BOLT и Варежка 3: как мы нянчились с щенятами

            С момента предательства моего отца прошло два месяца. С тех пор мы мало общались. И мама и папа просили меня не игнорировать Вольта, на что моим ответом неизменно было: — Что бы подумала Фласса, если бы мой отец жал лапу убийце её матери? — и уходил в другую комнату.       Папа был очень расстроен, что не общался со мной. Печаль и горечь поселились в нашем доме. Меня по прежнему учил и воспитывал дядя Клюв. Когда я спрашивал его о поступке моего отца, он неизменно, как и все, говорил: «его заставили». — Кто его заставил? Зачем? Валье хотел убить меня! Наверняка именно из-за него мама Флассы — мертва, а самой Флассы я нигде не видел! Кто заставил папу предать меня?! — Я... Не могу сказать. Это очень сложно... Ты ещё мал. Подрастёшь — узнаешь...       На этой ноте мы и завершали наш разговор. Всегда. На протяжении двух месяцев.       Когда мне исполнилось семь месяцев с моего рождения, дядя Клюв стал учить меня грамматике, математике, алфавиту и окружающему миру. Мы много времени проводили вместе. Однажды я его спросил? — А ты не мог бы стать моим папой? — Что?! — он так и вылупил глаза, — Нет! Твой папа Вольт!... — Но ведь моим папой может быть тот, кто женат на моей маме... — Нет!... Я... Я понимаю что́ ты имеешь ввиду, но нет. Варежка — моя руководительница. Я имел чувства к твоей матери, но сейчас она для меня — лучшая подруга. Я ценю её дружбу, а главное — я не хочу доставлять дискомфорт Вольту. Она любит твоего отца, он любит её, а я... А я счастлив учить такого молодого щеночка, как ты, Майк... — Мой отец предал меня... Я не могу простить ему это. Валье сейчас где-то в парке Кихема, где жив... Жила Фласса... Валье — мой враг, и мой отец врал всем о нём, жал ему лапу... Я не хочу звать Вольта своим отцом.       Всё это время Клюв с сочувствием смотрел на меня, приобняв своим хвостом. Между нами повисла долгая тишина. В конце концов дядя заговорил, тщательно обдумывая слова: — Видишь ли... Кто-то думает, что в парке Кихема... Только... Предатели и не́коты. Их... Их было приказано убить. Валье стал убивать их... И... Твои родители подчиняются тем котам, кто приказал убить всех в Кихеме... Если бы твой отец не пожал бы лапу Валье, убийце и насильнику, его бы убили, как и твою маму... Как и... Тебя...       Я стоял в шоке. Мне никто пока такого не говорил... Я прошептал: — Всех... В парке Кихема? — Да... — Даже... Флассу?... Она мертва?... — Я не знаю... — НЕТ!! ОНА НЕ МОГЛА УМЕРЕТЬ... БРОСИТЬ МЕНЯ!... Я НЕ ВЕРЮ... — я зарыдал, а слёзы катились по моим щекам, и падали на землю. — Я... Я люблю её...       Клюв с удивлением и сочувствием смотрел на меня. Мы с ним пошли домой, где рассказал о разговоре моей маме. Я не стал слушать лая папы, типа «это ему рано знать!...», я просто вернулся к себе в комнату, обнял свою игрушечную морковку, и стал думать над своими словами. Действительно ли я люблю Флассу? Не поторопился ли я с определением чувства? Может быть мы просто дружим? Может быть это нормально: вот так вот беспокоиться о друзьях?... Я пытался представить себе, что́ я бы почувствовал при исчезновении Джонни... Я почувствовал вину за то, что даже из-за его исчезновения я бы не переживал сильнее, чем за Флассу. Так я заснул, и во сне я был с Флассой. Мы резвились, говорили, игрались... А также мы делали такие вещи, которые я бы в реальности ни за что бы не придумал!       На следующее утро я проснулся совершенно разбитый. Мне не хотелось идти к Клюву учится, но, взяв с собой завтрак от матери, не забыв хмуро посмотреть на Вольта, я отправился к нему. Дядя был сегодня уставшим и измотанным, как будто он всю ночь не спал а бегал (что подтверждали кровоточащие лапы). Зато он был сегодня счастливым. — Эхей, Майк, ты чего такой смурной сегодня? — Дядя Клюв... Можно я не буду сегодня заниматься? У меня... Голова болит! Ой-ой-ой!       Я надеялся, что проканает, и я смогу и дальше досматривать сон, но дядя Клюв, видимо, был другого мнения: — Ну нет! Ты меня не проведёшь, мелкий шалопай! Уверен: ты не пожалеешь об этом нашем уроке! За мной!       И я пошёл за дядей, недовольно хмуря брови, неся в зубах свой обед на сегодняшний день, в виде плохопропечённого куска печени.       