сломали, разбили или потеряли, было б лучше!       Лань Сичэнь не знал, что ответить. Было много причин, почему эти огромные серьги с драконом никто не носил. Когда-то их могла надеть на важное событие супруга главы ордена, но последний раз это было лет, наверное, пятьдесят назад? Ещё при отце Лань Цижэня и Лань Цианя , то есть при деде Лань Сичэня, которого он даже не знал. Но ещё больше заклинателя удивляло, что Юэхуа не понравилось, как о её вещи заботились.       — Короче, — сказала она, не дождавшись ответа. — Я их забираю обратно и буду ИСПОЛЬЗОВАТЬ! А не как вы.       — Это ваши серёжки, Юэхуа-саньжэнь. Никто в ордене не стал бы вам препятствовать… — Лань Сичэнь постарался быть хотя бы вежливым, но в ноге вдруг прострелила резкая боль. Мышцу в бедре словно натянули и резко скрутили. В глазах потемнело. Заклинатель издал тихий писк, когда его колени сами подогнулись, и он почти упал в воду, но две маленькие и очень сильные ладошки не позволили ему опуститься ниже.       — Я же говорила, у тебя ядро держится на честном слове, тебе нельзя сидеть в такой холодной воде.       Бессмертная обхватила его за талию одной рукой. Тело от этого наполнилось странной лёгкостью. Они вместе оторвались от земли, поднялись над водой и приземлились на берегу. Лань Сичэнь запоздало понял, что они взлетели без меча. Юэхуа одним взмахом ладони высушила их самих и одежду и начала растирать его бедро, выпуская волны горячей энергии. Потихоньку боль стала уходить.       — Спасибо, — тихо сказал Лань Сичэнь, когда снова начал ощущать пальцы на ногах.       — Во-первых, давай договоримся. Я не человек, и не надо звать меня саньжэнь. А во-вторых, не хочешь ли ты ко мне в гости? — внезапно спросила она.       — Что?... — удивился Лань Сичэнь.       — Как, кстати, тебя зовут?       — Лань Сичэнь.       — А при рождении?       — Лань Хуань.       — Ага, Хуань, значит. Так что, не хочешь? Сичэнь растерянно вскинул голову. К счастью, Бессмертная начала надевать обратно платье.       — Это будет грубо с моей стороны так навязываться…       — Окстись! — воскликнула она, завязывая бант под грудью. — Я сама тебя приглашаю. Мальчик, у тебя нет опыта общения с бессмертными, поэтому ты не сможешь проявить достаточную и уместную вежливость. Оставь свои многословные формулировки для людских политических игрищ, а со мной просто будь честным. Просто будь честным? В ордене Лань запрещено врать, но не врать и быть честным — это не одно и то же. Лань Сичэнь солгал бы, если б сказал, что не любил Цзинь Гуанъяо. Но если бы он сказал, что любил, но не уточнил бы, как именно — он бы не соврал, но и не был бы честен.       — Бессмертная, — собрал он все свои мысли в кучу. — Я не понимаю, зачем вам это. Мы находимся на совершенно разных уровнях совершенствования. Вы просто проходили мимо и увидели симпатичного голого мужчину — это я понимаю. Но какой вам толк от меня дальше?       — Какой толк? — Юэхуа действительно задумалась. — Здесь не вопрос выгоды. Совершенномудрый предпочитает полной чаше полную жизнь. [Даодэцзин, 12] Если кормить карпов в озере, ты ничего не потеряешь, но вероятно с интересом проведешь время. Я тут примерно по тем же причинам. Ты мне понравился, поэтому я думаю, что интересно проведу время.       — Вы имеете в виду… — Лань Сичэнь провел рукой по груди, раздумывая о том, как выразиться, не поправ норм приличий, и когда его рука дошла до живота, Юэхуа недовольно нахмурилась.       — Что? Нет! Хотя если ты предлагаешь, то я согласна, только не раньше, чем мы тебя отогреем. Точно! У меня осталась ещё настойка на годжи, обязательно дам попробовать! А ещё у меня отличная ванна, — она протянула руку. — Пойдем быстро, посидим, лясы поточим, посмотришь мир с высоты моего полёта, м? Сичэнь смотрел на эту руку с длинными ногтями, окрашенными в цвет небесной лазури, со странным ощущением. Словно он был ребенком, собирающимся сделать запрещённую шалость.       — Если быстро, то почему бы и нет… — сказал он, вложив свою руку в её.

