Цена твоего молчания

      Изана (как и всегда) сдержал свое обещание и уже на следующий день у Такемичи не было 430.000 йен и он смог с облегчением выдохнуть. Этот груз в действительности заставлял его не хило нервничать много лет, но это вовсе не означало, что накопленная сумма исчерпала себя до конца. Но не то, чтобы это имело какое-то особое значение. Просто хотелось избавиться от этого, перечеркнуть как ненужную и совершенно лишнюю строчку, чтобы больше никогда не вспоминать. Ведь единственным приятным в этой истории было то, что Такемичи смог хоть как-то порадовать Эиджи. Кстати об этом…       Когда у них во дворе стоял новенький YBR 125, Такемичи тщательно осмотрел его на предмет повреждений и прочих ненужных нюансов, после чего смело позвал Эиджи. Тот даже не упирался. Вышел и молча, с абсолютным недоумением взирал на сверкающее великолепие.       — Хорошо, наверное, занимать лидерскую позицию в одной из крупнейших банд Канто, а? — спросил он, когда с лица сошло ошеломление и оно приняло свой обычный, пусть и слегка потрясенный вид. Такемичи лишь пожал плечами.       — Просто замечательно, — подмерзшие от холодного воздуха руки пришлось прятать в карманы. Тем не менее Такемичи был собой более чем доволен. — Шины, кстати, зимние. Так что не утруждай себя заменой, — лукавая ухмылка против воли расползлась по лицу, на что Эиджи лишь сжал пальцами собственную переносицу.       — Ты… Я даже спрашивать не хочу о том, какая бредовая идея пришла тебе в голову, раз ты решил проебать хренову тучу бабла на это, — раздражение раскатилось по его лицу, сквозя в тоне, проявляясь в играющих жевалках и нахмуренных бровях. Младший вовсе не обиделся. Вероятно, дело было в привычке к раздраженному тону брата.       — Даже спасибо не скажешь? — с наигранной обидой спросил Такемичи. В самом же деле его мало волновало одно единственное «спасибо», но все же было бы неплохо услышать это. — Честно говоря, я рассчитывал на другую реакцию, но делай как знаешь. — У него начинало упрямо першить в горле и любое неосторожное слово могло вызывать фонтан крови, осевшей глубоко в легких и глотке. Множество мелких капель мешали дышать и Такемичи ощущал себя курильщиком со стажем, хотя делал это не так уж часто, пусть и чуть больше четырех месяцев.       — Спасибо, — закатывает глаза Эиджи. — Так, что-ли? Учти, ты вряд-ли дождешься большего.       — Ну хоть так. Уже хлеб, — Такемичи криво усмехнулся и сдавленно кашлянул, не раскрывая губ. Капли со вкусом металла врезались в зубы и попали на язык. Едва заметно скривившись, Такемичи сглотнул и на вопросительный взгляд Эиджи лишь отмахнулся. — Заболел, кажется.       — А ты продолжай и дальше по морозу в одной куртке ходить, — сквозь его ворчание так и сквозила претензия, но Такемичи предпочел ее проигнорировать. Не было толку от того, чтобы начинать бессмысленную ссору.       — Если есть настроение: развлекайся. А мне еще нужно в Йокогаму, — Такемичи наглядно пренебрежительно махнул рукой, развернулся и зашагал обратно в дом для того, чтобы одеться потеплее, по пути чувствуя на своей спине прожигающий взгляд Эиджи.