Мы шли, как ни странно, недолго: только наш дом скрылся из виду, за одним из человеческих муравейников, так тут же мы остановились. Дядя Клюв, на протяжении всего пути, сильно хромал на все лапы, и на земле он оставлял кровавые следы. Видимо этой ночью он очень много ходил, раз стёр лапы до мяса. Когда он остановился, он крикнул в переулок, где стояли мусорные бачки, с пакетами: — Давай, выходи!       И тут, из-за кучи мусора, вышла маленькая кошечка, моего возраста. Трёхцветная, с жёлтыми глазами, с удивлением смотрящая на меня. Я не верил своим глазам. Сердце ушло в пятки-лапки, по телу пробежала сладкая дрожь, а моя пасть раскрылась сама собой. Губы и язык не слушались, я просто стоял и молчал, открывая рот, пока не смог прошептать: — Ф-Фласса?... — Майк... — О, Фласса!... — О, Майк!       Мы ринулись друг другу в объятия, и покатились по старому хламу. Я лизал её мордочку, ушки, слизывал слёзы радости с её глазок, а она не то смеялась, не то плакала. — Майк... О, Майк... — шептала она без перерыва.       Чуть поодаль от нас стоял дядя Клюв, и, счастливо улыбаясь, смаргивал слёзы окровавленной лапой. Я, счастливый, поворачиваюсь к дяде: — К-как?... — Этой ночью я обошёл весь парк Кихема, нашёл её... На той стороне, которая, как бы, наша... С ней плохо обращались... Мы совершили побег, а чтобы запутать погоню, мы долго ходили по парку. Так я и стёр лапы... — он глянул на свои кровоточащие лапы, — Однако я рад, что помог тебе, Майк... — О, Майк... — Фласса смотрела на меня слезящимися глазами, — Они издевались надо мной. Били. Я... Они... Они делали со мной страшные вещи! Моя мама... Её убили на моих глазах, я... — Чшшш... Успокойся, Флассочка, всё хорошо... — Я успокаивающе пробежался языком по её темени, и положил лапу на её бок, — Теперь ты здесь... Мы тебя укроем, хочешь? — Да... Но... Мой район — Кихема. Я не хотела бы его покидать... Я хотела бы жить и умереть там, где жили и умерли мои родители, бабушки и дедушки и прочие дальние родственники...       Дядя Клюв хотел что-то сказать, но я сам начал: — Если так, то я бы хотел, чтобы ты была у себя на родине.       Дядя Клюв, да и сама Фласса смотрели на меня удивлённо, но я продолжал: — Если бы было можно, то я бы сам стал вместе с тобой... Но... Я необходим родителям, а куда они отсюда уедут? У них тут работа, дела, обязанности... Я... Я даже не знаю от чего больнее: от того, что мы расстаёмся, не успев поиграть вместе, причём навсегда, либо же не пускать тебя на волю. Туда, где твоё сердце, и просить жить с нами... Я... Не знаю.       Фласса успокаивающе мурлыкнула мне, и произнесла: — Я могу пожить у тебя, если хочешь... Меня, в парке Кихема, никто не ждёт: отец умер в первый день Большой Кошачьей Драки, мать убили у меня на глазах, а больше никого у меня не было...       Мне было немного стыдно, но я счастливо заулыбался, и пригласил Флассу себе в дом. Дядя Клюв сказал, что уроки, на сегодня, закончены, а сам он пойдёт — залечивать лапы. Когда мы пришли домой, я заявил: — Дядя Клюв, сегодня, отпустил меня пораньше с уроков... Ма! Ты ни за что не догадаешься кого мы встретили сегодня!       Мама вышла из своей комнаты, где она вылизывалась, и, увидев нашу гостью, что терпеливо стояла перед входом, громко ахнула и позвала: — Вольт! Сюда, пожалуйста. И быстро!       Подошедший к моей матери предатель тоже посмотрел на Флассу, и молвил: — Ф... Флассочка... Мы все думали, что ты погибла!... Что-ж... С возвращением в наш дом!       Я вам не забыл объяснить, что Фласса уже ходила ко мне домой, есть тефтели? Так вот, она уже ходила ко мне домой есть тефтели. — Вольт! — шикнула ему мать, — Мы не можем её принять! Она же из Кихема... — Да хоть из коммунистической партии собак, в чём дело?! Я уже, один раз, сделал неправильный выбор. — он внимательно мне посмотрел в глаза, — Больше я не хочу предавать сына! — Спасибо... Пап. — я отвёл глаза, и с улыбкой, жестом, предложил пройти Флассе внутрь коридора. — У тебя, с твоим папой, какие-то тёрки? Почему ты так агрессивно ему отвечаешь... — поморгала Фласса, тщательно вытирая лапы на коврике перед входом. — О... Он фредал меня, фовав лапу это'у не́коту Валье... — пояснил я, взяв в зубы щётку, чтобы очистить лапы подруги, а может кого-то бо́льшего, от всякой дряни. Та сперва не поняла, и захихикала, хотя слегка тревожно. Затем, с улыбкой, спросила: — Чего-чего?       