я не дам тебе разбиться

Чимин забегает в подъезд. Волнуется так сильно, что не сразу получается унять дрожь в руках и попасть ключом в замок. Вторая попытка увенчалась успехом, так что он залетает в квартиру, пытаясь, пока снимает ботинки, привести себя в спокойное состояние. Не хочется показывать, что он обо всём знает. Даже больше — он не просто знал, он сам подтолкнул Хосока к активным действиям. Юнги он находит в комнате, сидящим на кровати и внимательно смотрящим в стену. Саб переводит взгляд на друга. Чимин сразу замечает покрасневшие глаза, но слёз в них нет. Мин кажется чрезмерно спокойным. Он этого не ожидал. — Как ты? — спрашивает, присаживаясь на краю кровати. Юнги ухмыляется, что кажется совершенно не к месту в такой ситуации. — Ты знал, да? — Знал, я всё время был рядом, чтобы если что, подойти к тебе, — скрывать и не собирался, особенно когда задают такие прямые вопросы. — Чья это была инициатива? — сам не понимает, для чего ему нужна сейчас эта информация. — Хосока. Горькая улыбка, до этой секунды освещающая лицо парня, пропадает. — Это очень в его стиле. Он всегда заботиться обо мне, абсолютно всегда. Воцаряется молчание. Чимин не торопит, ничего не говорит. Берёт ладонь друга в свои руки, согревая их. — Я ему отказал, — произносит, когда Пак уже и не надеется услышать хоть что-то. — Знаю, — образ Хосока до сих пор стоит перед глазами. — Я, кажется, тоже в него влюблен, — произносит так удивленно, будто сам не ожидал таких слов и чувств от себя. Чимин руку не отпускает, продолжая поглаживать ладони, играясь с пальцами. Пытается заставить концентрироваться на чём-то, кроме произошедшего. Он боится, что в любой момент напускное спокойствие отойдёт в сторону, давая потоку настоящих эмоций пролиться на свет. — Я испугался, я так испугался, когда услышал его признание, — признаётся несдержанно, — я будто снова оказался рядом с Чонхо, он у меня был перед глазами во время всего разговора с Хосоком, я не хочу больше оказаться в такой ситуации, я так боюсь. — Но ты же понимаешь, что Хосок не Чонхо? — хочет убедиться. — Понимаю, но никто не может мне дать гарантий, — заглядывает в глаза, — и в любом случае, у меня будут обязательства в этих отношениях. Всё равно мне снова придётся вручить всего себя другому человеку, а власть, как мы знаем, опьяняет. Слёзы всё же начинают стекать по лицу Юнги, и Чимину от этого становится легче. Пусть лучше он будет плакать сейчас, будет проживать эмоции, чем опять закроется в себе. Пак помнит, как после отношений с доминантом он учился заново проживать эмоции и делиться ими с кем-то. Чонхо запугал парня настолько, наказывая только сильнее за слёзы, что Юнги слишком хорошо научился их скрывать, долгое время, даже после разрыва отношений, не мог поплакать и дать себе свободу в их выражении. — Я попросил его больше меня вообще не беспокоить, — всхлипывания становятся всё сильнее. Юнги опять начинает всего трясти, в поисках тепла он лезет под руку Чимину, который сразу же обнимает парня, поглаживая по спине, давая выплакать всю обиду и несправедливость этого мира. Чимин ощущает, как слёзы застилают глаза, потому что он видит, как Юнги ломается в очередной раз и в очередной раз он не может сделать абсолютно ничего, чтобы ему помочь. Пак надеялся на то, что Юнги достаточно отошёл от влияния бывшего доминанта, чтобы суметь попробовать ещё раз, но он ошибался. — Он сказал, что больше меня не побеспокоит, — еле договаривает Юнги, не имея сил и возможности остановить истерику, которая накрывает его окончательно, заставляя сердце сжаться. А в голову наконец приходит осознание: Хосок его больше не побеспокоит. Они больше не будут видеться, пить вместе кофе и гулять, они даже в приют не смогут съездить, его больше рядом не будет. Юнги до этого момента и не понимал, насколько он привязался к доминанту. И эта мысль заставляет его вскочить на ноги. Но это — импульсивное действие, которое отдаёт болью в голову, заставляя его присесть на пол. Чимина пугает то, насколько сильно плачет Юнги. Он быстро проходить на кухню, достает пузырек с успокоительными каплями и добавляет их воду. Вернувшись в комнату, вручает стакан в руки и заставляет выпить его полностью. — Там успокоительное, тебе это нужно. Юнги кивает и еле допивает воду, чувствуя, как его начинает тошнить. — Он сказал, что больше меня не побеспокоит, — повторяет он, будто бы убеждая не Чимина, а самого себя в том, что эти слова были произнесены. — Хосок больше не тронет меня. — Ты сам этого же хотел, — произносит, чтобы напомнить о том, что Чон его не оставлял, что он просто выполняет требование. И Чимин уверен, что если Юнги напишет хотя бы одно слово «приезжай», то доминант, не думая, сорвётся к нему. Юнги оставляет его фразу без ответа, он ложится на кровать, отворачивается к стенке и молчит. Единственное, что слышит Чимин, — это тихие всхлипы. Саб присоединяется к другу, обнимает его сзади и так и держит в своих объятиях, пока не понимает, что парень уснул. Только после этого встаёт и отправляется в ванную, чтобы умыться. Холодная вода заставляет мурашки пробежать по коже. Это приятно, ощутить небольшую свежесть. Вот бы можно было так ещё и мозги промыть. Правда щёки тут же ощущают тепло от парочки слёз, которые выкатываются из глаз. Обида за Юнги слишком сильная. Чимин возвращается в комнату, садится на свою кровать и так сидит до момента, пока Юнги не проснётся. Он хочет быть рядом, пока тому не станет хотя бы чуть легче. Мин не просыпается до утра, спит очень долго, а открыв глаза, единственное, что получается сделать, — это снова плакать. Чимин ничего не говорит, просто даёт ему выплакаться. Так и проходят все выходные — в кровати, в слезах, в обидах и в нереализованных желаниях.

