18:55

Докча настолько теряется в ощущениях, что замечает шорох, только когда к ноге Джонхъюка прилипает тёплое мелкое существо. — И почему дурацкому оппе нравится этот тупой аджосси… Мозги работают слишком медленно, поэтому Докча не сразу соображает, что это Ю Миа. Ю Миа. Ю Миа обозвала своего брата. Это точно Ю Миа?

Эксклюзивный навык 'Четвёртая стена' ⬜⬜др⬜⬜⬜етс⬜

Внезапный топот вонзается в уши, словно включили звук. К ногам Докчи приклеивается маленькое тело, затем появляется взрослое, и ещё два, и от каждого нового прикосновения читателя как током бьёт. Где-то на фоне звенят сообщения от созвездий. — Хён — дурак! — Идиот! — Докча, ты не думал, что мы будем волноваться? — Докча… и правда ты… Голоса людей, находящихся слишком близко, эхом гудят в ушах, слишком громко, оглушающе. Сердце, которое, казалось, немного пришло в себя, вновь одичало. Чужое тепло проникает под одежду и кожу, забирается во внутренности, и Докчу уже крупно потряхивает, страх стягивает по рукам и ногам. Этому теплу в нём не место. Так не должно быть. Оно внешнее, обжигающее, ненормальное, пробирающее насквозь омерзительным копошением червей и одновременно слишком приятное. Бляяять. Докча задыхается. Пытается отпихнуть людей, получить больше воздуха, свободы, личного пространства, но руки оказываются слишком слабыми, а люди только крепче сжимают его в удушающих объятиях. Голова идёт кругом, перед глазами плывут тёмные пятна, и Докча хватается за пальто Джонхъюка, цепко стискивает дрожащими пальцами. Слишком много тепла. Клетки его тела горят от слишком близкого контакта, слишком широкой площади соприкосновения, слишком большого количества людей. Кажется, он сходит с ума. Сила в конечностях затухает, пульс шумит всё громче, заглушая чужие голоса. Сознание трепещет на краю пропасти, как свеча от потоков ветра: вот-вот погаснет и рухнет за границу безумия. Дыши. Дыши, Ким Докча. — Отойдите все, — издалека, сквозь помехи рычит знакомый голос. Вся сознательная часть Докчи концентрируется на плотной чёрной ткани под его пальцами. Частое дрожащее дыхание обжигает шею Джонхъюка. Спрятаться… спрятаться, и всё будет хорошо, как всегда… и…. и больше не будет страшно. Так опозориться перед Ю Джонхъюком… бесполезный идиот, лучше бы сдох в чёртовой туше ихтиозавра… — Ким Докча. Ким Докча, ты слышишь меня? В тот день, когда он не услышит Ю Джонхъюка, можете Докчу повесить. Докча судорожно сглатывает. Голос настолько хриплый, что читатель не узнаёт самого себя: — Да. — Хорошо, — следует незамедлительно, спокойно, уверенно, — дыши. Дыши и успокойся, всё хорошо. Докча истерично хихикает: куда уж ещё ооснее. Протагонист действует на него странно, не даёт леденящему ужасу поселиться в Докче насовсем, не даёт читателю в панике утонуть. Слишком абсурдно, что прикосновений Джонхъюка, сумасшедшего убийцы, он боится меньше, хотя стоило бы наоборот. — Ким Докча. За этим голосом Докча готов и в рай, и в ад, если ему там найдется место. Готов Звёздный Поток на атомы расщепить, и всё равно, что не умеет. Научится. Научится, мир разрушит и создаст заново, только бы этому придурку больше не было плохо. — Ким Докча. Вернись. Постепенно дыхание замедляется, становится глубже. Докча полуосознанно приваливается к Джонхъюку: ноги дрожат. Гулко сглатывает, а потом румянец приливает к щекам, и Докча замирает, не зная, что хуже: стоять вот так или отстраниться. Какой кошмар. Блять, да это не кошмар, это катастрофа — схватить паничку при Джонхъюке… разве Четвёртая Стена от подобных вещей не должна защищать?! До истеричных сообщений созвездий, дребезжащих в ушах, Докче нет дела. Интересно, можно заплатить, чтобы Аид вот прям щас взял меня в свой санаторий на пару месяцев? Я даже не против котлов с кипящим маслом… По воздуху пробегает лёгкое волнение маны. Докча мысленно стонет. За что ему это наказание, он был порядочным сотрудником в обычной компании, работал себе спокойно, жизнь никому не портил… [Мой коллега, что изначально отвечал за этот канал, подвергся дисциплинарным мерам… так что теперь я ответственен за этот сценарий] Докча осторожно поднимает голову, чтобы одним глазком взглянуть на доккейби. Пушистый пирожок висит под потолком — голос у него робкий, запоминающийся на фоне других доккейби. Доккейби хлопает ресницами, с ошеломлением рассматривая станцию. Если бы Докча не был прижат к телу одного очень непредсказуемого протагониста, он бы, возможно, выглядел точно так же, потому что станция Оксу производит впечатление палаточного лагеря. Станция Оксу, на которой обычно царило подобие мафии, разбой и насилие. [А в-вы тут неплохо устроились. Что ж, пришло время повысить сложность] Доккейби щёлкает пальцами. Дилинь!