***

      Сладкое, слегка жгучее ощущение едкого дыма проникает в горло, тянется и падает вниз, ненадолго задерживаясь и вылетая изо рта на выдохе. Такемичи делает уже четвертую подряд затяжку, выдыхает дым в потолок и наблюдает за тем, как он медленно ползет к потолку, но не успевает попасть в вентиляцию, рассеиваясь на выходе из распахнутого окна. Молча слушая названный спором в одну сторону, Такемичи показательно не обращает на это внимание, словно его здесь нет. Он честно пытался сделать вид, будто он — всего лишь декорация, как тот фикус в углу, но цепкое внимание Изаны добралось и до него.       — А ты что думаешь, Такемичи? — обманчиво медленно произносит Курокава с немым раздражением и будто бы угрозой. Ханагаки задумчиво повертел сигарету между пальцами, затянулся и выдохнул дым ему в лицо. Слушая кашель и попытки ругани от Изаны, Такемичи оставался совершенно невозмутим.       — Думаю, что пора перестать заниматься херней, — отозвался он, пробежавшись взглядом от недовольного лица Изаны до спокойного выражения Какуче, смотрящего словно куда-то мимо них.       — Это проблема! — гнев Изаны вспыхивает как пропитанная керосином ткань, опаляя искрами, но никогда не пугая по-настоящему. Швырнув бычок в мусорную корзину, Такемичи раскачался на стуле и, глядя в потолок, мерно произнес:       — И что ты предлагаешь?       — Чтобы этим занялся ты.       Такемичи взглянул на него с откровенным удивлением.       — Плохая идея, — негромко отозвался Какуче, побарабанив пальцами по столу. На его лице читалось явное сомнение, но откуда оно конкретно начиналось — сказать было трудно. Потому Такемичи предпочел вообще ничего не говорить.       — Единственная верная, — оспорил его слова Изана, скрещивая руки на груди и окидывая их обоих раздраженным взглядом. — Наше там присутствие привлечет внимание, к тому же оставлять надолго вообще все на непонятно кого — точно плохая идея. Такемичи единственный, кому это можно доверить, разве нет? Он закрепил свои позиции в Токио и может без проблем воспользоваться Тосвой.       — Я не… — в жилах огнем вспыхнуло раздражение, заползая в черепную коробку и зажигая пульсирующие искры. Воспользоваться Тосвой означало подорвать доверие Манджиро и разрушить все, что так упорно строилось. — Я не стану втягивать Свастонов. В этом нет необходимости.       Он прекрасно знал, что единственный понятный язык для Изаны — деньги. Все для него строилось на манипуляциях и чистом сотрудничестве. Обмануть или подставить для него было обычным делом, благодаря которому Поднебесье и смогло забраться так высоко и из-за чего продолжало существовать. Тем не менее Такемичи это не нравилось. Он не порицал действия Изаны, но предпочитал более честные методы. Играть грязно было неприятно и пачкать руки еще сильнее Такемичи не хотелось.       — Я займусь Драконами, — сдался Ханагаки. — А вы двое будьте здесь, не отвлекайте и не мешайте. Я знаю, что делаю.       Черные Драконы были единственным, что мешало началу войны. Изана хотел господства над всей Японией и для этого требовалось доказать в битве, что Поднебесье сильнее Токийской Свастики. Больше всего пугало то, что Такемичи уже выбрал сторону и больше не мог стоять одной ногой на каждой стороне обостряющегося конфликта. Было страшно даже подумать о том, что ему придется стоять по другую сторону от Манджиро, который, кажется, прекрасно об этом знал, но почему-то ничего не делал. Такемичи ожидал, что начнется целая бойня, но оказался не прав. Манджиро просто сидел сложа руки и не делал с этим одно большое ничего, пока Такемичи молча недоумевал. Он впервые совсем не знал, чего стоит ожидать от лидера Тосвы.

***

      Спустя всего пару дней Такемичи встретился с Чифую. Небольшой диалог прошел спокойно, без ругани и драк. Ханагаки поделился тем, что хочет узнать больше о Черных Драконах, спросил самого Чифую об этом, но тот лишь руками развел. Как оказалось, никакой хоть сколько-нибудь ценной информации про них у него не было, зато Мацуно рассказал о том, что Казутора вышел в свет. Он все еще отказывался видеться с кем-то кроме Баджи, но со слов самого Кейске выглядел нормально. Настолько, насколько вообще мог, не выходя наружу больше месяца. Такемичи лишь надеялся на то, что Казутора не создаст больше проблем, иначе разбираться с этим придется до самого января, а то и дольше. И кто знает, успеет ли он это сделать.       Итогом небольшой встречи стали слова Чифую о том, что он попробует что-нибудь выяснить, но ничего не обещает.       — Драконы не слишком то распространяются о себе, — пожал плечами Мацуно, задумчиво глядя в пасмурное небо, с которого вот-вот повалит снег. — Не думаю, что стоит в это лезть, — он вздохнул и перевел взгляд на Такемичи. — Тебе и вправду это нужно?       — Иначе меня бы здесь не было, — в тоне Ханагаки прорезался лед, которой тот поспешил задвинуть подальше. — Только не втягивай в это Баджи, — на недоуменный взгляд Чифую, Такемичи пояснил: — Это может быть опасно.       — А меня тебе не жалко? — Мацуно усмехнулся без враждебности, но с явным весельем. Очертив взглядом линию горизонта, Такемичи устало ответил:       — Ты сам рвешься в самое пекло. Толку то тебя останавливать?       — Верняк. Никакого, — пожал плечами Чифую, на что Такемичи лишь слабо кивнул, против собственной воли погружаясь в размышления. Слишком многое нужно будет учесть, чтобы его задумка смогла реализоваться и не провалиться с треском в самом начале.