***

Понедельник встречает хмурой погодой, нежеланием вставать с кровати, отсутствием аппетита и опозданием на первую пару, к которой Юнги должен был поехать. Он заходит в аудиторию спустя двадцать минут после начала лекции, из-за чего преподаватель кидает строгий взгляд в его сторону. Тэхён смотрит на него слишком внимательно. Видимо, не желая казаться бестактным, он молчит, но этот прожигающий взгляд не остается незамеченным. — Тэ, ты что-то хочешь сказать? — не сдерживается Юнги. — С тобой всё в порядке? На тебе лица нет, — произносит неуверенно. Юнги обещает рассказать чуть позже. Не уточняет когда, сил и смелости в очередной раз повторять эту историю нет. Он держится довольно неплохо весь день, даже улыбается в столовой и смеётся с глупой шутки, но один взгляд на Хосока, с которым он сталкивается случайно в коридоре, и слёзы снова выступают на глазах, а мысли о собственной слабости и никчемности атакуют его голову. Оставшийся день проползает мимо него. Как и все последующие на неделе. Юнги даже в моменте думает, что его прокляли, потому что мысли отказываются сдвигаться хоть куда-то, а сам он будто остаётся в моменте разговора, непозволительно часто к нему возвращаясь. Сначала парень не может сконцентрироваться на учебе, а после находит в этом отдушину, посвящая ей все дни и ночи, не имея возможности нормально спать. Чимин от беспокойства рядом сходит с ума, не зная, чем и как ему помочь. Тэхён отправляет ему номер психолога, который обещал достать, но Юнги пока откладывает это дело, понимая, что сил на такие нововведения в своей жизни он пока не может найти.

***

— Я могу всё отменить и никуда не ехать, — Юнги не может уже сосчитать, в какой раз Чимин ему предлагает это. Чемпионат, к которому их команда готовилась несколько месяцев, на носу. Сотни тренировок и репетиций, чтобы выложиться там на полную. Но Чимин боится оставлять Юнги одного в таком состоянии. Он для себя чётко решил, что никуда не поедет, насколько бы отвратительным поступком это не было по отношению к команде. Но Юнги, узнав о его решении, начал злиться и чуть ли не выгонять парня из дома. Не нужно никому жертвовать своими делами ради него. От одной мысли, что Чимину придётся пропустить чемпионат по танцам, чтобы быть рядом с ним, становилось плохо. — Ты не отменишь никакие дела и поедешь в Кванджу на этот чемпионат. Или я тебя убью своими собственными руками, — произносит нарочито злостно, отвлекаясь от экрана ноутбука, где шла активная попытка написать статью на конференцию. Чимин горько вздыхает, не соглашаясь, но не споря. Он не хочет никуда ехать, он хочет остаться рядом с другом. Несмотря на то, что внешне Юнги кажется спокойным и отошедшим от произошедшего, саб понимает, что тот не в порядке, даже если это не показывается. Чимин слишком долго и слишком хорошо его знает. Он боится, что это единение с собой сыграет с ним в злую шутку. А Пак будет слишком далеко, чтобы хоть как-то помочь. — Чимин-а, я в порядке, честно, — улыбается, — не жертвуй своими делами ради меня. Я не маленький, три дня смогу один пожить. Пак всё ещё не согласен со сказанным, но послушно идёт собирать вещи, потому что выезжают они рано утром.

***

Юнги не может сказать, что он рад одиночеству, в котором оказался на ближайшие несколько дней. Его состояние всё также оставляет желать лучшего, но саб держится изо всех сил. Если бы Чимин отказался от поездки из-за него, он бы не выдержал. Утонул бы в самобичевании с ноткой ненависти к себе. Первый день проходит терпимо. Тяжело. Хочется разлечься в объятиях Чимина, лишь бы почувствовать себя хоть капельку лучше. Тело тянет обратно в кровать. Юнги кажется, что его усталость хроническая, он так давно не чувствовал себя бодрым и здоровым, что просто привык к этой вечной физической слабости, привык переступать через себя и жить дальше. Он сидит в своей кровати, смотря какой-то глупый фильм, что-то про красивую любовь, точно не понимает, потому что не может вникнуть в сюжет. Кутается теплее в одеяло, чувствую дрожь по телу. Очень холодно. В последнее время ему постоянно холодно. И тревожно. Это тревога, мелькающая на фоне постоянно, с момента, как парень остался один, стала сметать всё на пути, заставляя содрогаться от неприятных ощущений. Удушающее ощущение надвигающейся катастрофы не оставляет его ни на секунды. Хочется спать, но Юнги страшно. Он признаётся себе в трусости, но с момента, как стало темно, его начала одолевать паранойя. Кажется, что юноша в опасности. От мысли отвлечься не получается. Саб понимает, что самостоятельно с этим не справится. Он откладывает ноутбук и идёт на кухню, насыпая себе снотворное в стакан с одним желанием — просто поспать. Поспать, отдохнуть и не думать хоть какое-то время. Возвращается, включает фильм и сам не замечает, как засыпает.

