Семья

Первая взволнованная волна энтузиазма уже сошла, и Том брался за дизайн строящегося дома с сомнениями, что справится – он же ничего не смыслит в дизайне, да и современных тенденциях тоже; что быстро перегорит, с ним же так часто бывает – он натура увлекающаяся, но неусидчивая и непостоянная. Но дизайн быстро увлёк. Как человеку творческому все эти цвета, оттенки, фактуры, выбор предметов интерьера ему близки и очень интересны. Неважно, что не знает большинства профессиональных названий – в процессе учился, каждое новое слово с его значением откладывая в памяти. Важно, что как талантливый фотограф обладал неплохим видением как общего образа, так и расставляющих акценты деталей. Все эти программы, с которыми его познакомила команда дизайнеров, давали простор воображению и полную свободу действий. А занятую дизайном дома команду Шулейман тихонько подкорректировал до начала общения Тома с ними, убрал всех мужчин, поставив на их место женщин. Теперь команда сугубо женская – так спокойнее, чтобы Том ненароком не увлёкся каким-нибудь творческим представителем своего пола, с которым связан общим делом. В связях же с женщинами Том замечен не был, тем более дамы в команде не по его вкусу – ни одной с большим бюстом. Том часы просиживал с ноутбуком, но чаще с планшетом, подбирал интерьеры, выбирал из сотен, тысяч альтернативных вариантов, не ограничиваясь тем, что предлагали дизайнеры, даже изучал теорию цвета и подобную профессиональную литературу. Потом бежал к Оскару, показывал, что сделал, с улыбкой немного смущённой, воодушевлённой и ожидающей вердикта. Том даже рисовал в своих давно уже освоенных графических программах комнаты с нуля, какими представлял их в моменте. Какие-то рисовал лишь от порыва, сразу отметая их реализацию, какими-то гордился. - Неплохо, весьма неплохо, - сказал Шулейман, разглядывая вариант комнаты на экране планшета. – Видимо, я не прогадал, предложив тебе заняться дизайном, - усмехнулся, взглянул на Тома через прищур. – Особенно мне нравится та синяя комната, можно её оставить в таком варианте без изменений. Кстати, я хочу, чтобы какая-нибудь ванная комната была в чёрном дизайне. Приятен мне этот уже ставший новой классикой вариант. Том кивнул, вбил в заметки в программе: «Чёрная ванная комната». Сначала нужно будет ознакомиться с этим дизайном, потом придумать что-нибудь красивое. - Ты хочешь, чтобы наша ванная была чёрной? – спросил Том, подняв взгляд к Оскару. - Нет, - недолго подумав, ответил тот. – Не думаю, что тебе будет комфортно на постоянной основе пользоваться чёрной ванной комнатой. Меня устроит чёрный дизайн общей ванной. - А спальня? – Том выгнул брови. – Ты говорил, что дизайн спальни мы будем выбирать вместе. Или потом выберем? Шулейман потянулся за своим айфоном, накликал фотографию спальни в близком ему дизайне и показал Тому: - В плане спальни я консерватор, я предпочитаю дизайн вне времени и не испытываю желания ему изменять. Думаю, ты заметил, что эта спальня, - они сейчас находились в ней, - сколько бы раз я ни делал ремонт, остаётся в одном стиле. Да, Том заметил. Другие комнаты в квартире могли меняться до неузнаваемости, но спальня Оскара – это всегда светлые стены, практичные линии, строго выверенное количество предметов интерьера. Постельное бельё всегда белое, другого Том здесь не видел за все годы, прикроватная тумбочка – деревянный куб, у которого из украшений лишь лаконичные стальные ручки. Вариативный предмет интерьера – стул/кресло, оно то появлялось здесь, то исчезало. Насчёт занавесок, как Том понял, Оскар не имел твёрдого убеждения – когда-то шторы на окнах в его спальне были и задёргивались на ночь, сейчас нет. - Оскар, а в спальне может быть балкон? - Может, - кивнул Шулейман, - а что? - Давай сделаем балкон? – Том расплылся в улыбке. – С такими красивыми шторками по бокам. Такими, - нашёл сохранённое изображение и показал Оскару. – Я смогу с утра сонным туда выходить и загорать, досыпать. Может быть, голышом. - Что-то за все годы, что я тебя знаю, не припомню, чтобы ты с утра горел желанием куда-то идти, - усмехнулся Оскар. – Но ладно, пусть будет балкон в спальне. Только не усердствуй с ними по всему дому, не люблю я балконы. - Мне нужен только в спальне. Может быть, ещё со стороны фасада дома, чтобы мог выходить на балкон и наблюдать за двором. - Мы можем сделать какую-нибудь комнату лазурной? – Том переключился на следующую завладевшую его сердцем идею. – Мы же на Лазурном берегу, море… - пояснял, разводя рукой в воздухе. Улыбнулся. – В общем, подходит, я думаю, это будет красиво, я вижу лазурную комнату. Шулейман снова усмехнулся: - Комнат много, так что можешь реализовать все свои идеи. - Оскар, пусть у нас в доме будет библиотека, можно? – Том оживился ещё больше, схватил его за плечо. – Большая комната с высоким-высоким потолком и тянущимися до него книжными шкафами. Как в «Красавица и чудовище». - Чтобы как в «Красавица и чудовище», нужен замок, а не дом. Ты бы сказал, я бы искал недвижимость в другом сегменте, - и снова Оскар усмехнулся. - Не думаю, что жить в замке удобно, - Том воспринял его слова всерьёз. – Я бы не хотел. В доме твоего папы тоже есть огромная библиотека, мне там понравилось. - Читать будешь? - Буду учить там финский, - ответил Том, почти сохранив лицо. Лишь уголки губ дрогнули в сдерживаемом смехе, потому что вопрос и скепсис Оскара резонны, Том не питал любви к чтению, как ни пытался себя периодически приучить, что это интересно, полезно и так далее, а если и читал, то с экрана телефона, планшета, ноутбука. Оскар это, конечно же, знал. - Ладно, - Шулейман махнул рукой и откинулся спиной на подушку. – Будет тебе сказочная библиотека. Как раз это и Терри оценит. В последнем сомневаться не приходилось, Терри поглощал книги во всех форматах с большой скоростью, любил как научную литературу, которая занимала бо́льшую часть в его списке чтения, так и художественную. Ему придётся по душе большая классическая библиотека. За три недели Том сделал дизайн половины комнат, когда его что-то увлекало, он погружался в это с головой. Даже посетила мысль, не заняться ли ему дополнительно к фотографированию дизайном, времени свободного у него навалом, интерес есть. Но Том почти сразу отмёл эту идею, потому что его не интересовали чужие жилища, только их с Оскаром дом. А количество комнат в этом доме поражало воображение. Том не считал, не заглядывал с смету с сухими цифрами, но, судя по тому, с чем работал, складывалось впечатление, будто комнат в их будущем доме около ста. Если не больше. Том не мог ответить себе на вопрос, зачем столько комнат в доме, как их использовать. Ему ответил Оскар: - Если делать только те комнаты, которые нам необходимы, они бы получились гигантскими, дом-то большой, - пояснял с усмешкой. – А на меньший дом я не согласен, я люблю простор и не терплю маленькие жилища, потому приходится выкручиваться. Собственно, поэтому, а вовсе не от моего гостеприимства, здесь так много гостевых спален – у меня тупо закончилось воображение, какие ещё комнаты можно сделать. Всякие игровые, сигарные, комната-бар и иже с ними мне неинтересны, для этого мне не были нужны отдельные комнаты. Том задумчиво заправил за ухо прядь волос. Шулейман придвинулся к нему, заглянул в планшет, перелистнул картинку. - С домом проще, немало места займёт бассейн, тренажёрный зал… - У нас будет бассейн?! – радостно-изумлённо воскликнул Том, перебив его. - Да, открытый и закрытый на холодное время года. - Класс! – Том аж подпрыгнул, пару раз хлопнул в ладоши, светясь детским счастьем. – Я люблю плавать. Думаю, если для этого не придётся никуда ходить, я буду плавать каждый день. Шулейман поднял к нему взгляд, посмотрел несколько секунд и произнёс: - Только не говори, что ты не в курсе, что у нас есть бассейн. - В смысле – у нас? – Том его искренне не понимал. - На нулевом этаже бассейн, - Оскар указал пальцем в пол. – На первом тренажёрный зал. Мне не нравилось, что и бассейн, и тренажёрный зал общие, для всех жильцов, потому я их, так сказать, приватизировал ещё до того, как стал фактически владельцем здания. Том хлопал ресницами – он вправду не подозревал, что здесь есть бассейн и тренажёрный зал. Столько лет здесь прожил – и только сегодня узнал. - И тренажёрный зал? – переспросил Том. - По-твоему, куда я хожу тренироваться? – вопросил Шулейман, глядя ему в глаза. – Ты знаешь, что я это делаю. - Я никогда не видел, как и куда ты уходишь… - Потому что квартира большая, мы не проводим вместе каждую минуту и тренажёрный зал здесь же в здании – я спускаюсь вниз, тренируюсь и возвращаюсь в квартиру. Том озадаченно почесал висок. Приз «невнимательность десятилетия» - по праву должен достаться ему. Жаль, что только сейчас узнал о бассейне, столько лет мог бы плавать хоть каждый день. Хоть дважды в день. Хотя, конечно, до объединения едва ли бы подошёл к бассейну, потому что в одежде не наплаваешься, да и не умел плавать. Оскар взял Тома на стройку. И Том, воочию увидев уже отстроенный скелет