Когда ты наследник

Впервые он встретил его на благотворительном вечере в поддержку тяжелобольных детей Южной Кореи. Он ненавидел такие сборища, считая их бесполезной тратой времени и внутренних сил на поддержание фальшивой улыбки, которую всегда приходилось натягивать, приветствуя очередного толстосума с коварной ухмылочкой, пришедшего похвастаться новой, едва ли совершеннолетней любовницей и бесчисленным количеством денег: «Да-да, я богат и я трачу много бабла на больных детишек. Любите меня и кланяйтесь в ноги моей щедрости!». Напыщенность, пафос, лицемерие вместо человечности и сострадания. Он продолжал ходить на эти мероприятия по одной причине: приказ отца, обсуждению не подлежащий. Нужно было потихоньку вливаться в так называемое элитное общество, становиться его частью, ведь выбора никто не предоставит — это его судьба. Судьба по статусу рождения. По мнению Хосока, пожертвования должны быть тайными, конфиденциальными. Возможно, даже сокровенными. От души, от сердца, но никак не ради пиара и громких заголовков в прессе. Он сам каждый месяц инкогнито переводил тридцать процентов своей зарплаты в разные благотворительные фонды, уповая лишь на то, что эти деньги действительно кому-то помогут. А размер дохода наследника самой крупной в стране сети гостиниц класса люкс мог с легкостью принести много пользы. Зачастую, благотворительные вечера скучны и однообразны, однако в этот раз организаторы решили по-настоящему заморочиться и устроить что-то наподобие бала-маскарада с присущими атрибутами: старинный замок, атмосфера таинственности, маски, вечерние наряды, танцы и море шампанского, в котором Хосок с удовольствием утопился бы, если бы не он. К Хосоку со спины незаметно подкрадывается незнакомец и вкрадчиво шепчет почти в самое ухо, свободной рукой невесомо приобняв за талию: — Почему вы не танцуете? Местные дамы весьма не дурны, — слышится легкая усмешка, и хозяин бархатного голоса прибавляет звук, продолжая: — Надеюсь, мне так кажется не из-за шести бокалов этой сладкой дряни с пузырьками и масок, скрывающих половину лица. Затем незнакомец отстраняется и выжидающе смотрит, успевая сделать еще пару глотков и слегка скривившись от неприятного сладко-горького привкуса. Хосок медленно разворачивается, не понимая, почему одна фраза и одно прикосновение так взбудоражили его обычно спящее беспробудным сном эротическое воображение. И увидев перед собой губы, пухлые, очевидно мягкие, покрытые вишневого цвета блеском, Хосок цепенеет. Единственное, что продолжает работу в его организме, — мозг, который генерирует картинку за картинкой покруче искусственного интеллекта: вот они целуются, вот ночуют у Хосока в квартире, вот сочетаются узами брака, вот живут счастливо лет двести и умирают в один день. От мозга кровь стремительным потоком хлынула к члену, начинающему увеличиваться в размерах и практически восставать из мертвых, показываясь бугорком в брюках. С трудом очнувшись от своих грез, Хосок заявляет прямо — у него нет желания вести пустые разговоры и снова фальшиво улыбаться: — Танцевать я не умею, потому что неуклюж как слоняра. Находиться здесь не хочу, потому что ненавижу этих напыщенных индюков. Если ты тоже индюк — лучше отвали. И сразу уточню: дамы меня не интересуют, — зачем-то добавляет он. Незнакомец, не скрывая движение глаз и головы, осматривает его с ног до макушки и обратно оценивающим взглядом. Хосок в этот момент чувствует себя одной из шлюх, среди множества которых очередной богатенький сынок выбирает себе «дырочку» на пару часов. Отвратительное ощущение, но он находит в этом что-то запретно сладкое и порочно притягательное, чего не случалось с ним ранее. Громко цокнув в конце осмотра, незнакомец произносит то, что Хосок надеялся услышать: — Нет, я точно не индюк — это не очень симпатичные существа. Пускай, я тоже буду слонярой. Поэтому, так как мы единственные нетанцующие в зале, предлагаю свою компанию на этот вечер, — последнее предложение незнакомец