〜·・✤❖歩❖✤・·〜

      На следующее утро Лань Сичэнь лежал на подстилке из мягких оленьих шкур и много часов смотрел в стену пещеры. Бессмертная в своей обители выровняла пол, поставила печку и оборудовала кухню, ванну из природных источников, отполировала несколько валунов, используя в качестве столов, но сама спала на подстилке из шкур, а стены так и остались из грубой и необработанной скальной породы. Их было почти интересно рассматривать.       Сичэнь не хотел вставать. Ведь это означало причесываться, пытаться найти для себя одежду, вернуться в Гусу, а он не хотел это всё делать… он вообще не знал, зачем ему вставать. Одна мысль об этом придавливала к земле как огромный валун. Юэхуа что-то готовила, запалив огонь в печи. По всей обители витал сладкий пряный аромат, совсем не такой, как бывал в Гусу на кухне. Но и еда не заставила заклинателя встать с постели. Он думал о том, что надо бы спросить разрешения взять еды, но вдруг это не ему готовили? И как спросить?... Слишком сложно.       Он не заметил, как провалялся пол дня и как затекло его тело. Между тем над ним нависла Бессмертная, пристально разглядывая.       — Чего лежим? — спросила она. Лань Хуань перевернулся на спину и понял, что накатившее некоторое время назад чувство тревоги было из-за Юэхуа-сяньху.       — Да, вы правы… я сейчас встану… — он вздохнул, попытавшись подняться, но тяжёлая маленькая ручка с длинными лазурными ногтями, пригвоздила его голову к лежанке. Бессмертная разглядывала его жёлтыми лисьими глазами, как будто видела каждый его меридиан, пока у Сичэня не появилось странное ощущение, будто ему щекочут череп изнутри.       — Очень хочешь лежать дальше, да? — спросила Юэхуа, когда убрала руку. — Сожалею, но днями валяться я тебе не позволю.       — Нет, что вы… я понимаю, что я уже загостился…       — Для начала будь проще и обращайся без церемоний. И без “сяньху”, это меня ужасно старит!       — Но… Разве так можно? — Лань Хуань нашел в себе силы поднять брови.       — Можно, — ответила Бессмертная, протянув ему руку, чтобы помочь встать. — Мы вчера вместе пили, и вообще я так говорю, значит так можно. Хватайся, будем приводить тебя в порядок.       Заклинатель аккуратно взял её за руку, поддавшись этому лёгкому порыву.       — Я, наверное, всё-таки злоупотребляю вашим гостеприимством, и мне надо вернуться…       — А хочешь? Возвращаться?       Сичэнь замер, успев привстать на локте. От вопроса резко захотелось лечь обратно и больше не шевелиться.       — Не знаю… Это нехорошо вот так надолго уходить…       Юэхуа рванула его на себя, заставляя встать.       — Хорошо, плохо… ты в этом разбираешься? Иди вон туда, там туалет и родник для умывания, я пока поищу, что тебе надеть.       Заклинатель послушно пошёл выполнять указания. Лань Хуань действительно не разбирался в том, что в этом мире хорошо, а что плохо. И стоило ему снова об этом задуматься, как голова совсем разболелась. Пришлось собрать всю силу воли, чтобы просто не упасть на каменный пол. Бессмертная к тому времени, как он вернулся, открыла комод, стоящий возле лежанки, и начала выкидывать из него вещи. Чем больше она доставала разноцветных платьев, тем больше казалось, что у этой штуки нет дна. Наконец она извлекла мужской халат странного покроя из оранжевой тафты с белым и красным орнаментом.       — Похоже, я всю мужскую одежду давно повыкидывала, — посетовала она, накидывая халат на плечи Лань Сичэня. Тот замер, нерешительно взявшись за ткань. — Что? Не нравится? Ну извините, чем богаты. Если я прожила тыщу лет, это не значит, что я могу всё. Потом пойдем и поищем на рынках, что тебе понравится…       — Юэхуа-сяньху, вам не нужно так напрягаться ради меня…       Юэхуа посмотрела ему в глаза.       — Ну, если ты так не можешь без обращений, то зови меня… Сяоцзе!       Лань Хуань закашлялся от неожиданности.       — Как я могу обращаться так… непочтительно? Юэхуа-сяньху…       — Я сама так велела, поэтому большей непочтительностью будет обращаться ко мне как-то иначе! — она натянула на него халат и подвязала. Сичэнь посмотрел на рукав, расшитый яркими нитками. Он никогда так не одевался. Бывало в юности, до того, как он стал главой Великого Ордена, на соревнованиях ему приходилось носить красные, зелёные, или жёлтые одежды. Но это короткие моменты, которые требовались для соблюдения этикета. Когда он много лет назад бежал из горящего Гусу с библиотекой и сокровищницей, он носил простой серый халат, а когда тот потребовалось поменять, Мэн Яо нашел для него тёмно-синий. Теперь пёстрота резала глаз, и Лань Хуань не мог определиться, нравится ему или нет. Бессмертная подвела его к большому плоскому камню, где уже остывали на тарелке маленькие румяные лепешки и в кувшин был налит отвар из сливы. Юэхуа посадила мужчину, сама уселась напротив, налила ему напиток и подтолкнула пиалу ближе.       — Кушай, а то у тебя не только желание, но и силы двигаться пропадут, — велела она. Лань Сичэнь послушно откусил сладкую лепёшку, запив отваром, и, пока жевал, не особо чувствуя вкус еды, вдруг понял, что она ему сказала.       — Вы знаете, что мне не хочется двигаться?       — По тебе заметно, — Бессмертная ответила, тоже жуя завтрак. — Но дело не только в этом. Я весь день думала о твоей проблеме с ядром и кажется нашла её. Точнее, с ядром-то всё хорошо, но ты загнал себя в ловушку, и из-за этого ядро потеряло стабильность.       — Я? Сам? — Лань Сичэнь чуть не забыл проглотить еду, но когда первое удивление прошло, он невесело ухмыльнулся. — Это имеет смысл. Я не настолько хороший заклинатель, чтобы иметь такое сильное ядро. Я не разбираюсь в людях, и глуп даже для того, чтобы разобраться в самом себе…       Юэхуа внимательно выслушала, подождала немного на случай, если собеседнику есть, что ещё сказать, и ответила:       — Тут ты не прав. Тот, кто полностью познал себя и этот мир, перестаёт быть самим собой и становится совершенномудрым. Он сливается с Дао. Освободив сердце от хлама полезных вещей, он постоянен. Смена жизни и смерти не для него. [Даодэцзин, 16]       — Я читал Даодэцзин, — возразил Сичэнь. — Но не нужно знать классические книги, чтобы понимать, насколько я глуп и далёк от совершенномудрого. Если я выучил несколько стихов и знаю пару предков, это ещё не значит, что я умный.       — А вот тут ты прав, — согласилась Юэхуа. — Только это также не значит, что есть смысл в том, чтобы ругать себя и ненавидеть. Ты замкнулся в себе, и только отличная настойка от моей подруги Чанъэ , которая осталась с прошлого праздника Середины осени , развязала тебе язык, так что я теперь кое-что знаю о твоей прежней жизни. Лань Хуань чуть не выронил пиалу из рук, вспомнив, как он вчера расплакался после второй чарки. Захотелось выбежать из пещеры и отправить себя в свободное падение до земли. Вчера он выложил ей все свои переживания о многолетней безответной любви; о том, что человек, которого он любил, оказался мстительным подлым лжецом; о том, что сам глава Лань перестал понимать, что люди чувствуют и о чём думают. Но самое главное — о том, что он разочаровался в себе и своих чувствах. Разочаровался настолько, что жить он не заслуживает, а умереть не хватает смелости. Юэхуа его тогда обняла и долго гладила по голове, пока он говорил. А когда он попытался встать, то свалился на землю, потому что не держали ноги. Юэхуа долго смеялась над его неустойчивостью к алкоголю.       Сичэнь задрожал, чувствуя, что его сердце сейчас выпрыгнет из груди. Он приложил все силы, чтобы не расплескать отвар из пиалы.       — Пожалуйста, простите моё недостойное поведение, Юэхуа-сяньху… алкоголь в ордене Лань запрещен, поэтому…       — Конечно, прошу! — Бессмертная похлопал его по плечу. — Но с условием, что ты называешь меня теперь Юэ-сяоцзе!       Лань Хуань открыл рот и уставился на неё покрасневшими глазами. Как-то не так должна была выглядеть сцена, где он просит прощения перед всем миром, который определяет ему более жестокое наказание.