дома, потерял дар речи и понял, что фотография не отображала реальности. На фотографии дом выглядел внушительным, но вживую он – потрясал воображение, и это стройка ещё не завершена. Дом отца Оскара – это настоящий дворец, прямоугольная монументальная махина, давящая своим масштабом и роскошью. Но этот дом из-за более разветвлённой планировки выглядел ещё масштабнее. Два этажа, основная махина каменной коробки сооружения и отходящие от неё крылья. Плюс минусовой этаж, всего три, получается. - Это невероятно, - выдохнул Том, обводя взглядом дом, вокруг и внутри которого суетились строители. За домом уже вырыт котлован под бассейн, его закладку начнут со дня на день. Но уже сейчас можно оценить его размеры и представить, каким он будет в готовом виде. Том очень ярко вообразил – и кристальную воду, голубую из-за преломления света, идущую мелкой рябью от ласкового ветра, и себя в ней, счастливого, щурящегося на солнце. Чтобы обойти территорию, потребовалось… Том не засекал, но точно не одна минута. Даже не пять. Всё это, видимое вокруг, оказалось частной территорией Оскара. Их частной территорией. Двадцать гектаров – уму непостижимо! Как сказал Оскар: «Не хочу, чтобы за нашим забором шлялись чужие люди, и не хочу за забором видеть соседский дом». Поэтому в том числе выкупил в личную собственность побольше земли – ещё же на территории должен быть дом для прислуги, Шулейман не хотел, чтобы те жили с ними в доме, за исключением Грегори; нужен сад, площадка для занятий спортом на свежем воздухе, в доме же ребёнок, тот же бассейн; нужен простор для прогулок. За счёт масштаба пришлось покупать землю и строиться в отдалении от центра города. Учёл Шулейман и приязнь Тома к морю. 70 метров на запад – и море, его видно невооружённым взглядом. К воротам вела частная дорога, отделяющаяся от дороги общей – «для большей приватности». Всё на высочайшем уровне. Всё для максимального комфорта. Оскар вернулся к тому, от чего когда-то сбежал. Сейчас он сам это выбрал. Сам выбрал это для своей семьи. Том просчитался, представляя, как с балкона на фасаде дома будет наблюдать за двором. Основная территория двора, если эту громаду земли уместно называть двором, простиралась за домом. Здесь понадобится бинокль, чтобы все дальние уголки обозреть. Проходя по территории, вернувшись с Оскаром к дому, Том ощущал, будто спит. Спрашивал себя: не сон ли это, взаправду ли это? Как мог мальчик из Морестеля стать частью этого роскошного рая, о котором большинство людей могут лишь мечтать? Наверное, Том до конца жизни иногда будет задаваться этим вопросом. Как? Он же самый обычный. Даже больше – он безнадёжный был, мальчик из глубинки, живший в съёмном доме, без образования, без перспектив, без амбиций, даже без больших мечтаний. И он здесь, рядом с человеком из десятки самых, для которого всё возможно. - Я даже не могу представить, сколько это стоит, - Том улыбнулся, посмотрев на Оскара. – Боюсь представить. - Дорого, - не стал увиливать Шулейман. – Но оно того стоит. Тем более, если мой новый проект с Мадлин выгорит, я заработаю несравнимо больше. Да и без того могу себе позволить, - усмехнулся. - Мадлин? – растерянно переспросил Том. – Это кто? - Мадлин Кеннет. Я вас представлял друг другу на одном мероприятии. Бизнес-леди, блондинка с короткими волосами. Том начал припоминать. - Не ревнуй, - добавил Оскар, предвосхищая вопросы Тома. – У нас с ней исключительно деловые отношения, основанные на взаимной выгоде и неплохом отношении друг к другу. - Ты спонсируешь ваши проекты, правильно я помню? А в чём твоя выгода? - В том, что Мадлин крута в области инновационных компьютерных технологий, к которой я хочу быть причастен. Плюс мои вложения отбиваются с лихвой. Выгода же Мадлин не только в финансовых вливаниях с моей стороны, но и в защите. - В защите? – Том не совсем понял, что Оскар имеет в виду. - Да, - сказал тот. – Есть один человек в обозначенной технологической области, который наверняка хотел бы себе её идеи, а Мадлин ему продаваться с потрохами, теряя право на своё детище, не хочет. Финансово он круче меня, но против меня не пойдёт, поскольку, во-первых, моя фамилия имеет более глубокий вес в обществе, моя империя не мной построена; во-вторых, мой бизнес затрагивает большое количество сфер, в отличие от его узконаправленного, что даёт мне перевес в общем влиянии. Ещё есть военные, не наши, к слову, Мадлин они бы сожрали, такие новички как она появляются часто и нередко быстро исчезают, но меня с моим весом они так продавить не смогут, приходится договариваться. - Приходится? – вновь переспросил Том. – То есть это уже было? - Ага, - просто ответил Шулейман. – Прошлый мой с Мадлин проект очень хотели купить вооружённые силы одной далёкой страны. Предложение было космически-привлекательным, но мы всё же отказались, не хотели потерять возможность использовать его в качестве базы для дальнейших разработок. Том на несколько секунд завис, глядя на Оскара. Сколько ещё раз ему придётся удивиться тому, что для Оскара, судя по тому, как он об этом говорит, совершенно нормально и привычно? - Не беспокойся, - усмехнулся Шулейман и похлопал Тома по плечу. – Трибунал нам не светит, и ракета «случайно» не попадёт в наш дом. Я умею договариваться с людьми. - Не со всеми, - Том улыбнулся, беззлобно его подкалывая. – С Джерри у тебя редко получается договориться. - Я умею договариваться с людьми, - значительно повторил Оскар. – Про крыс я ничего не говорил. - Если ты договаривался с теми военными так, как с Джерри, то у нас большие проблемы. - Даже с Джерри у меня не так уж всё плохо, - парировал Шулейман, поддерживая развиваемую Томом шутливую тему, и усмехнулся. – У нас с ним такой стиль отношений: «Страсть и ненависть в Ницце: кто кого?». - Не только в Ницце, - заметил Том. - «Страсть и ненависть в мире» хуже звучит. - А какая страна хотела купить ваши разработки? – немного погодя полюбопытствовал Том. - США. Том хотел попить и подавился водой. США, те самые США, у которых военный бюджет самый большой в мире?! Других не существует. Нет, определённо, Тому всю жизнь предстоит открывать об Оскаре что-то новое, новое о том мире, частью которого Оскар является по праву рождения, и впадать в шок от того, что для Оскара обыденно. - Если бы ты согласился продать проект, представляю, что Терри мог бы когда-нибудь рассказывать в школе, - Том улыбнулся и закрутил крышку на бутылке. – Его просят рассказать о своей семье, а он отвечает: «Моя семья не совсем обычная, у меня два папы – папа и его партнёр. Мой папа поставляет высокотехнологические разработки вооружённым силам США…». Не совсем обычная! – он посмеялся. – Терри же растёт в этих условиях, он не будет понимать, что они экстраординарны. - То есть без моего сотрудничества с военными Терри будет нечем гордиться? – усмехнулся Шулейман. - Будет. Терри есть, чем гордиться, из-за чего считать себя особенным. Но сотрудничество с военными – это вообще взрыв мозга! – Том взмахнул руками, иллюстрируя тот самый взрыв, и улыбнулся. - Так и запишу себе, - Оскар ухмыльнулся и привлёк Тома к себе, приобняв за талию. – Пересмотреть своё отношение к сотрудничеству с военными, чтобы повысить чувство значимости Тома. Такой партнёр, а не отец тебя устроит? – прищурился, заглядывая в глаза. - Не нужно, если ты этого не хочешь, - Том вновь, мягко, улыбнулся, поддерживая зрительный контакт. – Мне всего остального более чем хватает, чтобы чувствовать себя особенным. Взять хотя бы этот дом, - он развернулся и рукой обвёл стройку. – Это же невероятно. - То есть тебе нравится? – подгадав момент, поинтересовался Шулейман. - Очень, - Том без раздумий кивнул. – Особенно бассейн – я буду одновременно купаться и принимать солнечные ванны, а ночью буду плавать под звёздами, любоваться ими, может быть, и мы вдвоём как-нибудь в воде под звёздами… - смущённо заломив руки, поделился романтической фантазией. – Можно же плавать в бассейне ночью? Оскар кивнул. Том продолжил: - Мне нравится эта большая зелёная территория, я смогу гулять здесь с Малышом и сам тоже, я ведь люблю гулять. Меня только немного смущает, что вокруг никого больше нет, но и дома у нас нет соседей, кроме охраны, а когда они были, я с ними не общался, кажется, я даже никогда ни с кем из соседей не пересекался. - Ещё здесь будет детская площадка, - подсказал Шулейман. – Терри для игр не нужны другие дети, но горки и прочие карусели он любит. У Тома загорелись глаза: - Можно и я буду там играть? Хотя бы один раз. - Конечно. Может быть, я даже составлю тебе компанию. Обернувшись и увидев море, на которое почему-то не обратил внимания, когда они ехали, Том протяжно, отрывисто выдохнул. Они будут жить у моря, оно так близко, кажется – руку протяни. Сможет утром, днём, да когда угодно выходить и с разбега влетать в лазурные воды. Море и сейчас под ярким весенним солнцем так прекрасно сверкает, переливаясь оттенками лазури. А как обворожительно оно заискрится летом! Том, когда они обсуждали новый дом, ничего не говорил о своём