Архив сказок

      Сад Рюгу был ахиллесовой пятой для всего восточного континента. Когда-то он принадлежал лиге семи регионов, изобилующих властью и богатством. Мирный рай, пышная растительность и мириады цветов которого соперничали с Бейтиром. Теперь страна превратилась в руины. Злая ведьма настигла её в поисках мистического предмета, который она не могла найти, как бы она ни опустошала народ и его сокровища. Никто не знал, что стало с королевской семьей. Дожили ли они до рассказов о давно ушедших золотых временах или были похоронены под цветущей сакурой, которая приветствовала людей любого положения, когда они пробирались в сердце королевства, — никто не знал.       Сонхун слышал истории о Рюгу в детстве. Их народ был грациозным, с элегантностью, которая прекрасно отражалась в их манерах. Их трагическое падение стало неожиданностью для всех, особенно для их ближайших союзников: острова Бейтир и королевства Ёнвон. Их королевские семьи поддерживали довольно тесные связи, которые существовали почти тысячелетие назад. Говорили, что их предки были неразлучными друзьями, назваными братьями. Такова была история семи стран, хотя их нынешнее положение значительно отличалось от басен, которые Сонхун учил в детстве.       — Они подозрительный народ, — предупредил Гелиос. — Будь осторожен в своих словах и, что бы ты ни делал, пожалуйста, воздержись от сбрасывания плаща с головы.       Это были последние слова, произнесённые Гелиосом за долгое время. Последние слова, которые Сонхун услышал, когда они появились из зарослей деревьев, отмечающих конец леса. Они оставили комфорт, который нашли в Килгарре, и теперь углубились в неизведанную территорию. Если бы Сонхун последние десять лет был среди своего народа, он бы не придал этому значения, но сейчас он не слишком стремился иметь дело с незнакомцами. Он не имел ни малейшего представления о том, с чего начать.       Им ещё предстояло пересечь приличный участок долины и лугов, прежде чем они приблизятся к жилищам, напоминающим деревни. Было хорошо известно, что после падения Рюгу оставшаяся знать окружила разрушенный замок. Низкорождённые люди разделились на собственные поселения и жили свободно от правления монарха или диктатуры. Теперь отдельные деревни яростно защищали свои собственные дома и смотрели на незнакомцев свысока. Первая деревня, попавшая в поле зрения Гелиоса и Сонхуна, к счастью, была под покровительством Мугунхвы. Пройти через неё оказалось не так уж сложно. Настоящей проблемой была та деревня, которая лежала сразу за ней. Когда настало время пересекать её, Сонхун задумался, как они справятся с этим, потому что Гелиос и сам был не самым дружелюбным человеком.       Ночь опустилась на их плечи, как тихая смерть. Они не замечали и не осознавали этого, пока Фараша не заржала, когда в поле зрения появились персиковые деревья. Не говоря ни слова, Сонхун натянул капюшон плаща пониже, пока их лошадь рысью спускалась по перистому лугу. Персиковые деревья окружали деревню, словно хотели преградить вход посторонним. Они казались внушительными и угрожающими, если не считать восхитительно красных плодов, свисавших с их ветвей.       — Не забывай о сказанном, Сонхун. Не снимай капюшон.       Он почти умолял принца. Настойчивость в его голосе подсказывала Сонхуну, что дело не просто в подозрительных людях. Здесь замешано что-то совершенно другое. Что-то, способное взъерошить безупречно вежливые рыжие волосы Гелиоса.       — Хорошо, — послушно ответил Сонхун. Он не хотел разочаровывать Гелиоса. Он сделает так, как ему скажут, ведь старший попросту заботился о нём.       Когда они приблизились к деревне, Сонхун почувствовал, что предупреждение Гелиоса было необоснованным. Над головой были выстроены гирлянды фонариков, которые свисали с кончиков ветвей рядом с персиками. Это почти напоминало огненных пикси из Чёрной ночи, но свет был не таким ярким. Сонхун также чувствовал витающий в воздухе запах свежей выпечки, и, как правило, это означало, что люди здесь были в праздничном настроении. А люди с праздничным настроем не могут быть негостеприимными.       Сонхун чувствовал, как напрягались руки Гелиоса по мере того, как их лошадь приближалась к деревне. Под маской ночи двое мужчин выглядели призрачнее смерти на своём бледном коне. Сонхун был уверен: чертам Гелиоса лунный свет придаст великолепнейший вид, как будто тот принадлежит не к царству живых, а к одному из небесных тел.       — Послушай, Гелиос, — неожиданно для себя произнёс Сонхун. — Здесь играет музыка!       Глаза Сонхуна загорелись, когда его уши начали улавливать ритмичные мелодии, доносящиеся из деревни. Его жизнь, возможно, и остановилась, но жизни других продолжались. Они наслаждались временем и могли испытывать удивительную радость фестивалей, когда того требовало время года. Как он ни старался, Сонхун не был уверен, что знает, какой праздник отмечают в это время: Павшая луна взошла всего несколько ночей назад, а значит, ни одна живая душа не будет застигнута за празднованием, если у неё нет вкуса к преследованиям.       Тем не менее он не мог контролировать детский восторг, переполнявший его сердце. Он страстно желал жить той жизнью, которую был вынужден оставить позади. Фестивали были неотъемлемой частью культуры Мугунхвы. Было бесчисленное множество богов и богинь, которых можно было прославлять. Бесчисленное количество цветущих деревьев и зарождений жизни, которые оправдывали такие ликующие парады с танцами по городам в сердце его империи. Последний, которые он помнил, был в честь его пятнадцатилетия, и для Сонхуна это было довольно эйфорическое время. Он чувствовал запах свежих булочек с красной фасолью и лунных кексов, которые готовились на кухне, когда он вальсировал между ними, чтобы украдкой попробовать их перед грандиозным событием, о котором будут говорить на всём восточном континенте в ближайшие месяцы. И так оно и было, потому что это был последний раз, когда видели, как принц-император веселился со своим народом, прежде чем нашёл свою судьбу в лесу.       — Сохраняй хладнокровие, Сонхун, — предостерёг его Гелиос.       Фараша остановилась как вкопанная в темноте. Они были спрятаны за стволами персиковых деревьев, и ни одна живая душа не смогла бы проскользнуть мимо разветвлённой арки, ведущей прямо в маленький городок.       Гелиос спешился. Он не предложил Сонхуну руки, потому что настоял, чтобы юный принц пока оставался в седле. Принц и не протестовал. Он был настолько ошеломлён возможностью того, что сам сможет присоединиться к празднеству, что едва расслышал слова, сказанные Гелиосом. И, застряв в воспоминаниях десятилетней давности, он не понял того, что сказал рыжеволосый, потому что оказался полностью охвачен проблеском надежды, искрившейся в его глазах. Он был далёк от того, что привязывало обычного человека к земле, потому что теперь им завладел его внутренний ребёнок.       Его беспокойство, должно быть, вызвало переполох в Фараше, потому что лошадь начала переступать с ноги на ногу. Она не осмеливалась сдвинуться с того места, где её оставил Гелиос, но она могла чувствовать волнение Сонхуна, исходящее от него волнами. Теперь она считала его своим вторым хозяином, и если бы он сказал ей лёгкой рысцой направиться в центр города, она бы без колебаний подчинилась ему. Однако они оба знали о маловероятности того, что это произойдёт, и сделали всё возможное, чтобы дождаться возвращения Гелиоса. В порыве эмоций Сонхун не обратил внимания на то, в каком направлении он пошёл. На этот раз он почувствовал утешение в чём-то, что не имело никакого отношения к злосчастным событиям его жизни, и это почти заставило его сбросить капюшон плаща. Фараша, почувствовав что-то неладное, тихо фыркнула, и принц опомнился.       — Ты права, девочка, — он потрепал её по гриве. — Терпение — это добродетель. Прости мою дерзость, — она уткнулась носом в его ладонь, всё больше и больше узнавая его и его темперамент по мере того, как они проводили дни вместе. — Не снимать капюшона, держаться в стороне. Не привлекать к себе внимания, как бы тяжело ни было… Он всегда такой заботливый, да? М? — шептал Сонхун Фараше. Лошадь заржала в ответ, будто всем сердцем соглашалась с ним.       Когда Гелиос вернулся, он принёс две маски, закрывающие верхние половины лиц, вырезанные в виде лесных существ. Он надел маску оленя тёмно-каштанового цвета, которая идеально повторяла его черты, и вручил Сонхуну белоснежную маску в форме лисьей мордочки с нарисованными нежными лепестками. Пока Сонхун изучал бороздки на своей маске, проводя пальцами по витиеватому и реалистичному рисунку, Гелиос просунул руки под его мышки и снял Сонхуна с Фараши. Принц, хотя и был явно не впечатлён этим жестом, не мог ошибочно принять учащённое биение своего сердца за реакцию на красивую резьбу в своей руке. И в качестве ещё одного акта чистой доброты Гелиос самостоятельно ласково надел маску на лицо Сонхуна, завязав ленту у него на затылке и поправив локоны его иссиня-чёрных волос так, чтобы они ниспадали на бледную маску, создавая разительный контраст.       