Все оттенки сущего

***

      Додзё сегодня выглядело опустевшим, даже в тренировочном зале никого не оказалось. Я, одетая в коричневого цвета кэса, возвращалась в гостевую комнату, дабы испить чаю. Не успела даже присесть, как услышала рычание мотора. Похоже, кто-то приехал к нам во двор или же припарковался неподалёку, так как шум был таким громким, что даже привлек моё внимание.       Я поднялась с колен, прошла по коридору, скрипящему старыми половицами, и вышла на улицу. Прикрываясь ладонью, я загородила лицо от сильного ветра, вихрем хлынувшего на меня.       Во дворе стоял большой грузовик. Мужчина в униформе цвета хаки затаскивал в багажник чемоданы, а отец контролировал весь процесс, скрестив руки на груди. Периодически рабочий задавал вопросы, а отец поправлял его и указывал, что и куда лучше ставить.       — Осторожно, это хрупкое, — уведомил его отец, когда мужчина взял в руки небольшую коробку, слишком неосторожно подняв её с земли. Рабочий незамедлительно кивнул в ответ и аккуратно отставил ту в сторону ото всего остального груза.       Я замерла на месте, потеряв дар речи. Старые половицы веранды снова громко заскрипели. Прикусив губу, я молча наблюдала за тем, как вещи медленно, но верно упаковывали в кузов. Двор был усеян жёлто-оранжевым ковром, листья кружили в воздухе, опадая на землю под дуновением холодного ветерка.       Озноб прошёл по коже мурашками. Интересно, способствовала ли тому холодная погода или же всему виной стресс?       Я смирилась, что вскоре должна была покинуть отчий дом, однако никак не ожидала, что это произойдёт так скоро.       Оторвавшись от инструктирования рабочего, отец, наконец, бросил беглый взгляд в мою сторону. Морщины на старческом лице расслабились, когда он мягко улыбнулся. Скорее всего, хотел подбодрить меня таким образом, однако жест доброты напротив вызвал во мне тень отторжения. Не позволяя печали проявиться, я ответила ему слабой улыбкой и медленно вышла во двор, наблюдая за тем, как рабочий, закончивший с утрамбовкой вещей, теперь обтирал чуть запотевший от усталости лоб.       — Ну, мы закончили. За вашей дочерью заедут вечером, — отчеканив формальность, мужчина откланялся и залез на водительское сиденье. Двигатель с громким гудением завёлся, и грузовик тронулся с места. Провожая его взглядом, отец, задумавшись, смотрел вдаль.       — Послушай, Каори, — нарушил он тишину, между тем повернувшись ко мне, — я понимаю, что ты всё ещё чувствуешь дискомфорт из-за столь поспешного решения. Но… как уже говорил, я согласился на это предложение не только из-за просьбы клана Годжо, но и ради тебя. Ты не должна становиться магом. Ни в коем случае.       Я молча слушала речь отца, прекрасно понимая, что он хотел оградить меня от бед. И, к сожалению, он был прав. Я не способна стать хорошим магом. Не с этим характером, не с этими нулевыми способностями.       Идеальная роль бесполезной женщины как я, — стать обузой для отца и мужа. Быть может, я слишком высокомерна, раз хотела спасать людей и помогать магам истреблять Проклятых духов. Это предназначение лишь избранных, сумасбродных героев, сильных духом и талантливых от природы.       «Такая роль мне точно не подходит».       — Каори, ты не сердишься на меня?       Задав этот вопрос, отец словно жаждал услышать отрицательный ответ. Растерявшись, я вздохнула, глубоко набрав воздух в лёгкие, и затем мягко произнесла:       — Нет, отец. Я всё понимаю.

