Безумие — оно как гравитация, нужно всего лишь слегка подтолкнуть

Двумя месяцами ранее

Неделю назад в Готэме прогремела новость о тройном убийстве в метро. Вскоре она дошла до Нью-Йорка, поставив на уши весь департамент полиции. Несмотря на ранние часы, жизнь в полицейском участке кипела. Отовсюду сновали люди, кто-то приходил, кто-то уходил, слышались окрики и ругательства. В столь непростое время, когда приезжие копы из Готэма красноречиво зазывали новоприбывших осенью офицеров пройти стажировку у себя, а уже прижившимся воякам гарантировали прибавку, призывая отправиться патрулировать вспыхнувший огнём протестов город, Джек Напьер хотел только одного — бросить работу. Он как раз был занят тем, что выгребал из шкафчика личные вещи. Ещё до трагедии, так всколыхнувшей общественность, Джек чётко решил для себя завязать с правоохранительными. Правда, жизнь распорядилась иначе, подкинув ему не лучший момент для реализации своих планов. И без того нервный из-за прибытия внезапных визитёров комиссар Мэтью Фейт или, как его прозвали бывалые детективы, старина Мэти, прошёлся катком по всем подразделениям, прибрав под себя даже архивариуса, судмедэксперта и патологоанатома. Комиссар срывал глотку, требуя ответственнее подходить к поставленным задачам и не бросать постов ради чужих разборок. Чужеземцы вызывали у старины Мэти жуткую неприязнь. При виде них он только больше свирепел, одним своим видом шерифа из вестерна давая проходимцам знать, что им пора бы проваливать с его территории и отлезть наконец от ещё ничерта не смыслящих в работе щенков полицейской академии. Только благодаря всеобщей панике Напьеру удалось затеряться в гуле голосов и людей, миновав преждевременную стычку с начальством, которому он так любезно подложил в кабинет заявление об увольнении впридачу к значку. К тому времени как Фейт уже покинул их этаж и отправился по лестнице восвояси, Джек покончил со сбором старых сувениров с прошлых дел, скидав всё в достаточно просторную картонную коробку, и направился к выходу из участка. Здешний охранник в это время с аппетитом уплетал вторую пачку глазурных пончиков. Хомячил за обе щёки так, что крошки давно поселились на его рабочей униформе, уже трещащей по швам. А потом ещё долго и тянуще слизывал сахарную пудру с жирненьких скрюченных пальчиков, причмокивая. Напьер брезгливо поморщился, проходя мимо него. Старина Мэти гонял их, детективов, как саврасок, ко всему прочему периодически устраивая проверку на прочность в виде внеплановых тестов и медосмотров, особенно участившихся после случая с пьяным офицером на рабочем посту. С таким режимом от жирной пищи в горле поднимался поток едкой желчи, норовя вырваться наружу с остатками обеда. — Пока наш город пытается прийти в себя после ужасного тройного убийства, к нам присоединяется Томас Уэйн. — Скромные, образованные. Хотя я не был знаком с ними лично, все сотрудники Wayne Enterprises — одна семья. Джек остановился, обратив внимание на изображение в «ящике» любителя сладкого. — Ну и охеремно они живут. В метро перестрелки, фто дальфе? — с набитым ртом выдал охранник, а затем, будто нарочно желая выбесить уставившегося в экран Напьера, громко запил пончики остатками колы, хлюпая трубочкой, старательно всасывая каждую капельку. — Заканчивай, Сэм, иначе я с радостью поведаю тебе о своих шрамах, — мрачно процедил Джек с ухмылкой на лице. Охранник аж закашлялся, поперхнувшись. Всё же этот метод затыкания людей работал безотказно. — Такое ощущение, что менее успешные члены общества занимают сторону убийцы. — Да, это постыдный факт и одна из причин, почему я решил баллотироваться в мэры. Готэм сбился с пути. — Свидетели говорят, что на подозреваемом в убийстве была клоунская маска. — Мне это кажется абсолютно логичным. Совершить подобное хладнокровное убийство способен только трус, который скрывается за маской, который завидует людям более успешным, чем он. Он боится показать собственное лицо. И пока такие люди не изменятся к лучшему, те из нас, кто добился чего-то в жизни, будут смотреть на этих неудачников, как на обычных клоунов. — Напьер! Немедленно в мой кабинет! — как гром тёплым осенним днём, пророкотал Фейт, вырвавший Напьера из наблюдения за телеведущим и его не внушающим симпатии гостем студии. «Отлично, теперь-то он меня точно доконает», — подумал Джек и всё же оставил свои вещи возле охранника, поспешив наверх к шефу.

