Мне не лучше и не хуже. Мне — никак

Почти каждый понимает, что его максимальные возможности заканчиваются на начале других, которые имеют куда больше власти. Гражданин Хэнфорта не может иметь ту же силу, что доступна более престижным слоям общества. Сила может проявляться в разном: в принуждении, успешных переговорах, собственном влиянии на те или иные структуры. Никогда нельзя точно предположить, насколько далеко может распространиться власть. Например, только привилегированная часть граждан знает, что ничто не ограничивается мэром и крупными компаниями, которые имеют доступ к рычагам управления. Всё простирается куда глубже, доходит до самых жил и распределяется сетью сосудов, отчего власть может налегать даже на бедные районы. Преступные сообщества, кажется, подпольно пронизывали весь город, контролируя определённые части, в жажде отхватить лакомый кусочек. Мафия, что до сих пор процветала в современном мире не давала полной свободы. В особенности для тех, кто когда-то был с ней связан. Lincoln Continental, рассекающий дорожную трассу исключительно глубокой ночью и ранним утром, дабы не привлекать лишних глаз, сейчас останавливается возле неприметного заведения. Несмотря на свою раритетность, автомобиль тормозит настолько тихо, что создаётся впечатление, будто над ним хорошо постарались. Фары выключаются, и слышится звук глушения мотора, что тут же сменяется непривычной тишиной. Кажется, проходит ещё пару минут перед тем, как все убеждаются в отсутствии засады, и, из передней двери сначала выходит правая рука босса, а после и сам глава. Задние двери всегда тщательно начищены, а стекло с обычного заменено пуленепробиваемым. Рассветное солнце ещё не спешило подниматься над горизонтом, а единственным источником света были ослепляющие фонари, которые давно пора бы заменить ради своей же безопасности. Неприметное на первый взгляд заведение работало целыми сутками, позволяя появляться в штабе в любое время. Ресторан азиатской кухни. Марло никогда не предпочитал морепродукты, отчего их местоположение вычислить не так просто. Ради своих целей мафиози нанимал такие кадры, что могли бы удалённо следить за интересующими людьми. А потом, в моменте дёргать за ниточки, по счастливой случайности оказавшись в нужное время и в нужном месте. Бар с комнатой босса находился чуть ли не в недрах самого здания. Как ожидаемо — народа ещё нет, зато есть новые сотрудники, что не покладая рук работали здесь всю ночь. Брэндо выделил отдельное помещение, что раньше именовалось складом. Сейчас в нём стояла тяжёлая аппаратура, множество экранов и компьютерных блоков. Кажется, они даже свет не включали — яркие мониторы слепили хуже профессиональных прожекторов. — Нашли что-нибудь? — басистый голос мафиози скорее требовал, чем спрашивал. Одна из сотрудниц копошилась на месте, активно ища какую-то папку на рабочем столе. — Нашли! Глухой звук щелчка компьютерной мыши окончательно вывел Марло из сонливости. На экране показался IP-адрес и знакомая фотография на документах с длинным голубым шарфом, что вызывала лишь раздражение и взбухшую на лбу вену. Конечно, можно порадоваться за своё верное решение нанять метафорических "камер" для слежки за конкурентами, но знакомое лицо не радовало нисколечко. Лошка ничему не учится, а если быть точнее, то ничего не помнит. До начала рабочего дня остаются считанные часы. И на протяжении этих часов Марло так и не сможет перестать хмуриться, нервно выкуривая за раз увесистую сигару. Естественно, помощь прошлого сокоманднника была бы как раз кстати, так как намечалось крупное дело. Однако, чисто из внутренних побуждений в Брэндо ещё теплилось это отвратительное волнение опекуна к ребёнку, что продолжало жить так долго. Решение даётся с усилием. Раз кто-то ищет ответы, почему бы и не сжалиться, выдав всё на блюдечке? — Приведите его. И не вздумайте убить! Двое мафиозников, смахивающих на третьекурсников, активно кивают в сторону босса, будто запомнили как выглядит мальчишка. Единственное, точно знают — отличить от серой массы его проще простого. Марло ещё раз косится из-под лба на этих переростков, которым, скорее, не роль агента играть, а фонарного столба на их улице. Он устало вздыхает, снимает тёмные очки и неспеша трёт переносицу. Ло всегда найдёт в какую задницу ему влезть.