желании жить поближе к побережью, сам о нём как-то забыл, но Оскар строит дом у моря. Это точно сон. Чудесный сон длиною в жизнь. - Это точно не сон? – спросил Том, глядя на Оскара повлажневшими от избытка чувств глазами, но с улыбкой. - Точно, - ответил тот и провёл ладонью по руке Тома. – Могу тебя ущипнуть, если сомневаешься. Кстати, - Шулейман щёлкнул пальцами. – Когда вернёмся домой, дам тебе документы на дом, поставишь свою подпись, твоё имя уже везде вписано. - Что?.. – Том не совсем понял, к обсуждению каких документов Оскар вдруг перешёл. - Я же говорю – это наш дом. Изначально общий, а не тот, в который ты пришёл, - сказал Шулейман, и за простотой, с которой он говорил, слышалась серьёзность главы семьи. Том хлопал ресницами, закусил губу, прикусил изнутри нижнюю. Кажется, он всё-таки заплачет. Том посмотрел на дом – их общий дом, от первого заложенного камня, вновь в сторону моря, не зная, что чувствует, потому что чувствует слишком много. Когда-то его угнетали слова Оскара о том, что у них всё общее, а сейчас счастлив общему с ним настолько, что подступающие слёзы тоже от счастья. Том потёр основанием ладони глаза. Разве можно быть более счастливым? Можно. Даже когда уверен, что выше летать уже невозможно, оказывается, что удовольствие может быть ещё более сильным, счастье ещё более ярким и всеобъемлющим. С Оскаром всегда может быть больше. - Сходим к морю? – просительно спросил Том. Шулейман согласно кивнул. Подходя ближе к воде, Том увидел, что здесь не просто выход к морю, здесь полноценный пляж, пустынный и идеально чистый. Том огляделся по сторонам. Как же он любил море. Пусть столько лет жил в прибрежном городе, ходил на пляж едва ли больше десяти раз, все тогда, когда один жил в квартире у моря. То ли заразился от Оскара его убеждением, что море в Ницце – это просто вода, а море для купания – это то, к которому ездим отдыхать; то ли просто забывал, лень была, потому что не видел море из окна, к нему нужно было ехать. Но теперь, стоя здесь, не мог противиться силе, с которой его покоряло море; теперь, когда они сюда переедут, не сможет жить так, будто моря рядом нет. - Отсюда досюда, - Шулейман указал рукой в обоих направлениях, - наш приватный пляж. Это уже перебор. Том с радостным визгом прыгнул на Оскара, обвив руками и ногами. - Это вправду наш пляж? – спросил Том, сияя улыбкой. - Правда, - Шулейман поддерживал его под попу. – Было бы странно позаботиться обо всём, а пляж делить с каким-то левыми людьми. Том издал ещё один, более тихий и короткий визг, сжал его с новой силой, разрываемый восторгом. - Ты должен был упасть, - посетовал Том, что не получилось сбить Оскара. - Ладно, - усмехнулся тот. Придерживая Тома, Шулейман сел на песок. Том надавил на его плечи, опрокинув на спину, и, сидя на его бёдрах, впился в губы глубоким поцелуем. Да, он так благодарил, выражал свои чувства. Но разве это плохо? - Если ты продолжишь радоваться таким образом, мне будет сложно избавиться от желания отметиться на пляже прямо сейчас, - глядя Тому в глаза, с ухмылкой сказал Оскар, и предупредительно сжал пальцы на его бёдрах. Не то чтобы Том был против… Но на пляже нет никакого укрытия, и их будет видно строителям. Том в задумчивости прикусил губу и немного погодя поднялся с Оскара, откинул с лица волосы. - Я хочу искупаться, - сказал Том. – Можно же плавать в трусах? Ответа он не ждал и начал раздеваться. Зашёл в воду и, дойдя до глубины по пояс, поплыл. Не подумал, что рановато ещё плавать, вода холодная, но это всё равно восторг. Температура воды побудила не плескаться долго, Том вышел на берег, потряс руками и ногами, стряхивая воду, и попросил Оскара: - Прикрой меня. Быстро сняв мокрые трусы, Том надел джинсы на голое тело, оделся полностью под взглядом Оскара, который широкой спиной прикрывал его от посторонних взглядов. Дома Том хотел переодеться, но не успел подойти к шкафу, Оскар толкнул его на кровать. - Терри и всё остальное подождёт, - сказал Шулейман, пожирая его потемневшим взглядом. Том и ответить ничего не успел. Оскар стянул с него одежду, перевернул, поставив на колени, и надавил рукой между лопаток, пригнув его грудью к постели. Тому не требовалась прелюдия, доминантное, силой подчиняющее поведение Оскара распаляло, ядовитым жаром потекло по венам. Сбилось дыхание и сердце и кровь устремилась к раскрытой промежности. Том замер в этой покорной, унизительной, но не для него сейчас позе в ожидании действий хозяина. - Разденься, - только лишь попросил Том, почувствовав на бёдрах крепкие руки. Шулейман сбросил одежду. Долго ждать его не пришлось. Том сжал зубами наволочку, так его влёт развозило от ритмичных толчков внутри. Быстрый секс без изысков может быть ничуть не хуже долгого и изощрённого на ласки. *** Оскар взял Тома с собой в поездку в Африку, ему нравилось хотя бы раз в год посещать свои владения там, чтобы люди на местах его не забывали, плюс наконец-то выполнил давнее желание Тома побывать в Африке и данное ему обещание его туда отвезти. Терри отправился с ними, у него сейчас весенние каникулы. Первый пункт назначения – Конго, где Шулейман владел месторождением кобальта, которое когда-то отнял у Эванеса, заморозил там работу, а через время после развода, когда решил взяться за ум и заняться делами, возродил месторождение. Ту же судьбу прошло не самое большое, но прибыльное месторождение драгоценных камней в Танзании, куда они полетят после Конго. Обе точки помогли добавить в многовекторную империю новую отрасль, поскольку Пальтиэль никогда не связывался с добычей чего-либо из земли, тем более из недр Африканского континента, считая это слишком грязным бизнесом. В принципе, он не ошибался, каждая такая шахта заполнена кровью, просто её не видно. Африка завораживала и поражала воображение, Том вертел головой по сторонам, впитывая новые, совершенно другие виды, оттенки, запахи и, конечно, людей. Здесь за минимальным исключением все чёрные, что глупым образом удивляло. Так сложилось, что за всю жизнь Том встречал мало темнокожих, потому не привык и внутренне дивился, что все вокруг такие – другие, отличающиеся от него цветом кожи, да и телосложением, Том никогда не видел в одном месте столько высоких, атлетически сложенных людей, особенно мужчин, у женщин здесь другие особенности фигуры. А как они здесь улыбаются – широко-широко, Том невольно улыбался в ответ, надеясь, что здесь улыбка означает то же самое, что и в Европе, и он никого не обидит. Том то и дело поднимал камеру и ловил яркие кадры. Не зря хотел здесь побывать, в Африку невозможно не влюбиться. А как восхитительна саванна! Том грезил ею и сейчас видел своими глазами. Вдалеке паслось стадо зебр – настоящих, живых, диких в дикой природе! Том так резко подался ближе к окну, что ударился лбом об стекло. Тихо ойкнул, рассеянно улыбнулся, бросив взгляд на Оскара и потирая лоб. - Мы можем остановиться? – попросил Том. Шулейман остановил внедорожник, временно заменивший любимую феррари, которая здесь могла не проехать. - Терри, можешь выйти, но не отходи от машины, - сказал он, открыв дверцу. – Тебя это тоже касается, - обратился к Тому. Жаль. Тому очень хотелось хотя бы немного ближе подойти. Совсем близко и не получилось бы, зебры испугаются и разбегутся, верно? Том потоптался на месте, вглядываясь в полосатое стадо, и сделал шаг вперёд, второй, третий, сходя с запыленной дороги на траву. - Что во фразе «не отходи от машины» тебе непонятно? – Шулейман поймал его за ворот футболки. Том втянул голову в плечи, но отстоять своё желание попытался: - Я недалеко, зебры всё равно не подпустят меня близко, и они ведь не хищники, чего мне бояться? - Во-первых, стадо запросто затопчет насмерть; во-вторых, развивай внимательность, - Оскар, не отпуская его, кивнул в сторону дерева, на котором дремал – или же лишь притворялся – гепард. – На дорогу, когда здесь люди и машина, животное без весомого повода не пойдёт, оно не тупое, но если человек зайдёт на их территорию, то это уже проблемы человека. Конечно, их сопровождала вооружённая охрана, но провоцировать диких животных, чтобы потом вынужденно в них стрелять, Шулейману не хотелось. Довод в виде гепарда убедил Тома не ходить далеко, он только сфотографировал дикую кошку, использовав всю мощь крутейшей камеры. - Жаль, что нельзя подойти ближе к зебрам, - вздохнул Том, опустив камеру. - Скажи, что я слишком плохо о тебе думаю, и ты сейчас не сорвёшься бегом в сторону стада, - прокомментировал Оскар. Том улыбнулся и отрицательно покачал головой, он не настолько идиот. По крайней мере не после того, как Оскар его предупредил. С Терри подобных проблем не возникло, он услышал папу с первого раза и без дополнительных объяснений и не отходил от него ни на шаг. Том это заметил, но сейчас то, что он безалабернее шестилетнего ребёнка, не заставило его загрустить и начать себя грызть, Том списал это на индивидуальные личностные различия, что не обязательно камень в его огород. Помимо фотографий окружающей природы Том сделал несколько