***

Из кабинета Фейта привычно несло гарью. Смог тонкими клубами дыма просачивался из-под двери в участок. Несмотря на то, что комиссар держал своих людей в хорошей физической форме, сам он не прочь был время от времени затянуться сигаретой. Когда Напьер заглянул к нему, комиссар сидел в кожаном кресле за рабочим столом, привычно запустив руку в уже пестрящие сединой тёмные волосы. — Звал? — без приветствия сходу спросил Джек. Пусть тихо улизнуть и не удалось, он подумывал хотя бы побыстрее завязать с бумагами и уйти, однако сомневался, что ему так просто позволят это сделать. Стряхнув с густых чёрных усов остатки пепла, старина Мэти затушил сигарету, обратив свой невозмутимый взор на Напьера. Редкое солнце, рвущееся сквозь створки жалюзи, освещало тёмно-карие, почти чёрные, глаза детектива, скользило по отросшим светлым волосам, ласково ероша их, опускаясь ниже, прямиком к двум безобразным полосам. «Славный ты парень, убрать бы только эту дрянь с твоего лица, и отбоя от девиц не будет. Хирурги сейчас чудеса творят, хочешь — дам тебе номерок одного толкового, для тебя сделает скидку», — как-то давно выдал комиссар при встрече с Джеком. — Звал, — хмуро произнёс Фейт, поднёся поближе к себе листок бумаги. — Теперь и ты меня бросаешь? Только не говори, что надумал свалить в Готэм. Такого предательства моё старческое сердце не выдержит, — на смуглом лице комиссара заиграли мелкие морщинки, а губы дрогнули в лёгкой улыбке. Напьер присел в скрипучее кресло напротив, забросив руки за голову. — Если ты уйдёшь на пенсию, больше некому будет держать в узде ищеек, — протянул Джек, расслабленно прикрыв глаза. — Не отчаивайся, Мэти, в Готэм не еду, думаю попытать счастья где-нибудь в другом месте. Может, устроюсь в бригаду пожарным или спасателем, там хоть буду выглядеть своим. Скажу, что подростком наигрался с керосином, а теперь вершу возмездие над огнём. Комиссар задумался, почесав жёсткую щетину. — Сестра точно ни при чём? — выдал он. — Стивенс рассказывал, что вы круто повздорили с ней после суда над тем мудаком Джозефом. Кем он ей был, не напомнишь? Напьер приоткрыл глаза. В непроглядной темноте зрачков заиграли искры огня от воспоминания о тех днях. Собственная кровь брызжет струёй из разбитого носа. Джозеф остервенело бьёт его, с азартом вколачивая в деревянный доски на пирсе. — Какая же ты сука, ох, не зря она тебя ненавидит! Дрянь, вроде тебя, сложновато найти! Верни мне деньги, иначе прирежу нахрен! Тебя и эту шалаву с мелкой! Он терпит обжигающую боль, почти не сопротивляется, когда поехавший мудак ниже его на голову, а то и больше, и куда слабее, выворачивает своими длинными руками-спагетти ему руку до хруста. Так должно быть, сейчас он должен ему поддаться. Рабочие привычки требуют в одно движение вывернуться, схватить нападавшего и скрутить. Джек их игнорирует, заставляет своё тело стать безвольным, почти парализованным, чтобы снести побои от придурка, просаживающего деньги сестры в покер. Своих заработанных у него не водится. Ему нужны доказательства, а ещё свидетели. В прошлый раз, когда он пытался затащить его под статью, тот вёл себя как самый законопослушный гражданин, разве что с посаженной печенью. Лил слёзы на допросе, клялся в вечной любви Джилл, падая ей в руки, тянулся к дочери, которая улыбалась бедному папе. Он выбил симпатию из копов, дело не зашло дальше участка, но той же ночью почти что выбил из Джилл жизнь, оказавшись вдали от посторонних глаз. Сотрясение, синяки, ссадины на лице и резаная рана от ножа на всю руку — вот, какие следы любви Напьер рассматривал на младшей сестрёнке, в очередной раз вырывая её из рук злостного волка в овечьей шкуре. Джозеф — хороший манипулятор, но недостаточно хороший, чтобы играть в эту игру с Джеком, и тем более портить то, что ему уж точно не принадлежит. — Стоять! Полиция! — после очередного сокрушительного удара слышится голос патрульного. У Напьера по-прежнему сломана рука, кровоточит нос, глаза застилает багровая пелена, но он улыбается, отплёвываясь от рубинового нектара, отдающего привкусом металла во рту, видя, как теряется Джозеф, каким тупым становится выражение на его глупом лице. Когда он снова заводит свою шарманку с извинениями и слезами, Джек с удовольствием трёт гипсовую повязку на руке, громко скрипя зубами в зале суда. Теперь все взгляды сожаления устремлены на него, а не на этого любителя сыграть в куклы чужими жизнями. Теперь Напьер чувствует отвращение и подступившую тошноту, когда кричащие за его спиной проклятия копы из отдела проявляют чудеса сочувствия и доброты к раненому товарищу в попытке явить миру настоящее чудовище. — Они встречались, — бесстрастно ответил Джек, потерев на руке старые рубцы. Он чувствовал их сквозь ткань потёртой рубашки. — Сейчас она с племянницей в Лос-Анджелесе, а этот выродок считает свои дни в тюрьме, где ему самое место. — Мда, каких только упырей в жизни не повстречаешь, — комиссар цокнул языком, пробегаясь глазами по строкам в заявлении. — Точно хочешь нас оставить? Редко найдёшь человека с рентгеновским зрением. — Уверен, ваш Супермен когда-нибудь придёт по зову сердца. Старина Мэти прищурился, неодобрительно качнув головой. «Не нравится так, попробуем зайти с другой стороны, — пораскинул Джек. — Угадаешь со словам — отпустит, провалишься и хер тебе, а не увольнение». — У вас есть мои номера, у меня общий номер полиции Нью-Йорка, просто дай знать, как подвернётся работка моего профиля. Так и быть, стану вашим негласным консультантом по проблемным людям. Что-то во взгляде и жестах комиссара поменялось. Ещё раз посмотрев на детектива, он сплюнул в пепельницу, а затем поставил свою подпись в нужных бумагах, отложив их подальше. — Новости видел уже? Джек кивнул. — Пожалуй, самое время оставить машину и прокатиться на метро. — Напьер! — голос комиссара застопорил его, когда он почти вышел из его кабинета. — Лови, будет твоим напарником. Клоунская маска с пушистыми зелёными пучками по обеим сторонам упала прямиком в руки уже бывшего сотрудника полиции. «Ну здравствуй, напарник».