Внутри Сяо Чжаня, или Какого хрена?

Пиджак после спасательной операции выглядит чуть ли не лучше чем прежде, чего нельзя сказать о Сяо Чжане. Его отражение в зеркале не скрывает эмоционального раздрая. Эмоции, которые он толком не успел прожить во время нападок Цянь Чэна накладываются на впечатления от того, чтó подумал и сказал Ибо. Усталость и раздражение, фрустрация и недоумение, неверие и разочарование — взболтать, но не смешивать. С другой стороны, раздражение, пожалуй, превалирует, и именно оно добавляет ему решимости не впасть в какое-то уныние и прострацию, а попытаться действовать прямо здесь и сейчас. В зале за время его отсутствия танцы бесповоротно победили традиционные китайские свадебные посиделки за столами — Сяо Чжань, вывернув из коридора, видит забывших про еду и напитки гостей, распределившихся по каким-то своим критериям в группки и танцующих под довольно энергичную музыку. Посмотрев в сторону почти полностью опустевших столов, Сяо Чжань обнаруживает кислую мину Цянь Чэна, который находится будто в какой-то зоне отчуждения — вокруг ни души, несколько человек, активно жестикулируя, спорят в пяти столах от него, ещё несколько мужчин — с другой стороны. Цянь Чэн, увы, не пропускает появления Сяо Чжаня — глядит прямо на него и, мгновенно сменив скуку на лице на какое-то неприкрытое злорадство, приподнимает бокал. Сяо Чжань выдыхает — кáк следует разобраться с этим говнюком, он ещё подумает. Сейчас его мысли занимает совершенно другой человек. Ибо без проблем удаётся локализовать — танцует себе в удовольствие в относительно молодёжном кругу. Сяо Чжань достоверно знает, что в каком бы состоянии тот ни был — в танце найдётся место для всего, что его волнует. Для Ибо это в равной степени способ, чтобы разделить радость, чтобы пережить неприятность или даже передать какое-то сообщение. Реже — просто механика. Пока Сяо Чжань, медленно шагая вдоль столов, оценивает ситуацию, пытаясь понять, какой из случаев соответствует танцам Ибо сейчас, его успевает заприметить госпожа Чжан. — Чжань-Чжань, мой дорогой, ты-то нам и нужен! Цепко схватив его ладони, она втаскивает его в группу таких же импозантных дамочек за шестьдесят — скорее всего, тех самых подружек, что после свадьбы ещё и на празднование дня рождения останутся. Естественно, тётушки крайне рады так удачно похищенному кавалеру — они улыбаются и хихикают как девочки, говорят какие-то глупости и шепчут комплименты. Сяо Чжань притворно смущается и щедро сыплет комплиментами в ответ. В общем, всё по стандарту — после всех праздников с семьёй Ибо он точно знает, чего от него ждут, и, надо сказать, навык развлекать старшее поколение он явно не растерял. В отличие от унылых посиделок, которые его ждут дома, такой социальный театр ему куда больше по душе. Был бы — если бы только сейчас Ибо составил ему компанию. Но вселенная явно не на их стороне. Спустя несколько песен начинается какой-то медленный трек, и тётушки, которые как будто бы только этого поворота и ждали, наперебой спрашивают Сяо Чжаня, с кем он хочет потанцевать сначала. Чтобы никого не обидеть, он дипломатически выбирает госпожу Чжан и неловко подхватывает её, даже не прикасаясь вплотную — между его пальцами и чужой спиной несколько воздушных сантиметров, дистанция тоже весьма почтительная. Госпожа Чжан ниже его на пару голов точно, так что единственные усилия, которые он прилагает в танце, — немного ссутулиться и согнуть колени, чтобы всем было удобнее. А вот для того, чтобы посмотреть в зал и увидеть, как Ван Ибо тоже довольно быстро прибирают к рукам, достаточно просто кинуть взгляд поверх витиеватой причёски партнёрши по танцам. Кажется, его заинтересованный взгляд не укрывается от последней: — Ты мог бы хоть на секунду сделать вид, что тебе интересно танцевать со мной! — Простите, госпожа Чжан, конечно, я более чем счастлив танцевать с вами, — почтительно отзывается Сяо Чжань. Это действительно так, просто… ещё