***

Темнота. Его окутывает темнота, а после яркий свет слепит глаза, заставляя их крепко зажмурить. Когда Юнги открывает глаза, яркого света уже не оказывается. Он оглядывается, но не может разобрать ни одного силуэта, вокруг будто ничего нет. Приходится повернуться в разные стороны, лишь бы найти выход из этого тёмного вакуума, нахождение в котором с каждой секундой становится всё более пугающим. Начинается кружиться голова, из-за чего приходится присесть на пол, чтобы не упасть. Юнги просто надеется, что он чудом перенесётся в тепло, к себе домой. Следующий кадр уже более светлый, но, увидев человека рядом с собой, он думает, что лучше бы вновь оказался в той страшной пустоте. Рядом с ним, вальяжно раскинувшись, сидит Чонхо и ухмыляется. Именно так и ухмылялся перед тем, как начинался ад для саба. Юнги пытается отползти подальше, сбежать, но руки и ноги оказываются связаны, он не может ими двигать, а Чонхо медленно встаёт со своего места, будто играясь с ним, и начинает подходить ближе. Дышать становится трудно. Паника, такая сильная паника накатывает на него. Юнги дёргает руками и ногами, надеясь, что получится освободиться, но не получается сдвинуться ни на миллиметр. Слёз нет, вопреки ожиданию. Только холод и чёткий страх. Юнги вскакивает с кровати. Дыхание тяжёлое, кажется, что он во сне пробежал несколько километров. Пот стекает по лицу, перемешиваясь со слезами. Требуется пара секунд, чтобы чуть восстановить дыхание, но жуткое чувство, что Чонхо где-то рядом внезапно накатывает на него. Облегчение от осознания, что это был просто сон, сменяется паникой. Юнги вскакивает с кровати и включает свет в комнате. Лучше не становится. Трясётся всё тело. Как же ему страшно. Саб вертит головой из стороны в сторону, вглядываясь в уголки комнаты. Пусто, никого нет. Но этот презираемый им страх никуда не девается. Отказывается отпускать. Слёзы продолжают катиться, а голова заполнена желанием убежать и спрятаться, не способна помочь ему выбраться из этого адского круга удушающей паники. Кажется, у него начинается паническая атака. Или давно уже началась. Потому что тяжело даже сделать вдох. Он может только открывать рот и закрывать, но воздух не поступает в лёгкие. Он падает на колени, сбивает их почти в кровь. Приходится шарить по кровати руками, лишь бы найти телефон, лишь бы позвонить Чимину, пусть он далеко, но Юнги загнётся, если не услышит его голос. Саб делает это на автопилоте, по ощущениям он не управляет своим телом, не может сконцентрироваться ни на чем, как беспомощный котёнок просто тыкаясь наугад. Проходит всего два гудка, хотя Юнги кажется, что он ждёт целую вечность, стискивая в руках одеяло. Трубку берут почти мгновенно. — Привет, — слышится бодрый голос. Говорить получается не с первого раза, Юнги не может сначала выдавить из себя ни одного слова. — Юнги? — начинает волноваться Чимин. — С тобой всё в порядке? Становится легче. Ему не нужно подбирать слов, он может просто кратко ответить на вопрос: — Нет. — Что случилось? — спрашивает, но не дожидается ответа. — Юнги? Мин пытается дышать, но как же много усилий приходится прикладывать для этого. Тяжёлые вдохи слышит и Чимин, паникуя от осознания того, что находится слишком далеко, чтобы как-то помочь. Да он даже не знает, с чем нужна помощь, потому что Юнги молчит. — Мне страшно, — выдавливает из себе еле-еле. — Дышать, не могу дышать. Чимин вопросов не задает больше. Понимает примерно, что происходит, но не может придумать, что делать в такой ситуации, кому звонить, к кому обращаться. Его самого начинает потряхивать. Чонгук, находящийся рядом, просит трубку, понимая, что сам Чимин в таком состоянии ничем не сможет помочь другу. — Привет, Юнги, — говорит уверено, но спокойно и тихо, используя ласковый тон, — можешь меня послушать? Чонгук рискует, он это понимает. Однако это единственный выход из непростой ситуации, который возникает в его голове. Он просто надеется, что ни Чимин, ни Юнги его не возненавидят после такого, потому что доминировать над кем-то без согласия, даже в такой ситуации, кажется ему неправильным. Юнги кивает на вопрос Чонгука, напрягаясь от того, что с ним разговаривает доминант. — Юнги? Приходит осознание, что его кивок никто не видит. — Да, — тон, которым это было произнесено, кажется Чонгуку жутким, в нём слышится вселенская усталость. — Хорошо, ты молодец, — не забывает хвалить его, Чимин начинает кусать ногти от волнения, слушая их разговор, — сделай сейчас глубокий вдох, пока я считаю до четырёх. В трубке