***

Иногда музыка, что струилась волнами на концерте, отражается у Лошки в сердце. Отныне, каждое утро сопровождается встроенным радио в голове, а тело невольно двигается в такт, рисуя танец робота — единственное, что он выучил за два месяца. С момента их с Диланом рок-похождения проходит ещё три дня. И в каждом Лололошка слышит недовольное ворчание: «скоро», и «ты подожди ещё немного, мне надо нарыть данных». На первый день терпение ощущается устойчивой пирамидой, на второй с вершины начинают валиться каменные обломки. На третий он в шаге от того, чтобы самому доломать. На четвёртый, когда хочется уже подойти с претензией на явное отставание от своего же дедлайна, Дилан наконец заявляет: — Можем начинать. Зови своего Ричарда, — на втором предложении у него по привычке закатываются глаза. Дилан пересаживается на твердющий диван и располагает ноутбук на коленях. Пока на нём что-то активно печатают, Ло отрывает Ричарда от университетской домашки и проводит в общую комнату. На самом деле, с момента заселения Лололошки многое поменялось в лучшую сторону, например, мышь перестала вешаться в холодильнике. Он умел готовить, и, бывало, угощал двух сожителей из-за голодных глаз. Ну, а что? Студентам тяжело выживать в диких условиях (общаге). Да и с появлением Лошки в общей комнате всегда кто-то находился. Может потому, что он заряжал других энергией на миграцию из комнаты на кухню, а может, потому, что Дилан больше не проводил внушительную часть дня наедине, вынужденный отказаться от чужой компании. Компьютерная система пару раз слетает, пока Дилан пытается сосредоточиться и раз за разом допускает ошибки. Пару раз выругивается себе под нос, пытаясь подчинить груду металла. Рич чешет нос, устало вздыхает и отсчитывает минутки, уходящие одна за другой. Всё-таки не иметь знаний для того, чтобы помочь Дилану, в каком-то смысле отягощает, сводит в безмерный промежуток и растягивает время до невозможности. С Ло даже успевают поговорить — разумеется, на несколько тонов тише, дабы не мешать их гению. Даже пару раз приходит на ум, что Дилан совсем сроднился с техникой, будто сам состоит из микросхем и проводков. Когда база данных наконец поддаётся, и Дилан наконец проникает обходными путями, его расслабление слышат все. Он чуть отодвигает жужжащий ноутбук и сползает вниз по спинке дивана. — Пол дела сделано, — слышится что-то тихое, явно победное. Когда дело доходит до поиска в базе всех граждан Хэнфорта и Ривердейла, становится не по себе. Пока Дилан молча смотрит за действиями соседей, последние, в свою очередь, вводят не одну комбинацию фамилии. Дейвисон в поиске старательно коверкается Дэйвисоном. Гласные меняют одну за другой, лишь бы найти хоть кого-то. И всегда пусто. Лишь сам Ло — единственный человек с такой фамилией в двух городах. Естественно, база подкидывает варианты из других уголков страны, но однофамильцы либо не похожи на него, либо живут слишком далеко, и, кажется, не имеют с Лошкой ничего общего. На лице — гримаса отчаяния, а Ричард пытается подбодрить, пусть у него и не выходит. — Похоже, это всё, — начинает Дилан после продолжительного «у-у-у» в сторону чистого поиска. — Вряд ли кроме этой базы есть другие. Ричард легонько ударяет того в плечо, мол, не раздувай тут напрасно. — Ло, да не парься ты так, может и не надо тебе оно? — пытается выдавить из себя хоть немного ободрительных фразочек, отчего Лошка давит в себе недовольство и преждевременно успокаивается. Двое соседей смотрят прямо, не отрываясь от реакции приятеля. Кажется, каждый хочет сказать, но очередной провал намеренно затыкает рот. Внутри теплилось ощущение, что не всё так просто. Каждый приходил к заключению, что Лололошка может иметь тёрки с кем-то больше, чем с органами местного самоуправления. Закрадывались мысли о его значимости и, в каком-то смысле, анонимности, но только для кого и зачем? Ожидаемый диалог так и не сложился, прежде всего, из уважения к другому. Не каждый захочет говорить тому, с кем сложились приятные отношения о его неоднозначности и связи с законом. Не каждому хочется вешать такой груз, обрекая на бесконечные размышления. Ло находит себя в тревоге, когда первый раз за день остаётся наедине. Провал за провалом — единственное решение проблемы оказалось пустышкой, дающее в конечном счёте совершенное ничего. Его застают в потерянности. Дилан как будто пытается разглядеть чужие мысли в глазах и скованных руках, обнимающих колени. У него это плохо получается, но он не оставляет попытки отплатить. Дать то же, что ему помогло прийти в себя и переосмыслить некоторые вещи. Рядом с Ло присаживаются, тянут за плечо и частично прижимают к своему, одной рукой обвивая чужую шею. — Может быть, время само даст ответы, — Дилан улыбается одним уголком губ. Выглядит наигранно, если не знать о чистом стремлении другого поддержать, даже несмотря на отвратительное актёрское мастерство. От таких мыслей Ло и сам спешит улыбнуться и тихо хмыкает, отбросив заморочки. — Может. Кажется, они ещё пару секунд смотрят друг на друга, пытаясь найти в чужих глазах недосказанности, которые можно только прочувствовать. А когда осознание излишней погружённости в другого стреляет пулей на вылет, остаётся только отпрянуть от соседа, нелепо придумывая отговорки и начёсывая затылок.