снимков Оскара – он очень колоритно смотрелся на фоне внедорожника в окружении африканского пейзажа. Оскара с Терри на руках тоже сфотографировал без единого негативного колебания души, только рубашку на Оскаре расстегнул и волосы немного взъерошил – так смотрелось ещё эффектнее. Ещё им на пути встретился носорог, но выйти из машины и подойти ближе к нему у Тома и без предупреждений не возникало желания, потому что у того рог, он огромный и Том помнил из передач про животных, которые смотрел в детстве, что носороги агрессивные и опасные. Потом понял, что перепутал, особой агрессией и смертоносностью отличаются бегемоты, а не носороги. - Жираф! – воскликнул Том, во все глаза глядя на высоченное животное, щиплющее крону дерева, через стекло движущегося автомобиля. - К жирафу подходить тоже нельзя, - сказал Шулейман. – Если лягнёт, не факт, что тебя спасут. - Папа, а здесь есть обезьяны? – вдруг спросил Терри, в его голосе слышалась встревоженность. И сам знал, что, конечно же, в Африке водятся обезьяны, но мало ли именно здесь их нет. - Да, водятся, - ответил Оскар. - А они не залезут в дом, где мы будем жить? Терри не любил обезьян, никак не мог полюбить при всей своей нежной приязни ко всему живому, они его пугали, и чем больше примат походил на человека, тем сильнее его охватывала оторопь, переходящая в неконтролируемый страх. - Не залезут, Терри, не волнуйся, за этим будут тщательно следить, - успокоил его Оскар. - Терри, тебе не нравятся обезьяны? – спросил Том. - Не нравятся, - мальчик помотал головой и обнял себя за локти. – Они милые… должны быть милые, но мне они не нравятся. Больше, чем пейзажи Африки, чем её флора и фауна, Тома впечатлили люди – много-много людей, которые вышли их встречать в месте, которое принадлежало Оскару. - Оскар, зачем ты заставил их тебе кланяться? – шёпотом спросил Том. И это не преувеличение, люди в толпе улыбались им и буквально склоняли головы. Тома это ввергало в смятение и задевало чувство несправедливости. Почему эти люди должны кланяться Оскару только потому, что они бедные, а он богатый и владеет местом, где они работают? Кажется, Оскар заигрался в короля. - Я никого не заставлял, это всецело их инициатива, они мне благодарны, - ответил Шулейман. - За что? – Том выгнул брови. – За работу? Не то чтобы за работу нельзя быть благодарным, Том понимал, что можно. Но не настолько же. - За лучшую жизнь, - усмехнулся Оскар. – Если бы ты видел, что здесь было до меня, ты бы не задавал вопросов. - Расскажешь? Шулейман, прерываясь на приветствие работников всех мастей, поведал, что здесь процветал детский труд, и никого это не смущало, на рудниках работали дети с пяти лет, таскали камни, орудовали инструментами. Здесь пышным цветом цвёл криминал и насилие, в частности сексуальное, а люди выживали в нищете в грязных хибарах. Полиция существовала здесь лишь номинально и была сплошь продажная; за медицинской помощью люди предпочитали обращаться к колдунам, народным методам или терпеть и надеяться на исцеление, потому что это проще, чем пробиться в больницу, где едва ли бы помогли. Картина глазам Оскара представилась поистине удручающе-ужасная, что, впрочем, нисколько не смущало прошлого владельца здешних богатств. Ни Эванес, ни тем более его отец по жизни не руководствовались человеческой моралью. Да и мало кто к ней обращался, когда дело касалось заработка за бесценок, байки о злостной эксплуатации африканских земель и людей отнюдь не выдумка. Оскар мог бы пойти тем же путём, его бы никто не осудил, а местные люди другой жизни никогда и не видели, но его не устроило то, что он здесь увидел. Первым своим распоряжением Оскар запретил детский труд – отныне к работе допускались исключительно совершеннолетние, с шестнадцати лет – к более лёгким работам, на неполный рабочий день и при соответствии физическим требованиям. Далее – дал людям достойные зарплаты, приблизив их к европейским; постепенно ввёл в обиход такое незнакомое местным понятие как охрана труда: обязательный обед, фиксированные перерывы для отдыха, следование технике безопасности, медицинская страховка. Шулейман взялся и за то, что не касалось непосредственно его бизнеса – объявил бой беззаконию. Разобрался с полицией, поменяв почти всех на местах, чтобы те реагировали на преступления, и, поскольку одно из главных преступлений, которое здесь таковым даже не считалось – изнасилование, устроил безвременную акцию: «Сдай насильника» с наградой тысяча евро информатору. Дополнение – за намеренное ложное обвинение штраф в том же размере, который будет удержан из зарплаты. В честность людей, которые впервые почуяли запах денег, он не слишком верил, мотивация наказанием для желающих лёгкой наживы лишней не будет. Благодаря совместной работе ожившей полиции и поощрительной акции процент сексуальных преступлений снизился до минимальных значений, какими не каждая развитая западная страна могла похвастаться. Попутно Оскар строил большую больницу с передовым оборудованием, привлекал для работы в ней заграничных специалистов, в основном европейских, которых ему было, чем замотивировать. Также здесь выросла школа – дети должны учиться и делать это в нормальных условиях. Хижины и бараки, где и воды-то зачастую не было, сменили нормальные дома в среднем на десять квартир и небольшие частные дома, к которым прилагалась необходимая инфраструктура: магазины, аптеки, какие-никакие развлекательные места, детские сады, что стали для местных жителей невероятной диковинкой, раньше дети здесь болтались днями на улице или помогали по хозяйству взрослым, если не работали, а теперь они находились под присмотром квалифицированных воспитателей в учреждениях, где о них заботились. Всё это накладно было бы провернуть даже Шулейману, но сыграло на руку то, что Африка ныне на слуху, весьма популярна идея помощи Чёрному континенту, а у Оскара немало более чем состоятельных друзей и знакомых, которые после разговора с ним решили вложиться в его благородный проект. На месте поселения в разрухе вырос маленький городок. На Шулеймана работали сотни человек, все они проживали здесь, и все они и их семьи получили достойную жизнь. Неудивительно, что его встречали как героя. Том слушал и в изумлении смотрел на Оскара. Даже ничего не сказал по завершении его рассказа, не нашёл что, да и не успел. - Но, надо сказать, не все тут были мне рады, даже когда я развёл бурную деятельность, - с усмешкой сказал Шулейман. – Был тут у них шаман, настраивал людей против меня, вещал, что белый капиталист лишь беду принесёт. - Он поменял своё мнение? – предположил Том. - Нет. Уже на тот момент люди поняли, что я несу им лучшую жизнь, и… - Шулейман выдержал непродолжительную многозначительную паузу, прищурил глаза. – В общем, нет у них больше шамана, - усмехнулся. – Линчевали. - Что это значит? - Исключили из списка живых. Так понятнее? Не то чтобы я поощряю подобные методы, но этот шаман меня раздражал и нёс мне определённую угрозу, мне бы не хотелось бунта в рядах работников. Тома несколько устрашило то, что все эти улыбчивые люди – убийцы, любой из них может быть убийцей, променявшим человеческую жизнь на своё благо. С другой стороны, а сам он чем лучше? Насильники его не убили, но он убил их, чтобы спастись. Риттер Ким – вообще безвинная жертва, он не нагрешил на смерть. Конечно, его убил Джерри, но Джерри без него, Тома, не существует. Им навстречу вышла молодая женщина с пышными чёрными волосами, собранными в высокую причёску, на руках её сидел малыш лет двух – такой же тёмненький, пухлощёкий. Женщина с уютной улыбкой поздоровалась на не очень чистом английском. Шулейман ответил ей и наклонился к ребёнку, помахал: - Привет, Оскар. Мальчик улыбнулся, помахал ручкой в ответ, затем обнял маму за шею и спрятал лицо, застеснялся. Выпрямив спину, Оскар спросил его маму о самочувствии, о том, как её дела. Та охотно отвечала, продолжая улыбаться, и смотрела на него так мягко, благодарно. - Этого мальчика тоже зовут Оскар? – после удивился Том. – Я думал, здесь у людей какие-то другие имена. - Его назвали в честь меня, - ответил Шулейман на его недоумение. - Ты…? – Том покосился на ребёнка и перевёл взгляд обратно к Оскару. - Я не имею отношения к его созданию, - усмехнулся тот. – Я уже давно не сплю с каждой женщиной поблизости. Оскар - первый ребёнок здесь от ВИЧ-положительной матери, который родился здоровым благодаря терапии. В знак благодарности Тапива, его мать, назвала сына в мою честь. Том вновь посмотрел на женщину и ребёнка на её руках. Наверное, это величайшая честь – когда в честь тебя называют ребёнка. Кристина назвала сына именем погибшего, каким считала его, любимого. В честь Оскара тоже назвали мальчика, к которому он даже не имеет никакого кровного отношения. Том не знал, хотел бы он так же, не мог представить себя на этом месте. Но, наверное, это особенное, самое большее и в действительности самое важное признание. - Она больна? – спросил Том. - Да. ВИЧ и СПИД в бедных странах Африки имеют огромную распространённость, в