***

      Неумолимый стрекот цикад раздражал слух. Время близилось к вечеру, и холодный воздух сменился слегка накрапывающим дождём, благодаря которому повеяло свежестью. Солнце заходило за горизонт, окрашивая небо в синие, оранжевые и красные краски.       На котацу, под которым я привыкла греться в зимние вечера, лежали аккуратно сложенное нежно-розовое кимоно, лиловый оби и шпилька, украшенная розами.       Надев на себя кимоно, я аккуратно повязала шёлковый оби на талии. Затем решила заняться волосами. Прочесав их расчёской и отделив прядь от остальной прически, я зафиксировала ту между двумя пальцами и закрепила её шпилькой. Из косметики же использовала лишь нежный крем для лица, который нанесла недавно, и бальзам для губ.       Обычно я не красилась, потому что в этом не нуждалась. Слышала от Кейске раньше, что мои ровесницы часто прибегали к макияжу, дабы завоевать внимание мальчишек. Таков уж он, подростковый возраст. Но я, оторванная от мира и не нуждающаяся в мужском внимании, даже не заморачивалась над этим. Мысли, чтобы украшать себя макияжем или одеждой, даже не приходило в голову, несмотря на то, что была безнадёжно влюблена в Кейске.       Может, просто подсознательно внушила себе, что мои чувства безответны? Задав этот вопрос сейчас, я внезапно осознала: мне просто нравилось носиться за призрачным идеалом, любуясь на него издалека. Я не сделала ровным счётом ничего, чтобы сблизиться с Кейске. И вчера отвергла его ухаживания. Возможно, я отреагировала столь резко из-за того, что посчитала тот поцелуй неправильным, так как вынуждена вскоре выйти замуж. Но, думаю, мне просто нравилось наблюдать за Кейске со стороны, не сближаясь с ним, а вздыхая о нём на расстоянии.       Кто-то тихонько постучал в дверь, затем приоткрыл сёдзи и вошёл в мою комнату. То был отец. Пробежавшись беглым взглядом по моей фигуре, он довольно кивнул. Старое, морщинистое лицо приобрело оттенок плохо скрываемой радости, словно бы он не прощался со мной, а всего лишь ждал, пока я закончу прихорашиваться на очередное крупное мероприятие.       — О, Великий Будда, ты вознаградил меня такой прекрасной дочкой!       От восклицания, сказанного с нескрываемой гордостью, читающейся в громком тембре голоса, я невольно смутилась. Не привыкшая к комплиментам, я неудобно оправляла рукав кимоно, невольно прикусив губу.       — Отец, это уже лишнее… — пробормотав это, я избегала его взгляда, смотря на стену, где висел свиток, на котором был выведен главный лозунг нашей школы: «Тренируй сердце и тело для достижения твёрдого и непоколебимого духа».       — Что плохого в том, что я похвалил дочь? — рассмеявшись, отец сделал пару шагов вперёд, приблизившись ко мне, и ласково обнял напоследок. Я нерешительно мялась, не привыкшая к телячьим нежностям с его стороны. — Если тебе будет плохо в том доме, ты всегда можешь вернуться, Каори, — отстранившись, отец ласково похлопал меня по плечу и добавил. — Пойдём скорее, машина уже ждёт.              С этими словами отец развернулся и ушёл. Оставшись в комнате ещё с несколько секунд, я окинула комнату прощальным взглядом, словно пытаясь запечатлеть родные аппартаменты в памяти навсегда. Свиток, висящий на стене, застеленный футон, котацу, цветочный горшок в углу и маленькие тумбочки, — расставаясь с полуопустевшей комнатой, что казалась столь просторной без вещей, которыми прежде была заставлена, я чувствовала тоску, так больно саднившую сердце. Нужно было, наконец, признать: отныне мне придётся жить в чужом месте, хочу я того или нет.