***

И время действительно начинает расставлять по местам.

Уже через пару дней Ло ощущает какое-то липкое чувство внутри, подначивающее насторожиться. Он возвращается довольно рано с пар, когда солнце ещё не скоро должно зайти за горизонт. Близится ноябрь месяц, а значит, в такое время начнёт смеркаться. Сегодня переполненные улицы взращивали рациональную тревогу, иногда заставляя оглядываться. Ощущение безопасности отчего-то улетучилось, обещая не возвращаться. В какой-то момент пролетающие мимо люди показались серой массой, что частично смешивалась с звоном в ушах. Как будто кто-то мерзко царапал стекло, играл пилой на расстроенной скрипке, черкал лезвием по металлу. И, честно говоря, такое состояние отлично выводило из строя, заставляя ослабить бдительность. Всё поплыло. Серая масса начала мешаться между собой, закручиваясь в спираль. Стрела боли пронзила затылок, по ощущениям, насквозь, проходя через глазные яблоки и рот. Глаза непроизвольно закатились, и Лололошка вырубился окончательно, намереваясь разбить носом асфальт, но чужие руки с лёгкостью подхватили его. Среди толп оживлённой улицы легко забрать человека так, чтобы этого не заметили. Всего один рывок из-за угла в нужную сторону, удар в затылочную часть чем-то тяжёлым — и Лололошка вне сознания. То, что происходило после отключки, Лошка уже вряд ли помнит. Однако, крепкие руки усаживали бренное тело на заднее, сосредоточенно держали руль и помогали донести не самого лёгкого Ло через чёрный вход. Даже тусклый свет, заполняющий весь кабинет, поначалу заставляет жмуриться. Руки непроизвольно тянутся тереть глаза и тут же распахиваются от осознания знакомых черт. Комната, в которой он проснулся, отзывается тянущим чувством, чем-то забытым, вызывающим чувство дежавю. Хочется прокричать: «Я знаю это! Я это видел», смотря на тёмную палитру комнаты. Бордовая обивка широкого дивана, тёмный дуб добротного стола, наверняка новое, кожаное кресло, маленькие столики, куча разбросанных бумажек, даже кое-где важных. Особое внимание привлекал шкаф, расположенный по периметру стены и заставленный изнутри всяким «нужным» хламом, больше смахивающий на бабушкин сервиз. Свет действительно был приглушён, так как здесь и не было должного, яркого освещения. Разве что пару напольных светильничков, что источали то-ли болотный, то-ли грязно-жёлтый свет. Отчётливо пахло табаком, да не простым, а куда более мягким, землистым и пряным. От источающего запаха, по ощущениям, исходило тепло. Видно, так и пахнет что-то необычайно дорогое. Лололошку расположили на бордовом диване так, как будто не хотели причинять вред. Правда, после продолжительной отключки мыслительные процессы ещё не набрали привычную скорость, отчего было тяжко сообразить хоть что-то. Например, с какого перепугу он в каком-то сутенёрском кабинете, так ещё и один? Пожалуй, тупое чувство юмора не замедлялось. Одновременно хотелось и хихикнуть, и огреть себя чем-то во второй раз, дабы собраться с духом. Правда, тяжёлые шаги со стороны двери заставили мигом вскочить и навострить уши. — Думалось, мы уже не свидимся. Марло неспешно подходит к своему столу, кидая мимолётные взгляды на виновника торжества. В его голосе так и чувствовалось напряжение, заставляющее сжаться. — А вы... Кто? Дежавю, что ощущалось ранее, усилилось, заставляя мозгам вскипеть. Всё в этом человеке казалось знакомым и неприятным, отчаянно скребущимся изнутри. — Я Марло Брэндо, основатель одной из четырёх группировок, правящих Хэнфортом. Думаю, ты вспомнишь, если напряжёшь извилины, — прозвучало усмешкой. Теперь казалось логичным то, почему он не может вспомнить хоть что-то. Ведь это "что-то" стоит за гранью преступности, которую не просто познать, будучи простым гражданином. Обрывки замыленных воспоминаний то и дело всплывали в голове, пока Марло говорил. Удивляло, насколько его прошлая жизнь отличалась от нынешней. Из кусочков памяти складывались сцены, в которых приходилось с кем-то драться, выходить на разведки, постоянно видеть лицо, сидящее напротив. Память запутывала сильнее, обрастая паутиной событий. Однако, низкий голос всё же выводил из размышлений короткой тропой, заставляя вслушаться. — Я приютил тебя, дал тебе работу, но ты решил пойти другим путём, — тяжёлый вздох давил на плечи, — Захотел обычной жизни, — Брэндо потёр переносицу, прикрывая веки. — Я не мог отказать, ибо ты многое сделал для меня. Начиная с пяти лет помогал как мог, видимо, сполна насытившись жизнью с отцом. — С отцом? У меня есть родственники? — Есть. Ну, никто не может знать наверняка, что это Розенталь. Напряг мотал Лололошку на американских горках. — Ты появился рядом с ним в позднем возрасте, похоже, он скрывал твоё существование. Да и внешне вы, — Марло взглядом прошёлся с головы до пят, подмечая, насколько Ло возмужал, —Немного похожи. Дальнейший монолог бывшего опекуна оказался слишком длинным. В голове