том числе благодаря высокому уровню сексуального насилия и низкому уровню сексуального образования. В упомянутых странах обычное дело – изнасилование маленьких детей, уже с детства многие заражены, контрацепцией никто не пользуется, а лечить некому и нечем. Я борюсь как с причиной, так и со следствием. Том снова не находил, что сказать. Его обескураживало и то, как ужасно люди здесь жили прежде, и то, как Оскар им помогал. Шулейман вернулся к Тапиве и своему маленькому тёзке, с позволения матери взял мальчика на руки, развлекал фигурами из пальцев перед лицом, что увлекло и смешило малыша, да и сам он улыбался и смеялся. С теми, кто на него работал, Оскар никогда не строил из себя своего в доску, у него было чёткое разграничение: я – босс, вы – подчинённые, даже если субординацию я опускаю по своему желанию, он не имел потребности дружить со своими работниками. Но здесь, в Африке, Оскар вёл себя иначе, он общался с простыми работающими на него людьми и их родственниками на равных, интересовался их жизнями, даже возился с детьми – даже если у детей были грязные руки, и они пачкали его идеальную одежду. Том смотрел на Оскара и понимал, что вновь, в который раз в него влюбляется, влюбляется ещё сильнее. И что нет мужчины прекраснее, чем мужчина с ребёнком. Хотя нет, о последнем не думал, не было в сознании оформленной мысли, но было чувство, что – это чертовски сексуально, это самое прекрасное в мире. Оскар будто рождён, чтобы быть отцом, и Тома, когда видел, как он возится с ребёнком, пронимало до костей и уже даже не всегда с примесью зависти. У Оскара это получалось так органично, правильно, красиво, увлечённо, что Том любовался им сейчас и думал: Оскару бы иметь большую семью. Жаль, что Оскар не хочет больше детей, ему бы трёх, чтобы полный дом и детский смех в нём не стихал, ему ведь в радость с ними возиться, это видно, это не подделаешь. Том не думал о том, каково ему будет жить с тремя детьми, он ведь и с одним Терри не сразу научился делить Оскара, он просто смотрел на Оскара и хотел видеть больше этого счастья. Да и давно ведь знал, что будет любить ребёнка Оскара, будет счастлив видеть, как растёт его продолжение. Это любовь в квадрате – любовь к ребёнку того, кого ты любишь. Терри подошёл к Оскару, обнял, ткнувшись лицом в живот, и задрал голову: - Папа, это тоже твой сын? Шулейман усмехнулся с его вопроса, который уже слышал от Тома, и подсадил маленького Оскара выше, щекой к своей щеке: - Разве мы похожи? – поинтересовался в ответ с улыбкой. – Нет, Оскар не мой сын, я просто помог ему и его маме, - он передал мальчика матери. - Папа, а почему у тебя нет других детей? – полюбопытствовал Терри, изломив брови домиком. «Потому что я с юных лет понимал, что каждая моя случайная любовница, не считая подруг, была бы счастлива понести от меня ребёнка, поэтому тщательно предохранялся с самого первого раза». Конечно, так Оскар сыну не ответил. Сказал: - Потому что я ждал тебя. Это неправда, но – правда. Шулейман не променял бы Терри ни на какого родного ребёнка и считал, что ему достался самый лучший. Самый любимый. Какого ребёнка можно любить сильнее, чем рождённого от любимого человека? У них с Томом не могло быть общих детей, но судьба изловчилась. Терри улыбнулся, папины слова поглаживанием легли ему на душу. - Папа, ты такой хороший, - потому что папа и потому, что помог тому маленькому мальчику. – Я тоже вырасту хорошим? Тысячи вопросов – такой очаровательный возраст. Оскар мягко улыбнулся и погладил сына по шелковистым вихрам: - Ты самый лучший. Открыть тебе секрет? Я такой хороший, поскольку стараюсь соответствовать тебе. Терри заулыбался солнечным зайчиком. Оскар всегда говорил ему подобные вещи, взращивая в нём самоценность, уверенность в себе и в том, что его любят безусловно, у него есть твёрдая опора, на которую он всегда может положиться. Глядя на них, Том ещё больше уверился в чувстве, что Оскар – идеальный, прирождённый отец. Несправедливо, что он решил остановиться на Терри, что океан его нерастраченной любви и семейственности им ограничивается. Терри бы тоже было веселее с братом или сестрой. Точно, можно вновь завести разговор о ребёнке и использовать Терри как аргумент. Оскар тоже рос в одиночестве и должен знать, как это бывает грустно. Прежде чем разойтись по комнатам в доме, Шулейман строго наказал охране следить за тем, чтобы ни одна обезьяна не появилась в радиусе пятисот метров. Что лишнее, сюда дикие животные не захаживают, но Терри отчего-то обезьяны пугали до слёз, для его успокоения Оскар устроил показательное выступление. Охрана поддержала игру, один из них вскинул руку к виску: - Будет исполнено. Ни один примат не прорвётся. Терри улыбнулся, переводя взгляд между папой, главный своим защитником, и защитниками по долгу службы. - Не стреляйте в обезьян, если вдруг они придут, хорошо? - попросил он, изломив брови. – Они ведь живые. Просто прогоните. - Мы так и поступим. Прогоним и объясним, чтобы больше нас не беспокоили, - со всей серьёзностью ответил охранник. Примерно то же самое, что в Конго, Том увидел в Танзании и услышал от Оскара схожую историю о былой жуткой разрухе и его работе по её преодолению. Только здесь Шулейман купил доверие и приязнь людей быстрее, одним широким жестом: он сказал работникам, что трудились непосредственно на шахте, не сдавать то, что они наработали за определённый промежуток времени, а принести ему, отдал драгоценные камни на оценку и вернул людям с официально заверенной ценой. Предложил работникам выбор: забрать деньги с продажи камней, которую он организует, или оставить себе камни. Все выбрали деньги, и Оскар честно провёл сделку. Несколько людей уволились и подались в поиски лучшей жизни, но большинство остались, смекнув, что это лишь начало, дальше будет больше. Рейтинг Шулеймана взлетел до небес. Дальше оставалось укрепить своё положение, с чем он успешно справился. Смотреть на грязных, голодных рабов его не прельщало – ему нужны полноправные работники. К ним подошёл сухощавый улыбчивый мужчина, определить возраст которого Том затруднялся, и протянул в ладонях Оскару синий камень: - Месье Шулейман, такие крупные редко попадаются. Я сохранил его специально для вас. - Спасибо, - Оскар оценил самоцвет, но не взял. – Отдай его Тому. Том стоял в стороне и не слышал, о чём они говорили, но увидел жест Оскара в свою сторону. Мужчина кивнул и незамедлительно поступил, как ему сказали, подошёл к Тому и уже ему с улыбкой протянул камень. - Это мне? Без единого слова пояснения Том затруднялся понять, чего от него хотят. Мужчина с той же улыбкой кивнул: - Это ваш подарок, - сказал он на ломанном английском. Том принял камень, обтёр от пыли большими пальцами, любопытно разглядывал – самоцвет размером чуть больше его ладони, очень красивого синего оттенка. - Это сапфир? – спросил Том у подошедшего к нему Оскара. - Это танзанит – редчайший драгоценный камень, его добывают в одном месте на Земле, здесь, в Танзании. Том удивлённо посмотрел на Оскара и опустил взгляд обратно к камню. - Хочешь ещё что-нибудь? – просто поинтересовался Шулейман, будто это обычный будничный разговор. – Я дам распоряжение, найдут. Я хочу розовых алмазов – по-моему, прикольно, что циферблат моих часов будет украшен камнями из моей же шахты, - он усмехнулся. Тем временем Терри общался с местным мальчиком своим ровесником, что довольно удивительно поскольку Терри не шёл на контакт ни с какими детьми, кроме подружки, которая в первую встречу сама позвала его к себе, а он откликнулся. Но с этим мальчиком Терри увлечённо болтал и улыбался, так умеют лишь дети – они не сомневаются, им не нужен повод для знакомства и дружбы. - Оскар, из драгоценного камня можно что-нибудь вырезать? – спросил Том. - Да, а что ты хочешь? - Я бы хотел сделать из этого камня фигурку крысы. - Крысы? – произнёс Шулейман и обвёл Тома взглядом, усмехнулся. – Хочешь увековечить Джерри в камне, мало тебе его? Тут нужен белый камень. - Я не из-за Джерри, - Том неловко улыбнулся. – Ну, наверное… Я не знаю. Я просто подумал, что это будет неплохо. Зачем мне этот камень, чтобы он просто лежал дома? Камень очень красивый, и фигурка из него будет красивой, я поставлю её куда-нибудь, пусть будет украшением. - Ладно, без проблем, сделаем фигурку. Предоставишь эскиз, как она должна выглядеть, или пусть мастер импровизирует? - Я подумаю и скажу тебе. Другой местный мужчина с труднопроизносимым именем Читунду радостно на грани неверия в своё счастье рассказал Шулейману, что отправил сына учиться в Англию, что стало возможным только благодаря ему, Оскару. - Натрон снимает квартиру с двумя другими студентами, каждому по комнате, - делился Читунду, едва не со слезами на глазах от счастья и гордости, что смог дать сыну шанс на намного более лучшую жизнь. – На выходных он ездит в Уэльс и говорит, что мечтает туда переехать, когда окончит университет, я думаю, у него всё получится. Оскар, если бы не вы, я бы и подумать не мог о том, что мой сын сможет учиться где-то