Сherchez la femme | Ищите женщину

Балтимор, штат Мэриленд

      Софи затянулась сигаретой, медленно выпуская дым в полумрак открытых окон гостиной. Ганнибал, сидя в кресле напротив разрежённого камина, слегка повернул голову в её сторону и молча наблюдал за движениями своей пассии, скользя по ней взглядом почти неуловимым для постороннего глаза. Это был их совместный вечер выходного дня, в руках Ганнибала была газета, читать которую он не спешил. — Тебе ведь не нравится, когда я курю, правда? — спросила она, наклоняя голову и глядя на него с лёгкой, немного издевательской улыбкой. Она знала, что он не любит такие обезличивающие вопросы.       Но Ганнибал ответил так, как умел ответить только он: — В твоих руках сигарета выглядит скорее как инструмент для размышлений, а не отягощающая привычка. К тому же, она давно стала частью тебя, — он слегка улыбнулся, хвалясь, хоть и делал вид, что очень занят чтением. — Если ты не замечала, то я даже не предпринимал никаких попыток тебя отучить. Откуда такие вопросы? — Всё же странно слышать это от человека, который, как я помню, однажды сказал, что ненавидит грубость, — она улыбнулась и добавила, выпуская ещё одну струйку дыма: — даже в курении. А курение в собственном доме… Этот стойкий запах табака… Никогда не было ощущения, что целуешь пепельницу? — улыбка стала озорной, как же Софи нравилось ходить по самому краю терпения доктора Лектера. — Только когда курение сопровождается дурными манерами, — мягко заметил он, пропуская мимо её баловство. — На твоих губах табак приобретает особый вкус.       Софи подаётся вперёд, гасит сигарету в пепельнице. — Как нежно. Однако, если это и звучит как правда, то только в этом доме. Я ведь много раз видела, как ты морщишься, глядя на курящих. — Я бы не выдал себя подобным изъявлением чувств, — полутон улыбки скользнул по лицу Лектера, однако же внутри себя он почувствовал тонкую струну напряжения. Чего она хочет? — Мне нужно немногое, чтобы распознать твои выражения отвращения. Иногда достаточно и лёгкой игры бровями. Хочешь сказать, что это раздражение никогда не доводило тебя до… интересных последствий? — с этими словами девушка покинула прежнюю позицию и присела в соседнее от Ганнибала кресло.       Ганнибал молчал, но в его глазах появился странный огонёк. — Тебе не стоит знать такие вещи, Софи, — сказал он, хотя его голос и звучал почти как приглашение. Впрочем, временами ему всё же хотелось держать познания Софи в рамках, но она была слишком упорна. — Но я хочу знать. Ты ведь сказал, что нам не нужны секреты, — она смотрела прямо на него, её глаза сверкали вызовом. Он любил этот огонёк, хотя и чувствовал манипуляцию. — Что ты знаешь о смерти Кэсси Бойл? — Ганнибал принял чуть более удобное положение в кресле, сложил газету и отложил в сторону, наклонившись корпусом вперёд. — О распятой на оленьих рогах? — девушка отвела взгляд, словно пойманная с поличным за рабочим местом Ганнибала. — Только то, что дали в отчёте твои коллеги.       Ганнибал искренне рассмеялся после её слов. Во всяком случае понятно, откуда столько рвения. Впрочем, как она связала это с курением — пока ещё было загадкой. — Так что же ты хочешь ещё узнать? — усмирив редкую эмоцию, Ганнибал вернулся к спокойному тону. — Чем стали её лёгкие. — Превосходным соте с луком и травами, — аппетитно расписал Ганнибал. Лицо Софи осталось прежним. Странная смута, сопровождавшая её во всю их жизнь с возлюбленным, привила привыкание к подобным откровениям. Смириться с одним, чтоб не потерять другое. Впрочем, это было далеко не единственное, с чем приходилось мириться. — И как оно?       