более счастлив он был бы, если бы оказался на пятнадцать метров ближе к сцене, но всему своё время. — Это что ещё за «госпожа Чжан»?! — тут же взвивается та, и Сяо Чжань понял, что, отвлёкшись на разглядывание, с кем там наматывает круги Ибо, назвал её именно так, как после расставания уважительно называл в своей голове. — Я думала, это давно решённый вопрос, особенно с учётом этого, — не убирая руки с предплечья Сяо Чжаня, она дёргает указательным пальцем в сторону висящего на его груди кольца, а потом больно щиплет предплечье — сквозь тонкий пиджак выходит довольно отрезвляюще. — Я, право, не хотел вас обидеть, — улыбается Сяо Чжань виновато, когда выправляет лицо после гримасы секундной боли, и с достоинством, как ему кажется, выдерживает укоризненный взгляд, которым госпожа Чжан томит его ещё несколько секунд. — Ты ведь знаешь, что это кольцо мне подарил покойный господин Чжан? — чуть мягче говорит она и добавляет каким-то мечтательным тоном: — Вместе с кольцом мне досталась его фамилия… Смешно вспомнить — столько лет у меня от любимого только и было, что кольцо да фамилия. Знаешь, даже жаль, что сейчас эта традиция изжила себя. Нам, молодым девушкам, нравилось тайком от всех примерять на себя фамилию избранника — конечно, если это был наш возлюбленный. Сяо Чжань окидывает госпожу Чжан взглядом, пытаясь представить её не бабушкой Ибо, а молодой влюблённой девушкой. Он видел чёрно-белые семейные снимки, но даже с учётом этого получается с трудом. — Времена были другие, — между тем продолжает вспоминать госпожа Чжан, — и, конечно, часто выходить замуж приходилось за того, кого выбирали родители. Мы с господином Чжаном обручились тайно, но ещё долго не могли быть вместе — мне был уготован официальный брак с совершенно другим человеком. — Я этого не знал, мне… очень жаль, — Сяо Чжань не скрывает удивления в собственном тоне и потому интонация у него получается какой-то вопросительной. Он в самом деле не в курсе про такие подробности из молодости бабушки Чжан. Да, он слышал, что у них с супругом была невероятная любовь, о которой в семье постоянно слагали легенды и ставили в пример, но о том, что точно было правдой, а что — былью, Сяо Чжаню узнать до сих пор случая не представилось. — Мои родители считали, что мой избранник — мне не ровня. Но даже находясь в договорном браке я всегда представлялась не просто своей девичьей фамилией, а фамилией Чжан… Родители и муж ужасно раздражались от таких моих выходок, называли меня поочерёдно вздорной, строптивой и избалованной девчонкой. — Вы очень смелый человек, — с восторгом говорит Сяо Чжань. Пойти против своих родных ради возлюбленного — он, увы, не мог таким похвастаться. — А толку? — с неприкрытой грустью отвечает госпожа Чжан. — К сожалению, этот бунт не возымел никакого эффекта. Мой юношеский безыскусный мятеж не стал достаточной причиной для развода. — Но как же вышло так, что вы смогли воссоединиться с господином Чжаном? — хмурится Сяо Чжань. Он точно знает, что дедушка Ибо умер, когда тот уже был достаточно взрослым, и произошло это в их доме. — Мне пришлось научиться говорить на их языке, чтобы с моим мнением считались, и прибегнуть к другим методам. Так, спустя десять лет разлуки, уже открыв своё собственное дело и добившись определённого успеха, я наконец явилась на порог к господину Чжану сразу с пятью чемоданами. — Неужели вы были уверены, что он вас дождётся? — охает Сяо Чжань и добавляет неуверенно, не желая подозревать госпожу Чжан в адюльтере: — Или?.. — Я сомневалась в этом каждый день, мой мальчик, — горестно вздыхает в ответ госпожа Чжан. — Этот упрямец не ответил ни на одно моё письмо, проигнорировал любую просьбу о встрече. Но я также знала, ради чего — или кого — была несчастна всё это время. У меня была цель, и я планировала её добиться. И, в конце концов, имела право на то, чтобы мне сказали в лицо, если не собирались иметь со мной никаких дел впредь. — Вау, вы — поразительная женщина, — только и может восхититься Сяо Чжань. Он, конечно, и без того знал, что госпожа Чжан — пример для подражания и полная ему противоположность, но услышать эту историю любви, раскрывшуюся в совершенно новом свете, именно сегодня, именно сейчас!.. — Что-то подобное и сказал мне тогда господин Чжан, хотя, возможно, сначала он просто закрыл дверь перед самым моим носом. Что за несносный негодяй, — госпожа Чжан улыбается собственным воспоминаниям. — Но знаешь что? Я совсем не обиделась — наоборот, ликовала, потому что поняла, что ещё не всё потеряно. Значит, не отболело, не забылось!.. С этим можно было работать. Но переговорить он согласился только после того, как я впихнула ему свидетельство о расторжении брака в форточку. Представить, как почтенная госпожа Чжан пытается кому-то что-то пропихнуть в окно, выше его сил. Сяо Чжань невольно смеётся, прежде чем интересуется продолжением. — А он? Если он тоже любил вас всё это время, почему ничего не предпринял? — Ох, мой мальчик. Это менее приятная часть истории — у моих родителей и бывшего мужа было достаточно влияния, чтобы господин Чжан и думать об этом не мог. Не подумай, они не какие-нибудь там отпетые негодяи, но найти нужные рычаги сумели — так что мы потеряли долгих десять лет, которые мы могли провести бок о бок. Но кто знает, как бы всё сложилось тогда? Иногда пауза и взросление порознь — именно то, что поможет заложить самый крепкий фундамент новых отношений. Мы ценили друг друга втройне, изначально познав, что значит не иметь возможности быть рядом. — Неужели так бывает в жизни? — Сяо Чжань неверяще смотрит на госпожу Чжан. — Я думал, такие истории только в сериалах бывают. — Поверь, в жизни очень часто случается такое, что не придёт в голову ни одному мыльнооперному сценаристу. — Да уж… — медленно выдыхает Сяо Чжань и бездумно осматривается, пока они некоторое время молчат. А потом спрашивает первое, что приходит в голову: — Получается, вы назвали компанию в честь возлюбленного, ещё на тот момент не зная, получится ли быть с ним вместе? — Даже если бы мы не сошлись, это был прекрасный укол моим настырным родным. Но что ещё важнее — это было ежедневное напоминание о человеке, которого я не переставала любить. Многие после расставания избавляются от всего, что может всколыхнуть прошлое. Но я не имела ничего против того, чтобы каждый день видеть его имя на всех документах. Даже сейчас, когда я просматриваю бумаги или читаю новости, я улыбаюсь, когда вижу иероглиф фамилии моего любимого, и счастлива на него отзываться, когда ко мне обращаются, понимаешь? Сяо Чжань кивает, хотя и не совсем уверен в том, что способен понять значимость этого символа в жизни госпожи Чжан. Раньше он никогда не думал о том, чтобы подарить часть своего имени кому-то — во-первых, для их страны это уже давно изжившая себя традиция. Во-вторых, он не видел в этом ничего романтического, когда он слышал от старших про это, скорее думал об этом как о необходимости, навязанной женщинам гетеропатриархальным обществом, и был рад тому, что постепенно это правило исчезло так же, как появилось. В-третьих, думать обо всём этом в собственном контексте было излишним. Где он и где вся эта кутерьма с замужеством? Но сегодняшний день, по-видимому, поставил своей целью раз за разом наталкивать его на мысли о свадьбе в отношении себя и Ибо, которого он тут же находит глазами. Бабушка Чжан, должно быть, тоже замечает его взгляд: — Между прочим, дома мы иногда в шутку называем Ибо по твоей фамилии. Видел бы ты, каким красным он был в первый раз, когда его впервые назвали господином Сяо, — смеётся она, а Сяо Чжань и сам чувствует, как лицо начинает гореть. А если бы его кто-то назвал господином Ваном?.. Даже на секунду представив это, он невольно осознаёт эмоции госпожи Чжан относительно разделённой на двоих с мужем фамилии. — То-то же, — довольно сияет госпожа Чжан, стирая с лица последние свидетельства недавней