слышится, как Юнги следует указаниям, глубоко вдыхая. — Умница, а теперь задержи дыхание, тоже на четыре счёта. Юнги не отвечает, но Чонгук уверен в том, что его указания не проходят мимо ушей. Они повторяют это несколько раз, пока не слышится тихое «спасибо». Выдыхают все втроём. С появлением возможности дышать дальше, к Юнги возвращаются мысли о сне и Чонхо, отчего он всхлипывает. Трубку уже забирает Чимин. — Мне страшно, Чимин, я не могу, меня выворачивает. Мне очень страшно. Чимин беспомощно смотрит на Чонгука, надеясь, что тот подаст идею. — Пусть звонит Хосоку, — предлагает Чон. Пак не понимает, почему сам не додумался до этой мысли. Он уверен, что Хосок приедет помочь, если только Юнги согласится. По ощущениям, тому сейчас плохо настолько, что уже всё равно на отказ и просьбу его не трогать. — Юнги-я, солнце, как думаешь, тебе будет спокойнее рядом с Хосоком? — спрашивает Чимин с надеждой, потому что если нет, то он сам рванёт в Сеул и наплевать на всё остальное. Саб задумывается. И понимает, что да. Он бы хотел, чтобы доминант оказался рядом, потому с ним безопасно. С ним, несмотря ни на что, Юнги чувствует себя спокойно. — Да. А Юнги тем временем понимает нечто простое. Ему спокойнее будет с доминантом. Не только этой ночью. По жизни. Он хочет быть с ним, чёрт, как же влюблён в Хосока, как ему больно от собственного отказа. Мин чувствует себя голым, он чувствует себя так, будто этим простым «да» открыл душу нараспашку. — Позвони ему, пусть приедет к тебе, я не думаю, что он откажется. Слёзы. Юнги думал, что их у него уже просто не осталось, но они не перестают капать. Тело всё такое же напряжённое, будто готовое броситься в схватку с могучим злом. — Мне страшно, — как заевшая пластинка, но почему-то другие слова не получается произнести. — Хочешь, я позвоню ему? — очередное предложение, на которое Юнги соглашается. Он кладет трубку, так и сжимается на полу, обнимает свои колени и продолжает плакать. Хочется включить свет во всей квартире, но что-то останавливает его. Чимин звонит обратно через несколько минут, говоря о том, что доминант уже в пути. Юнги становится легче и тяжелее одновременно. Ему страшно видеться с доминантом, ему страшна его реакция, страшно, что он будет холоден с парнем, которому кажется, что холод от доминанта просто добьёт его. В голове противный голос произносит: «Ты сам виноват в этом». Саб с голосом может только согласиться. Вся, абсолютно вся вина и ответственность на нём. Он поймёт прекрасно, если Хосок решит ударить его, сам бы хотел это сделать, потому что он непостоянный, сам не знающий, что хочет, слабак. Чонхо оказался прав во всех словах, которые были брошены ему. И одновременно с тем, даже это лучше того, чтобы и дальше оставаться одному, потому что ему просто настолько страшно и тревожно, что возникает ощущение, что эту ночь он не переживёт. Юнги не следит за временем, не смотрит на часы, он просто летает в своих мыслях, далеко не тёплых и радужных, даже встать не получается с насиженного места, ноги не держат, тело не ощущается своим. Но стук в дверь заставляет вскочить. Это, как оказывается, последние крупицы сил, что были у него, потому что, когда дверь открывается и он видит Хосока, такого родного, тёплого, смотрящего на него с той же нежностью и тем же волнением, то ноги подгибаются. Доминанту приходится ловить его. Хосок спешил как мог. Он приехал в домашней одежде, не переодеваясь, в тапочках, только накинув куртку сверху. Когда открывается дверь и он видит Юнги в таком состоянии, то хочется завыть и на стенку залезть. Но он берёт себя в руки, а Юнги в свои же руки и сажает его на диван. — Прости меня, пожалуйста, — первым начинает саб, понимая, что если не скажет сейчас, то в более трезвом уме не сможет произнести такие слова, — я соврал, я не хочу, чтобы ты меня оставлял, я не хочу быть один, просто мне так страшно. Хосок ошеломлен от слов. Он старается не концентрироваться на них сейчас, потому что, очевидно, Юнги нужно помочь, нужно его успокоить, нужно убедить, что он в безопасности, что он всегда будет в безопасности рядом с ним, но против его воли радость затапливает его. — Всё в порядке, котёнок, — обращение вырывается невольно, просто Юнги настолько часто смахивает на маленького и очень милого котенка. Саб ничего не говорит, но его уши начинают гореть. Хосок держит саба за руку, не отпуская ни на секунду его, просто всем своим видом показывает, что он больше не один. — Ты на меня не злишься? — задаёт вопрос, ответа на который он боялся