Штрафные санкции добавлены в сценарий.

Теперь все запасы продовольствия ограничены.

Все имеющиеся запасы продовольствия исчезли.

— Ах ты сволочь! Докча вычленяет восклицание среди громких возмущений толпы. Джан Ди поднимает злой взгляд на доккейби, сложив руки на груди. Это могло бы выглядеть угрожающе, если бы мечник при этом не надулся.

Штрафные санкции добавлены в сценарий.

Добавлена Цена Выживания.

С этого момента каждую полночь будет взиматься 100 монет, как Цена Выживания. Если вы не можете их заплатить — вы умрёте.

Цена выживания будет взиматься до завершения второго основного сценария.

[Теперь это ваша забота] Доккейби хихикает и исчезает. — Ю Сангах, — Докче кажется, или голос протагониста действительно становится жёстче, когда тот говорит с кем-то другим? — объяснитесь. Докча ощущает себя гусеницей в коконе. Мозг слегка стопорится из-за того, что Джонхъюк, похоже, не собирается его отпускать. — Ну… — тянет Сангах, — мы посчитали, что пара-тройка сильных воплощений не будут лишними, поэтому заключили соглашение о взаимопомощи. Докча почти физически чувствует, как обостряются черты лица Ю Джонхъюка, и прикрывает глаз, чтобы не видеть рукоприкладства, но тут же открывает снова, потому что слишком хочется увидеть нагоняй от командира. Особенно когда сам Докча вне опасности. Наверное. Его все ещё могут оторвать от пахнущего пылью и электричеством пальто и зарезать. Джонхъюк глубоко вздыхает — скорее ощутимо, чем слышно — и убирает руки со спины Докчи, касается вцепившихся в пальто пальцев читателя. Без объятий оказывается неожиданно прохладно, почти холодно, и Докча передёргивает плечами. — Последи за ним. Докча хлопает ресницами. А?! Возможно, Докча входит в некий читательский анабиоз, запоздавший из-за слишком быстрого развития сюжета, потому что он не сопротивляется, пока его передают на руки компаньонам Джонхъюка. На ноги Докчи двумя утяжелителями вешаются дети — видимо, остальные опасаются нового срыва и поэтому не лезут к нему.

Созвездие ‘Демоноподобный Огненный Судья’ хихикает.

⬜⬜ ‘Древнейшая Мечта’ хмурится, стараясь спрятать улыбку.

Джонхъюк почти сразу отыскивает негромко переговаривающуюся троицу. — Эти? — Да, а… Эй, ты куда?! Он спускается по лестнице и двигается к центру станции. Присматривается, отмечая мечи у двоих из них. Сон Джин Ву кажется беспечным, но Джонхъюк уже знает, что это впечатление обманчиво. Если судить по телосложению, то все трое должны быть неплохими бойцами…

⬜⬜ ‘Древнейшая Мечта’ нервничает.