Было непривычно смотреть на Гелиоса таким образом, когда только их глаза и губы передавали то, что не могли передать их общие выражения лица. И без того было достаточно сложно оценить эмоции Гелиоса, но теперь, с маской, он стал вовсе непроницаем, что ставило принца в невыгодное положение.       — Пожалуйста, помни, что я сказал тебе, Сонхун, — снова эта просьба. Это напомнило Сонхуну, что, хотя они дали обещание не хранить секретов, кое-что останется между ними недосказанным. Что такого было в этом месте, отчего его голос был серьёзным, а глаза умоляющими?       — Не забуду, — ответил он с улыбкой. — Обещаю.       Так он и поступил.       Они были осторожны, входя в деревню со стороны. Она была не слишком большой, чтобы они могли затеряться в людском потоке, но и не настолько маленькой, чтобы кто-то мог взглянуть на них и испугаться их вида. Казалось, что люди проходили через деревню на какой-то фестиваль, который они устраивали. По всему этому маленькому городку и сразу за тем местом, где заканчивались дома, работал ночной рынок, где горели фонарики из цветов персика, отбрасывающие мягкий оранжевый оттенок, смешанный с приглушённым розовым сиянием. Дети бегали с хлопушками в руках и домашними животными с колокольчиками, позвякивающими на их самодельных ошейниках. Взрослые толпились вокруг маленьких киосков, одетые в то, что можно было назвать только их лучшей одеждой. И каждый человек, как молодой, так и старый, носил маску, вырезанную в виде цветка или животного. Это дало Гелиосу и Сонхуну идеальную маскировку, скрывающую их личности.       Именно тогда, когда на него посмотрели окружающие люди, Сонхун наконец заметил, во что был одет Гелиос. Его шёлковые брюки и рубашка были заменены чёрно-серым ханбоком. Поверх него на нём был длинный чёрный плащ, который соответствовал тому, который, по мнению Сонхуна, теперь должен быть у него. Увидев его в традиционной одежде его народа, Сонхун был застигнут врасплох. Он так хорошо вписывался в толпу! Глаза Гелиоса заблестели, когда он поддался всеобщему веселью, а губы медленно растянулись в улыбке, когда он наблюдал, как дети заходят на рынок и выходят из него со свежей выпечкой в руках. Сонхуна поразило, что несколько секунд назад именно этот человек говорил ему быть осторожным.       — Приятно видеть, что ты следуешь собственному совету, партнёр.       — Правила установлены для детей, Сонхун, а не для взрослых.       Сонхун показал ему язык, лишь подтверждая слова старшего о духовной юности принца.       — Теперь, когда мы здесь, — медленно начал он, не желая слишком разочаровываться из-за отказа, — как ты думаешь, мы могли бы, ну, знаешь, остаться ненадолго?       Гелиос остановился. Он был на несколько шагов впереди Сонхуна, который шёл с поводьями Фараши в руках. Гелиос обернулся и прищурился. Эти двое не настолько отличались по росту, чтобы он мог возвышаться над принцем, но в этих случаях казалось, что старший возвышается намного выше его головы. Но поскольку Сонхун был не из тех, кто когда-либо отступает в бою, он посмотрел в ответ в глаза Гелиосу, хотя и более мягким, молящим взглядом, потому что действительно хотел остаться и насладиться роскошью знакомства с городом. И поскольку Гелиос ещё не раскрыл причину их пребывания в Бейтире, Сонхун не знал, будет ли у него шанс вернуться в такую причудливую деревню, где культура и традиции прорывались из каждого уголка и щели.       — Не вижу причин отказывать тебе.       Сонхун сжал губы в тонкую линию, чтобы удержаться от того, что он в себе ненавидел, — радостного визга. Этот городок вызвал большой сдвиг в его личности, несмотря на то, что он был моложе. За несколько дней до этого Сонхун и представить себе не мог, что когда-либо задаст Гелиосу вопрос в такой застенчивой манере.       — Я никогда не забуду этой доброты, мой добрый сэр, — Сонхун шуточно отвесил глубокий и драматичный поклон.       — Считай это ещё одним уроком этикета, мой принц.       