больше всего. — Как я могу на тебя злиться? — и никогда и не сможет. Облегчение накатывает на саба, который начинает плакать от этого с новой силой. Становится снова тяжело дышать и не получается успокоиться и взять себя в руки. — Мы обязательно поговорим об этом, хорошо? Но позже, когда тебе станет чуть лучше, — Хосок понимает, что сейчас не время разбираться в их отношениях. Они спокойно могут заняться этим и позже. Юнги понимающе кивает. Он и сам не готов сейчас решать важные вопросы. Хосок замечает, насколько зажатым и напуганным выглядит парень. Он сидит, сжавшись сам и сжав руку доминанта до боли, постоянно оглядывается, будто везде может скрываться кто-то, готовый наброситься на него в любую секунду. — Мы можем поехать ко мне, — предлагает Хосок, — я тебе постелю у себя в комнате, но буду рядом, если вдруг что. Мне кажется, тебе здесь сейчас некомфортно. Юнги долго раздумывать не приходится, он кивает, соглашаясь на предложение. Почему-то сейчас их тёплая и уютная квартира навевает на него ужас. Парень даже не переодевается, просто накидывает на себя куртку и обувается. Хосок сам выключает везде свет, захватывает с собой парочку необходимых вещей и выходит из квартиры. Один вид на лестницу заставляет Юнги снова пролить слёзы, потому что усталость на него накатила смертельная. Хосок долго не думает, просто подхватывает парня на руки и двигается с ним к машине. — Сегодня ты в роли принцессы, — улыбается, прижимая к себе. Юнги не жалуется, чувствуя себя в руках доминанта спокойно. Он утыкается лицом в его грудь, руки так и остаются висеть, словно потерявшие возможность двигаться, потому что внутреннее напряжение до сих пор его не отпускает. Его аккуратно сажают на переднее сиденье, откидывают спинку назад, давая возможность прилечь и накрывают тёплым пледом, что оказывается очень кстати, потому что это неприятное чувство мороза никуда не делось. Хосок быстренько звонит волнующимся парням, докладывая, что с Юнги всё в порядке и выезжает со двора. — Всё хорошо? — спрашивает он у саба, быстро бросая на него взгляд. Юнги прислушивается к собственным ощущениям. — Не очень, — он не хочет врать, да и видно всё по нему итак. — Всё будет хорошо, я тебе обещаю. И глупое сердце верит этим словам. Юнги несмело подносит дрожащую ладонь к руке доминанта, которая лежит на его ноге, пока второй он ведёт машину. Не осмеливается взять его за руку, хотя хочется. Секундный порыв стихает, саб уже хочет убрать её, как Хосок сам обхватывает ладонь. Тепло от руки доминанта проникает под кожу, согревая всего Юнги. Это нечто большее, чем просто касание рук. Это надежда, что ярко в них разгорается. До дома Хосок несёт его все так же на руках, не давая ступить ногами на асфальт. Ставит на пол только в квартире, но всё время находится рядом, боясь повторения недавней сцены. Они вместе проходят в гостиную, садятся на диван, ощущая небольшую неловкость, из-за которой даже дыхание в комнате кажется чрезмерно громким и неестественным. — Ты хочешь спать? — Хосок сам уставший, но он не уйдёт спать первым, оставляя парня одного со своими мыслями. Глаза выдают испытываемое за саба волнение. Юнги кивает, но добавляет с тяжестью: — Хочу, но не могу. Тани, которую они не сразу заметили, потому что та спала за подушкой, вальяжным шагом подходит к сабу, который впервые видит эту крошку, присаживается на коленях и начинает мурчать. Сабмиссив зарывается пальцами в мягкую шерсть, поглаживая котёнка, от простого монотонного действия кончики пальцев начинают покалывать из-за уходящего из них напряжения. Хосок от этой картины пару раз успевает мысленно свалиться в обморок. — Говорю же, вы очень похожи, — в очередной раз замечает их сходство. Приходится прикладывать усилия, чтобы голос звучал ровно. Юнги скромно улыбается. Маленький комок на нём заставляет сердце разжаться. А Хосок, так беспечно болтающий рядом, расслабляет атмосферу. — Ты хочешь поговорить о том, что случилось? — а вот вопрос заставляет его напрячься, потому что вспоминать и говорить о произошедшем не хочется. — Извини, что вырвал тебя так поздно из дома, — напрямую на вопрос не отвечает. Хосок не давит. Он думает о том, что могло так напугать саба, чтобы тот выбрал его общество вместо одиночества, но своё любопытство приходится затолкнуть как можно глубже. Юнги продолжает дрожать, хотя и пытается скрыть эту дрожь. В квартире тепло, несмотря на прохладу снаружи. Эта дрожь вызвана глубинной душевной прохладой, от которой не получается убежать, не получается согреться. — Ты