〜·・✤❖歩❖✤・·〜

      Юэхуа всё-таки заставила его назвать её Сяоцзе и опять долго смеялась, наблюдая за мучениями заклинателя. Когда же успокоилась, то объявила, что Лань Хуаню лучше остаться у неё на некоторое время.       — Я думаю, старейшины не одобрят такое моё отсутствие… Я глава ордена и не могу потакать своим желаниям, поэтому мне следует вернуться, — попытался отказаться Сичэнь. Юэхуа заставила его съесть ещё одну лепёшку.       — От мёртвого тебя будет примерно столько же пользы, как и от отсутствующего. Твои старейшины не смогли позаботиться о тебе должным образом, и мне не хочется давать им второй шанс. А если тебя так мучает совесть, то я напишу им записку, что ты пока что на отдыхе. Кто посмеет мне перечить?       Лань Хуань прижал руку к груди, раздумывая о такой возможности. Все обязательства, что на нём лежали, можно было вот так проигнорировать? На мгновение напряжение в животе отпустило, а затем снова сдавило. Слишком тревожно было отказаться от привычного уклада.       — Я не смею напрягать вас своим присутствием… — снова попытался отказаться от приглашения Сичэнь.       — Сколько тебе лет?       — Сорок…       — А мне?       — Не знаю…       — А я тоже не знаю! После третьей сотни бросила считать! Скажи, что меня в таком почтенном возрасте может напрягать?       Лань Сичэнь смутился сильнее.       — Я не знаю. Мы с вами познакомились только вчера, поэтому мне сложно судить…       — Вот и давай узнаем друг друга поближе! Тебе явно надо отдохнуть от мирской суеты, а мне последнее время нечем заниматься. Мы отлично поможем друг другу! “Нечем заниматься” — это очень странный повод для того, чтобы взваливать на свои плечи заботу о чужом человеке. Однако она предложила остаться уже в третий раз, не будет ли грубостью вновь отказать? Поймет ли она его правильно? Или ей действительно не кажутся весомыми его аргументы? Но самое главное, хочет ли он в самом деле вернуться? Он представил, как ему снова придется все свои дни проводить в одиночестве в Ханьши, и от чего-то захотелось плакать. Юэхуа, воспользовавшись моментом, запихнула ему в рот ещё кусок лепёшки.       — Кушай сладкое, кушай, тебе полезно. Молчание — знак согласия?       — Да, — тихо сказал Сичэнь, когда прожевал. — Только напишите, пожалуйста, моему дяде, что меня, вероятно, долго не будет…       — Ну вот и договорились! — довольная Бессмертная показала кружок из пальцев(4). Если бы Лань Хуань знал характер этой девицы чуть лучше, он бы сам написал письмо. Но они были знакомы всего пару дней, и уважая её заслуги и возраст, он рассчитывал на её мудрость. Кто же знал, что в своём послании она и не подумает успокоить заклинателей ордена Лань.       Бессмертная обладала сильной духовной энергией. Она знала множество заклинательских техник, практиковала все виды боевых искусств и могла сражаться с любым оружием. Но она не считала это чем-то выдающимся. Её интересовали совсем обыденные вещи.       Юэхуа узнала, что в бытовых вопросах Хуань совсем не силён. Пределом его кулинарных способностей был суп: сложить всё в одну кастрюлю и варить от четверти до половины часа. А из шитья он умел только наживуливать. Почему-то её такой расклад не устроил. “Ты без этого не сможешь продвинуться в совершенствовании, — заявила она. — Любой бессмертный умеет себя в быту обслуживать. И пожарить мясо на палочке — это не умение”. Под этим девизом она где-то достала на следующий день муку, яйца, мясо и овощи и они принялись месить тесто, лепить пельмени, мариновать свинину, катать лапшу. В общем, делать всё то, что Сичэнь считал для себя необязательным и как для главы ордена, и как для мужчины. Пельмени пришлось учиться лепить очень долго: у Хуаня края выходили не такими ажурными, как у Бессмертной, и он не понимал, почему. Когда мягкое тесто стало складываться в ровные складочки, Сичэнь наконец перестал сильно напрягаться, и спросил:       — Я понимаю, что готовить еду — это полезный навык, однако, почему нельзя было приготовить что-то попроще?       