***

      Когда чёрный лакированный лимузин заехал на громадную территорию клана Годжо, я невольно обомлела, рассматривая контуры огромного поместья, окружённого деревьями со всех сторон. Через тонированные стёкла нельзя было разглядеть всех красот простирающегося вдаль пейзажа, но я приметила маленький прудик, дальше которого виднелся густой лес.       Проехав ещё недолго в полной тишине, машина завернула за угол, въезжая в ворота. Атмосфера здесь казалась удушающей, давящей на плечи будто булыжник. Интересно, что же это было за ощущение, которое пропитывало тело свинцом. Было ли то проявлением Проклятой энергии, струящейся в духовных жилах старого поместья, или же моим собственным субъективным восприятием? Подобное щекочущее нервы место в народе могли бы окрестить «аномальной зоной». Особая атмосфера, пропитавшая здешний воздух, вызывала во мне и благоговеянье, и страх одновременно.       Наверняка каждый испытывал подобный трепет хоть раз в жизни. Что-то скребущее, неприятное и в то же время проникающее в каждую клеточку тела. Будь то церковь с её сакральной аурой или же кладбище с мрачной, почти забвенческой атмосферой, от которой душу выворачивало наизнанку. Всё, что было пропитано стойкой концентрированной энергией, оседающей в воздухе на грани осязаемости, так или иначе влияло на самочувствие человека.       Водитель услужливо открыл мне дверь, пропуская вперёд. На подрагивающих ногах я вышла из машины. Я еле сдержала вздох искреннего изумления, когда передо мной предстал огромный двор клана Годжо, красоты которого не шли ни в какое сравнение с минималистичностью убранства нашего храма.       Клён, склонив ветви вниз, ронял листья на землю. Сакура, цветущая бледно-розовыми лепестками весною, налилась багрянцем; словно распустившийся ликорис она смешивалась с пестрыми жёлтыми и оранжевыми оттенками, окутывая сад яркой паутиной красок. Увядающие к зиме деревья перекрывали взор своей красотой, поэтому я с трудом смогла разглядеть кусты папоротника, тоже склонившие головы к земле.       Роскошный сад приковал моё внимание надолго, пока я не оказалась в поместье клана Годжо, следуя за водителем.       Открыв раздвижную дверь, мужчина разулся, оставив обувь за порогом. Я же остановилась, нерешительно озираясь по сторонам и пытаясь понять, могу ли войти внутрь. Когда уже потянулась к гэта, сняв одну со ступни, то углядела низенькую фигуру, вышедшую из-за поворота тёмного коридора. Наконец, я смогла разглядеть, кто же это был. С дружелюбной улыбкой на морщинистом лице на меня смотрела приятной наружности старушечка, сильно прихрамывающая и опирающаяся на трость.       — Ты должно быть Каори-чан? Проходи, не стесняйся. Мы ждали тебя.       Столь дружелюбный тон помог мне расслабиться, и я слабо улыбнулась в ответ, молча поклонившись в качестве приветствия и стянув с ноги вторую гэта. Оставшись босиком, я юрко переступила порожик и оказалась в коридоре. Дощатый пол скрипел при ходьбе, словно воздавая память тому, сколько лет было этому, безусловно, сакральному месту.       Когда мы завернули за угол, добродушная старушка отворила сёдзи, и мы оказались в просторной гостевой комнате размером с десять татами. Я удивлённо озиралась по сторонам, следуя за пожилой женщиной внутрь.       Комната была просторной, уютной и минималистичной. На стенах висели гравюры в стиле укиё-э. Я с интересом рассматривала большого дракона, оплетающего своим могучим телом большой меч. Насквозь пронзённый, он скрывал чешуёй острие, а вокруг распространялись языки огня, словно символизируя смертельную агонию несчастного. Справа от гравюры были аккуратно выведены иероглифы. Читая их строчка за строчкой, я поняла, что то была ласкающая слух хайку.

«Пламя сжигает,

Меч гадюку убивает.

Сила велика».