дрожишь, — подмечает вслух. Юнги кивает, он ведь даже не обратил на это внимания, играясь с котёнком, чувствующим себя очень комфортно на коленях саба. — Я сейчас вернусь, — предупреждает саба. Увидев кивок, убегает к себе в комнату и находит большую тёплую кофту. Хосок в ужасе от собственного нежелания покидать саба даже на несколько секунд, он бы сейчас приклеился к нему, обнял его крепко-крепко, защитив от всего, что пугает Юнги. Но в таком случае причиной страха станет сам, так что приходится свои желания затолкнуть как можно глубже и выйти к сабу, сделав спокойное лицо. Знал бы тот, сколько усилий требуется для этого. — Держи, — отдаёт одежду, в которую Юнги быстро укутывается. От неё пахнет Хосоком, так что зарывается носом в воротник, чтобы вдохнуть его глубже. Это действия влияют на доминанта убийственно. Сабмиссив, с которым он хочет быть, сидит в его одежде, в его квартире, играется с его котенком — пару дней назад он о таком себе даже мечтать не разрешал. — Спасибо, — улыбается самой прелестной улыбкой. Дрожь всё ещё ощутима, но чувствует себя Юнги чуть лучше. — Будешь чай? У меня есть с мятой. — Буду. Юнги подхватывает котёнка на руки и двигается в сторону кухни, но в проходе останавливается, спрашивая: — Ему можно на кухню? — Конечно. Хосок заваривает им чай, ставит сладости, что нашёл дома, на стол и присаживается рядом. Саб не притрагивается к еде, но с удовольствием выпивает две кружки чая. Доминант хочет уточнить, когда он кушал в последний раз, но боится случайно слишком на него надавить, так что решает молчать. Они разговаривают о всяком, точнее — по большей части разговаривает Хосок, потому что Юнги чувствует себя слишком уставшим. Саб чувствует, как глаза начинают слипаться, но не хочет уходить в комнату, ему слишком страшно. Ему страшно оставаться одному, страшно снова встретиться лицом с самым большим своим кошмаром. Он держится до последнего, но Хосок замечает, каким сонным выглядит парень, так что сам предлагает: — Пойдешь спать? Юнги машет головой, несмотря на тяжесть, с которой он держит глаза открытыми. — Ты на ходу засыпаешь. — Мне страшно оставаться одному, — признаётся ему саб. Доминант каждый раз думает, что сердце ныть громче не сможет, но каждый раз получается обратное. Как ему жаль, что Юнги приходится сталкиваться с таким. Он говорит настолько ласковым тоном, что даже саб замечает эту перемену. — Как думаешь, тебе будет спокойнее, если я рядом посижу или лягу? — спрашивает, чтобы у парня была возможность спокойно отказаться. Юнги прислушивается к своим ощущениям. Он не спешит отвечать на вопрос. — Можешь посидеть со мной, пока я не усну? — смотрит с надеждой, но быстро в конце добавляет. — Если это будет нормально и тебе не сложно. — Всё в порядке, — Хосок помогает парню встать. Юнги отказывается отпускать котёнка. В комнате он ставит его на пол, но быстро начинает слышаться недовольное мурчание. Саб стоит, не понимая, как поступить. Он даже не думает о том, чтобы с котенком лечь в кровать Хосока. Но доминант понимает его и без слов и лишних вопросов. — Забери в кровать, он будет тебя согревать ночью. Глаза Юнги блестят, когда он захватывает Тани и ложится в кровать. Колени неприятно ноют от сильного падения, он тихо шикает от боли. — Всё хорошо? — спрашивает ещё не успевший отойти от него доминант. Юнги хочется сделать как всегда: притвориться, что ничего не случилось, закрыться в своей боли, хоть и такой незначительной, кажущейся мелочью на фоне его падающих обещаний и принципов, но правда выскакивает из него раньше. — Я упал, колени содрал, болят, — накрывается одеялом, надеясь, что спокойно проспит. Хосок смотрит взволнованно. — Я посмотрю? Юнги поднимает штанины домашних брюк. Как он и думал — ничего страшного, слегка содранные колени, эта боль незначительна, но Хосок, увидев раны, уходит в ванную за перекисью и ватой. Он присаживается рядом, отдаёт их ему, намекая, чтобы обработал раны. Парень справляется быстро, ложится, ощущая присутствие доминанта рядом с собой. Это чувство безопасности, чувство, что он не один, настолько приятное, что получается расслабиться окончательно. Юнги смотрит на Хосока, сидящего на небольшом кресле в углу комнаты, свет выключен, но небольшой ночник неярко освещает комнату, не давая ей потонуть в полном мраке. Пристальный взгляд не остается незамеченным доминантом, но он не поднимает глаз, чтобы не смущать Юнги, скрытно наблюдающего за ним. Глаза саба потихоньку закрываются, а усталость берёт верх над страхом засыпать.

