Незаходящая звезда

У самых ворот Контестара окликнул другой голос. Из тени за массивной створкой, любезно приотворённой на прощание пожилым драконом, вынырнула Тарма. Впоследствии, вспоминая о ней, Контестар ясно понимал, почему ящер выбрал для себя эту женщину. Высокая, узкая в плечах и бёдрах, она стояла косых в лучах солнечного света, и прямой силуэт её был подобен очертаниям трёхгранной иглы. Тарма была очень красива своей нервной, одухотворённой красотой, но вместе с тем совершенно не по-женски, так-то бесплотно сложена. Плечи её казались двумя затянутыми в тёмную ткань ровными осколками стекла, а грудь и на волосок не приподнимала лежавшее на ней золотое ожерелье: яблоневые ветви с тончайшими золотыми листьями, на которых вместо плодов покачивались в такт дыханию хозяйки крошечные человеческие сердца, подробно исполненные в золоте. Бледные руки, согнутые в острых локтях под идеальным прямым углом, сцепились замком перед плоским животом. Ни одной округлой черты, лишь углы и прямые грани, точно её отлили из погибельного железа в форму, вырезанную длинным острым лезвием. Тёмное платье свисало не складками, а тонкими прямыми полосками, гранями. На её руках действительно не доставало трёх пальцев, но раны уже зажили. По всей видимости, эти увечья были нанесены достаточно давно. Веки покрывала татуировка, изображавшая широко распахнутые глаза. Стоило Тарме зажмуриться, как в собеседника упирался спокойный немигающий взгляд, пробиравший до костей. Светлый шрам, рассекавший скулу, оказался отпечатком человеческих зубов. Собственные, живые и печальные глаза драконьей вдовы светились отчаянной надеждой. Она скользнула взглядом по тачке, на которой лежала голова того, с кем она ещё накануне делила ложе. Судорожно вздохнув, точно в единое мгновение позабыв речь, она протянула к Контестару и Дуку обе руки. Мелодично и опасно звякнули золотые браслеты. — Спасите, — выговор у неё был чужестранный, неожиданно певучий. Понятная Контестару речь была для неё инородна. — Заберите меня отсюда, умоляю! Нервно оглянувшись на башню, она закусила губу, на секунду прислушалась, закрыв свои выразительные чёрные глаза и тем самым открыв нарисованные, неподвижные. Дук нетерпеливо переводил глаза с Контестара на Тарму и обратно, приплясывая на месте. — Я спрячусь за мешками! — шептала женщина, делая шаг к Контестару. — Я спрячусь на тачке, они не увидят… Спасите, они хотят убить меня, я… Я подслушала их разговор, они… Увидев что-то жестокое в лице юноши, постаревшего за прошедшие часы, она испугалась ещё сильнее. Руки птичьими крыльями взметнулись вверх, отчего широкие рукава обнажили почти до плеч белую кожу, покрытую чёрными и багровыми следами укусов, синяками и ссадинами. Заговорила торопливо и вкрадчиво: — Заберите меня, сохраните жизнь! Я — последняя жрица забытых богов моей погибшей страны. Я знаю древний язык, на котором говорят мои боги, а они говорят со мной… Я могу рассказать тебе твоё будущее, я знаю… Зна-а-аю… — А что ж ему не рассказала? — холодно спросил Контестар, крюком показывая на истекавшую кровью драконью голову, лежавшую в одноколёсной тачке, точно огромная тыква из сказки. Тарма покачала головой, рукой откинула перевитые золотой нитью волосы с виска, показывая рану. — За плохие новости он наказывал меня… Он бил и издевался, он вырвал мне ухо зубами, чтобы я лучше слышала голоса моих богов, которые обещали ему смерть. Увезите меня, я… — Уйди, не то вырву тебе второе, чтобы ты слышала своих богов ещё лучше, — спокойно и отрывисто велел герой. Ужас и отчаянная мольба на лице овдовевшей женщины неожиданно придали Дуку решимости. Он подтолкнул Контестара тощим локтём, подмигнул