Созвездие ‘Чёрный Огненный Дракон Бездны’ хочет битвы!

Вам спонсировано 200 монет.

Созвездие ‘Королева Темнейшей Весны’ не советует…

Посмотрим. Он даёт ровно секунду форы, прежде чем с тихим шорохом извлечь меч из ножен и замахнуться. Реакция мгновенна. Блондин припадает к земле, лезвие со свистом рассекает воздух и сталкивается с другим клинком. Дребезг оружия разносится по станции, и толпа замолкает — эхо от удара врезается в уши. Мечник — у Джонхъюка есть ощущение, что они уже виделись — слегка поворачивает рукоять. Лезвие соскальзывает почти до гарды, но Джонхъюк вовремя разрывает контакт и сбивает чужой меч. Пространство наполняется лязгом металла. Лицо мечника застывает маской, взгляд расфокусирован, в нападении — ни одного лишнего движения, и уже спустя несколько мгновений Джонхъюк с удивлением понимает, что не успевает. Он чудом отделывается царапиной, когда меч пролетает около шеи. Близко. — Хватит! Фигура выскакивает между ними. У Джонхъюка ёкает сердце. Металл скрежещет о бетон, высекая искры, в паре сантиметров от Ким Докчи. Горло перехватывает. Мечник резко меняет направление удара, и лезвие свистит мимо. В голове на миг пустеет. Не лезь на поле боя, идиот, блять, придурок!

Созвездие ‘Демоноподобный Огненный Судья' закрывает ладонями рот.

Созвездие 'Чёрный Огненный Дракон Бездны' недовольно ворчит.

Созвездие 'Королева Темнейшей Весны' с жёстким упрёком говорит, что вам повезло.

— Ким Докча. Ещё чёртова секунда, и ты был бы мёртв. Никогда так не делай, — напряжённый голос мечника. Джонхъюк бросает взгляд над плечом Докчи. Дыхание почти ровное. — Берём, — быстро кивает мечнику и, не дожидаясь ответа, хватает Докчу за запястье и утягивает за собой. Преодолев некоторое расстояние, разворачивается, и Докча чуть не врезается в него, — Никогда. Так. Не. Делай. Никогда, слышишь? Он хватает Докчу за плечи и встряхивает. Докча смотрит на него с замешательством. — Ты меня понял? Ким Докча… Встряхивает снова, и Докча как очухивается. — Ты совсем сбрендил?! Пошёл убивать без причины, а виноват я?! — Ты понял? — почти рычание. — Да понял, не идиот! Успокойся, придурок, и отпусти уже! Пальцы Джонхъюка вздрагивают, и он ослабляет хватку. Докча, который не ожидал, что на его слова отреагируют, замирает, в звёздных глазах плещется удивление на грани ступора. Придурок. — Я не хочу, чтобы ты умер. И причинять тебе боль не хочу. Докча недоверчиво пялится на него. — А ты точно Ю Джонхъюк? Глубоко вздохнув, Джонхъюк вновь берёт читателя за руку, на этот раз аккуратнее. У Докчи вдруг расширяются глаза и приоткрывается рот от изумления — взгляд застывает на невидимом для Джонхъюка табло. Уголок губ протагониста дёргается. Ошарашенный читатель оказывается податливым и совершенно не противящимся манипуляциям с перемещением. Не то чтобы у него до этого была возможность сопротивляться. — Я попросил последить за ним. Что вы сделали? От спокойного тона Джонхъюка Хивон передёргивает плечами, линия её губ становится тоньше. Гильён снова прилипает к Докче. — От него так вероятностью жахнуло… я даже не поняла, что произошло, — и добавляет, тихо, но упрямо, — извини. Но и ты начинай думать головой. Не всегда сила — это хорошее решение. — Вы приняли в команду незнакомых людей. Спина у Хивон прямая, взгляд — ровный и смелый. — Они поклялись и предать нас не имеют права. Нечто в нём обретает силу, словно раскрываются давно позабытые крылья. Взгляд Джонхъюка смягчается — самую малость. — Если что-нибудь случится, я долго думать не буду, ты должна это понимать. Докча всё ещё остаётся довольно податливым, даже с Гильёном в виде довеска, и Джонхъюк шагает к новеньким, которых успокаивает Сангах. Хивон провожает его удивлённым взглядом. Сон Джин Ву смотрит на него настороженно, но без явной агрессии — он вообще будто не совсем здесь, плавает в мыслях. Тем не менее, в карих глазах вспыхивают смешинки. — Я понимаю, что безопасность превыше всего, и всё же я предпочитаю, чтобы на моих близких не нападали, — лёгкое предупреждение, на грани ощутимого. Джонхъюк думает, что трансмиссия работает слишком медленно: он не чувствует себя достаточно сильным. С другой стороны, у него есть компаньоны. Возможно, всё же стоило посмотреть окно атрибутов, прежде чем проверять на деле. Он стал слишком самоуверенным. Если бы на него напали сразу двое… …было бы плохо. — Это было самым быстрым способом проверить реакцию и навыки. — Да, но… — Сон Джин Ву позволяет фразе повиснуть в воздухе. Но если ты сделаешь так ещё хоть раз, я тебя прирежу. По взгляду Ю Джонхъюка Джин Ву понимает, что тот невербальное сообщение принял.