***

Проливной дождь постукивает по стеклу, лишь добавляя меланхоличности в настроение Юнги. Он не может встать с кровати, тело отказывается его слушать, вчерашняя усталость накатывает в полную силу, сбивая его с ног. Он понимает, как это неуважительно к доминанту, обзывает себя последними словами, но молча продолжает лежать. Через время слышится, как дверь тихо открывается, а после также быстро закрывается. Юнги принимает это за знак выбираться. Пересиливая себя, он выходит из комнаты. Заходя в ванную, он видит новую зубную щетку. Понимая, что она предназначена ему, быстро умывается и выходит на кухню, где находит Хосока, пьющего кофе и смотрящего какой-то сериал в наушниках. Он ярко улыбается, увидев Юнги, спешит выключить всё, концентрируя всё своё внимание на сабе. — Доброе утро, — смелость, возникшая вечером, опять куда-то улетучивается, оставляя Юнги с неуверенностью в себе. — Привет, — взгляд пробегает по всему сабу, — как спалось? — Хорошо, спасибо. Разговор встревает в тупик, из-за чего Юнги чувствует себя более угнетенно. — Садись, я разогрею тебе поесть. Хочет встать с места, но слова саба останавливают его: — Я не голодный, спасибо. — Хорошо, может, кофе или чай? Или что-то другое? Не стесняйся. Юнги качает головой. Есть не хочется. И говорить тоже. Ему хочется лечь и поспать ещё чуть-чуть, еще несколько минуточек. — Можно я еще посплю? — смотрит себе под ноги. — Пожалуйста? — Да, конечно, — Хосок всё ещё не может привыкнуть к тому, что у него спрашивают разрешения на такие примитивные вещи. — Юнги, — останавливает парня, — ты можешь спокойно лежать и отдыхать сколько тебе нужно, пожалуйста, чувствуй себя как дома. Парень благодарит и тихонько удаляется. Сабмиссив действительно спит почти весь оставшийся день, ночью Хосок заходит в комнату и остаётся там, пока парень не засыпает. Кажется, темнота по-особенному действует на него. Второй день проходит более спокойно, самочувствие саба перестаёт так откровенно отравлять его жизнь, так что Юнги, чувствуя стыд за то, что проспал почти сутки, изредка просыпаясь, выползает из комнаты к Хосоку, который лежит на диване, печатая что-то в ноутбуке. — Привет, — улыбка освещает лицо доминанта, как и всегда, когда он видит Юнги, — тебе стало получше. — Доброе утро, извини, что так долго спал… — Всё в порядке, — не даёт договорить. — Ты голодный? Готовить он сегодня не хочет, а Юнги на кухню за бытовые дела не пустит, так что ответ «да», во-первых, радует его, потому что саб двое суток нормально не ел, а во-вторых, сподвигает вместе усесться и выбрать, что заказать. День проходит лениво: за глупыми разговорами, просмотром сериала и с влюблёнными взглядами, которые с частотой бросались друг на друга.

***

Третья ночь проходит проще. Наконец Юнги отпускает от прошедшего кошмара и страха. У него даже получается уснуть самостоятельно. Хосок этому рад безмерно, несмотря на собственное желание быть ближе к сабу. Он правда даже мечтать не мог о том, чтобы провести так много времени рядом с сабом. И ему было достаточно просто быть рядом, заботиться о парне тихо, неброско, так что мысль о том, что вечером Юнги в его квартире не будет, заставляет слегка расстроиться. Они обедают, в то время как Юнги принимает для себя невероятно сложное и смелое решение. — Мы можем поговорить? — уютное молчание нарушается. — Конечно, — откладывает всё в сторону, полностью концентрируя своё внимание на сабе, сидящем рядом. Юнги требуется вся смелость, вся вера в человечество, вся вера в людей, чтобы начать разговор. Он не знает, насколько глуп, в очередной раз наступая, как ему кажется, на одни и те же грабли. Жизнь пыталась научить, он себя собирал по кусочкам после отношений с Чонхо, желая просто стереть из памяти всё время, которое они были парой. Он долгое время ненавидел одну мысль о том, чтобы снова быть с кем-то. Но Хосок не Чонхо. Юнги повторяет это раз за разом, выводит это в мыслях как константу, к которой время от времени возвращается, чтобы напомнить себе о том, насколько доминанты разные. Даже несмотря на то, что Чонхо до отношений был неплохим, Юнги сейчас понимает, сколько было тревожных звоночков, которые он проигнорировал. Парень вспоминает, как Чонхо любил принижать людей вокруг, чтобы стать лучше в глазах, в то время как Хосок готов спокойно смеяться над собой, он вспоминает, как Чонхо держался за статус доминанта, боясь, что любая слабость нарушит его, в то время как Хосоку не требуется быть доминантным всегда, не требуется подтверждать свой статус, это очевидно итак. Пока Чонхо боялся показывать свои эмоции, потому что это прерогатива сабов, Хосок не боялся плакать при нём, при Чимине, при Чонгуке, он не боялся быть открытым, не боялся говорить о своих чувствах. И это подкупало. В то время как Чонхо отчаянно пытался казаться лучше, чем есть, Хосок и был лучшим в глазах Юнги. Ему не требовалось сдерживать себя, его нежность и забота всегда укутывали саба в тёплый кокон, это не были вынужденные действия, это была искренность. Весь Хосок был олицетворением этого слова, заставляя верить, что в этот раз у него получится быть счастливым. И в конце концов, вместо того, чтобы жаловаться, как бесят животные, греющиеся в