      — Каори-чан, тебе нравится эта картина? — поинтересовалась старушка, всматриваясь в гравюру, к которой сейчас было приковано моё внимание. Я уселась на мягкую подушку, подогнув под себя ноги и положив руки на колени, выдержано ответила:       — …очень символична, — задумчиво произнесла я, оторвав взгляд от картины и теперь примечая добродушный взгляд, которым меня одарила пожилая женщина.       — Подходит клану Годжо, это ты имеешь ввиду?       Я незамедлительно кивнула, вызвав у неё весёлый смех, звонкий словно колокольчик. Невольно я нахмурила брови. Такая яркая реакция на мои измышления не только поражала, но и обижала, словно я только что сказала что-то глупое.       — Прости, прости. Просто я тоже так думаю.       Настала ежесекундная тишина. Нам принесли две кружки горячего чая, от которого по комнате распространялся стойкий аромат заваренных трав. Когда мы вновь остались одни, пожилая женщина отпила напиток и тихонько поставила кружку на стол.       — Меня зовут Годжо Хитоми. Я бабушка Сатору.       «Бабушка Сатору?»       Это имя мне ни о чем не говорило. Я изумленно поморгала глазами, уязвлённо прикусив губу. Неужто отец даже не соизволил сказать им о том, что я узнала о столь «грандиозной» сделке всего за день до отъезда из дома? Увидев мою реакцию, старушка вздохнула, хихикнув и прикрыв рот рукой.       — Ещё раз извини, Каори-чан. Похоже, что ты ни о чём не знаешь, верно?       Я снова кивнула, в этот раз едва склонив голову в качестве извинений. Мне не хотелось прослыть невеждой, но и притворяться хорошо тоже не умела. Поэтому решила быть честной.       — Неужто ты ни разу не слышала имя Годжо Сатору? — вновь мягко поинтересовалась старушка, на что я отрицательно помотала головой. Годами живя в уединении, я видела лишь бесконечные тренировки, медитации и яркие празднества, которые иногда проводились в храме. О внешнем мире не только ничего не знала, но и не хотела знать.       — О, боже, отец ничего не рассказывал тебе о мире магов? — в искреннем тоне госпожи Хитоми не было осуждения, лишь искреннее недоумение.       — К сожалению, нет. Отец ограждал меня от магии и всего, что с ней связано. На самом деле в свои годы я видела лишь окрестности вокруг храма и редко выезжала на рынок, чтобы закупиться провизией.       — Какой же аскетичный образ жизни, — Хитоми произнесла эти слова, покачав головой и, охнув, продолжила причитания, — такая юная девушка как ты должна наслаждаться молодостью. В мире есть так много мест, которые человеку следует посетить, прежде чем избрать духовный путь отшельника.       Чай горчил на языке вместе с неприятным чувством, осевшим в горле. Годами я думала, что маленький узкий мирок был мирной зоной комфорта. Сейчас же меня пытались переучить, прививая, что островок уединения, в котором я жила все эти годы, не блаженный рай, а вязкое рутинное болото.       «Это не так. Совсем не так».       Убеждала я себя, пытаясь показать, что эти слова ничуточку не задели за живое. Однако столь добрый и жалостливый взгляд сломил мою стойкость, вызывая бурю противоречий в душе.       — Возвращаясь к нашему разговору, Каори-чан, — привлекла моё внимание Хитоми, постучав по кружке указательным пальцем, — Сатору — это мой внук и твой будущий муж.       Эти слова звучали резко, словно хлёсткая пощёчина. За мягкой расслабленной обстановкой я успела позабыть, с какой целью была здесь.       — Я должна предупредить тебя сразу, Каори-чан. Мой внук — сильнейший маг и уже лидер клана в таком-то юном возрасте, — Хитоми говорила не без гордости в голосе, по одному лишь довольному виду я могла сказать, как сильно она любила и уважала собственного внука, — но у него уж очень скверный характер. Характер, который не выдерживают даже старейшины. А у них, уж поверь, нервы железные.       