HistoRonpa: When the World Stopped Making Sense

Подойдя к ближайшей двери, Камиюрушу увидел привычную уже надпись золотым на алом на табличке над дверью. Текст таблички гласил: «МУЗЕЙ». Задумавшись, юноша вошёл внутрь. Основным цветом Библиотеки был коричневый, Классной Комнаты – бежевый, Гардероба – бордовый, Кухни – голубой, Подвала – чёрный, коридоров – серый, личных комнат – белый. Основным же цветом музея был жёлтый довольно приятных оттенков. Однако эта мягкость цветовой гаммы давила даже больше возможной устрашающей раскраски. Потолок был таким же высоким, как в комнатах и коридорах первого этажа, свет был таким же ярким и равномерным. В глаза бросились Машару, Машаюки и Чиё, удивлённо рассматривавшие разные части комнаты. А смотреть было на что. В комнате стояло 20 статуй… участников Убийственной Игры, в натуральную величину. Статуи замерли в различных позах, но не выглядели живыми – белые, стилизованные под античные, гладкие и в то же время весьма твёрдые, как после краткого осмотра убедился Онокири. Стоявший рядом Камияма слегка толкнул ближайшую статую прежде, чем Историк успел его остановить. Но та не упала, а довольно легко прокрутилась вокруг собственной оси – внизу статуи оказалась подставка, крутящаяся, но «вмонтированная» в тяжёлую квадратную плиту, удерживающую статую на весу. – Тебе повезло, – почесав щетину, усмехнулся Этнолог. – В чём? – растерялся Онокири, но вскоре понял, что толкали статую, изображавшую его, и слегка нахмурился. Камияма пожал плечами и попытался сдвинуть статую и проверить, не спрятало ли что-то под ней. Статуя не сдвинулась. Хмыкнув, он констатировал: – Ну, в перестановке эта чудесная композиция не нуждается – стоят недалеко друг от друга и смотрятся гармонично. А поскольку руки у всех статуй вытянуты во всяких весёлых жестах, можно поиграть. Машаюки повернул статую Камиюрушу и затем толкнул в её сторону стоявшую рядом статую Камео. Вращаясь на месте, они столкнулись вытянутыми руками, «дав друг другу пять», и начали вращаться в обратную сторону от силы удара, не повредившись. – Весело, – слабо улыбнулся Онокири. – Да, очень весело… Давно же я не пил, если мне это кажется весёлым, – с некоторой тоской в голосе ответил Этнолог. – Алкоголь – не решение проблем, – заметил Онокири. – Кто же сказал, что я хочу решать свои проблемы? Курение тоже не продляет жизнь, а всё-таки… Ладно, и правда глупости. Историк с сочувствием спросил: – Тяжёлая жизнь? – Тяжёлая? Нет, бессмысленная. Жизнь пьяницы, живущего в свободное время от пьянки до пьянки. Разгульная жизнь… Я отказался от этих привычек незадолго до начала игры и не жалею. Из несерьёзного дурачка я стал серьёзным дурачком, и всё из-за… Машаюки осёкся. – Смотри, кажется Машару нашёл что-то интересненькое. Историк повернулся в сторону Машару, а когда обернулся назад – Камияма был уже на приличном расстоянии, осматривая другие статуи будто ничего не случилось. Вздохнув, юноша взглянул на свою статую. Не будь она холодной, твёрдой и белой, её сложно было бы отличить от оригинала – столько внимания было уделено деталям. Внезапно его взгляд зацепился за едва различимое слово на плите под статуей его самого: «Собака» Вздрогнув от негодования, Историк машинально перевёл взгляд на соседнюю плиту под статуей Машаюки – там тоже было слово: «и» Поняв, что это не шутка, а какая-то загадка, Онокири вздохнул то ли от облегчения, то ли от усталости. Периодически оглядываясь, он подошёл к Машару, стоявшему возле стены. Тот действительно пребывал в состоянии, близкому к восторгу: – А, Онокири. Смотри! Комната выдержана в жёлтом тоне, но на стенах висит несколько картин в чёрных рамках. Ставлю жизнь на то, что это подражание художественному стилю Яёи Кусамы – она обожает выставки с чёрными вкраплениями на жёлтом! Эстет взял Историка под руку, несмотря на сопротивление последнего, и стал показывать картины: – Смотри. На каждую стену приходится одна картина в чёрной рамке. Справа у нас… О да, «Память» Рене Магритта. Уверен, что это копия, но такая мастерская… Картина в стиле сюрреализма и правда была красивой, но даже при беглом взгляде внушала то ли спокойствие, то ли тревогу. Изображённая голова античной статуи, со скорбно закрытыми глазами и с истекающим живой кровью виском на фоне розы и моря, заставляла задуматься. Эстет вдохновлённо рассказывал: – Мне нравятся и классические японские картины, но я всегда считал, что в любой картине, в