Я положил щётку на место, и предложил ей прошествовать к столу. Сегодня на полдник у нас куриная ножка в панировке, вместе с водой, разлитой по четырём блюдцам. Ммм... А мама умеет делать сюрпризы! — Я говорю, что папа предал меня, пожав лапу этому не́коту Валье, — ответил я, пододвигая к Флассе самые аппетитные куски курицы. Однако я не ожидал следующей реакции: — ВАЛЬЕ?! — вскричала подруга, разлив воду и напугав моих родителей, которые только-только сели кушать. Она дрожала, как осиновый лист, в глазах стояли слёзы, а на морде было выражение боли и ужаса, — Это он! Он, Валье, убил мою маму, сделал со мной много вещей, это он... Он... Нет... Я не хочу!... Пожалуйста...       Она как в трансе повторяла слова мольбы, в то время как её морда уже было мокрым от слёз. Я сразу её обнял, начал вылизывать ей лобик, и даже пытался мурчать! Честно! Но у меня выходило только глухое рычание. Я с мольбой посмотрел на маму, и та сразу же подбежала к нам, легла рядом, и замурлыкала. Фласса прижалась к маминому бочку, плавкая навзрыд, а я лёг рядом, ни на минуту не прерывая утешительные лизки в лоб. — Он... Он... Он... — горестно повторяла кошка. Мой отец сосредоточенно думал над всем этим, затем произнёс: — Я убью Валье. — Нет, папа, — я серьёзно посмотрел на отца. — Это должен быть я. — Майкл! — хором крикнули родители, но я спокойно ответил: — Так нужно. Вам сделают много чего плохого, если это сделаете вы. Я же молод. И у меня больше причин это сделать. — Я согласен, — внезапно согласился папа. — Вольт! — Варежка... — он взглянул глубоко в глаза своей жены. Я чувствовал их реакции, их разговор без слов. Это продолжалось несколько секунд, пока белый пёс не сказал, — Пора. — а мама не уткнулась головой в плечо Флассы, всё ещё шмыгающей носом на её боку.

***

      Следующий день был чрезвычайно дождливый. Я не хотел просыпаться, чувствуя под головой тёплый бочок Флассы, но я проснулся. Моя подруга пошевелилась во сне, когда тёплая головка убралась с её живота, но не проснулась. Я вышел из своей комнаты, и подошёл к папе. Тот стоял на выходе из нашего картонного дома, и смотрел на дождь. — Если бы не черепица под углом, то наш дом давно был бы просто мокрой картонкой... — затем посмотрел на меня, — Ты точно готов? — Да. — я кивнул, и посмотрел за пелену воды на свою родную свалку. — Валье не должен жить. Он причинил слишком много боли и страданий нам. Страшно представить, что он будет делать дальше... — А ты в курсе, что после этого мы не сможем здесь жить? Нам придётся уехать отсюда? — В парк Кихема? — отец вздрогнул, но сжал губы, — Да. Валье не один. Другие... Твари тоже захотят нас убить. Нам придётся бежать. — Почему в Кихема? — Там родина Флассы. По моему это очевидно... — Да... — Вольт сжал зубы и долго молчал. Потом произнёс, — Позволь проводить тебя до Валье. — Добре, тат.       Тот снова вздрогнул, но молча повёл меня в дождь. Эти капли, смывающие с нас грязь, приятно холодили шкуру. Мы шли по лужам, под рёв ветра, звук грома и блеск молний. Мы шли мимо знакомых мне гор мусора, мимо пластиковых бутылок, коробок из под кефира, полиэтиленовых пакетов, и разного другого подобного мусора. Мимо больших железных контейнеров с мусором, гигантских человейников, парков с редкими деревьями, длинных гладких камней, где проезжали люди на своих железных монстрах. Я шёл и думал. Почему же папа помогает мне? Он правда так хочет извиниться? Я не знал ответа на этот вопрос...       Я вздрогнул от знакомого мне голоса, которого я ненавидел и боялся: — А, Вольт! Зачем ты здесь, и нахуя привёл своего пиздюка?       Папа легонько меня подтолкнул хвостом к не́коту, и одобрительно гавкнул. Я смело встал, и посмотрел в эти наглые глаза: — Валье. Прошло почти три месяца с тех пор, как ты попытался меня изнасиловать и убить. Но что хуже для тебя, ты убил мать моей подруги, Флассы, и изнасиловал её саму... Твоим преступлениям нет придела, поэтому я... ТЫ МЕНЯ СЛУШАЕШЬ, АБО НІ?!       