Это был чудесный способ испортить момент, о котором Сонхун не мог не думать. Он выпрямился, а затем взял поводья Фараши, чтобы передать их в руки Гелиоса.       — А теперь я буду исследовать всё, что душе угодно, и съем то, что выглядит как самые восхитительные пирожные с лотосом, которые я когда-либо видел!       Он был почти вне досягаемости Гелиоса, когда почувствовал, что его тянут назад. Когда он передал бразды правления в руки Гелиоса, тот схватил его за краешек одежды, не отпуская окончательно. Сонхун крепко зажмурился, чтобы унять бешеное биение своего сердца, которое он слышал сквозь эйфорический гомон потакающих себе жителей деревни.       Но сердце было не из тех, которые так легко укротить.       — Я думал, ты правда позволил…       Гелиос немного потянул, и Сонхуна притянуло ближе к нему. Его спина почти столкнулась с грудью старшего.       — Не доверяй никому, — прошептал он на ухо Сонхуну, отчего того будто бы прошибло электрическим разрядом. — Вернись обратно ко мне не позднее часа ночи.       Одна рука нежно покоилась на бедре Сонхуна, в то время как другая, державшая его руку, указывала на большие часы, встроенные в самое высокое персиковое дерево в деревне. Была половина десятого, что давало Сонхуну достаточно времени, чтобы побродить по деревне. Каким-то образом он знал, что Гелиос присмотрит за ним, и эта мысль окутывала его теплом безопасности. Принцу хотелось сбежать как можно быстрее, потому что он не знал, сколько ещё продержится его сердце, прежде чем оно остановится от тёплого дыхания Гелиоса, ласкающего его кожу, которое пробуждало волны лихорадочной боли внизу живота.       Гелиос довольно резко отпустил его, и когда Сонхун повернулся, он одарил его нежной улыбкой, прежде чем исчезнуть с Фарашей в направлении конюшен.       Принц позволил себе затеряться в толпе. Как здорово было просто слиться с простыми людьми и на какое-то время забыть о своей личности принца. Он мог ходить по магазинам, когда ему заблагорассудится. Наедаться рисовым пудингом и поглощать эти божественно пахнущие миски клейкого риса с манго. Он даже не знал, с чего начать, — так давно он не наслаждался такой свободой. Возможности были настолько широки, что у него разболелась голова, но он не позволил им взять над ним верх. Он был полон решимости, чтобы ребёнок в нём получил всё сполна. Будь то бессмысленное веселье или бесконечные десерты. Он хотел получить всё.       Один за другим Сонхун посетил каждый магазинчик ночного рынка. Дети разрисовали тыльную сторону его ладоней декоративными узорами в виде цветов персика. Девушки обвязывали ему шею шарфами, чтобы подобрать тот, который лучше всего подчеркивал цвет его лица, а пожилая женщина щедро угощала его деликатесами, которые он и не думал найти в таком маленьком уголке мира. Когда он закончил, была почти полночь. Именно тогда Сонхун решил посмотреть народные танцы в исполнении молодых женщин и матерей деревни. Он давно слышал об элегантности, которой женщины Рюгу обладали в искусстве танца. Их мастерство соперничало даже с теми, кого обучали в Дзинта-Май, чьи страстные движения веером могли быть достигнуты только благодаря многолетним тренировкам, разрушающим нервы.       Он заметил молодую девушку, с тревогой ожидавшую в стороне, когда начались танцы. Она была одета в наряд, похожий на те, что были надеты на барышнях, развлекающихся на сцене, но было очевидно, что она не должна была выступать с ними. Она была миниатюрной девушкой, которая выглядела довольно худенькой по сравнению с полными здоровыми телами, привлекающих взоры выступлением. Она выглядела слишком хрупкой, чтобы даже удерживать собственный вес. Девушка поймала его пристальный взгляд и чуть не расплакалась, но Сонхун не хотел обидеть её своим любопытством. Он просто удивился, почему она не присоединится к ним. У него была привычка размышлять над подобными мелочами в других людях, пока он не находил ответа. Казалось, что единственным человеком, входившим в исключение, был Гелиос, но он весь был загадкой, разгадывать которую Сонхуну предстояло всю жизнь.       Он медленно направился к девушке. Она выглядела готовой заплакать, когда он подошёл к ней, но не от того, что была расстроена. Она выглядела довольно сердитой, и это становилось понятнее с каждым шагом.       — Если ты хочешь вынести своё суждение, я этого не потерплю! — заявила она. — Кто ты такой, чтобы говорить хоть слово о моём мастерстве? Судить о моём телосложении, когда у тебя даже нет возможности разучить танец самостоятельно!       Сонхун был застигнут врасплох во второй раз за день. Эта девушка была свирепой. Если в её маленьком теле был огонь дракона, то, несомненно, причина, по которой она не могла принять участие в танце, была важной. Он не мог представить, чтобы кто-то лишил её того, чего она хотела, и избежал ожога пугающего жара её слов.       — Простите, мисс, но я не имею ни малейшего представления, о чём вы говорите.       Поскольку танцовщицы не носили масок, он мог ясно видеть, как её лицо покраснело от смущения.       — О, — застенчиво пропищала она. — Я подумала… О боже! Я приношу свои извинения, сэр! — она низко поклонилась и одарила его самой милой улыбкой, которую он видел за многие годы. — Я только подумала, что вы один из тех несчастных братьев Ираи. Они доводят меня до такой злости, но прошу, не поймите неверно. Я никогда так не обращаюсь к незнакомцам.       Она говорила почти так же быстро и эмоционально, как и он. За это он сразу почувствовал к ней симпатию.       — Не беспокойся об этом, — ответил он. — Я уверен, что они этого заслуживают, если ты доходишь до такого исступления из-за них.       — Это действительно так!       Сердце Сонхуна переполнилось ужасным чувством гордости, но в этот момент он не возражал против этого, потому что гордился по очень благородной причине. Он считал, что завёл нового друга, нашёл родственную душу. Их было довольно трудно найти, да и возможности поискать не предоставлялось. Его заперли на десять лет, а вскоре после этого он попал в руки ещё одного незнакомца. Записывать Гелиоса в друзья казалось странным, ведь в их рядах он ощущался максимально несуразно, но разборки с этим Сонхун оставил до лучших времён.       Но эта девушка понравилась ему сразу же, отчего он немедленно счёл её подругой.       Она объяснила ему причину своего исключения из представления, пока они наблюдали за изящными движениями женщин на сцене. Каждое движение обдуманное, но деликатное в исполнении. Сдерживаемое ровно настолько, чтобы взгляд оставался неудовлетворённым и требовал большего. В спектакле участвовали молодые матери, которые родили несколько месяцев назад, и старшие дочери каждой семьи, которым ещё предстояло выйти замуж. Их движения рассказывали истории об их силе и индивидуальности. Их месте в мире и в жизнях других, но самое главное — об их преодолении трудностей, которые они взвалили на свои плечи из-за того, кем являлись.       Хару Сайсаки была младшей дочерью в своей семье. Имея двух сестёр и брата старше себя, ей пришлось пройти долгий путь, прежде чем она смогла приблизиться к сцене. И хотя первые несколько минут она действительно ворчала, это было комплиментарным тоном. Как она могла соответствовать их лебединым движениям, когда была никем, всего лишь унылым цветком, подхваченным порывами ветра холодным осенним днём? Её сравнение заставило Сонхуна улыбнуться от уха до уха. Она действительно была интересной девушкой.       — Ты ведь не местный, да?       Он покачал головой, и она улыбнулась.       — Я могла бы догадаться, когда впервые увидела тебя. В твоей манере держаться есть что-то слишком утончённое для этих мест. И твой акцент… Для меня это чуждо. Я никогда раньше не слышала, чтобы кто-то говорил таким интересным тоном.       Он отвык от их языка, но ему было нетрудно освоить его снова. Слова были где-то в его мозгу, ему просто нужно было, чтобы кто-то протянул руку и вытащил их. Хару проделала более чем замечательную работу, чтобы разговорить его. Ему было более чем приятно общаться с ней, потому что она, в отличие от других, с энтузиазмом реагировала на то, что он хотел сказать.       — Я родом из страны, где легенды и правда сливаются воедино.       Мугунхва часто рассматривался как регион, где сверхъестественные и естественные силы столкнулись самым удивительным образом. На всём восточном континенте ни одна другая страна не могла надеяться увидеть чудеса, которые они творили ежедневно. Многие волшебные существа искали защиты в других землях и королевствах, находившихся под их защитой. Император был добрым и справедливым человеком, он видел в незнакомых им существах особей их собственного цвета кожи, а не зверей.       — Расскажи мне об этой земле, Хун. Она маленькая, как здесь, в деревне, или настолько обширна сама по себе, что конца её правления не видно, даже если стоишь на вершине мира?       Её вопросы лились непрерывным потоком, пока они вдвоём шли по ночному рынку. Он охотно отвечал на её вопросы с оттенком таинственности, чтобы не раскрывать многого о себе. Он был непреклонен в том, чтобы сдержать своё слово, данное Гелиосу.       Когда они подошли к небольшому берегу, он прислонился к персиковому дереву, а Хару поставила фонарь на ручей.       — Хару? Какой именно праздник празднует деревня?       Независимо от количества магазинчиков, на которые он наткнулся, или разновидностей еды, которую он съел, Сонхун по-прежнему не имел ни малейшего представления о том, ради чего деревня позволила себе утонуть в экстазе бесконечного веселья.       Она повернулась и посмотрела на него так, как будто он сказал что-то смешное, а затем поняла, что он совершенно серьёзен в этом вопросе.       — О боже, ты правда спрашиваешь это всерьёз?       — Конечно, — ответил он, и впервые за этот вечер в его голосе послышалось беспокойство.       — Оглянись вокруг, Хун, что ты видишь?       Он послушно осмотрел деревню. Независимо от того, насколько далеко простирался взгляд, мотив цветения персика был очевиден. Деревья были экстравагантны в своей осанке. Великолепно вырезанные фонарики со свечным фитилем, ярко мерцающим в ночи, напоминали выдолбленный цветок. Также были вырезаны маленькие фигурки. Некоторые в виде цветов, а другие, большинство, в виде людей, которые очень напоминали монарха и его королеву.       Всё это было общим только для одного фестиваля, но в этом не было ни малейшего смысла.       — Фестиваль Хинамацури? — нахмурил брови Сонхун.       — Вот и всё, глупый же вопрос? Осталось всего две ночи…       Лицо Сонхуна резко стало расстроенным, и Хару поняла это.       — Это невозможно, — пробормотал он. — Павшая луна была всего несколько дней назад.       Настала её очередь быть застигнутой врасплох, даже напуганной диким блеском, появившимся в его тёмно-карих глазах, которые минуту назад светились лукавым огоньком.       — Что ты имеешь в виду? Павшая луна взошла два месяца назад.       Он побледнел от её слов.       Два месяца? Как это могло быть возможно?       Сонхун чувствовал, что слабеет с каждой секундой. Ему становилось всё хуже. Два месяца? Нет. Это было невозможно. Он пробыл с Гелиосом не более двух недель. Он запомнил бы это. Он бы знал, что прошло много дней. Не знал бы? Почему он не заметил?.. Он не мог вспомнить, как просыпался в одни дни или даже как засыпал в другие. Он не мог вспомнить, когда исчезла метка у него на шее или когда он переоделся в шёлковую чёрную рубашку Гелиоса. Почему он не помнил? Почему он не мог вспомнить?       И где был Гелиос? Почему он не скажет этой девушке, что она лжёт? Самому принцу империи Мугунхва, не меньше! Её посадили бы в тюрьму за её дерзость. Как можно было посметь сказать подобное. Он позаботится о том, чтобы она никогда больше не увидела дневного света!       Когда его взгляд упал на неё, то стал значительно тяжелее. Она испуганно попятилась и чуть не шагнула в ручей, если бы не валун позади неё.       — Хун? — неуверенно позвала она. — Ты в порядке?       — Ты лжёшь, — тихо сказал он. — Ты лжёшь!       Разрозненные фрагменты его памяти проносились в его голове, как будто пытаясь наверстать упущенное. Вспышки улыбки Гелиоса, разговоров, которых он не помнил, дней, которых просто не могло быть, пронеслись в его голове. Это было странно. Ошеломляюще. Ему казалось, что его голову раскалывает надвое топор. Он едва мог видеть Хару перед собой. Она смешалась с образами, застилавшими его глаза. Он вцепился в неё изо всех сил, чтобы она не упала и не разбилась о камни у него под ногами. Лисья маска упала с его лица на землю, чуть не разломившись надвое.       — Ты лжёшь! — снова взревел он злобным голосом. Вопль, который чуть не потряс всю деревню, но остался незамеченным из-за оглушительных возгласов жителей деревни.       — Хун, ты меня пугаешь.       Он придвинулся к ней поближе, когда пара рук позади поставила его шатающееся тело на ноги.       — Сонхун… — прошептал голос ему на ухо. Это всё, что услышал принц, прежде чем глаза подвели его и ночь стала чернее дна бесконечного океана.