грусти о старых временах и упущенных в разлуке годах. — А сегодня-то и вовсе — Ван Фули теперь его иначе как «муженьком Сяо Чжаня» в семейном чате и не называет. — Бедный Ибо, — без капли сочувствия произносит Сяо Чжань и смеётся: — Небеса, Сяо Ибо — это же просто оксюморон какой-то, «маленькая большая единичка». Не представляю, как бы он на это согласился. — Поверь, согласился бы и ещё как, — смеётся в ответ госпожа Чжан и сжимает его предплечье, видимо, снова безошибочно подмечая, как Сяо Чжань выцепляет Ибо взглядом: — Что, не терпится пойти проверить? — Нет, я… ничего такого, — тут же теряется Сяо Чжань и чувствует, как опять возвращается жар на щеках. — Знаешь что? Иди-ка ты к Ибо, а я пока закажу ещё один медленный танец, — госпожа Чжан отпускает его и подталкивает в сторону, подмигивая: — У меня, представь себе, есть некоторое влияние на диск-жокея или как их там нонче называют! — Спасибо, — внезапно для самого себя говорит Сяо Чжань и сжимает руку госпожи Чжан, вызывая лёгкое удивление и у неё. — Не совсем понимаю, за что ты меня благодаришь. Видимо, совсем я тебя утомила, раз ты так доволен, что можешь улизнуть от меня наконец, — тянет губы в улыбке бабушка Ибо и подгоняет его, когда он принимается мотать головой и робко махать руками, отпираясь от прозвучавшего обвинения: — Иди-иди, а то мои дальнозоркие подружки глаз с тебя не сводят, уже заприметили, что ты освободился, не успеешь оглянуться — как возьмут тебя в оборот… Дамочки, сидящие не так уж и далеко от них, тут же подозрительно воодушевляются и кокетливо машут, стоит на них посмотреть, так что Сяо Чжаню в самом деле приходится поторопиться, виновато улыбнувшись отвергнутым дамам и поклонившись на прощание госпоже Чжан. Но достопочтенные подружки оказываются не единственным потенциальным препятствием на важном пути. Краем глаза Сяо Чжань видит, как Цянь Чэн тоже встаёт со своего места и пробирается через столы в его сторону. Впрочем, надо же быть совсем неадекватным, чтобы подходить к Сяо Чжаню после той некрасивой сцены в туалете, верно? Или Цянь Чэн надеется, что Сяо Чжань не станет устраивать скандал прилюдно? А может, считает, что он тут успел уже нажаловаться госпоже Чжан?.. Ни один из вариантов не воодушевляет, да и не факт, что директор Цянь идёт именно к нему, но Сяо Чжань, изначально планировавший аккуратно обогнуть танцующих по дуге, решает перестраховаться и резко заходит в это мерно покачивающееся море людей, пробираясь к Ибо практически по прямой. Тот замечает его практически сразу — так уж выходит, что они тут почти самые высокие, если не считать Цянь Чэна и ещё несколько человек, — и внимательно следит за его приближением, не предпринимая никаких попыток отстраниться от партнёрши по танцу. Сяо Чжаня это немного злит — ведь понятно, зачем он так усердно лавирует между парочками через весь танцпол. Но Ибо, паршивец, не собирается облегчать ему задачу — только вопросительно приподнимает бровь и слегка дёргает уголками губ, словно спрашивая, что Сяо Чжань собирается делать дальше. Что ж, может быть, раньше он скромно дождался бы в сторонке своей очереди, но сейчас у него, простите, горит. Он и без того, как только вышел из уборной, был очень и очень настроен добраться до Ибо и всё ещё не растерял своего пыла. Госпожа Чжан разве что настроила его на более романтическую волну. — Прости, но могу я потанцевать со своим парнем? — в голове это представлялось нейтральной репликой, но произнесённым для двух слушателей, несмотря на абсолютно спокойную интонацию, звучит очень по-сучьи. — Ого, — Ибо впечатлённо поджимает губы, а потом обращается к своей партнёрше по медляку, выпуская ту из объятий и насмешливо кивая в сторону Сяо Чжаня: — Прости, цзецзе, я бессилен перед таким напором. Девушка не кажется обидевшейся, даже наоборот — она прижимает кулачок к губам, пока хихикает, и отходит в сторону со смущённым лепетом: — Конечно-конечно, наслаждайтесь своим… м-м-м… танцем. В