продолжали соединяться те пазлы, которые ранее оставались без пары. Марло рассказывал, как именно он "выкупил" у Розенталя маленького сына. Как оказалось, Розенталь стал посмертным должником конкурента, который спас ему жизнь во время серьёзного дела. По догадкам Брэндо, тот не жаловал сына, вероятнее, видел в нём балласт, что хотелось поскорее скинуть. Лошка сам не мог найти среди воспоминаний такие, в которых отец проявлял и крупицу внимания. Его образ остался мутным пятном на чёрно-белой плёнке. Судя по высказываниям Марло, он, завидев маленького ребёнка, что нуждался в родительском внимании, решил потребовать его в свою организацию, в качестве долга за спасённую жизнь. Он считал, что если будет воспитывать Ло, то поможет ему вырасти человеком, знающим, что ему есть к кому идти. Есть те люди, которые готовы принять его в любое время несмотря на то, что он нежеланный ребёнок. Именно такой философией его воспитывали, с детства приучая к не совсем законным делам. Однако, Марло старался не допускать ребёнка к кровопролитию. Лишь к возрасту осознанному, ближе к пятнадцати годам, назначал дела, от которых Ло уже не мог отказаться. Хотя бы потому, что совесть не давала продолжать сидеть на шее опекуна, ничем не отплатив. Правда, надолго его не хватило. Всё же атмосфера смертей, криминала и постоянного обмана сильно отягощала с самого начала. Ближе к выпуску из школы Лололошка принял решение уйти из мафии и, своей, так сказать, семьи, состоящей из множества людей. Хотелось почувствовать себя обычным человеком, студентом, что начинает новый этап в жизни, постепенно становясь взрослым. И действительно это сделал, не без упрёков со стороны Брэндо, конечно. Только осознанная жизнь продлилась недолго. Два года учёбы в чужом городе и резко настигнувший приступ амнезии, после которого, жизнь, по ощущениям, началась сначала. Правда, начиналась не в округе людей, которые могли бы напомнить о событиях прошлого и помогать в настоящем. — Как вы нашли меня? Прозвучал вопрос, что крутился на языке ещё с самого начала. Марло вскинул брови, удивляясь наглости, которую приобрёл Лололошка. — Как? Твою фамилию придумал я сам, когда ты только перешёл к нам из рук Розенталя. Ей не обладает ни один гражданин Хэнфорта, поэтому отследить запрос, — мафиози чешет подбородок, вспоминая некоторые тонкости, — Как его там: «Фамилия Дэйвисон газета Хэнфорта», было нетрудно. Надо было позаботиться о своей анонимности, — он хитро подмигнул, смахивая на поспешные и глупые действия Лошки. Во времена, когда они с Ричардом пытались нарыть информации в общем доступе, его совсем не заботила защита собственного телефона. Кажется, надо было гуглить хотя бы на ноутбуке Дилана, ведь тот мог обойти почти любую защиту и скрыться от чужих глаз. — Сначала я думал, что это злоумышленник, пытающийся тебе навредить, но всё оказалось куда проще. Видно, несмотря на потерянную память, ты не растерял любопытства. Именно поэтому сейчас ты здесь, чтобы больше не лезть в дебри, пытаясь достать что-то о себе. Как я вижу, ты кое-что вспоминаешь, раз пытаешься пробурить во мне дыру. От таких слов захотелось проморгаться. Действительно, что-то продолжало дополняться в утерянной памяти, отчего мозг был не в силах переварить столько новой информации. — У меня ещё остался вопрос... Где сейчас Розенталь? Как я могу с ним увидеться? Ещё немного, и у Брэндо глаза полезут на лоб. Почему бы не встретиться с предполагаемым отцом, главой крупнейшей мафии, когда его только просили не лезть куда не надо? За желанием отчитать его как в старые-добрые последовало долгое и тягучее молчание. Нестерпимое желание получить выгоду из этого заставляло напрячь мозг. — Поработай на меня снова, как раньше. Будет тебе информация о нём, — его усы вдруг зашевелились, а задор ощущался кожей. Ровно также, как и ощущалось собственное недоверие. — Ну чего же ты, не вижу согласия в глазах! Вообще идёт слух, что Розенталь мёртв. Он давно не появлялся на личных встречах, а указания своей группировке шлёт в письмах, – на последних словах Марло тушуется. Ему тоже не хотелось терять старого знакомого, особенно в обострение деятельности Санчеза. Хочется отказаться. В голову врываются пару фрагментов, в которых Ло страстно желал уйти из преступности, в которой его вырастили. Конечно, спустя время боле не хочется сопротивляться, как если бы его прошлую версию закинули в настоящее. Однако, внутренний голос твердил, что стоит действовать аккуратно, и, желательно, поступательно. Кроме мафии никто не поможет в исполнении «встретиться с родственником». По крайней мере, хочется сделать это до следующего приступа амнезии. Лошка кидает короткое "хорошо", отчего глаза Брэндо загадочно блестят. Вот и начал новый период в жизни, называется. Когда его предупреждают о скрытности их связи, Ло уже начинает жалеть. Пытливый ум всегда побеждает, оставляя Лошку в конце ринга.