подъезде, Хосок их подкармливает, ездит в приют, где заботится о бездомных животных, и забирает себе маленького котёнка домой. — Если твоё предложение всё ещё в силе, то я бы хотел попробовать? Так не к месту, но Хосок нервно смеётся, не веря услышанному. Может, он забыл проснуться? — Я... Да? Да, конечно, моё предложение в силе, ты серьёзно? Юнги скромно кивает головой. — Я многого не смогу тебе дать. Я очень всего боюсь. У меня не было опыта хороших отношений, — решает вывалить сразу, потому что потом не сможет, — и мне страшно даже сейчас, дело не в тебе, — спешит добавить, чтобы это не выглядело, будто Хосок виноват в его негативной реакции, — дело только во мне, во вбитых в голову установках и в вечном страхе. Я не знаю, что правильно чувствовать, как правильно чувствовать, как быть в отношениях, когда тебе не диктуют каждый шаг. Ты же не будешь? Слышать такое больно, но необходимо. Он должен знать, с чем придётся сталкиваться. — Можно я тебя обниму? Юнги не кивает, не отвечает, он сам забирается в такие тёплые объятия. Ему так нравятся объятия Хосока, он не стремится показать собственническое отношение, слишком крепко обнимая его, доминант, как и всегда, делает это, как умеет — с особой нежностью и любовью. — Я никогда не предам твоё доверие, ты можешь не верить, но я обещаю тебе доказать это. Для меня так много значит факт того, что ты можешь мне довериться. Всё будет так, как ты захочешь, мы будем делать шаг за шагом в том темпе, в котором нам комфортно. И, если вдруг я случайно ошибусь, потому что все мы люди, или это сделаешь ты, то мы спокойно поговорим. Я знаю, что прошу слишком много, но постарайся просто не давить на себя, хорошо? — дожидается кивка и продолжает. — Медленно, но спокойно. Твой комфорт — мой приоритет, так что не бойся говорить со мной, не бойся говорить, если тебя что-то не устроит, не бойся останавливать меня, если тебе что-то не нравится, не бойся просить, если что-то нужно. Я всегда рядом. Глаза Юнги слезятся от того, насколько хорошо это звучит. Он просто верит, что так и будет. Понимает, что временами сложно, временами страшно, но с Хосоком хочется попробовать. — А что насчёт контракта? — задаёт волнующий вопрос. Хосок задумывается о недавних словах. — Если он тебе нужен сейчас, то я не против его заполнить, но к недавнему разговору, мы не обязаны сразу же связывать себя им, можем заняться этим позже, когда ты будешь более готов и уверен в своих словах. Юнги удивляется проницательности доминанта. Потому что он хочет заполнить его позже, он хочет побыть пока с Хосоком без каких-то обязательств, возложенных на него этой несчастной бумажкой. — Это будет нормально? — спрашивает удивлённо, вспоминая, как Чонхо хотел контракт чуть ли не с первого дня знакомства. — Всё, что нас обоих устраивает — нормально. — Тогда мы можем пока без контракта? Просто проводить время вместе? — хочет тоже прочувствовать этот период романтики и ухаживаний. Хосок заставляет Юнги придвинуться чуть ближе. Он чувствует, что напряжение саба не покидает тело, из-за чего начинает рукой поглаживать спину и шею. Чувствительность тела, изголодавшегося по таким трепетным прикосновениям, становится в два раза сильнее, мурашки пробегают по коже, Юнги чуть передергивает плечами. — Конечно, можем, — следит за реакцией парня. — И я хочу ещё одну вещь обсудить, чтобы нам не было неловко, что для тебя комфортно в физическом плане? — В каком смысле? — не сразу понимает, о чём идёт речь. — Поцелуи? Объятия? — уточняет. Сабмиссив думает. Ему нравится, как Хосок обнимает его. А целоваться… Они не целовались ни разу, но ему хочется. — Всё в порядке? — замечает направленный на губы взгляд. — Можно? Юнги кивает как завороженный. Чуть-чуть страшно даже целоваться, потому что Чонхо всегда делал это настолько грубо, что причинял боль. Но Хосок, как всегда, не спешит. Он медленно двигается, заставляя Юнги присесть, чтобы было удобнее. На пару секунд останавливается перед лицом парня, давая ему возможность отказаться, но саб прикрывает глаза, давая зелёный свет на дальнейшие действия. Сердце Юнги билось как сумасшедшее. Но когда губы прикоснулись к губам, мир будто замер, а дышать будто стало проще, потому что Хосок был нежен, не давил, аккуратно перехватывая чужое дыхание. Руки так и продолжали гулять по телу. Саб был готов ещё долго оставаться в том же положении, но доминант сам отстранился. — Всё хорошо? Юнги вместо ответа быстро оставил поцелуй на чужих губах. — Мне определенно нравится с тобой и обниматься, и целоваться. Тёплый смех Хосока так прекрасно вписался в вечер, заставляя и саба широко улыбаться. Тани подбивается к ним, ложась под боком. — Это был тест-драйв? — Да, и он был очень успешен. Обоим парням казалось, что события вокруг слишком нереальные. Будто бы очень приятный сон, после которого не хочется пробуждаться. Хосок понимает всю ответственность, которая легла на его плечи, но своя ноша не тяжелит, ради Юнги он готов стараться, делать всё, чтобы как можно чаще видеть улыбку саба и слышать этот звонкий смех, редким свидетелем которого он становился. — Котёнок, спасибо, что смог мне довериться. Он благодарен в первую очередь самому Юнги, готовому ради него рискнуть.