Валье отчаянно зевнул, и посмотрел на меня бесстыжими глазами. — Мне похуй. — сказал он, повернулся ко мне спиной, и собирался уже уйти.       Я не смог стерпеть такой наглости! Я прыгнул на него, с яростным рыком, но тот, в последний момент, пригнулся и я пролетел мимо него. — Решил погеройствовать тут? Ну давай! — злобно захохотал он, и приготовился к обороне.       Я снова прыгнул на него, но Валье увернулся от меня. Задними лапами ударил капитана в грудь, и тот, ошеломлённый, отлетел на пару метров, перекувыркнулся в воздухе, и приземлился на лапы. С диким мяуканьем и шипением он сделал ложный выпад влево, развернулся в ударе, и ударил задними лапами вправо. Я улетел на метр, а на груди у меня показалась кровь. Валье торжествующе мяукнул, и попытался повторить фокус, но я смог его ударить лапой, и отправить в полёт. Тот захрипел. У него дрожали лапы. Из-за дождя мы были абсолютно мокрыми. Он заверещал и кинулся на меня: — Всё, что ты говорил, я делал исключенно в рамках операции по уничтожению скверны в парке Кихема! Джек там ненавидит таких как ты, собак! Мы защищаем таких как ты, неблагодарный! — Это вы называете защитой?! — я увернулся от удара, сделал ложный выпад, и ударил его по лампам, отчего он тяжёлым кулем свалился на землю, а я придавил его своим весом, — Вы убиваете невинных! Вы их пытаете, насилуете, и ради чего?! — Если бы мы этого не сделали, то они бы пришли на наши земли, и убили бы нас всех! — просипел капитан, после чего ударил меня лапами в живот, и оттолкнул от себя, после чего кувыркнулся в воздухе. — О, правда? А я скажу, что никто, в парке Кихема, не хотел нас убивать! — я вновь атаковал, и смог укусить его за заднюю лапу. В ответ он оставил укус на моём боку, но не смог нанести мне серьёзного урона! — Кто тебе сказал такую глупость?! Неужто твоя мамка совсем забухала, и сказала такую хуйню?! Запомни хорошенько, щеночек: — несмотря на лапу, он смог меня прижать к баку, неподалеку от моего папы. Вольт напрягся, но не стал, пока, вмешиваться, позволяя мне закончить начатое, — Они такие же коты, как и мы, и мы всегда хотим войны! Мы — один кошачий народ. И мы ненавидим собак! — Ты хоть понял, какую хуйню ты сказал? — я ответил очень спокойно, как будто мы беседовали за блюдцем молока. После чего ударил его лапой, схватил за холку, и отбросил куда подальше. После чего догнал, и вновь прижал, — Согласно твоей логике, они такие же, как мы, а следовательно их нужно убивать. А почему вы нас ненавидите? — Потому что собаки — падаль этого мира! — со знанием дела сказал Валье, и саданул меня по морде. Я почувствовал кровь раньше, чем она закапала у меня с щеки. Я ему сказал: — Пора заканчивать наш неконструктивный спор. — и прикончил его, точным укусом в шею...

***

      Мы с отцом ушли с поля боя раньше, чем туда пришли подчинённые Валье. Когда мы вернулись домой, нас уже ждали Фласса, мама и дядя Клюв, готовые навсегда уйти с нашей помойки. Дядя Лапа получил все наши полномочия, и стал тут заправлять. Мы же побежали к Большому Шоссе, и запрыгнул на грузовик, уезжающий из нашего Нью-Йорка. В грузовике я сидел только с Флассой, и мечтал. Мечтал о котятах, или щенятах для нас с ней. А мама с папой переговаривались, и лишь только через много времени я узнал о подробностях разговора: — Я не хотела, чтобы он рос такими темпами, Вольт... Чтобы к восьми месяцам он стал убийцей... — Майк поступил правильно, Варь. Он сделал то, на что мы оказались неспособны... Валье заслужил смерть... — Но всё же, пёсик, бежать в Чикаго? Жить в лесу возле города? Это... Из-за этого не́кота, и того, кто ему приказал... Нью-Йорк наш дом! Я не хотела уезжать... — Варь... — долгий взгляд в глаза моей матери, — Так надо.       Моя приёмная мама посмотрела на нас с Флассой. Она тихо заулыбалась, глядя на нас с моей любовью. — Может быть пора сказать ему, что он приёмный? — внезапно задал вопрос отец. Мама посмотрела на него с гневом: — Только через мой труп! — потом она смиловилась, и, через пару минут, выдала, — Пусть он некоторое время побудет в неведении. Пусть они с Флассой попытаются... Надеюсь, что он сам узнает, что кошки и собаки не могут иметь потомства...