Ну поздравляю, ребят. Нам повезло встретиться с осколком Абсолютного Существа из этого мира.

Сообщение висит в чате в полной тишине уже с минуту. Игриса пришлось брать за руку, чтобы вернуть на землю с выброса адреналина. Убивать Джонхъюка сразу… не захотелось. Джин Ву знает эту панику, что накатывает волнами, когда семья в опасности, и именно её он видел недавно в тёмных глазах. Да Джин Ву сам готов кого угодно придушить, если это приблизит его к родным. Ввязываться в драку не было необходимости, а Джин Чоль вообще сейчас располагает наибольшим количеством свободной маны. Если бы меч и задел его, что маловероятно, вряд ли оставил бы рану опаснее царапины. Ким Докча — Абсолютное Существо… вот почему монарх так волновался. Предшественник Джин Ву потерял смысл существования и сошёл с ума из-за Абсолютного, поэтому Джин Ву тёплых чувств к ним обоим не испытывает. Но вот монарх… скулит. Наблюдать за тем, как Джонхъюк таскает Абсолютное Существо по станции, забавно, но нужно снова уравновешивать монарха, что энтузиазма не добавляет. Можно и так конечно, но… чертовски неприятно, когда сущность внутри живёт своей жизнью. Словно вторая личность, брр. Большая часть теней занимается обшариванием города. Пока ни одну тень не заметили, зато сами они обнаружили активных воплощений. Интересные личности порой попадаются. Одна коротышка, например, перебила целую секту поклонников литературы, а какая-то девочка постоянно пытается приручить ихтиозавра и при этом ведёт себя не соответствующе возрасту. Вероятно, они обе являются участниками Компании Ким Докча. Весело. Пора уже двигаться, иначе отпуск в диснейленде угрожает затянуться. — И что думаешь? — спрашивает Джин Чоль, когда они договариваются уйти со станции утром. Джин Ву вздыхает и кивает на их палатку. Как только все трое заходят, Джин Ву валится на одеяло и обнимает подушку. — Во-первых, мы в заднице. — Неужели, — Джин Чоль садится рядом, наблюдая за ним со скептическим интересом. — Мгм. Во-вторых, мы в ней глубоко. Губы Джин Чоля дёргаются. Игрис ложится между ними, раскидывая руки в стороны: — В-третьих, у меня украли шоколад. Джин Ву важно кивает, и Джин Чоль закрывает лицо рукой. — С кем я дружу… — Уже поздно, но я приношу соболезнования по этому поводу. — Что будет с Кореей… через неделю конференция Мирового Объединения Охотников, а я занимаюсь какой-то фигнёй… — Дай руку, Джин Чоль-а. Джин Чоль вслепую поднимает руку, и Игрис перехватывает её, крепко и осторожно сжимая. — Если твои люди не справятся без тебя, то они тебя не достойны. — Насколько мы здесь? — выдыхает Джин Чоль, так и не убрав ладонь с глаз. — Не знаю, — Джин Ву теряет шуточное настроение, — могу лишь предположить, что надолго, и поговорить о более приземлённых материях. — Давай, — без энтузиазма, — что скажешь насчёт Ю Джонхъюка? Игрис? — Я был сосредоточен на том, чтобы его убить, а не на оценке его способностей. — Ещё пара секунд, и ты бы его пришиб, — кивает Джин Ву, — Ю Джонхъюк выглядит так, будто его тело не успевает за его рефлексами. — То есть? — Он замечает, ты видел? Реагирует на движения, удары, да хоть на что, но… — неопределённый жест, — словно Ю Джонхъюк давно не был в таких ситуациях и растерял форму. Он ожидает, что тело будет двигаться по наитию, но этого не происходит. Погрешность движений огромная. Учитывая их разговоры, предполагаю, что здесь имеют место быть временные петли. Регрессы, если угодно, попадание в своё же тело — всё одна тварь. Джин Чоль слегка разводит пальцы и смотрит на него через получившуюся щель. — Опять? — Опять. Джин Ву откидывает подушку и опускает голову на плечо Игриса, вздыхает, поворачиваясь на бок и обнимая его за талию. — Ложись, а то опять потом как зомби ходить будешь. Мои тени здоровее тебя выглядят. Джин Чоль медлит в неловкости. Одно дело — объятия в не самом стабильном эмоциональном состоянии, а спать вот так, втроём — совсем другое. Конечно, они уже так раз уснули на полу, в куче одеял и подушек, когда эти двое вытащили его на выходные в Париж, и всё же… — Чоль-а. Вдоль позвоночника пробегают мурашки. Он притягивает плед из угла палатки и ложится на свободное плечо Игриса, стараясь выбросить ненужные мысли. Получается не слишком хорошо, особенно когда Игрис во сне поворачивает голову и касается его макушки.