***

С «тайным» воссоединением с делами мафии узнаётся, что всё не так просто. Нынче Марло имеет взаимную неприязнь с группировкой Санчеза, что безбожно продвигает палёный алкоголь. И, желательно, его бизнес развалить, в конце устранив самого Диего. Тогда просыпается осознание, что навыки преследования, аккуратного ведения операции и оглушения людей сохранились. Несмотря на память, руки прекрасно помнят, какого держать холодное оружие, иногда стрелять и в какое место бить, дабы быстрее вырубить. Иногда такие действия подкидывали моменты прошлого, заставляя корчиться от отвращения к себе. В таких воспоминаниях Ло казался совсем не таким, каким являлся теперь. Излишняя серьёзность, хладнокровие, да проще говоря — стиль жизни, построенный на регулярных внедрениях в дела контрабанды, и, самое страшное, убийств, иногда совершённых своими руками. Мафия пусть и привносила в воспитание чувство некой надёжности, даже любви со стороны Марло и тех, кто ещё состоял в ней. Если верить Брэндо, он смог уберечь от проблем с родительским вниманием в будущем, но вылечив одно — покалечил другое. В такие моменты начинало казаться, что его амнезия дала толчок на развитие лучшей личности, чем была до этого. После первого визита к Марло начинается какое-то странное волнение других к своей персоне. Ричард пытается выпытать информацию о том, где же его друг пропадает, помимо пар. Естественно, самым главным уговором в их отношениях с Брэндо было нераспространение о своём участии в делах мафии. И не то, чтобы Лошка не умел держать язык за зубами, но некоторые обстоятельства вынуждают отвечать на чужие вопросы скорее с раздражением, чем с безразличием. Такое поведение вызывает только больше вопросов, отчего Ло не выдерживает и тонко намекает Ричу о его непростом положении. Когда же Ричард догадывается, то долго не может смириться. И в какой-то степени его можно понять. Тогда приходится оправдываться, обещая, что когда всё закончится, он постарается объяснить. Конечно, не раскрывая всех карт. Пару раз приходится заявляться в общагу с ранами разной степени. Иногда это просто пару царапин, а иногда рваные — самые неприятные раны, полученные от потасовки с ножами. После такого Ричард особенно старается делать вид, что всё хорошо. Тим действительно не замечает некоторых вещей, так как до сих пор с недоверием относится к соседу. Дилан, с которым они видятся чаще всего, иногда помогает с бинтованием и обработкой ран, стараясь не задавать лишних вопросов. Кажется, он единственный из всех троих, кто больше всего догадывается, куда именно ввязался сосед. К слову, о Дилане. За всё время их отношения останавливаются на одном, не в силах сдвинуться дальше. С каждым мимолётным разговором, взглядом и наблюдением за его поведением, Ло всё больше убеждается, что не может разгадать его. Под кожей остаётся ощущение, будто он что-то упускает. Что-то слишком важное, ведь это что-то всё время вертится на языке, но никак не может прийти в голову. Они попросту не могут сблизиться до понятия "друг". Постоянно не хватает времени, что продолжает торопиться с каждым днём сильнее. Время будто уходит в никуда, не оставляя следов. Голова постоянно забита не тем, что действительно важно, особенно в период молодости. Лошка отчаянно продвигает мотивацию «увидеть отца», не давая ей угаснуть. Хоть и с каждым походом за очередным заданием хочется всё бросить, став как и прежде, обычным студентом без лишних забот. Все мыслительные процессы рассчитаны не более, чем на "как бы отсидеть на паре", "сдать сессию" и "лишь бы сегодня остаться в живых на задании Брэндо". Увидеть что-то кроме этого ощущается непосильным грузом. В какой-то момент всё ощущается долгим днём, который никогда не закончится. И Ло действительно в упор не видит. А может, притворяется, что не замечает, не в силах нагружать мозг ещё больше. В отсутствии должного общения, продвижения в отношениях с соседом, Дилан быстрее падает в неизвестное. Он остановился на маленьком достижении, а потом снова рухнул вниз. По ощущениям, в затягивающую пучину, которая уже сама руководила чужими мыслями и поступками. Которая не ждала, когда Дилан сможет, а ломала, утрачивая силы. Это было похоже на бесконечный лабиринт, где с каждым тупиком сложность повышается, запутывая игрока всё больше. Кажется, состояние, в котором он находился, ухудшалось в геометрической прогрессии. Куда-то исчезала мотивация работать, заставляя только по экстренной нужде всё же принимать заказы. Остальное существование приходилось растягивать на накопленные деньги. Долги по учёбе не видели конца и края, кажется, они вообще не заканчивались. Каждая пропущенная пара ощущалась стойким чувством вины, а каждый день, в котором не хватало сил на банальное умыться и почистить зубы сводился к ненависти к своему существу. Ощущалась скованность, будто ты находишься в необъятном пузыре, откуда совершенно нет выхода — именно такой выглядела протекающая мимо жизнь. Порой дни состояли только из постели, пары каток в игре и вороха навязчивых мыслей. Бездумно скролить ленту становилось отвратительной привычкой, что давала убежать от себя. Убежать от реального мира, который неизбежно сводил к одному. Это подмечали все, кроме Лололошки. Правда, никто не мог подумать, что что-то не так. Кажется, все в какой-то момент окончательно свыклись, дав тем самым Дилану привыкнуть. Мир за гранью своей головы, конечно, беспокоил, и, когда не надо, давал пощёчину, вновь напоминая о собственной бесполезности. Только со временем мозг стал перестраиваться, уничтожая островки тревожности насовсем. Действительно становилось всё равно на деградацию и вымирание собственного «Я». Уходила на затворки сознания вся та лабудень, что прежде называлась рутиной. В каждой системе случаются ошибки или по-современному "баги". Именно это олицетворяло состояние Ло в середине декабря. В какой-то момент у него даже получается осознать, что сосед подозрительно долго не ходит в университет, а куратор его группы уже начинает стучаться в личку, разгневанная чужим игнором. Оказывается, Дилан понемногу приходит к отчислению, так и не сдав букет долгов и не появляясь на экзаменах. Именно тогда Брэндо даёт передышку, временно сокращая походы Лошки на очередную грязную работу. Кукуха, благодарная передышке, начинает ехать медленнее. Тогда-то, с освобождением некоторого пласта времени Ло не придумывает ничего лучше, кроме как помочь Дилану не отчислиться. Естественно, в его голове ещё рано для осознания глобального: от одного заделанного камня в плотину она не станет целой обратно.