другой раз Сяо Чжань бы прифигел, возможно, но сейчас всё, что он делает, — как ни в чём не бывало занимает её место и, пока Ибо медлит, слитным движением притягивает его к себе, уверенно располагая руки на чужой талии и спине. — М-м, — мычит Ибо, облизывая губы, и не скрывает усмешки, — даже так, — но послушно приобнимает Сяо Чжаня за плечи, начиная медленно двигаться в такт уже новой песне, плавно сменившей предыдущий трек без какой-либо паузы между. Некоторое время они танцуют молча, бездумно глядя по сторонам. Сяо Чжань даёт себе небольшую передышку после забега-побега и хочет подобрать правильные слова, но Ибо нарушает тишину первым: — А твой новый парень не обидится? — Новый — который незабытый старый? — так же косноязычно отвечает вопросом на вопрос Сяо Чжань и, поколебавшись, добавляет: — Или ты знаешь что-то, что неизвестно мне? Ибо делает секундную паузу, изображая, что перебирает варианты в голове, пока наконец не говорит: — Тот, который сейчас дыру прожжёт в твоём и без того достаточно настрадавшемся пиджаке. — Небеса, — чуть ли не взвыв, шепчет Сяо Чжань, с трудом удержавшись и не обернувшись, — этот Цянь Чэн меня заебал, — и моментально чувствует, как тяжелеет хватка на его плечах. — Слишком много информации, Сяо Чжань, — прищурившись, цедит Ибо. Сяо Чжань сначала не понимает, чтó тот имеет в виду, а потом… потом, конечно, понимает, но лучше бы нет. — Ты совсем дурак? — решительно начинает он, когда останавливается и чуть откидывается назад, чтобы можно было взглянуть Ибо в глаза на более удобном расстоянии, но руки не убирает: — Знаешь, учитывая всю ситуацию, это даже оскорбительно. — Оскорбительно, — эхом повторяет Ибо и кивает сам себе: — Ладно, окей, — он подталкивает Сяо Чжаня, чтобы снова начать медленно топтаться, покачиваясь из стороны в стороны. — Что именно ты находишь оскорбительным? — Как ты вообще мог подумать такое? — вздыхает Сяо Чжань, против собственной воли напарываясь взглядом на Цянь Чэна, который тоже нашёл себе какую-то даму для танца. — А что такого я подумал? — пожимает плечами Ибо. — Мы здесь все взрослые люди и знаем, как это бывает. К тому же ты ни с кем не встречаешься — ты сам мне это сказал. Почему бы и нет? Я почти что уважаю твой выбор, — хмыкает он. — Цянь Чэн может не нравиться мне лично, но это ведь не мне с ним встречаться. Сяо Чжань едва не закатывает на это глаза и зачем-то представляет, какими могли бы быть его отношения с этим напыщенным индюком, не уважающим, как выяснилось, не только наличие бойфренда, но и в целом чужие границы. Ну, если только чисто гипотетически… Допустим, что с текущей высоты событий стало очевидно, что Цянь Чэн не гетеросексуален. Но также есть все основания заявить, что он принадлежит к особой когорте поклонников гетеронормативности в отношениях — в лучшем случае превратил бы Сяо Чжаня в домохозяйку, всецело служащую его интересам, и в свободное от исполнения прихотей «короля» время великодушно позволял бы иметь какие-то хобби вроде той же фотографии. В худшем — приглашал бы на тайные свиданки на снятую на чужое имя квартиру в каком-нибудь человейнике, где легко можно затеряться и где люди, всю жизнь проживая, так и не могут выучить имена бесконечного числа соседей. Может, это и покажется приключением на первый взгляд, но на деле всё это пресно, безынтересно и вдобавок довольно утомительно. — Фу, ну и ужас, — бормочет Сяо Чжань вслух, прокручивая всё это в голове. — Ужас? — искренне удивляется Ибо и сжимает челюсти, прежде чем продолжить: — Мне кажется, это как раз твой вариант — взрослый, знающий себе цену мужчина. Очевидно, Цянь Чэн будет только рад оставить ваши отношения для закрытых дверей. От одного упоминания закрытых дверей и директора Цяня в одном предложении Сяо Чжаня едва не передёргивает, но одновременно он не может не заметить, что мысли по поводу отношений с Цянь Чэном у них с Ибо, по сути, одинаковые. О да, со стороны их союз выглядел бы