HistoRonpa: When the World Stopped Making Sense

Онокири несколько растерялся: – Ты пришла убить меня? Арата, которой это явно не составило бы проблем, убрала руку с плеча Камиюрушу: – ...Нет. Отойди. Подумав, она добавила: – Пожалуйста. И направилась к «Карусели Доверия». Онокири, ставший всё страннее чувствовать себя в её присутствии, невольно пошёл за ней. Не сговариваясь, они сели на сидения и нажали на кнопки вращения. Карусель начала медленно кружить их. Арата пристально посмотрела на Камиюрушу, после чего усмехнулась: – Не боишься, что опоздаешь к ночному объявлению? – Не боюсь. Мне необязательно задавать вопросы токсичным тоном. Шуджумуши безразлично выслушала замечание, но её тон и вправду смягчился: – Больше не буду. – Ты... правда лучше Сакамори, – сказал Камиюрушу. «В тебе есть что-то доброе» – добавил он мысленно. Арата смутилась и на долю секунды горько улыбнулась уголком губ: – Ты хотел о чём-то спросить? – Да. Ты не любишь людей. Ты участвуешь в управлении Убийственной Игрой. Ты состоишь в опасной и несущей смерть организации. Сейчас мне интересны не ответы, а твоя перспектива и прошлое: как всё до этого дошло? – Не тебе спрашивать об этом, – ответила Арата и в её голосе мелькнула едва заметная нотка обиды, – И не моя вина, что другие, знавшие об этом, уже мертвы. На некоторое время воцарилась тишина, прерванная ночным объявлением. Арата смотрела Историку в глаза, а он размышлял. Карусель закрутилась быстрее. В итоге он прямо спросил: – Мы были знакомы до этой Убийственной Игры? Кукловод не ответила, лишь сверля его взглядом, но наткнулась на ответный взгляд такой твёрдости, что впервые сама вынуждена была отвести глаза: – Я не хочу знать, что ты имеешь ввиду. Ты сам прекрасно знаешь, что меня нет в твоих воспоминаниях, а значит мы не знакомы. А если ты всё же помнишь обо мне… Арата осеклась и прикусила губу. – Если это всё, то разговор окончен. Но Камиюрушу возразил с поспешностью, которую не ожидал сам от себя: – Нет, это не всё, Арата. Та удивлённо подняла бровь: – Что же ещё? – Я хочу понять тебя. Я действительно хочу лучше узнать тебя. Я… – Бесполезно. Мы очень разные, наши пути разошлись задолго до встречи. Я не хочу больше слышать этих слов. «Больше? Имеет ли она эту ситуацию, или это не первый раз?» – задумался Онокири. Между тем, Арата, видя взгляд Историка, продолжила, выпуская вероятно долго копившуюся желчь: – Доброжелательность! Какая доброжелательность! С неё всегда всё начинается, а что потом? Предательство, измена. Верить таким словам, верить таким людям! Нельзя говорить так, нельзя делать это лишь для того, чтобы потом плевать на чужие чувства. Тебе недостаточно того, что ты оказался в Убийственной Игре? Хочешь ранить дальше? Какое ребячество. – Я не понимаю, что ты имеешь ввиду. Возможно, потому что память была стёрта и заменена ложными воспоминаниями именно… у меня? Камиюрушу сам впал в ступор от озвученного им, настолько эту вероятность не хотелось принимать как правду. Карусель начала останавливаться. Арата молчала, стараясь убрать грусть из своего взгляда. – Это ты настояла на замене простого убийства 19 «избранных» на Убийственную Игру? – вырывая её из задумчивости, продолжал спрашивать Камиюрушу. – У тебя столько догадок. Но я не твой помощник, – прозвучало в ответ. Арата, не нажимая кнопку остановки, выпрыгнула из своего сидения, ловко приземлившись на ноги, и направилась к выходу. Онокири, теперь не имевший возможности остановить карусель, спрыгнул с неё, но, не имея такой координации, болезненно упал на пол, вскрикнув. – А, значит и тебе может быть больно, – сказала Арата не оборачиваясь, но остановившись. «Не поверю, чтобы ты пришла ко мне просто для насмешек!» – подумал Историк. Онокири, несмотря на боль от ушиба, вскочил на ноги и подбежал к Шуджумуши, после чего схватил её за плечи и развернул к себе лицом: – Скажи. Мне. Прав… Камиюрушу почувствовал, что плечи Араты периодически подрагивают от соприкосновения с его руками. Воспользовавшись замешательством, Арата оттолкнула его руки, но не стала уходить: – Правду? Ты сам должен прекрасно знать её: есть вещи, которые не прощаются. Кукловод устало оперлась головой о стену, судя по движению воздержавшись от чего-то: – То, что было в прошлом – там и останется. И не важно что: смерть, страх, другая жизнь или разбитое сердце. Ты прав во многих вещах. Но есть одно «но»: я не хочу, чтобы ты вспоминал, Камиюрушу. – Любовь? – спросил Онокири. Глаза Араты округлились. Историк тоже устало оперся о стену, осенённый неожиданным воспоминанием, мелькнувшим в голове: – Арата, ты ведь так любила… кататься на карусели. Вдвоём. Она была твоим любимым местом! Глаза Шуджумуши блеснули, а из груди вырвалось что-то, похожее на глухой стон. Она резко развернулась и быстро вышла из комнаты. «Карусель Доверия», которую теперь едва ли можно было остановить, продолжала крутиться, видимо намереваясь делать это до износа. Историк, оправившись от этого полупризнания, выглянул в Коридор. Абсолютной Кукловода уже нигде не было, лишь на полу валялась кукла-марионетка Камиюрушу, растоптанная чьей-то ногой. – Марионетка в руках тёмных сил, – пробормотал Камиюрушу, поднимая свою куклу. В тяжёлых размышлениях, вызванных начавшими приходящими в голову догадками, он направился к своей комнате, но вспомнив, что не сможет войти внутрь до утра, так и заснул, сидя под дверью и опершись о стену.