любом произведении искусства должно быть что-то на грани, должен быть вызов для ума, что-то тонкое и эстетическое. Вот и здесь… Я старался вкладывать это и в своё творчество, но в этом явно никогда не сравнюсь с мастерами прошлого, не превзойду их. Да и единственный, кого я заприметил на роль помощника в творчестве, мёртв. Машару вздохнул, но было сложно понять, что вызвало вздох – воспоминание о смерти Ноки или переживание из-за творческих проблем. Историк отвёл взгляд, не став подробно рассматривать картину. Тецубики, не обратив внимание на реакцию спутника, повёл его к противоположной стене, где в рамке была скорее большая фотография, а не картина: – Сейу Ито. Прославился стилем «дама в беде»… И его картины, и его фотографии чудесны! Онокири не разделял восторга – с весьма старой и не цветной «творческой» фотографии на него смотрела практически обнажённая женщина в согнутой позе, обвязанная верёвками в умирающей позе. От такого искусства Историку захотелось побыстрее отойти подальше. К счастью, Тецубики заметил, что над входной дверью также есть картина, и удивлённо подошёл к ней, отпустив Камиюрушу. Тот не стал следовать примеру Эстета и направился в противоположную от входной двери сторону комнаты, где стояла Чиё Вакажару. Вначале Историку показалась, что Абсолютная Девушка тоже рассматривает картину, но, подойдя ближе, понял, что это зеркало. Зеркало, правда, было странным – в нём были видны предметы комнаты, но не отражались ни Чиё, ни Камиюрушу. Вакажару подмигнула и улыбнулась – ей явно было лучше: – Надеюсь, нас не видно в зеркале не потому, что мы монстры. Камиюрушу тоже улыбнулся: – За себя не ручаюсь. Девушка кокетливо рассмеялась, а Историк изучил надпись под зеркалом, под которой в свою очередь была расположена розовая кнопка: «Нажми в одиночестве и увидишь свою главную мечту.» – Я пробовала нажать, ничего не случилось. Видимо, надо подождать, когда все выйдут, и волшебное зеркало заработает, – накручивая волосы на палец предположила Чиё. – Уверен в этом, – кивнул Онокири. «Только судя по всему это никакое не зеркало, а крайне технологичный экран, лишь имитирующий зеркало» – мысленно добавил он. – Знаешь, я так хочу найти любовь всей жизни. Но что-то всегда идёт не так, и отношения заканчиваются быстро. Меня называют ветренной, но это неправда! – внезапно перевёвшая тему Чиё возмущённо топнула ножкой в чулках, обутой в сандалии. – И всё же, ты являешься «Абсолютной Девушкой уровня университета»… Ты, кстати, не рассказывала почему. Вакажару взглянула на собеседника таким взглядом и улыбнулась такой улыбкой, будто говорила: «Тебе не следовало затрагивать эту тему». – Я могу очаровать любого. Разговорами, беседами, интонацией… Точнее, могла – Джию оказался первым, кто «сорвался с крючка», пусть и из-за моей ссоры с этим… этим… Камиямой. А жалко – любившие меня ценили внешность, из-за неё же часто прерывая всё – видите ли я была слишком низкой. А после всего пережитого мне хочется, чтобы любили душу… Как думаешь, Рушу, свободно ли твоё сердце для такой любви? Вопрос сопровождался таким «убийственным» взглядом, что Онокири оказался бы в весьма неловком положении, если бы не выкрик удивления со стороны двери. Чиё обернулась и пошла туда, а за ней поспешил и Камиюрушу. Машару и Машаюки уже стояли у двери и рассматривали висевшую над ней картину. На ней розовыми буквами на чёрном были хаотично «разбросаны» слова и отдельные иероглифы, складывающиеся в 2 лица: веселящейся Сейко в короне и приунывшей скучающей Араты. Камияма, увидев подошедших, стал рассуждать вслух: – Это определённо не «картина-абстракция», как считает Тецубики. Но если читать текст в том порядке, что на изображении, получается бессмыслица: «Сговорились собака украл кошка друг курицей и прогнала не волка заплатив черта спасла волку ребёнка собаки волк ребёнка собака волк». Текст, стих? Важны слова, а не изображения. – Абстракция, простая насмешка над бессмысленностью людских слов. Важны изображения, а не слова, – стоял на своём Тецубики. Машаюки пожал плечами: – Возможно… В любом случае, я ещё изучу этот текст… с этнологической точки зрения, он выглядит весьма интересно. Да, изучу, когда будет время. Камиюрушу подумал, но так и не смог понять, какие важные дела отвлекали Этнолога в «Университете Талантов». Между тем, «толпа» из трёх человек вновь начала рассеиваться по Музею. Что до Онокири, то он покинул комнату, направляясь в следующую.