Созвездие ‘Демоноподобный Огненный Судья' задумчиво поглаживает большим пальцем край экрана.

***

Джонхъюк вжикает дверцей палатки с Ким Докчой внутри, который так и продолжает пятиться в пустоту. Кимком собрались в каком-то неловком настроении, сбивчиво перешёптываясь время от времени. О, Джонхъюк понимает. Он отворачивается от палатки, и компаньоны замолкают. Смотрят на него во все глаза. Хёнсон немного стесняется. Миа хмурится, скрещивая руки на груди. Какая же она маленькая. Заржавевшее сердце вздрагивает и тянется к сестре, так сильно. Именно в такие моменты осознаёшь, насколько скучал. Джонхъюк хочет Мию обнять, посадить на шею и катать, пока не надоест. А надоест не скоро. — Миа-я. Он произносит имя вслух, и уголки губ приподнимаются, а у Мии расширяются глаза. Как хорошо её звать, настоящую, а не очередной сон или иллюзию. Знать, что она услышит, и видеть это. Огонёк внутри разгорается ярче, покалыванием согревает кончики пальцев. У Мии дрожат губы, когда она говорит: — Оппа, ты такой… такой… такой идиот!.. Злится. Джонхъюк видит, знает, что злится. Миа-я выпрыгивает из рядов кимком, и Джонхъюк ловит её, садит на предплечье и обнимает. Детские руки обхватывают столько, сколько могут, и сминают в пальцах ткань. Намертво. Ю Миа — эта Ю Миа — очнулась всего пару часов назад. Кто Джонхъюк такой, чтобы не заметить изменения в собственной сестре. — Я скучал по тебе. Миа бьёт его кулаком. И опять. И тихо всхлипывает, заливая слезами водолазку, заставляя его улыбаться. Кимком, которые, казалось, собирались его отругать, совсем теряются. — Ты ублюдок, Джонхъюк, — наконец прерывает молчание Хивон, голос у неё сипловатый, — Ты ублюдок, потому что заставляешь нас так волноваться. По её щекам скатываются две слезинки. Лицо искривляется, как от боли, и она шагает вперёд — хочет влепить пощёчину, но лишь хватается за его руку и утыкается в плечо. Хёнсон приклеивается следом, Сангах улыбается сквозь слёзы и обнимает его, Гильён с видом «я не хочу, меня вынудили» делает то же самое, и Джонхъюку впервые за сотню лет по-настоящему тепло. Каким же придурком он был раньше. Очарование рушится в тот момент, когда связь спонсора-воплощения вибрирует, затем ещё раз, а потом натягивается с истеричным гулом. — Докче плохо, — вполголоса. Его сжимают крепче и отпускают спустя пару секунд. Хивон ударяет его по плечу напоследок. Джонхъюк осторожно опускает Мию на землю и гладит по голове — Миа кривится, но его руку не сбрасывает. — Иди уже, дурацкий оппа. Джонхъюк ныряет в палатку, воздух в ней сквозит страхом. Докча сидит, свернувшись в комок и закрыв голову руками, и тяжело, часто дышит. С четвёртой стеной явно что-то не так. Джонхъюк присаживается рядом и зовёт мягко, настойчиво: — Ким Докча. Докча крупно вздрагивает, хотя