***

      Такемичи не понимал, что с ним происходит. Он хотел в спокойствии добраться до дома после встречи с Чифую, но сейчас ему было жутко. Неотвратимый страх проедал дыру в груди и кажется, что сердце вот-вот вылезет из глотки вместе с обильным количеством крови. Ему пришлось свернуть в какую-то подворотню, чтобы как следует прокашляться и попытаться удержать наполнение желудка внутри. Мало ему постоянного привкуса железа на языке. Если к нему примешается еще и желчь, то все станет хуже раза в три.       Когда приступ закончился и спазм, сводящий грудную клетку перестал мешать дыханию Такемичи прислонился лбом к стене дома, изрисованного граффити. Ему хотелось лечь на землю, закрыть глаза и никогда больше их не открывать. Откровенные мучения длящиеся четыре месяца делали все это похожим на день сурка. Каждый раз он просыпался от того, что грудь начинает сводить и это было неминуемым признаком того, что сейчас начнется приступ кровавого кашля, после которого он не сможет унять боль в глотке ближайшие двадцать минут.       Вот и сейчас Такемичи пытается прийти в себя. Тщетно. Голова кружится и его начинает тошнить. Сунув руку в карман, Ханагаки достал сигарету и воткнул ее в зубы. Курить не хотелось, да и вряд-ли это поможет. Никогда в сущности не помогало, лишь ненадолго унимая неконтролируемый поток мыслей, погребающий под собой любые, хоть сколько-нибудь рациональные решения. Вытащив из кармана зажигалку, Такемичи слабо крутанул колесико в попытке высечь искры. Не получилось. Он попытался снова и в конце концов швырнул ее подальше.       Оторвавшись от стены и потерев лоб, Такемичи достал из кармана телефон. Набирая первый попавшийся номер, он закрыл глаза, вслушиваясь в протяжные гудки и сжимая в зубах незажженную сигарету. Такемичи не хотелось говорить, нужно просто сбросить, но пальцы не слушаются. Не получалось как следует крутануть металлическое колесико, чтобы закурить, что уж говорить о том, чтобы напечатать целое сообщение? У Такемичи возникли трудности с выбором номера и открытием перед этим телефонной книги, так что он просто надеялся на то, что набрал кого-то, кто сейчас в Токио. Если же это не так, то…       — Такемичи? — голос Манджиро заставил его слабо дернутся от неожиданности. Только глянув на экран он понял, что вызов длится более минуты и все это время Такемичи молчит, ведь что он может сказать? «Привет, я тут кровью блюю, ты не мог бы помочь мне»?       Видимо уловив тревогу даже на расстоянии, Манджиро коротко спросил:       — Где ты?       Ханагаки сдавленно выдохнул. Его взгляд забегал по сторонам в поисках адреса. Когда он раскрыл рот, чтобы называть его, сигарета выпала и приземлилась ему под ноги, но Такемичи не обратил на это никакого внимания. Лишь тихо, но четко проговорил адрес.       — Просто будь там, ладно? Не исчезай. Я скоро буду, — Такемичи хотел сказать одно единственное «да», но вместо этого из груди вырвался еле слышный хрип. Ткнув на кнопку сброса вызова Такемичи облокотился спиной о каменную стену здания и просто сел на землю. Телефон выкатился из ослабших пальцев. Опустив голову, Такемичи закрыл веки и снова закашлялся, сплевывая кровь куда-то вбок.       Тяжелые веки открылись с трудом. Сознание медленно покачивалось из страны в сторону, одновременно убаюкивая и вызывая приступ тошноты. Такемичи не сразу сфокусировал взгляд на ботинках напротив него. Подняв взгляд выше он туманно уставился на Манджиро, не пытаясь пошевелиться. От выражения лица Сано ему вдруг стало еще хуже, чем было до этого. Все внутри похолодело, обрастая плотными хрусталиками льда. Кажется, Манджиро увидел свежую кровь в достаточном количестве прямо рядом с Такемичи.       — Она не моя, — выдавил он, едва находя в себе силы на грязную ложь. — Не моя, Манджиро…       — Побереги силы, — отозвался Сано, закидывая безвольную руку Такемичи себе на шею и медленно поднимая его на ноги. Явно заметив то, как скривились губы Ханагаки, Манджиро спросил очевидное: — Больно?       Такемичи отрицательно покачал головой и позволил себе буквально повиснуть на его руках. Глаза сами собой закрывались и Такемичи едва мог удерживать себя в сознании. Жутко хотелось спать. Мерцающие в вечернем полумраке фонари только больше нагоняли сонливость. Сидя на заведенном байке Такемичи как сквозь туман смотрел на Манджиро, решавшего, как ему сесть, чтобы Такемичи не свалился по пути.       — Держаться сможешь? — спросил он вкрадчиво, внимательно вглядываясь в лицо Ханагаки. Тот лишь снова покачал головой, говоря тем самым «нет», точно зная, что не сможет. Первые пару минут — может быть, а потом уже нет. Манджиро лишь качнул головой и, жестом показав двинуться вперед, сел позади. Руки обхватили руль, грудь прижалась к спине и Такемичи чувствовал его дыхание на своей шее. А еще чувствовал тепло, словно кто-то поставил рядом обогреватель. Наконец-то получилось расслабиться. Из груди вырвался облегченный выдох. Они едут домой.       Окончательно Такемичи пришел в себя только когда уже сидел в коридоре собственного дома. Поездку он помнил смутно и разве что урывками. Зато сейчас картину перед своими глазами он видел особенно четко. Пожалуй, он слишком пристально смотрел на то, как Манджиро стягивает с его ног ботинки, в то время как сам Такемичи сидит на полу и не чувствует собственные пальцы. Единственное, что он ощущал сейчас, так это то, как пульсируют виски.       Такемичи прикрыл глаза всего на мгновение. Так ему казалось. Открыв же их он лицезрел направленный на него внимательный взгляд черных глаз. Печаль пропитала тон Ханагаки до последней мембраны и сочилась из него, как горький сок из надрезанного листика, только-только сорванного с куста.       — Извини. Не стоило звонить тебе. Я случайно… Не думал, что наберу именно твой номер, — попытки оправдаться звучали слишком жалко для того, чтобы Такемичи мог продолжить, потому он тотчас заткнулся. Ему стало совсем невыносимо, когда взгляд Манджиро стал сочувствующим. — Не нужно меня жалеть. Уходи. Я сам как-нибудь…       — Нет, — Сано дотянулся ладонью до горла куртки, взялся за замочек и потянул его вниз. Расстегнув молнию до конца он парой легких движений стащил с Такемичи куртку, поднялся и, повесив ее на крючок, снова опустился напротив. — Я не стану спрашивать. Просто позволь остаться.       Такемичи не знал, как стоить расценивать этот жест, как и не знал, что стоит сделать. С одной стороны он не хотел, чтобы Манджиро видел его таким. С другой же он был единственным, кто способен помочь и вряд-ли Такемичи справится сам. Он может попытаться, и, вероятно, у него даже получится доползти до дивана, чтобы не валяться на пороге. Но ему необходимо чье-то присутствие в качестве гарантии своей безопасности. Гарантии того, что он не умрет сегодня. Что кто-то успеет его спасти, если он не сможет сделать это сам.       — Второй этаж, — слабо отозвался Такемичи, одними только глазами указывая в сторону лестницы. Манджиро ничего не ответил, но его благодарный и полный теплоты взгляд говорил сам за себя. И если бы Такемичи мог, то непременно растаял от выражения этих глаз. Наверное, это было бы самой приятной причиной смерти из всех существующих.       На этот раз, когда Манджиро снова поднимал его на ноги, Такемичи позволил себе опереться на него, чтобы переставлять ноги самостоятельно. На улице у него едва были силы для того, чтобы удерживать себя в сознании, сейчас же он почти что мог полноценно передвигаться и все же ватные ноги слегка подрагивали при соприкосновении с полом, вызывающим напряжение в мышцах. Манджиро держал крепко и Такемичи думалось о том, что он — Манджиро — железобетонная несгибаемая опора, которой не страшно довериться.       Медленно поднимаясь по лестнице Такемичи просто не мог поверить в то, что ступеньки закончились и дверь в его комнату была прямо напротив. Входя внутрь не без помощи Манджиро, Такемичи свалился на кровать, мутным взглядом таращась в потолок. Только полностью расслабившись он ощутил, что начинает окончательно приходить в себя. Спазм больше не сдавливал грудь, слабо пульсируя под ребрами от громких ударов сердца. Такемичи будто заново учился дышать.       Вдох. Выдох.       Время медленно текло, пробиваясь сквозь онемевшие пальцы.       Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.       Такемичи не видел Манджиро, стоящего рядом с его кроватью, но отчетливо чувствовал на себе его взгляд. От этого дыхание сбилось и пришлось начинать заново.       Вдохнуть. Выдохнуть.       Никого и ничего. Попытка сосредоточиться на дыхании не увеличилась успехом. Но могла бы, если бы не взгляд Манджиро, все еще стоящего рядом. Потому что Такемичи позволил ему остаться.       