заграницей. Читунду взял руку Шулеймана в ладони и низко поклонился, поцеловал его руку в знак истовой, безграничной благодарности за всё, что он им принёс и продолжает нести. - Не надо меня так благодарить, - сказал Оскар и сдержанно забрал руку. – Вы все хорошо работаете и получаете справедливое вознаграждение за свой труд. Том вновь стоял рядом и молчал в тихом потрясении. Поздним вечером он стоял у окна спальни, что непривычно располагалась на первом этаже, задумчиво смотрел на накрытую темнотой совершенно другую природу, что притихла к этому часу, будто всё живое заснуло, что, конечно же, неправда, те же дикие кошки ночами бродят, да и в доме они не одни. Но пейзаж за окном навевал ощущение спокойной отчуждённости от вечно бегущего куда-то мира, круглые сутки горящего искусственными огнями. Здесь ночь – это ночь, свет уходит вместе с заходом солнца, хотя, конечно, в доме работало электричество, а снаружи уличное освещение. Просто здесь всё равно совсем по-другому. Впечатления, которые здесь на него обрушились, не отпускали Тома, кружились в голове хороводом картинок и осознаний. Не поведанные ему тяготы и ужасы жизни людей здесь поразили глубже всего. Другое. - Оскар, - Том обернулся к нему. – Я знаю, что ты добрый, благородный, у тебя большое сердце, ты можешь помочь человеку в беде просто так, ты не считаешь помощь ниже своего достоинства. Я знаю это на собственном опыте лучше всех. Но я всё равно изумлён тем, что ты здесь – и там, в Конго – делаешь, что ты уже сделал, - он смотрел на Оскара серьёзно и растерянно. – Все эти люди… то, как они на тебя реагирует, поражает воображение, ты для них герой, живой идол. Поражает воображение то, что ты для них сделал. Я понимаю, почему они тебе кланяются – ты для них вправду герой-спаситель. Оскар, я тебя очень хорошо знаю, я знаю твои самые лучшие качества, которых у тебя намного больше, чем может показаться. Но даже для меня это за гранью. Ты ведь не был обязан им помогать, ты мог ничего не менять, они ведь привыкли так жить и вряд ли бы просили большего, ты мог поднять им зарплату и на этом остановиться. Но ты сделал больше, чем я могу осознать, ты без преувеличения изменил их жизни, ты дал им лучшую жизнь. Когда они с тобой разговаривали, когда ты рассказывал мне, как здесь было до тебя, от потрясения у меня не было слов, чтобы как-то отреагировать. Я смотрел на тебя и думал, что я тебя не знаю, ты оказался ещё в сотню раз лучше, чем я о тебе думал. И я не могу понять почему, почему ты настолько благородный. Оскар, я потрясён тобой. Почему ты это сделал? - Во-первых, я против детского труда, не очень-то приятно видеть в шахте ровесников Терри, а то и младше, это неприятный диссонанс. Здесь более чем достаточно взрослых, которые могут трудиться, а дети пусть учатся, играют и делают всё остальное, что им по возрасту, - объяснял Шулейман, подойдя ближе к Тому. – Во-вторых, насилие – всегда плохо, я не самый высокоморальный человек, за мной водятся грехи, но возведённое в ранг нормы сексуальное насилие противоречит моему видению того, как должно быть. В-третьих, нищие, больные, голодные работники – плохие работники. Хорошо работают те, у кого закрыты базовые потребности, и лучше работают те, у кого стимул не просто выжить, а получить что-то большее. Тут главное не перемотивировать – сверхдостаток расхолаживает, и работники работать уже не хотят. Я даю людям достаточно, чтобы они жили достойно, и они отвечают мне отличными рабочими показателями, так что тут и моя выгода присутствуют. Я мог бы сэкономить и ничего не менять, но зачем, если я могу позволить себе благоприятные изменения? Мне не нужны рабы, мне нужны работники. Том несколько раз моргнул, глядя на Оскара со смесью обожания и неверия, что бывают настолько хорошие люди. Что Оскар, о котором знает столько хороших, прекрасных сторон, снова его удивил. И он не хвалится, не гордится, он просто сделал это. Потому что может. Потому что под вызывающей брутальностью и щитами острого нрава скрывается огромное сердце. Сколько раз можно влюбляться в одного и того же человека? Бесконечно. И можно быть бесконечно благодарным судьбе за то, что этот замечательный человек – твой. Том улыбнулся и обнял Оскара. - Я тебя люблю, - сказал ему в шею. – Спасибо. Твои поступки замечательны. Ты замечательный. - Признаться честно, я и не думал, что делаю что-то особенное, - Шулейман провёл ладонью по лопаткам Тома. – Но твои дифирамбы мне приятны. - Поэтому ты ещё более замечательный, невероятный, таких просто не бывает. А ты есть, - Том отстранился, заглядывая Оскару в глаза. – Ты помогаешь просто так, потому что можешь; ты не считаешь, сколько и для кого сделал и не ждёшь ничего взамен. Ты так помогал мне, помог этим людям и продолжаешь помогать. Это истинный альтруизм, - и вновь обнял. Хотел обниматься, прижиматься. Как не хотеть обнимать того, кого любишь до подгибающихся коленей, кем впечатлён до глубины души? - Оскар, ты точно не хочешь больше детей? – спросил Том позже. - У меня уже есть самый лучший сын, других детей мне не нужно. - Может быть, ты передумаешь? – Том заискивающе смотрел Оскару в глаза. – Ты потрясающий отец, несправедливо, что у тебя не будет родного ребёнка. Тебе бы иметь большую семью – три, четыре ребёнка, - улыбнулся и обнял Оскара за шею. – Представь, как это будет здорово. Шулейман усмехнулся: - Дорогой мой, напомнить тебе, как болезненно ты свыкался с Терри? Как ты себе представляешь себя частью многодетной семьи? - Так это же будут твои дети, и я буду о них знать сразу с момента зачатия, - бесхитростно парировал Том. Опять улыбнулся сладко, мечтательно. – Я буду общаться с ними, когда они ещё будут в животе… - Согласно устаревшему мифу, у женщин тикают часики, и к тридцати они начинают агрессивно требовать детей от потенциального отца, - Оскар снова усмехнулся. – Ты-то куда? Ты мужчина. У тебя что зачесалось? - Я знаю, какого я пола, и у меня ничего не чешется. Но я вижу, как ты возишься с детьми, и думаю, что тебе нужно больше одного. Терри тоже будет веселее, если он будет не единственным ребёнком. Я, например, в детстве мечтал о брате, если Терри похож на меня, то он тоже будет счастлив иметь брата или сестру. - Я оценил твои аргументы, но едва ли я изменю своё решение. Тому оставалось только вздохнуть и смириться – и, возможно, возвращаться к этому разговору в будущем. Может быть, если постоянно поднимать эту тему, то удастся переубедить Оскара. В общей сложности в Африке они провели шесть дней, после чего Оскар передал Терри папе и отправился с Томом в импровизированный тур по Европе. Перелетали самолётом, путешествовали на машине. Том был счастлив. В Гамбурге он наконец-то выпил пива, идеей попробовать которое загорелся ещё дома. Вкус тёмного пива Тому понравился, но не его эффект в виде отрыжки, которой стеснялся, как и прочих подобных физиологических явлений. - Обычно от пива газы выходят с другой стороны, - заметил Шулейман. - В смысле? – Том перевёл к нему взгляд округлённых глаз. – Почему ты меня не предупредил? - Ты не знал? Пиво газированное, логично, что газ от него должен как-то выходить, да и в принципе от многих алкогольных напитков пучит и отрыжка. - Какой ужас, - Том поморщился. – Не буду больше пить пиво. Отставил от себя бутылку – и грустно на неё посмотрел. Допить-то хотелось. - Пей спокойно, - Оскар придвинул к нему бутылку, в которой осталось меньше трети объёма. – Я люблю тебя и с отрыжкой. - Мне себя сложно любить с отрыжкой. - Я буду любить за двоих. Шулейман широко, совершенно не едко ухмыльнулся, тиснул Тома в крепких объятиях и поцеловал в щёку. Очень не вовремя к горлу подступила новая порция газа. Том сдержался, не позволив звуку прорваться, и выдохнул в сторону. - Если я скажу, что в курсе, что у тебя и с другой, моей любимой твоей стороны, газы выходят, ты вообще в обморок упадёшь? – издевательски поинтересовался Оскар, распустив объятия. Том хлопнул его ладонью по плечу: - Упаду! Вообще утоплюсь. Вон, - кивнул на реку, что плескалась у стены набережной, на которой они стояли, - ходить далеко не надо, в Эльбе утоплюсь. - Не надо изображать драматичного литературного героя. А в городе Киль Том влюбился в его бухту. Всё-таки ему нравилось путешествовать по Германии, очень нравилось, особенно по маленьким городам, где так много истории в каждой постройке, но тёплую и солнечную Ниццу не променял бы на серьёзную и часто холодную Германию, где тоже часть его духа, пусть немецкой крови в нём нет ни капли. Нельзя не любить страну, если с самого малого возраста каждый день слышал, как она прекрасна, что там твой дом. - Какое это море? – Том повернулся к Оскару. – Оно пахнет по-другому. - Не знаешь? – Шулейман выгнул бровь. Том отрицательно покачал головой и тут же подобрался, сказал: - Я посмотрю в интернете, не надо на меня смотреть, как на тупицу. - Ладно, не дуйся. Это Балтийское море. Есть ещё вопросы? Том почесал затылок. - Есть. К себе. Почему я не знал, что здесь Балтийское море? Наверное, Феликс мне