***

Промозглая осень резко переходит к заснеженной зиме. В середине месяца холод давно сковывает конечности и кусает неприкрытые шапкой уши, забираясь прямиком под кожу. Крупные хлопья опускаются на все удобные поверхности, а чистить снег приходится не реже, чем раз в два дня. Зима в Хэнфорте оказывается суровой, будто чувствует перемены в душах людей. Причём такие перемены, постепенно сводящиеся к неизбежности и смерти. Сегодня целый день идёт снег, не прекращая засыпать за шиворот, пока Ло неспешно идёт с универа. Он останавливается несколько раз лишь для того, чтобы поймать языком снежинку. Пока он запрокидывает голову и прикрывает глаза, в голове принимается решение. Хлопья неприятно касаются ресниц, где тут же превращаются в воду. Тогда Ло уже точно знает, что попробует "подтолкнуть" соседа к пути истинному. Отчего-то решения в сторону Дилана всегда принимаются как-то нервозно. Внутри сидит комок тревоги, что заставляет тщательно перебирать мысли и не позориться перед собственным соседом. Ло заранее предупреждает о встрече, ничего не сказав про повод. Знает ведь, что Дилан вряд ли согласится на предложение натаскать себя в некоторых предметах, когда столько времени ебланил ничем не занимался. Ди соглашается не с первого раза, а лишь тогда, когда понимает, что ему некуда бежать, ведь "надзиратель" уже подходит к общаге. А может, это всего-навсего домыслы, ведь в переписке он ограничивается парой коротких фраз. И действительно, на лице соседа наблюдается гримаса негодования и нежелания таким заниматься. Лошка уже битый час выделывается, становясь, так сказать, преподом, дабы заставить Дилана выучить хотя бы одно понятие. Вкупе с гримасой видна явная усталость приятеля, а мешки под глазами не дают уверенности в том, что он вообще спал. — Дилан, ну вот как с тобой работать? Ты же понимаешь, что ещё немного и тебя совсем отчислят? — тон Лололошки становится ниже, а глаза пытаются разглядеть в человеке напротив то, что он упорно не замечает. — Что с тобой вообще? — Чел, ты выглядишь как училка, — Дилан поднимает одну бровь и складывает руки на груди. Его стол, за которым они заседают столько времени, уже начинает ходить ходуном от двоих пар ног внизу, явно не рассчитанный на такое количество. — Ну вот что сделать, чтобы ты хоть немного спас свою жопу? Шрамированные руки опускаются на лоб Лошки, он опирается локтями в стол и устало вздыхает. Кажется, голова кипит только у него одного. — Ничего не надо делать. Дилан повторят эту фразу уже который раз. И в каждом его не могут оставить наедине. Пусть, и, в каком-то смысле хочется, чтобы он и дальше отвлекался на что-то. Только учёба доставляет больший упадок сил, чем простой разговор и тепло тела рядом. Честно, при взгляде на это кислое лицо самому хочется выпрыгнуть в окно. Настолько состояние другого влияет на себя самого, что Лошка только успевает удивляться, как до сих пор не стал таким же как Дилан. От безысходности Ло наклоняется в сторону соседа, оставив крошечное расстояние меж плечами. Тот принимает попытки опять податься в объяснения и крепко держит ручку, водя той по распечатанному тексту. Кажется, на минуту Дилан слышит его дыхание и может легко рассмотреть чужие пушистые ресницы. Вообще, залипательное занятие — рассматривать другого человека. То, как двигаются его губы, пытающиеся в сотый раз достучаться до него, брови, иногда хмурящиеся, когда Ло замечает, что его не слушают. Глаза, закрытые зрачком настолько сильно, что с этого расстояния можно кое-где разглядеть голубой просвет радужки... Чужая макушка, что чуть опускается, пытаясь вглядеться в текст и отросшие русые волосы, иногда вьющиеся на концах... К слову, он приходит в себя только от боли, разъедающее плечо. Лошка стукает того и хмурится всё сильнее. — Хватит залипать на меня! Тычок пальцем в то же плечо и снова накрывает ноющая боль. Дилан не может сосредоточить взгляд на одном: вроде и неловко, а вроде все ощущения настолько притуплены, что остаётся только тихо оправдываться. — Ну, сорян. Ты так близко, что получается только на тебя сосредоточиться. — А если я буду также сидеть, ты сможешь перевести внимание на голос? — Может быть. Оба нервно сглатывают. И действительно получается сосредоточиться на чужом голосе, что монотонно объясняет какой-то предмет. В один момент становится так спокойно, что голова даже что-то запоминает. Иногда они касаются плечами и Ло подмечает, насколько у Дилана холодные руки. Правда, касаться кистей было бы как-то странно, но в отличие от своей разгорячённой крови, ощущается, будто парень рядом совсем ледышка. Они проводят за учёбой весь вечер и у Дилана получается. Получается пересилить себя, повторяя какую-то, пусть и малую долю материала. Он будто сдаётся и просто вверяет это Ло. Правда, знает, что его старания вряд ли будут окуплены. Совсем скоро он снова останется один, ведь Лошка уйдёт. И тогда уже не будет смысла даже начинать. Когда снежный день проходит, всё становится по местам. Никаких больше визитов шарфика, собственное одиночество и какая-то кипящая жизнь на пределами комнаты.