Вдохнуть. Выдохнуть. Вдохнуть…       Раскрыв веки, Ханагаки уставился на Манджиро. Их внимательные переглядки длились долго, пока Такемичи не вспомнил о том, что перестал дышать. Резко потянув носом воздух он едва не закашлялся от того, насколько это было резко. А еще по взгляду Манджиро становилось понятно о чем он хочет спросить, но по какой-то причине не делает этого.       — «Я, наверное, выгляжу слишком жалко», — думает Такемичи, решаясь и мерно, почти по слогам проговаривая: — Мне нездоровится.       Он не сказал, что это убьет его, но это подразумевалось само собой. Жаль только, что проницательности Манджиро не хватит для того, чтобы понять смысл сказанного так, как это подразумевалось изначально. Возможно он поймет все ровно в тот момент, когда станет слишком поздно что-либо менять. Такемичи надеялся лишь на то, что Манджиро не обвинит себя, ведь это будет означать лишь одно — своей глупостью Ханагаки подставил не только себя, но и будущее, над которым так старался Эиджи. А вместе с будущим еще и всех, кого он так старательно вытаскивал из холодных объятий смерти.       — Заметно, — Манджиро скользнул взглядом по его лицу. Такемичи лишь краем глаза заметил то, как от досады дернулся уголок его губ. — Та кровь…       — Она не моя, — повторил Такемичи уже более уверено. Врать с каждым разом становилось все легче, но он едва мог бороться с отвращением от того, кому он грязно и нагло врал в лицо. Такемичи едва не выворачивало того, насколько это было омерзительно и кажется, что это было видно по тому, как против скривились его губы.       Приподнявшись на локтях и переборов головокружение, Такемичи промямлил:       — Прости… — хотелось добавить слишком многое. …За то, что лгу тебе в лицо, мне мерзко от самого себя, но я не могу поступить иначе. Я знаю, что ты меня возненавидишь, но признаться слишком поздно. Манджиро, я не жилец… К глазам подступили предательские слезы. Опустив взгляд на матрас на котором сидел, Такемичи всхлипнул и прижал ладони к лицу, надавливая на зажмуренные веки лишь бы унять непрошенные слезы.       Его начинало колотить. Осознание собственных действий разрывало его изнутри на мелкие кусочки. Но что он мог поделать, когда сам же виноват в собственной трагедии, в которой он медленно, но верно тонет? Это болото затягивает его на самое дно и Такемичи находится так глубоко, что больше не может выбраться. Никто и ничто больше не поможет ему, не случится чуда и не сойдет с небес благословение. Не имеет смысла больше пытаться. Ханагаки сомневался даже в том, что доживет хотя бы до Рождества.       Ощутив на своей спине тепло рук, Такемичи вцепился руками в футболку Манджиро, уткнувшись мокрым лицом ему в плечо, прежде чем разрыдаться. Он не мог вдохнуть, делая это только для того, чтобы набрать самую каплю воздуха и сдержать рвущийся из глотки надрывный крик.       — Прости… Ками, мне так жаль… Манджиро…       — Тише, — рука в мелких шрамах провела по волосам. Приятный голос над самым ухом вводил внутривенное успокоительное. Разыгравшиеся нервы докупало тепло чужого тела, к которому Такемичи отчаянно жался и видимо желал слиться в единое целое: до того ему было плохо от разрастающейся в груди бездонной пропасти. — Я рядом, Мираж.       Такемичи плакал еще около десяти минут. Слезы бездумно катились по щекам, прежде чем последняя не впиталась в белую ткань футболки Манджиро и Ханагаки затих. Меньше всего ему сейчас хотелось оставаться в одиночестве. Расставаться с Сано совсем не хотелось, но уже вечереет. Охвативший Такемичи ужас заставил его обречено, еле слышно попросить:       — Останься.       Ожидание ответа было по-настоящему мучительным, пусть оно и не продлилось более десяти секунд. Те ощущались, как бесконечность с потухшими в ней мириадами звезд.       — Не смешно, Такемичи, — он приподнял голову, поднимая на серьезное лицо Манджиро заплаканный взгляд. — Не уйду.       Губы Ханагаки дрогнули в болезненной улыбке. Снова уткнувшись носом в шею Сано, он полностью расслабился, ощущая как пальцы Манджиро перебирают его волосы, а сам он прижимает Такемичи к себе, словно тот был брошенным котенком, которому нужно скорее подарить тепло и уют. Такемичи, в общем-то, совсем не против. Он даже больше не чувствовал застывшей на щеках и подбородке влаги. Он просто грелся, а Манджиро безвозмездно делился с ним теплом, скрывая облегченную улыбку в вихре черных волос.