Ганнибал же выдержал паузу, словно перекатывая свои слова на языке туда-обратно, прежде чем произнести их с той грацией, которую Софи давно научилась любить и бояться. — Лёгкие курильщика добавляют блюду необычной копчёности.       Софи усмехнулась тому, с каким цинизмом произнеслись эти слова. И всё же дама ощущала, что, даже не взирая на отвращение и опасность всей этой игры, она не может остановиться и выйти из неё. — Так как же ты убил её, любовь моя?       Ганнибал на мгновение отвёл взгляд, его пальцы легко обвили стоящий рядом бокал вина. — Она была грубой, — сказал он спокойно, как будто это оправдывало всё, а затем отпил. — Представь: футбольный матч. Толпа людей, громкие крики. Не спрашивай, как я там оказался, но у меня были мотивы, — он сделал паузу, чтобы сделать ещё один глоток вина. — И вот она: Кэсси Бойл. Нежная, красивая… и грубая до безобразия. — И как же выражалась её грубость? — Софи не отвела взгляда, её голос звучал спокойно, но внутри разгоралось любопытство. И всё же она не удержалась от усмешки: — Так громко болела за свою команду, что это было неприличным? Или что делают ярые фанатки? Поднимают футболку? — Она унижала одноклассницу. На глазах у всех. Её слова были грубыми, почти вульгарными. Она высмеивала внешность, манеру одеваться, даже её голос. Толпа смеялась вместе с ней, словно это было шоу. Я не выдержал и… — он улыбнулся, вспомнив тот момент, — мягко предупредил её, что такое поведение неприемлемо. — А она? — Она взглянула мне прямо в глаза и медленно, с вызовом, выпустила струю дыма. В тот момент я понял, что она перешла черту. Впрочем, это было мне на руку.       Софи удивлённо взглянула на Ганнибала, не скрывая своего возмущения. — Какова шельма! — Она стала частью того, что я презираю, а после и частью незамысловатой игры с ФБР. Лучшей кандидатки было не найти, — Ганнибал поставил бокал на стол. — Остальное ты знаешь. — Остальное я знаю? — Софи усмехнулась, слегка наклонив голову. Потянувшись к нему из соседнего кресла, дама оказалась на расстоянии вытянутой руки. — Нет, Ганнибал, я знаю лишь то, что осталось от Кэсси Бойл для отчётов ФБР.       Она стала ещё ближе, её голос был мягок и игрив, но взгляд, отражающий огонь камина, всё ещё оставался напряжённым: — Ты ведь хочешь рассказать мне больше, правда?       Он улыбнулся, облокотившись на кресло, и бросил на неё взгляд полный любования и внезапно вспыхнувшей страсти. — Ты всегда знаешь как задать правильный вопрос, mon Cher.       Ганнибал замолчал на мгновение, продолжая смотреть на свою возлюбленную, словно вспоминая детали той ночи. Но весьма неожиданно подался к ней вперёд и, чуть грубоватым движением взяв её за подбородок, притянул к себе, пылко целуя. Ему вспомнилось это чувство, оно посетило его много лет назад у рождественской ёлки, когда он сорвал с её губ такой же неожиданный поцелуй, вызванный переизбытком многогранных чувств. — Ты уверена, что хочешь знать? — спросил он, чуть склонив голову, не выпуская её из своей хватки. Голос звучал нежно и бархатисто, едва не переходя на шёпот. — Кажется, я и так слишком развратил тебя, — он погладил её щеку, и она, подобно своей кошке, лишь прильнула к ней.       