ободряюще. Последние остатки его извращенного мужества встали на защиту несчастной. Может быть, он вспомнил про свои матримониальные намерения, а может, ему что-то нашептали её многочисленные золотые украшения. — Возьмём её? — Нет. Тарма указала на железный крюк обеими руками, изваянными по изысканному, но прямому, точно лезвие меча, лекалу. — Я расскажу тебе то, что знаю о погибельном железе! На моей родине… — Нет, — с нажимом повторил Контестар, отворачиваясь. Врезав кулаком по загривку своему товарищу, он бросил крюк к мешкам и взялся за ручки широкой тачки. Женщина у него за спиной завыла волчицей, бросилась на землю и вцепилась всеми семью пальцами в добротный сапог. На голенище остались рваные прорехи от сломанных костей, что срастила тёмная сила погибельного железа. — Я — человек!!! — она уже не опасалась, что родня убитого мужа её услышит. — Человек! Как ты — человек!!! Всю себя отдам, буду тебе последней служанкой… Сестрой буду! Я не виновата перед тобой! Спаси, умоляю, спаси!!! Они убьют меня сегодня!!! Спаси!!! Мольба перешла в бессвязный вопль, а потом Тарма принялась просить о спасении на родном языке. Красивые певучие слова, похожие на заклинания, перемежались с надрывными рыданиями. — Не виновата, значит? — в голосе Контестара прозвучала какая-то новая нотка, заставившая равно похолодеть и женщину у его ног, и Дука, стоявшего рядом. Контестар снова взял в руки железный крюк. Переспросил, взвешивая его на ладони. — Человек? Тарма пронзительно закричала и ползком попятилась от него. Контестар шагнул следом, грозя ей погибельным железом. — Вот сейчас мы это и проверим. Она проворно вскочила на ноги, отпрыгнула, упала и снова вскочила. Стремительно взбежав по лестнице, в последний раз обернулась. Лучи заходящего солнца осветили её высокую, прямую, словно стержень трёхгранной иглы, фигуру. Одухотворённое лицо, искажённое страхом, показалось лишь световым бликом на поверхности погибельного железа. — Иди сюда, ведьма — приказал Контестар, ступая за ней. Зажатая между двух смертей, Тарма без оглядки побежала в замок, словно в горящий дом. … Выйдя из ворот, друзья с трудом покатили тяжело гружёную тачку на запад. Единственное колесо, деревянное, окованное железом, с трудом перекатывалось через каменные обломки. Часто приходилось переносить неуключую конструкцию на руках через нагромождения скал. Они не говорили ни слова, пока под ноги им не легла дорога. Лишь миновав подвесной мост, Дук в последний раз оглянулся на замок. Наверное, ему было трудно покидать места, ставшие для него такими родными и привычными. — А… — протянул он неуверенно, — почему ты её… Почему не… — Всем объясни, что да почему, — зло отозвался Контестар, с грязного лба которого катились крупные капли пота. Он толкал тачку сзади, а Дук тянул её спереди. Немигающий глаз мёртвого ящера неподвижно смотрел из вечности в осеннее небо, куда тому уже не суждено было подняться. До самых сумерек друзья молчали, силясь оторваться от драконьего логова как можно дальше. Конь, днём ожидавший своего хозяина в одном из убежищ, возведенных предприимчивым Дуком, едва плёлся. Загнанный и до конца не выхоженный, он не способен был нести на себе седока или тащить подводу. Когда начали сгущаться сумерки, длинные лошадиные ноги подогнулись, и с жалобным ржанием животное опустилось на землю, задрожало и испустило дух. — Не взял, — глухо повторил Контестар и поднял на Дука измученные глаза. — Да разве ты не видел, какая она? — Какая? — не понял прощелыга. Контестар не ответил. Он лишь устало и мрачно кивнул на чёрный железный крюк. На остывшую землю начали опускаться первые, редкие и пока ещё мелкие снежинки.