рассказывал, но я забыл. Оскар облокотился на перила и повернул голову к Тому: - С учётом того, что с твоей жизнью сделал Феликс, ты должен не любить Германию не меньше меня, но ты её нежно любишь. Твоя способность прощать поражает. Том пожал плечами и опустил взгляд к воде: - Мне не за что прощать Германию. Я здесь родился, и… эта страна не сделала мне ничего плохого. Феликса тоже не за что. Как я ни пытался, я не смог его возненавидеть, кроме каких-то отдельных минут, когда я только узнал правду. - О чём я и говорю – ты отходчивый невероятно, - Шулейман сейчас не подкалывал и не тыкал Тома в его недостатки, эти его качества очень милы. Приобнял Тома, провёл ладонью по его голому предплечью: - Замёрз, - констатировал Оскар, руки у Тома холодные. – Пойдём, купим тебе что-нибудь накинуть. - Можно вернуться в отель, в чемодане у меня есть и более тёплые вещи. - Зачем? Купим. Может быть, вязаный чёрный кардиган фасона «летучая мышь» и выглядел как модный ужас, но Том влюбился в него в бутике, закутался и почувствовал себя ещё счастливее. Он мягкий-мягкий – и тёплый, можно спокойно долго гулять, не боясь холодного ветра с Балтики. - Отсюда родом моя мама, - сказал Шулейман. Они гуляли по маленькому провинциальному городку на юго-востоке Дании, который производил впечатление большой деревни, застроенной малоэтажными старыми домами, застывшей где-то в прошлом веке и спящей, где очень давно не происходит ничего громкого. Том категорически не ожидал, что это место что-то значит. - Твоя мама здесь родилась? – удивлённо переспросил Том. – И жила? - Именно, - кивнул Оскар. – До шестнадцати лет, пока не сбежала во Францию, я тебе рассказывал данную историю. Кстати, после того, как я досконально изучил твою родословную и родословную Кристины, я решил разузнать и свою историю по маминой линии, что всю жизнь оставалась для меня тайной, которая меня не очень-то интересовала. Оказалось, что в маме моей тоже течёт еврейская кровь, не чистая, но всё же, - он усмехнулся. – Так что я могу с чистой совестью называть себя настоящим евреем, а не названым, у нас род по маме считается. - Интересно, - Том мягко улыбнулся и наклонил голову набок. – Обычно род по папе считается, а у вас наоборот. Наверное, это правильно, ведь мама всегда точно знает, что это её ребёнок. Если это не мой случай, - улыбнулся шире, шуточно, потом понял, что как-то неправильно звучат его слова. – То есть – моя мама знает, кто мой папа, но она не знала, что… - зажмурился на секунду, помахал перед собой руками. – Ты меня понял: мои родители не знали, что тот мальчик, которого они привезли домой и похоронили – не я. Том помолчал немного и спросил: - Оскар, где твоя мама жила? – он огляделся по сторонам и вернул взгляд к Оскару. – Может быть, сходим туда? - Там вполне могут и поныне проживать мои родственники, с которыми у меня нет желания знакомиться, так что нет, не пойдём. - Почему? – Том удивлённо выгнул брови. – Они – твоя семья. Разве тебе не интересно с ними познакомиться? - Эти люди не интересовались мной тридцать пять лет, зачем они мне? – резонно и равнодушно ответил Шулейман. - Откуда ты знаешь, что они не интересовались? Может быть, они приезжали, но их не пускали, они звонили, но тебе об этом не говорили. Для Тома семья – это очень важно, вся, какой бы она ни была, сколько бы лет разлуки вас ни разделяли или даже если вы никогда прежде не виделись. Он не понимал позиции Оскара и хотел его переубедить, чтобы Оскар тоже дал шанс своим родным и тоже обрёл большую семью, его мама ведь из большой семьи. - Знаю. Единственное, чем я мог их интересовать – это папино состояние, собственно, сейчас я могу их интересовать тем же самым. У меня нет ни малейшего желания содержать прорву бедных родственников, которых я раньше в глаза не видел, - отрезал Оскар. Том сник, потупил взгляд. То, что говорил Оскар – очень грустно. Разве может быть так, чтобы родственников волновал лишь достаток одного из членов семьи, он ведь внук своих бабушки и дедушки, чей-то племянник, кузен. Разве это правильно? - Может быть, я один туда схожу? – предложил Том. – Познакомлюсь с твоими родными, если они ещё живут в том доме, и если они хорошие, то потом ты тоже с ними познакомишься. - И что ты скажешь? – усмехнулся Шулейман. – «Здравствуйте, я Том Каулиц, любовник, партнёр и жених Оскара Шулеймана»? С учётом того, что семья моей мамы была повёрнуто-религиозной, за такие слова тебя предадут анафеме и меня вместе с тобой. - За что? – не понял, удивился Том. - За гомосексуализм. Религиозные фанатики считают его страшнейшим грехом. - Какие они странные, - Том озадаченно почесал висок. – Как можно ненавидеть человека за то, кого он любит? - Полностью с тобой согласен. Давай на этом остановимся, не надо тебе ходить к моим родственникам, выбрось их из головы, мне не нужны в моей жизни какие-то сомнительные люди. У меня есть папа, ты и Терри, вас мне более чем достаточно. - Хорошо, - согласился Том. – Если они вправду такие, они тебя не заслуживают. - Не буду наговаривать – я не знаю, какие они сейчас, - отметил Шулейман. – Главное – я не хочу с ними знаться. - Хорошо, - кивнув, повторил Том. – Это твоё право. Но – ты можешь о них рассказать? – попросил, подняв взгляд к Оскару. - Мне это интересно. Как звали твоих бабушку и дедушку? Или зовут? Они живы? - Не знаю, я не интересовался, живы ли они, - ответил Оскар, нащупывая в кармане сигареты. – Мой дедушка – Томас Мёллер, бабушка – Филиппа, соответственно, тоже Мёллер. - Интересно, - Том улыбнулся. – У тебя в семье тоже есть Том, брата моего прадедушки звали Томас, твой дедушка тоже Томас. Это вправду популярное имя. - С братом твоего прадедушки я бы познакомился с куда большим удовольствием, - снова усмехнулся Шулейман. – Судя по рассказам Кристиана, он был отличным и весёлым человеком. Том вновь огляделся по сторонам. Грустно это, что они уедут отсюда, так и не найдя его родных. Но идти против слова Оскара он не хотел. Нельзя человеку навязывать что-либо против его желания, даже если это семья. - Сколько у твоей мамы братьев и сестёр? – спросил Том. – Я помню, что много, но сколько именно? - Восемь. Последняя девятая девочка умерла в младенчестве, на этом репродуктивные системы её родителей наконец-то остановились. - Ого, - произнёс Том под впечатлением. – Это очень много. У них был большой дом? Шулейман пожал плечами и сказал: - Судя по тому, что жили они бедно, вряд ли. Судить людей за бедность и за рождение в ней стольких детей Том не мог, он сам выходец оттуда, где не было золотых гор. Том и не понимал, каково это – ютиться друг у друга на головах и штопать одежду, его максимальное неудобство – это то, что в родительском доме не нашлось для него отдельной комнаты, пришлось занять спальню брата, который и так уже там не жил. Был ещё сон на скамейке, понимание, что скоро деньги закончатся совсем, и его ухищрения, в том числе недобросовестные, чтобы заработать и подняться, но это сфабрикованные неудобства, Том не варился в них достаточно долго и точно знал – это пройдёт. - Жаль, что сейчас весна, - улыбнулся Том, когда они ехали в аэропорт. – Я бы хотел покататься на лыжах. Посещать Швейцарию Шулейман не планировал, не любил он её, но там есть чудный городок Церматт, где кататься на лыжах можно до середины апреля, они успевали. Об изменившемся пункте назначения Оскар Тому не сказал, пусть будет сюрприз. Удался сюрприз на славу. - Это же она! – Том закрыл ладонями рот, широко раскрытыми глазами глядя на гору. – Это она! Гора с упаковки шоколада Toblerone! – он визжал, прыгал на месте и хлопал в ладоши. – Маттерхорн! Это восхитительно! Действительно восхитительно – одна из самых фотографируемых вершин мира, да и весь городок – как с картинки. Швейцарская сказка. Первым делом Том объелся, начав с фондю, которое здесь божественно, вторым – побежал кататься, предварительно намазавшись солнцезащитным кремом, поскольку без того Оскар его не отпускал. И побывали на озере Шварцзее, и гуляли по пешеходным улочкам города, и проводили время в фешенебельном шале, где за панорамным окном во всю стену захватывающие дух виды, и, конечно, Том много-много-много фотографировал. Теперь и у Тома есть своими руками сделанная та самая фотография с открытки – и их с Оскаром фотография на том же фоне. - Можно я здесь останусь навсегда? – Том морской звездой развалился на траве в долине. - Мне всё-таки надо было рассмотреть переезд сюда? – с ухмылкой поинтересовался в ответ Шулейман, глядя на него сверху. Том перекатился на живот, опёрся на локти. Над несерьёзным вопросом он задумался серьёзно и ответил: - Нет. Как бы здесь ни было чудесно, я не променяю Ниццу ни на какое другое место. Я оказался в Ницце волею случаю, но она стала моим домом. В Церматте они провели неполные двое суток, за это время Том замечательно отдохнул и пополнил свой инстаграм десятками новых фото. Здесь всё слишком красивое, чтобы выбирать, что фотографировать и публиковать, а что нет. Отдельное место заняла фотография Оскара – голого, лежащего