Взгляд её перестал быть таким же твёрдым и напористым. Ганнибал знал как смягчить её, но как умерить пыл — не знал никогда. — Меня развратили ещё в юности. Двое потерянных, обречённых на одиночество. Мы лишь нашли друг друга, разве я не права? — ловко Софи отражала все попытки Ганнибала на снисходительность и жалость. Лектер сдался. — Она задержалась на стоянке после матча. Ждала кого-то, но тот так и не пришёл. Ночь была прохладной, как сегодня, но она вновь курила, словно надеялась согреться. Её сигареты… Дешёвые и с отвратительным ароматом; клянусь, я с трудом находился рядом с ней, — на всякий случай уточнил Ганнибал, не давая Софи ни одного повода даже на самую маленькую и глупую ревность. — И? — Я подошёл, предложил ей огонь, всё же я джентльмен, — забавная усмешка проскользнула на губах, и он выровнял спину, совсем отстраняясь от Софи. — Мы перекинулись парой фраз. Она уже не помнила меня с матча, но это было не важно. Она хотела казаться независимой, сильной. Но… — Ганнибал улыбнулся. — Она не знала, что стоит на месте, где её сила — это слабость. — Ты сделал это быстро? — Настолько быстро, насколько позволяли обстоятельства. Она была грубой, но не заслуживала страданий. Жаль, что она так и не поняла, что настоящая сила — это не громкость слов, а умение молчать.       Софи прикрыла глаза, словно оценивая его слова. Затем, почти шёпотом, она добавила: — Иногда мне кажется, что ты играешь не только с ними, но и со мной. — Кто с кем играет, Софи, вопрос ещё нерешённый, иначе с чего вдруг этот допрос? — Ганнибал говорил с лёгким оттенком насмешки, но его взгляд оставался пристальным. — Это не допрос, — возразила она, наклонив голову чуть в сторону, уходя от его глаз. — Скорее… попытка понять тебя. — Что именно ты хочешь понять? — его тон стал серьёзнее, но всё ещё сохранял оттенок любопытства. — Мне казалось, ты и без того зашла слишком далеко. У меня нет для тебя ничего нового. Ты уже всё знаешь.       Софи ненадолго замолчала, её глаза метались, словно она подбирала правильные слова. — Для этих дел ты всегда выбираешь «идеальных» жертв, — наконец сказала она, глядя ему прямо в глаза. — Но что ты видишь во мне? — Кажется, ты уже задавала подобный вопрос? — он напоминал их первую после долгой разлуки постельную сцену. — Кажется, тогда ты был не слишком в настроении, чтобы на него отвечать. — Однако я ответил. — Однако мне этого мало. — О чём ты переживаешь, милая? — его улыбка становится чуть шире, почти хищной, но во взгляде появляется нежность. Ему нравилось чувствовать от неё подобные эмоции. — Я вижу в тебе то, что хочу сохранить.       Софи наклонилась ближе, её лицо оказалось совсем рядом с его. Она оперлась локотками о ручку кресла, приняв в какой-то степени детскую выразительность. — А если я перестану быть сильной?       Ганнибал слегка склонил голову, его улыбка исчезла, неожиданно он стал серьёзен. — Тогда я сделаю всё, чтобы вернуть тебя такой, какой ты была, — произносил он это медленно, задумчиво, чуть поглаживая выпавшие из прически кудри. — Даже если для этого придётся уничтожить мир вокруг. — А если не получится? — взгляд девушки стал похожим на взгляд ястреба, она прожигала Ганнибала, ожидая ответа, вся детская напыщенность исчезла в раз. Лектеру казалось, что даже маленькая ложь будет замечена. Она же не знала, чего боится больше — того, что он попытается вернуть её силой, или того, что он не станет бороться вовсе. — Я понимаю, сейчас ты в положении… деликатном. Столько событий произошло за такой короткий срок, ты перенервничала, заболела. Но неужели я дал тебе хоть какой-то повод засомневаться в своей любви, Софи? Где я допустил ошибку? — он мягко прикоснулся к руке девушки, действуя уже аккуратно. — А сцена в прихожей? Разве это не было «слабостью»? — Ты всё об этом… — Ганнибал мягко улыбнулся. — Всё же я привез тебя домой без твоего согласия, ты была и без того на пределе, твой всплеск абсолютно нормален… — он замолчал на секунду, губы чуть поджались, ему не хотелось этого говорить, но следующие слова были ей необходимы, хоть и были опасной правдой. Ему не хотелось раскрывать этого. Правда всегда оставляла трещины в его тщательно выстроенной стене. Но с Софи… с Софи ложь могла разрушить всё. — К тому же, это напомнило мне, как мне дорога твоя жизнь. — Порой мне кажется, ты можешь оправдать любой мой поступок.       