Юэхуа замерла с недолепленым пельменем в руках.       — Например, это весело. Я уже давно не лепила пельменей с кем-нибудь.       — Я не понимаю, — сказал Хуань. — Вы постоянно скрываете ауру, потому что невероятно сильны. Вы могли бы вершить великие дела и не беспокоиться о еде.       — Я могла бы вообще не беспокоиться о еде, потому что моего уровня совершенствования хватает, чтобы не есть и не спать годами. Но это было бы слишком скучно.       — Есть же множество других занятий.       — Есть, — Бессмертная наклонила голову на бок, сдвинув тонкие брови. — Занятий много, меня они просто не забавляют. Но раз тебе не нравится лепить пельмени, чем бы ты занялся?       Хуань посмотрел на кругляш теста, который только что взял в руки.       — Мне не не нравится. Если бы хоть один Бессмертный был на нашей стороне в войне против ордена Вэнь…       — Стой, стой, стой, — Юэхуа подняла ладошку. — Опустим бессмысленные рассуждения “ах если бы, да кабы”. Ты хочешь, чтобы я участвовала в этой вашей смертной жизни? Зачем?       — У вас же есть сила менять этот мир?       — Допустим. И что?       — Вы бы могли наказывать виновных и не давать вершиться злу.       — Хм… — она прикрыла глаза. — Интересное предложение, но нет, я так уже делала.       — Когда? — удивился Хуань.       — Вот, видишь, ты даже не знаешь, что такие времена были. Давненько, конечно. Но ты не из-за давности не в курсе, а потому что ничего не изменилось. Были злодеи, были тираны, были преступники, а люди вот: как жили, так и живут. Пельмени только вкуснее стали делать. А все те, кому я хотела помочь, давным-давно умерли. Представь просто, что ты живёшь очень долго. У тебя есть дорогие тебе люди?       — Брат, дядя… — тихо ответил Лань Сичэнь, ощущая, что чего-то важного он ей недосказал.       — Ну, брат твой, к примеру, обзаведётся детьми. Ты будешь приглядывать за племянниками, и те вырастут, тоже обзаведутся детьми. Будут рассказывать своим детям, что ты их дядя, у них, в свою очередь, тоже появятся дети… и вот проходит пара веков, тебя зовут великим дядюшкой всего ордена, а ты этих новых людей вроде и знаешь, а уже и не очень. Всё те, к кому ты был искренне привязан, уже давно покинули этот мир. Тебе в этой войне было просто принять сторону, потому что твоя привязанность сильна. Но когда ты приходишь к тем, кого еле знаешь — чью сторону выбрать? Одиночество — один из столпов бессмертия, его благословение и проклятие. Ты, кстати, не хочешь совершенствоваться до бессмертия?       — Вы мне всё это рассказали… и спрашиваете меня, не хочу ли я бессмертия?       — Не вижу противоречий. Ты либо хочешь, либо нет. Мои слова что-то изменят только в том случае, если ты сомневаешься.       — Я подумаю… —Хуань отложил слепленный пельмень и посмотрел на рукава, где белые узоры изображали странные цветы, вытянутые в капельку.       — А что, — Бессмертная продолжила лепить пельмени. — Было б здорово. Ты мне приятен, и если в мире будет на одного бессмертного, который мне приятен, больше, то будет веселее. Кстати! Я вспомнила, почему я не выбросила этот халат. Я же его И хотела отдать, только забыла совсем. Вот, кстати, повод пойти на рынок, прикупить тебе того, что нравится, и заодно вручу этому бездельнику подарок.       За этими словами она сделала ещё десяток пельменей и пошла разводить в печке огонь, чтобы пожарить их. Хуань аккуратно прибрался на камне-столе, отнес лишние пельмени в комнату со льдом, и встал перед зеркалом, разглядывая одежду, пока Юэхуа не позвала ужинать.       — А И — это тоже бессмертный? — спросил он, накладывая в тарелку пельмешков, от которых поднимался жар с ароматом лука и черемши.       — Ага, — Юэхуа кивнула, разливая соевый соус. — И кстати, он старше меня.