в развороченной постели на животе с телефоном в руках, с наброшенным на одну ногу краем белоснежного одеяла, что очень выгодно подчёркивало загорелое тело. Сделав кадр, Том сглотнул набежавшую в рот слюну. На Оскара слишком сложно смотреть без чувств и эмоций, у него никогда не получалось. Отложив телефон, Том подошёл к кровати, сел рядом с Оскаром, подогнув под себя ногу, и очень скоро оказался завален на спину и вовлечён в многообещающий поцелуй. С Оскаром Том впервые побывал в Лихтенштейне. В небольшом городе у границы они набрели на церквушку, Оскар предложил зайти. Внутри не было ни прихожан, ни туристов, лишь молодой священник, который на вид младше Оскара, занятый чтением книги в чёрной обложке. - Давай обвенчаемся, - предложил Шулейман. - Что? Зачем? – Том настолько не ожидал подобного, что начал задавать какие-то глупые вопросы. - Почему бы и нет? – легко ответил Оскар. – Может, у нас потому и не получилось в прошлый раз, что перед лицом бога мы наш союз не скрепили. Шучу, - усмехнулся. – В любом случае – мы здесь, никого больше нет, чтобы нам мешать. Рано или поздно это всё равно случится, почему не сейчас? Или ты против? - Нет, я не против, - Том сам не понял, что улыбнулся. У него сейчас так шарашило сердце, что он бы согласился шагнуть в огненную пропасть. Шулейман уверенно направился к священнику: - Святой отец, обвенчаете нас? Это возможно? Мы не очень традиционная пара. Священник закрыл свою книгу, посмотрел по очереди на них обоих и ответил: - Да, я могу провести обряд. - Отлично. Я не был уверен, что католическая церковь нас примет. - Для Всевышнего имеет значение лишь любовь в сердцах людей и их благое намерение создать семью, - произнёс священник, раскрыв ладони к небу, - а не условности. - Отрадно слышать такие разумные слова. Нет никаких дополнительных условий? – поинтересовался Шулейман. – Полагаю, мы бы смогли договориться, но вы и без того сразу согласились. - Я не отказываю тем, кто ко мне приходит, - благочестиво ответил священник. – Если вы желаете обвенчаться, значит, вы в этом нуждаетесь. Правила писаны людьми, а не Отцом нашим. - Интересная позиция, - прокомментировал Оскар. – Мне она нравится. - На какое время вас записать? – священник положил книгу, в которой Том не признал Библию, и подошёл к алтарю. - Прямо сейчас. - Может быть, вы хотите подождать своих гостей? - Никаких гостей, - покачал головой Оскар. – Это церемония для нас двоих. Они тоже подошли к алтарю, нормально представились. - Оскар, Том, вы католики? - Я иудей, Том некрещённый, - ответил Шулейман за двоих. – Это проблема? Проблемой могла стать его конфессиональная принадлежность, поскольку иудеев не жалуют все прочие религии. Впрочем, что касается отношения католиков к евреям, мнения на этот счёт разноречивы. - Нет, - сказал священник. – Католическая церковь принимает любых людей. Согласно правилам, идущие на венчание некрещённые и не католики должны дать обещание воспитывать своих детей в католической вере, но я не буду от вас этого требовать. - Возможно, наш ребёнок как раз и будет католиком, - заметил Оскар. – У него прабабушка и прадедушка ярые католики, нательный крестик он уже носит. - Вы взяли на воспитание сироту? Это благое деяние. - Не совсем. Том его биологический отец, а я его воспитываю. - Да прибудет с ним Господь, - благословил священник не присутствующего здесь мальчика и вернулся к вопросам насущным. – Оскар, Том, вы выслушаете литургию? - Если так положено, да. Послушаем же? – обратился Шулейман к Тому. - Да, - кивнул тот. Священник предложил им остаться стоять или сесть на скамью и, когда венчающиеся сели, приступил к чтению литургии. Том не отводил от него взгляда – литургия звучала очень красиво, завораживала объёмным, отражённым от стен звуком приятного мужского голоса – и почувствовал руку Оскара на своей руке, тоже сжал его руку. Не верится – они в церкви в совершенно другой стране. Они – венчаются. За литургией следовало зачитывание фрагментов из Библии, которые Том слышал впервые и потому слушал с интересом, и проповедь, посвящённая важности церковного брака, ролям супругов в браке, необходимости внимательно воспитывать детей. На протяжении всего, что выступало предисловием к основной и главной части церемонии, Том и Оскар держались за руки, и у Тома сердце билось всё быстрее. - Встаньте, дети мои, - сказал священник. Они встали, повернулись друг к другу лицом, следуя указаниям. - Пришли ли вы в храм добровольно, и является ли ваше желание вступить в законный брак искренним и свободным? - Да, - первым ответил Оскар. - Да, - тоже ответил Том. Они смотрели друг на друга и только слышали голос сбоку, обволакивающий глубиной и мягкостью, проникающий в каждую фибру души. - Готовы ли вы хранить верность друг другу в болезни и здравии, в счастье и несчастии, до конца жизни? - «В болезни и здравии» я с ним давно практикую, - ответил Шулейман многословнее, чем требовалось, не упустив возможности даже в такой момент чуть-чуть подколоть Тома. – Да, готов. - Я тоже. Да. - Имеете ли вы намерение с любовью и благодарностью принимать детей, которых пошлёт вам Бог? Том запнулся, не успев открыть рот, машинально взглянул на священника и повернул голову обратно к Оскару. Вопрос о детях заставил запаниковать и растеряться. Потому что Терри. В стенах церкви нельзя лгать, даже если не веришь. И отпустило разом, в считанные секунды, словно вытянуло всё тёмное, тревожное и заменило благостным светом внутри. И понял, что принимает Терри, не как своего сына, но как часть их с Оскаром семьи. А о будущих детях, возможным детях Оскара и говорить нечего – будет счастлив им задолго до их рождения. - Да, - сказал Том, и глаза увлажнились. Похожие вопросы звучали во время их первого бракосочетания. Но в этот раз всё воспринималось кардинально по-другому, Том не тяготился сомнениями и не волновался. Вернее – волновался, но иначе, на грани дереализации от удивления и счастья. - Да, - в этот раз Шулейман ответил вторым. Не намеренно ждал, чтобы сначала услышать ответ Тома, так получилось. Священник воззвал к Святому Духу, прося того снизойти на новоиспечённых супругов, сказал им взяться за руки и связал их ленточкой. Клятв в этот раз никто не произносил, всё сказано этим моментом венчания. Обмен кольцами в католической церемонии бракосочетания необязателен, потому священник ничего не сказал о том, что они уже надеты на венчающихся. Священник произнёс «Отче наш», Заступническую молитву, благословил новобрачных и объявил их супругами. Том дышал учащённо и глубоко, и улыбался, и глаза блестели от слёз и счастья. Это снова произошло. В карликовом европейском государстве и так нежданно. Заходя в церковь, Том помыслить не мог, чем обернётся этот визит. Отныне и во веки веков. Католическое венчание нерушимо, даже после смерти. Последним штрихом они расписались в церковной учётной книге. Таинство окончено. - Как я могу вас отблагодарить? – спросил Шулейман, открыв бумажник, чтобы выписать благодарственный чек. - Не оскорбляйте меня деньгами, - покачал головой священник. - Чем же мне вас оскорбить? – поинтересовался Оскар, привыкший за всё платить. - Оскорбите меня вечной верностью друг другу. Это будет для меня лучшей наградой. С этим у них сложности у одной из сторон союза, но они будут стараться. Настаивать на денежной благодарности за оказанную им услугу Шулейман не стал, но, когда они вышли из церкви, щёлкнул себя на её фоне и бросил фотографию в инстаграм с подписью: «Отличное место, всем рекомендую», проставив геолокацию. - Дела у этой церквушки очевидно плохи, - сказал Оскар Тому. – Пусть туристы поправят её положение, мой пост их привлечёт. На достигнутом не остановились. По возвращении в Ниццу они официально зарегистрировали брак: никакой церемонии, без гостей, а в свидетели взяли охрану, которая и так всегда где-то рядом. Так естественно это произошло, без подготовки и долгих обсуждений, в повседневной одежде, будто так и должно быть. Никому ничего не сказали. Оскар не известил ни папу, ни Терри и не просил Тома о том же, но Том тоже решил никому ничего не говорить. Это их личное дело. Пока не хотелось громко заявлять о своём счастье. Да и не изменилось ничего – лишь статус другой, а любовь и совместная жизнь всё те же. Потом, конечно, расскажут близким. В каком-нибудь разговоре с папой, когда о том зайдёт речь, Том расскажет, что вновь связан узами брака, и теперь в этом совершенно счастлив. - Ты планировал, что мы поженимся, когда мы отправлялись в эту поездку? – спросил Том. Оскар ведь мастак выдумывать и проворачивать всякие планы. - Я импровизировал, - ответил тот. – Венчаться я вообще не планировал, но мы зашли в ту церковь, и я решил, что можно это сделать. Неплохо же получилось? - Отлично получилось, - Том широко улыбнулся. Спустя более чем три года он достиг своей цели, которую давно уже отпустил, и снова в браке с Оскаром. Спустя годы он наконец-то оценил по достоинству всё то, что Оскар может ему дать. Всё будет хорошо? Всё будет замечательно!