***

Изнутри скребётся сожаление и сострадание, когда Ло слышит жалобное мяуканье на одной из людных улиц. Мороз достигает отметки в –25° уже ближе к концу декабря. Даже снег на пару дней перестаёт валить, только некая промозглость и ледяной ветер, пронизывающий до костей. Без перчаток сильно холодно, пальцы на воздухе замерзают за пару секунд. Сегодня, как назло, перчатки были благополучны забыты, отчего руки приходилось прятать в маленьких карманах куртки. Когда кто-то хрипло мявкает во второй раз, Лошка старается выцепить этого кота в поле зрения. И действительно получается, но с большим трудом, так как этот кот сидит ближе к стене, примёрзший к земле. На приближающиеся руки коротко шипит, стараясь отойти подальше, но уже некуда. Перед ним присаживается что-то огромное, с крепко повязанным клетчатым шарфом вокруг шеи. — Да не бойся, я всего лишь хочу спасти тебя от холодной смерти, — бурчит Лошка и аккуратно подносит покрасневшую от мороза кисть к животному. Кот, на удивление, больше не шипит. Он нюхает замёрзшую руку и даже коротко лижет синеющий палец. Кажется, теперь он не против чужой компании. — Так бы сразу... Иди сюда, мой хороший. Кот даёт себя взять на руки и старается вжаться в шуршащую куртку сильнее, когда его несут довольно продолжительное время. Кот этот чёрный как смоль, но с ослепительно белым воротничком. Глазки у него цвета изумруда, немного тёмные в мраке вечера. Ло точно не знает, он это или она. Однако, понимает, что Дилан может заинтересоваться. Из-за возобновления работы у Марло он опять не может выцепить времени для других. Только и видит такого же соседа, незаинтересованного в окружающей жизни. Может, пушистый друг под боком скрасит его похожие друг на друга дни. Да и, если честно, он не мог оставить этого кота на верную смерть. Рассматривая его, он предполагал, что животное потерялось и долгое время сидит на холоде. Казалось, ещё пару часов, и, возможно, забирать было бы уже некого. Кот с Лололошкой возвращаются в общежитие. Сейчас в другой комнате сидит Ричард, дожидаясь компании Тима. Ло уже давно не чувствует промёрзших рук, однако, кот начинает согреваться и потихоньку шевелится в чужих руках, крутя головой и рассматривая новый дом. Он идёт до своей комнаты, желая сделать сюрприз. Открывает незапертую дверь, и, видя непроглядный мрак, на пару минут зависает в непонятном ощущении. Никого нет. Аппаратура, ранее стоящая на любых удобных поверхностях пропала. Стало пусто от отсутствия чужих вещей и проводов, вечно мешающихся под ногами. Гитара, бесконечно пылящаяся в углу тоже исчезла. Кровать, параллельная своей аккуратно заправлена, но на ней нет знакомого постельного белья. Кот спускается с рук, с интересом разглядывая помещение и обнюхивая каждый попавшийся угол. Лололошка не понимает, почему вдруг становится тошно. Тоска застревает где-то в груди, проникая глубже. Его силуэт, стоящий в дверном проёме и подсвечиваемый комнатным светом кажется таким крошечным среди остального мира. Мира, в котором нет кого-то важного.

«в моей душе чарует одинокая,

знойная пустыня.

она печальней

самого длинного проливного дождя.

в ней лишь пески

и бесконечная

оглушающая

пустота»

(из записок Дилана)