произносит, снова чуть склонившись к Хосоку, и интимно шепчет, специально задевая губами нежную кожу: — Уверен, она будет приятна для тебя, ведь я просто ахуенный. Хосок, наконец, берет себя в руки, а мысли возвращает в приличное русло рейтинга шесть плюс. Потратив секунду, чтобы откашляться и дождаться, пока незнакомец отстранится, отвечает: — Я согласен. Как тебя зовут? — Марко, — с важным видом сообщает. — А тебя? «Почему он врет?» — недоумевает Хосок. — «Мне тоже стоит придумать имя?». — Крис, — первое, что приходит в голову: имя фронтмена любимой группы его младшей сестры. — У тебя интересное имя, Крис, — очевидно фальшивый Марко хищно улыбается и тут же грациозно хватает два бокала шампанского с подноса мимо проходящего официанта, один вкладывая в руку Хосока. — Что ж… Ты был на балконе? Как насчет того, чтобы оценить вид на окраины вечернего Сеула? Незнакомец, не дожидаясь ответа, вновь опутывает талию Хосока и, слегка подталкивая, ведет к распахнутым стеклянным дверям, за которыми оказывается небольшой балкончик из крупного белого кирпича с потрясающей красоты лепниной в средневековом стиле. Хосок неожиданно чувствует себя Джульеттой, к которой сейчас будет забираться Ромео, только бы на минуту увидеть любимую. «Что за дурацкие ассоциации, идиот». Теплый сентябрьский ветерок слегка колышет поддающиеся на провокацию каштановые локоны, мерный шум начинающих желтеть листьев на деревьях успокаивает, призывая дышать глубже и наполнять кровь таким необходимым кислородом. Будоражит предчувствие, что рядом стоящий парень еще заставит Хосока задыхаться. — Здесь красиво, правда? — «Марко» подходит к краю, опирается на перила и смотрит куда-то вдаль, а затем переводит завороженный взгляд на горизонт, за который только что спряталось осеннее солнце. Хосок смотрит на «Марко». Его маска кажется не меньшим произведением искусства, чем его губы. Россыпь мелких серебристых кристаллов будто бы небрежно брошена на лицо, пряча от посторонних глаз его верхнюю часть до кончика носа и оставляя небольшие прорези для ярких, светящихся огненными искрами глаз. Белоснежный распахнутый фрак, с такого же оттенка рубашкой, черные узкие брюки и черная бабочка, подчеркивающая бесконечно длинную шею. Волосы, аккуратно уложенные назад, так и хочется растрепать, взять в кулак и оттянуть, пока его губы впиваются в шею… Закончив с наглыми разглядываниями, Хосок подходит ближе к парню и заводит разговор. Сначала они говорят об акциях и торгах, потом о текущем вечере, не заметив, как диалог переходит в разряд личной доверительной беседы. Ничто не мешает общению: ни громкая музыка в зале, ни тихая песнь сверчков под балконом, ни маски на лицах, ни вымышленные имена. Последние два пункта даже помогают. Иногда незнакомому человеку, которого ты видишь в первый и последний раз в жизни, высказаться легче, чем самому близкому другу. Хосок ощущает: у них как раз такая ситуация, но в душе все же теплится надежда, что они еще когда-нибудь встретятся. Под конец вечера Хосок делится укромно запрятанными в обычной жизни мыслями, что не справится с наследством отца, что проебет строившуюся годами империю, что такая ответственность не для него. Да, его с малолетства готовили к этому: он свободно говорит на четырех иностранных языках, знает все об инвестициях, маркетинге и управлении финансами, но вот беда… Он не уверен, что ему все это интересно. Он боится разочарования. Отца в сыне, президента компании в наследнике, самого себя через десять лет в молодом и немного наивном парнишке, что так и не смог понять, чего он хочет на самом деле. Незнакомец не перебивает и не пытается успокоить и подбодрить — только слушает. И этого более чем достаточно. В ответ он рассказывает о своей семье… Не так подробно, как Хосок, упуская какие-то детали, но подчеркивая главное — он мечтает о заботливой семье, но получает лишь холод и безразличие. «Марко» не является главным наследником бизнеса родителей, но и хоть сколько-нибудь любимым сыном