Я хихикнула в ответ, прикрыв рот рукой, понимая, что Хитоми из доброты душевной пыталась разрядить между нами обстановку, даже намеренно пошутив. Ничего не ответив, я ждала, когда Хитоми сама продолжит разговор, потому как не знала, что вставить в ответ.       — Конечно, я пошутила, но… — Хитоми глубоко вздохнула, наконец, допив свой чай и уставившись на приоткрытые сёдзи, из-за которых можно было частично лицезреть столь богато украшенный осенью сад, — Сатору и правда очень тяжёлый экземпляр. Тебе будет нелегко поладить с ним.       Понятие «скверный характер» было слишком размытым, общим. Я могла представить в голове избалованного мальчишку, что вёл себя словно маленький ребёнок. Могла вообразить жестокого и циничного человека, любящего себя и только себя. Он мог оказаться спорщиком, у которого и дня не пройдёт без скандала. Или заносчивым нарциссом, кичившимся своим статусом и силой.       Только вот о промежуточном варианте я тогда не подумала.       — Но не переживай, Каори-чан. Если кто-то попытается обидеть тебя, просто расскажи мне, хорошо?       Знает Будда, госпожа Хитоми пыталась успокоить меня. Она видела, сколь сильно я нервничала и насколько замкнута была, потому вела себя со мной мягко, как с нерадивым дитя, что напугано жался в угол.       — Благодарю за вашу доброту, госпожа Хитоми, — я тихонько поклонилась. Чёрные локоны, выбившиеся из густой копны волос, упали мне на лицо, едва закрывая обзор. Опустив взгляд к полу, я не смела поднимать головы, пока не услышала ответ.       — Ты так хорошо воспитана, Каори-чан. В нашем веке столь добродушных детей уже почти не встретишь, — Хитоми рассмеялась, ободряя меня. Я поёрзала на месте, вцепившись пальцами в ткань кимоно и слегка сминая её в кулаке, — но, знаешь, тебе не стоит быть такой формальной, особенно при общении со мной. Ты же всё-таки моя невестка.       Не зная, что сказать пожилой женщине, я вскинула голову, сдержанно кивнув. В горле пересохло, нервы были накалены до предела. Я непроизвольно закусила нижнюю губу и сглотнула ком, осевший в пересохшем горле, слегка смочив его слюной. Заправив пряди выбившихся волос за ухо, я глубоко вздохнула и натянуто улыбнулась госпоже Хитоми.       — Я Вас поняла. Отныне постараюсь не быть такой формальной.       

***

      После ужина меня отвели в покои. Комната казалась скромной и минималистичной, но в то же время просторной и пустой. Словно мне специально предоставили обезличенную спальню для того, чтобы я смогла обустроить её под себя. Коробки с вещами любезно стояли в углу, накрепко запечатанные. В чуть приоткрытые сёдзи лился мрачный жёлтый свет из коридора.       Я расстелила футон, приготовившись ко сну и решив, что стоило заняться распаковкой уже завтра. Тихо зевнув и взяв пижаму, я переоделась в неё, ощущая, как шёлк приятно струился по коже.       Время подходило к полуночи, и пора было спать. Я выпила глоток воды из кувшина и внезапно поняла, что мне уже какое-то время хотелось в уборную. Выскользнув в глухой и мрачный коридор, я посмотрела по сторонам, затем тихими шагами пошла в сторону туалета. Было тихо, словно всё поместье вымерло и утопало в ночном безмолвии. Внезапно в одной из комнат я услышала голоса, активно обсуждавшие что-то друг с другом. Я решила прислушаться к разговору и подошла к двери поближе.       — Сатору, серьёзно? Ты только что вернулся и скоро снова уйдёшь на задание?       «Сатору?» — знакомое имя непроизвольно вырвалось шёпотом из моего горла. Присев на корточки, я пыталась разглядеть что-нибудь через щёлку в раздвижных дверях. В комнате были видны силуэты мужчины и старика, сидящих к проёму спиной, а напротив них явно был ещё кто-то, но через заслонку я смогла разглядеть лишь тёмный рукав.       — Чего так удивлён? Неужели не в курсе, какой популярностью я пользуюсь в академии? Плюс, по округе бродит куча Проклятых духов, с которыми салаги не способны справиться самостоятельно. Так что да, мне некогда прохлаждаться здесь, старик.       Слыша столь неуважительное обращение к старшим, я удивилась, расширив глаза и чуть не приоткрыв рот. Меня всегда учили чтить взрослое поколение и с уважением обращаться к ним вне зависимости от того, кем те были по статусу.       — Негодный мальчишка… Эх, что же с тобой поделаешь, — вздохнув, пожилой мужчина продолжил, хотя и без особого энтузиазма. — Сатору, я знаю, что тебе наша опека — как кость в горле, но, поверь, мы думаем не только о тебе, но и о будущем клана.       — Ты думаешь, меня интересует, что будет с кланом в следующем поколении? И да, даже без меня вы не пропадёте. Просто попроси отца настрогать ещё парочку наследников или обратитесь с этой просьбой к дяде и другим родственничкам.       — Да как ты смеешь разговаривать с нами в таком дурном тоне…! — голос, который прежде не участвовал в разговоре, был резким и грубым. Перейдя на повышенный тон, мужчина показывал, насколько был взбешён пренебрежением, которым так и сочилась речь Годжо Сатору.       — Ой, а ведь точно! Я и забыл, что ты так любишь соблюдать тупые формальности, да, отец?       Саркастичная реплика заставила мужчину задохнуться, так как он ещё с несколько секунд пытался подобрать слова, выпуская из горла лишь междометия.       — Фумиаки, успокойся сейчас же. Ты же знаешь, что бесполезно пытаться воспитывать этого несносного мальчишку, — я услышала, как тот старичок, что начал разговор, тяжело вздохнул, отчитывая… отца Годжо Сатору?       — Ой, ой, посмотрите, какие мы все впечатлительные. Уж простите несносного мальчишку за его хамство!       Годжо Сатору всё никак не унимался, умудрившись даже посмеяться над ситуацией, несмотря на то, что определённо раздражал своего отца дерзким тоном.       «Мой внук — сильнейший маг и лидер клана в таком-то юном возрасте, но у него уж очень скверный характер».       Невольно я вспомнила то предупреждение, которое дала мне госпожа Хитоми. И она была права. Теперь я убедилась в этом сама: Годжо Сатору был невыносимым человеком, не проявляющим и грамма уважения даже по отношению к собственной семье. Он был сильнейшим и потому кичился этим, скорее всего, считая, что все остальные — всего лишь пылинки под его ногами. Вот это да. Что за крайняя степень высокомерия?       — Дедуль, не волнуйся так сильно, а то на лбу появится ещё больше морщин, — между тем продолжал подкалывать двух мужчин невыносимый экземпляр. — Серьёзно, раз клан сильно нуждается в наследничке, так и быть, я вам подыграю. Если девчушка понравится, соизволю провести с ней парочку бурных ночек. Но не ждите, что как любящий семьянин буду возвращаться сюда по первому её свисту.       Видимо, поставив на этом точку в разговоре, он поднялся с места, и я услышала приближающиеся к двери шаги. Дёрнувшись в сторону, я постаралась тихо подняться с места, чтобы улизнуть с места преступления, но вместо этого умудрилась резко подскочить с места и нелепо упасть обратно, ударившись копчиком о дощатый пол.       — Ох, кто это у нас здесь? Что за очаровательная леди разгуливает по коридорам поздней ночью?       Издевательский тон раздражал слух характерной хрипотцой, окрасившей глубокий голос мужчины. Ошарашенная, я медленно подняла голову, посмотрев в лицо тому, кто сейчас смотрел на меня свысока с наглой ухмылкой.       Под мрачным светом, пролившимся из комнаты в коридор, я увидела бледнолицего мужчину под два метра, одетого в тёмный фиолетовый костюм. Его белые как снег волосы, зафиксированные благодаря повязке, закрывающей глаза, торчали вверх словно колючки у ежа. Это сравнение, что пришло в голову, насмешило бы меня, если не била паника, из-за которой я не могла и слова произнести.       — Эй-эй, милашка! Ты должно быть Каори-чан, да?       Между тем, слегка наклонившись ко мне, ехидно поинтересовался мужчина. Я знала, что должна была что-то ответить, но неприятный трепет в груди лишил дара речи. Смутная тревога, смешиваясь со страхом и благоговеяньем при мысли, что передо мной сейчас стоял сильнейший из сильнейших, — все эти чувства сплелись в паутину и сжали в тиски, так, что я даже опустила взгляд на пол, лицезрея чёрные лакированные ботинки мужчины.       — Блин, ты немая или как? Я вообще-то вопрос только что задал, — в его голосе зазвучала притворная обида. Я испуганно вскинула голову вверх, заставляя себя посмотреть на гротескно высокого и устрашающего мужчину перед собой. Воздуха в лёгких не хватало, и мне пришлось глубоко вздохнуть, набравшись смелости для ответа.       — Да… Я наследница клана Сайто, Сайто Каори.       Только когда вновь повисла тишина, я задумалась о том, что не стоило отвечать столь официально, будто бы принимая его за дурака. Если Годжо Сатору был в курсе моего имени, то скорее всего знал о договорённости между нашими кланами и о том, зачем я здесь, собственно, тоже.       Не выдержав мрачной паузы между нами, я быстро подскочила с места и, извинившись, поклонилась, захотев уже уйти отсюда поскорее. На шум в коридор вышел пожилой мужчина с глубокой сединой и второй, более молодой, но суровый, с серыми как уголь волосами. Тишина была нарушена, когда старик вновь задал вопрос скрипучим и мрачным голосом.       — Что ты здесь делаешь в такое время, девочка?       Я виновато отступила, сделав шаг назад и теряясь под столь пристальным вниманием к своей персоне. Невольно став нарушителем спокойствия, сама же навлекла на себя гнев, войдя не в милость в первый же день, как обосновалась в чужом доме. Неловкость и лёгкий страх делали меня похожей на загнанное в угол животное, потому как я бегала глазами по тёмному коридору, боясь вставить хоть слово в своё оправдание.       — Да ладно вам так пугать гостью, — Годжо Сатору подошёл ко мне, успокаивающе постучав по плечу, затем повернулся к своему отцу и деду, — она, наверное, искала уборную, а я не вовремя открыл дверь. Вот и столкнулись случайно.       Оказавшись у меня за спиной, он слегка подтолкнул меня вперёд, побуждая скорее уходить прочь. Ещё раз вежливо поклонившись им напоследок, я прибавила шаг, удалясь прочь по коридору. Сердце билось словно бешеное, адреналин хлестал в крови, пульс чувствовался даже в горле. Не сразу, но я поняла, что Сатору без проблем последовал за мной, резко схватив за запястье и развернув на повороте.       — Я ч-что-то с-сделала не так? — предательски дрожащим голосом поинтересовалась я, снова сделав шаг назад и впечатавшись в стену. Этот человек был таким пугающим не только из-за источаемой им аурой, но и благодаря высокому росту. Возвышаясь надо мной, он с пугающей ухмылкой на лице наклонился вперёд, преградив мне путь к отступлению обеими руками.       — Хотел сказать напоследок. Мне не нравятся кроткие девчонки, поэтому возиться с тобой больше не собираюсь.       Убрав руки, он отошёл в сторону и, усмехнувшись, и развернулся назад, чтобы уйти. Оставив меня стоять там с ворохом вопросов в голове и подрагивающими кончиками пальцев, Сатору Годжо вскоре скрылся за поворотом.       Я, всё ещё не до конца отойдя от шока, вцепилась пальцами в рукав пижамы, почувствав, как мурашки снова побежали по коже от подсознательного страха, который я всё никак не могла унять.        «…хочу домой».       Внутренний голос подкармливал мои страхи, ещё больше подогревая и без того накалённые до предела нервы. Ускорив шаг, я направилась к уборной, решив, что лучше как можно скорее вернуться к себе в комнату, чтобы забиться в безопасный уголок. Это был единственный безопасный рубеж во всём мрачном и холодном поместье клана Годжо.