очень благопристойно — Цянь Чэн мог бы жениться на какой-нибудь девушке из приличной семьи, а в случае с Сяо Чжанем представлялся бы меценатом, поддерживающим молодые (или уже слегка увядающие) таланты. И вот вроде бы всем всё ясно, но ведь не прикопаешься, ибо не было бы никаких украденных прикосновений и поцелуев на улице, в которых их могли бы уличить. Никаких признаний при друзьях и семье. И уж тем более — никаких предложений руки и сердца при всём честнóм народе. Сяо Чжань стал бы досадным секретом — почти таким же, какой он пытался вылепить из Ибо в своё время. Но в шкаф невозможно запихнуть две вещи: слона и того, кто, как Ибо, туда лезть никак не хочет и всеми силами пытается оттуда вылезти. И ещё неизвестно, кто из этих двух особей будет настырнее сопротивляться. Когда-то иллюзия нормальности, которая светит партнёру Цянь Чэна в его воображении, могла показаться Сяо Чжаню почти соблазнительной, но при своей душности, при всей своей помешанности на общественном мнении он сейчас точно осознаёт, что тяготеет к совершенно другому типу отношений. — Кто сказал, что это то, что мне нужно? — провожая взглядом высоченную фигуру Цянь Чэна, интересуется Сяо Чжань. — Это же реально пиздец какой-то. — Не знаю, ты никогда нормально не говорил, чего ты хочешь, — несмотря на то, что Ибо явно пытается звучать непринуждённо и насмешливо, выходит у него скорее уязвлённо и с душком застарелой обиды, что не скрывается от Сяо Чжаня. — Только представь: никто не будет тебя бесить, выпрашивая хотя бы одно маленькое касание в центре города после длительного расставания или пытаясь зажать в тёмном переулке, пока никто не видит. А как облегчённо он будет выдыхать, когда ты будешь представлять его всем новым знакомым другом семьи, или братом мужа сестры, или просто троюродным дядей? Ну что за идиллия? — с притворным умилением резюмирует Ибо. — Разве ты не об этом мечтал? — Может быть, и мечтал, — спокойно соглашается Сяо Чжань, смиренно принимая все выпущенные в него шпильки, и замолкает. Что ж, разговор у них получается немного странный — но оправдываться он не собирается, потому что в принципе оправданий у него особенно и нет. Вёл он себя зачастую как тот ещё козлина и перестраховывался даже там, где стоило бы расслабиться и вздохнуть облегчённо и свободно. Но это он понял со временем. А тогда, будучи в отношениях с Ибо, Сяо Чжань действительно задавался вопросом, почему тому всегда надо делать такое событие из их пары. Хотя на деле говорить так было явным преувеличением — Ибо никогда бы не сделал что-то, что опорочило бы Сяо Чжаня прилюдно. Но последнему казалось, что все видят их насквозь, даже несмотря на предпринятые усилия по маскировке. Что стоит им прийти в какой-то магазин, кафе или кинотеатр вдвоём, как и сотрудники, и посетители шепчутся за спиной и смеются, за глаза называют педиками и другими неприятными словами, коих Сяо Чжань наслушался немало, даже не выставляя никак свою ориентацию, — словно два взрослых парня не могу просто тусить вместе. Жить в таком напряжении трудно, а когда оно копится постоянно и не находит никакого иного выражения, кроме как компостировать мозги себе (по большей части) и (иногда) партнёру, используя для недовольства даже самые незначительные поводы, — фактически приговор для отношений. Сяо Чжань ощущал себя одиноким постоянно, причём не просто одиноким, а помещённым под непрекращающийся вражеский обстрел. Разве мог его понять Ибо, которому никогда не приходилось играть в шпиона, скрывая свою личную жизнь даже от самых близких членов семьи и друзей? Более того, у Ибо был шанс ещё и при удачных обстоятельствах вступить в одобряемые обществом отношения с какой-нибудь понравившейся девушкой. У Сяо Чжаня даже самой призрачной надежды на это не было. В общем, Сяо Чжань просто не стал дожидаться, когда его возненавидят за весь этот бурлящий гнев по отношению к себе, к привилегиям Ибо, к непримиримому закостенелому