его и так бьёт дрожь. Сжимается ещё сильнее, жмурится, и становится вдруг таким маленьким. Таким… ребёнком. Джонхъюк аккуратно касается его плеча и подушечками пальцев ощущает, как по коже Докчи пробегают мурашки. Медленно перемещает к себе на колени и обнимает, укрывая от всего мира. Когда вот так, близко, вдыхая запах другого, Джонхъюк чувствует, насколько Докча хрупкий. И физически, и душевно. Его любить и защищать хочется, от всего на свете оберегать, по кусочкам собирать и знать, что рядом. Что не исчез, не растворился в бесконечности вселенной. Крохотный тёплый комочек боли, лёгкий, словно кости у него — птичьи. И Джонхъюк ведь такой же, кто бы что не говорил. Не внешне, но внутренне. Докча хватается за него, прижимается ближе, опаляет горячим дыханием. Опять чего-то себе напридумывал. — Давным-давно, — выдыхает Джонхъюк, касаясь виском головы читателя, — жила одна писательница. Говорят, она и по сей день путешествует по мирам, пытаясь найти то, чего ей всегда не хватало… Докча прислушивается и старается замереть. — Она была помешана на себе и своём творчестве и до безумия любила создавать истории, и всё же… что-то не давало ей покоя. Что-то вело её дальше и дальше, но всегда было недостаточно. Но однажды… на её пути появился читатель. Читателей у неё всегда было много, но этот оказался особенным: он цеплял своим взглядом и характером, отличался мнением к её книгам. Он стал для писательницы большим, чем новым читателем. Он стал другом. И, пусть писательница не говорит этого вслух, но этот читатель для неё очень важен. А ты важен для меня, Ким Докча. — Ч… что случилось за эти три дня? — голос Докчи звучит почти твёрдо. За прошедшую минуту читатель подуспокоился и теперь сжимает пальцы, пытаясь унять дрожь. Снова. — Немного. — Немного? — иронично, — В прошлый раз ты… Докча вдруг каменеет и, кажется, даже перестаёт дышать, а потом изо всех сил толкает Джонхъюка в грудь, барахтается и выскальзывает из его рук мокрой селёдкой. Отодвинувшись ко входу в палатку, Джонхъюк наблюдает за едва не забившимся в угол читателем, чьё лицо приобретает обычное нейтральное выражение, выбивающееся лишь нездоровой бледностью. Докча сверлит его острым, близким к яростному взглядом, сложив руки на груди — Джонхъюк замечает, как читатель впивается пальцами в собственные плечи. — Ты действительно… тысяча восемьсот шестьдесят шестой регресс? Джонхъюк улыбается уголками губ. Докча по-детски пялится на его улыбку, затем одёргивает себя и сильнее сжимает плечи, и Джонхъюку кажется, что читатель вот-вот одежду насквозь проткнёт вместе с кожей. — И ни один из регрессов не был успешным? Джонхъюк не торопится с ответом. Сказать можно столько всего, но то, что потом Докча из этого выкрутит… — Был. Но без тебя в нём не было смысла.