***

      Умыв лицо и приведя себя в порядок, я уже было легла в постель, но услышала, что зазвонил смартфон, который мне накануне подарил отец в качестве средства связи. Раньше я не нуждалась в телефоне, да и отец не сильно любил современные технологии, поэтому в нашем додзё не было места даже телевизору. Только Кейске из всех умудрился как-то купить приставку, постоянно пряча её под подушкой, чтобы отец ничего не заметил.       Ответив на звонок, по ту сторону трубки я услышала взволнованный голос Кейске, хотя поначалу была уверена, что звонил отец.       — Как ты там, Каори-чан? Держишься?       Взволнованный голос Кейске звучал так искренне, что я едва сдержала слёзы. Одиночество топило меня грустью. Я хотела быть дома, вместе с папой и остальными, а не здесь.       «Почему именно я?»       Вопреки же мыслям я, не думая, ответила:       — Всё в порядке, Кейске. Сегодня только познакомилась с ними. Завтра примусь за распаковку вещей.       — Ты уверена? — снова поинтересовался Кейске, ничуть не клюнув на откровенную ложь, так не убедительно прозвучавшую из моих уст.       — Да… Спасибо, что беспокоишься обо мне, Кейске, — произнесла я.       В груди потеплело. Даже если мы расстались на столь неприятной ноте, я всё ещё испытывала к нему симпатию. Я не понимала, почему Кейске поцеловал меня в тот день, если никогда раньше не проявлял подобных чувств. Но теперь поняла… Наверное, он просто хотел, чтобы всё оставалось как прежде. Чтобы я осталась в додзё, и мы вновь могли пить чай вместе. Чтобы я могла завороженно наблюдать за его тренировками, а он помогал мне по хозяйству в свободную минутку.       — Ты можешь рассчитывать на меня, Каори-чан. Знаешь же, я всегда на твоей стороне. Несмотря ни на что.       Какое-то время мы непринуждённо болтали по телефону. Я говорила практически шёпотом, дабы не побеспокоить остальных жильцов шумом. Будучи здесь чужаком, я обязана соблюдать местные порядки.       Кейске рассказал смешные случаи с тренировок, вспомнил о том, как недавно смог практически свалить моего отца в нокаут. Я посмеялась над этим, но в душе была горда за Кейске. Он был смышленным и талантливым парнем, поэтому я не сомневалась, что он займет место моего отца в качестве учителя для нового поколения бойцов.       Улёгшись в кровать после разговора, я всматривалась в пустой потолок. На душе было так больно и гадко, что, повернувшись на бок и уткнувшись носом в подушку, я еле сдерживала накатывающие на глаза слёзы. Какой же жалкой я была. Впечатлительной, слабой, малодушной. Такая как я и к нормальной жизни не была приспособлена, что уж говорить о том, чтобы стать магом.       «Хочу домой. К папе. К Кейске. К остальным…»       Словно отчуждённая, в этих стенах я была чужой, балластом, которому никто не рад. И даже радушное приветствие бабули Хитоми отчего-то не успокаивало.              «Мне не нравятся кроткие девчонки, поэтому возиться с тобой больше не собираюсь».       Я покачала головой, отмахиваясь от слов, сказанных Сатору Годжо раньше. Почему это вообще меня так задело? Почему всякий раз волновало мнение тех, кого едва знаю?       «Я тоже не хочу быть здесь!»       Внутренний голос противостоял мыслям, что проигрывали слова того человека снова и снова. Словно зажеванная пластинка, они заставляли меня раздражаться, до боли терзая нижнюю губу.       «Мне тоже всё это не нравится! Но кому какое дело, ведь так?»