тоже. — Папа откупился от меня небольшим гольф-клубом недалеко от города, но не соизволил явиться даже на подписание договора. У богатых людей нет детей, только наследники. Понимаешь, о чем я? Хосок понимает. У него противоположные обстоятельства, но все равно нет ощущения счастья от такой жизни, потому что нет ни любви, ни свободы — лишь обязательства и запреты. Даже этот невероятно красивый незнакомец не может сбежать от семьи, которой он и не нужен, ведь это действие… Нет, не заставит сердце отца скучать и обливаться кровью… Спровоцирует прессу, которой только дай повод раздуть скандал, из-за которого опустятся в цене акции, и бизнес, некогда приносивший сказочную прибыль, станет убыточным. Экономика всегда на первом месте, а родственные связи — это один из материалов, закладываемых в фундамент успешного предприятия. Не более. Закончив с исповедью и взглянув на часы, «Марко» робко объявляет, что ему пора. Нет больше напускного кокетства и показного соблазнения. Игра давно закончилась, остался только разбитый незнакомый парень, доверивший первому встречному сокровенное и обнаживший хрупкий внутренний мир. Он разворачивается и делает нерешительный шаг в сторону от перил, но Хосок, поддавшись порыву задержать его хоть на мгновенье, хватает узкое запястье, тянет на себя и впивается отчаянным поцелуем в губы, которые весь вечер сводили с ума. «Марко» не отстраняется, но и не прижимается всем телом. Держится на расстоянии, но отзывается на нежные прикосновения рук, оглаживающих шею, проникающих в волосы на затылке и удерживающих на месте человека, которого так не хочется отпускать. Глаза прикрыты, движения губ осторожные и размеренные, языки не спешат нарушить личное пространство и не врываются в рот напротив. Каждый нежно сминает чужие губы, не прося большего и не переводя поцелуй в хоть сколько-нибудь развратный или похотливый. Касания губ больше похожи на благодарность за проведенное вместе время, за откровенность и доверие. Легкие покусывания — на просьбу о помощи, на заглушенный крик о спасении, но никак не на романтическое проявление отношения друг к другу. В какой-то момент наступает то, чего Хосок так ждал и боялся одновременно: воздуха становится все меньше, кислород в организме стремительно кончается. Этот парень лучше любого энергетического вампира выкачивает жизненные силы, заставляя ноги подкашиваться и рот хватать воздух. Спустя несколько минут парни отшатываются, словно у обоих закружилась голова, и, даже не подняв взгляд напоследок, незнакомец выбегает с балкона, не оставив Хосоку повторного шанса догнать себя. А Хосок и не пытается. Он прикасается подушечками пальцев к губам, все еще ощущая фантомные движения сладких вишневых губ, так приятно ласкавших и бережно касавшихся. Проведя всю ночь в раздумьях и тягостных мыслях, Хосок понимает, что он не может оставить все просто так. Он обязан разыскать этого парня. Начать стоило с настоящего имени. Через знакомых знакомой его знакомого он добывает список гостей, в котором — по удачному стечению обстоятельств — указан возраст каждого. Девяносто девять процентов приглашенных мужчин старше сорока лет, и каждого из них Хосок давным-давно знает в лицо. По возрасту подходят двое. Для восемнадцати лет — именно столько одному из парней — красивый незнакомец имеет уж слишком зрелый склад ума и крепкое сформировавшееся тело. Остается второй. Двадцать шесть лет. «Хм, старше всего на два года. Уверен, это идеальное попадание!». Прочитав имя трижды вслух, Хосок крутит его на языке, примеряет, как будет произносить его все чаще. Пробует разные интонации: нежно, томно, громко, сладко, задыхаясь от удовольствия, заглушая стоны. Продолжая повторять заветное имя и уже придумывая дальнейший план действий, Хосок лезет в интернет и гуглит обладателя потрясающих губ. Обнаружив множество фотографий, он убеждается в успехе своего маленького расследования, и, просматривая одну за другой, произносит: — Я обязательно найду тебя, Ким Сокджин.