обществу, которое могло ненавидеть его просто за то, что он был каким-то не таким. Момент для расставания подвернулся более чем удачно — Ибо, избавившись от балласта, смог сосредоточиться на карьере, а не на улаживании постоянных психов своего парня. Сейчас Сяо Чжань может предположить, что были, наверное, и другие варианты решения, но… вышло уж как вышло. — Но? — явно ожидая какого-то ещё комментария, напоминает о себе Ибо. — Но это не то, что мне нужно, — с грустной улыбкой говорит Сяо Чжань куда-то в сторону и тяжело вздыхает, понимая, сколько всего ему придётся объяснять Ибо. Наверное, всё было бы куда проще, если бы он никогда не встретил Ибо и нашёл себе такого же ненавидящего себя идиота, который был бы только рад прятаться по углам. Но повстречалось ему что-то ровно противоположное. К сожалению — потому что Сяо Чжань не смог должным образом оценить то качество жизни, которое ему пытался показать Ибо. К счастью — потому что оказался способен сделать это впоследствии, хоть и не без помощи специалиста. И в течение этих нескольких дней, когда Сяо Чжань по счастливой случайности, которая заставила Ибо умолчать об их расставании, снова очутился на планете принятия, радушия и искренности, он точно убедился… Что ему не нужны благопристойность и конформизм, если они пропитаны постоянным враньём и отсутствием компромисса. Он уже пытался строить отношения именно таким образом и был неправ. Что быть честным в итоге выходит дешевле и экологичнее для собственной души, чем постоянно юлить и скрываться, так что ему теперь надо бы что-то попроще — что-то искреннее и честное. Как, например, тёплые и немного шершавые пальцы Ибо, которыми тот скользит вверх и упирается в чужую челюсть, обязывая обратить внимание на их обладателя, когда тот сквозь зубы выговаривает: — Тогда хватит, блядь, пялиться на Цянь Чэна. Искреннее и честное. Как улыбка, в которой Сяо Чжань невольно расплывается в ответ на этот упрёк. Как крохотная вредность, которую он себе позволяет сейчас, набираясь сил для серьёзного разговора, который, он уже точно знает, случится сегодня же: — Прости, мне только что очень убедительно описали несколько преимуществ отношений с ним, и я как-то бессознательно решил приглядеться к кандидату. — Сяо Чжань, — рычит Ван Ибо, чуть сильнее сжимая пальцы, — как же ты меня сейчас бесишь. Нет, Сяо Чжаню точно не нужен Цянь Чэн. Ни кто-то другой. Кто-то новый, пока ещё не встреченный. Он будет достаточно счастлив, если ему просто позволят вернуться к чему-то хорошо знакомому и практически родному — как губы Ван Ибо, на которые случайно падает взгляд Сяо Чжаня, стоит ему наконец отвлечься от коршуном наблюдающего за ними директора Цяня. И нет, он не будет больше врать и готов признаться, прежде всего, самому себе, что в эту минуту мечтает о чём-то крайне постыдном — по собственном меркам. Как, например, — наплевать на все придуманные нормы и самоограничения. Желание это возникает резко и неконтролируемо, когда Сяо Чжань смотрит на чересчур близко оказавшееся к нему лицо Ибо, и которому невозможно и нет смысла противиться. Если бы кто-то сказал ему пару лет назад, что вопрос: — Я собираюсь тебя поцеловать, да или нет? — задаст однажды не Ибо, а он, притом стоя посреди огромного банкетного зала, наводнённого людьми, что, быть может, поддержат их, но в глубине души посчитают отвратительными, Сяо Чжань бы ни за что не поверил. Однако именно это происходит в тот момент, когда он наклоняется вперёд и оказывается так близко, что почти касается собственным носом носа Ибо. В кои-то веки Сяо Чжань не собирается ни от кого дожидаться первого шага, а хочет сразу забрать инициативу себе. И когда он чувствует, как Ибо расслабляется и отвечает на его совершенно нескромный поцелуй, позволяет себе аккуратно согнуть лежащие на чужой лопатке пальцы — все, кроме среднего. Во вполне себе доходчивом послании для Цянь Чэна. И заодно, что уж скрывать, — для самого себя из прошлого.