Ганнибал тепло улыбнулся, поглаживая ей руки. — Боюсь, что это правда. И это далеко не последнее, что я готов сделать. — Но всё же то, что ты сделал, ты сделал не ради меня, а ради себя, — твёрдо сказала Софи, её голос был холодным, но дрожь в нём выдавала подавленные эмоции. — Возможно, — кивнул Ганнибал, его взгляд оставался спокойным. — Но разве это имеет значение? Ты жива, ты здесь. И это всё, что важно. — Ты говоришь так, будто это простое «здесь» — единственное, чего ты хотел, — её голос усилился, и в глазах сверкнул вызов. — Ты спас меня в ту ночь. Но почему? Ты ведь мог позволить мне уйти, если это был мой выбор.       Ганнибал ненадолго замер, его глаза изучали её лицо, пытаясь понять, насколько далеко зашли её слова. — Потому что это был неправильный выбор, — наконец произнёс он, его голос звучал как резкий удар. — Ты хотела покончить с собой из-за боли, которую нанесли тебе другие. Но ты сильнее этого, и я не позволю тебе уничтожить себя ради их слабости. — Ты снова всё решил за меня! — она вскочила на ноги, её движения были резкими, а голос наполнялся. — А если бы я не хотела, чтобы ты вмешивался? Может это было обдумано? — Тогда ты бы не сидела здесь сейчас, — спокойно ответил он, хотя в его словах ощущалась внутренняя борьба.       Софи сделала шаг вперёд, её руки сжались в кулаки. — Ты сделал это не только ради меня, а, в большей степени, чтобы доказать себе, что можешь контролировать всё, в том числе и то, что считаешь своей собственностью.       Ганнибал медленно поднялся, его высокая фигура нависла над ней, она копнула слишком глубоко, и эта мысль явно была не тем, что он хотел афишировать, и её слова ударили слишком близко к истине, чтобы он мог игнорировать их. Он сделал к ней шаг вперёд. Кажется, к Софи вернулось слишком много сил. — Ты ошибаешься, Софи, — его голос звучал холодно, почти отстранённо. — Я спас тебя, потому что ты — это единственное, что напоминает мне, что я всё ещё человек.       Она замерла, её глаза расширились, а в голове пронеслись все моменты, когда его поступки казались ей слишком жестокими, чтобы быть человеческими. — Ты… человек? — её голос стал мягче, почти шёпотом. Нота иронии не могла укрыться. — Иногда я вижу в тебе только монстра. — Возможно, я им и являюсь, — ответил он, наклонив голову. — Но если это так, то ты — причина, по которой этот монстр не разрушает всё вокруг, — он подошёл ближе, его руки мягко, но уверенно легли на её талию, сжимая её так, что она почувствовала, что он не отпустит, даже если мир вокруг них рухнет. — К тому же, ты сделала меня слабым, Софи, — продолжил он. — И я никогда не позволю тебе уйти. — Значит, ты сделал это ради себя, — тихо повторила она, но её голос был уже менее уверенным. Его прикосновения сбивали с мысли.       Ганнибал мягко улыбнулся. — Ради нас обоих, — ответил он без тени сомнения. — Если бы ты ушла, я потерял бы больше, чем ты можешь себе представить. — Это был твой способ контролировать меня? — её голос дрогнул, но она не отвела взгляда. — Нет, Софи. Это был мой способ сохранить тебя, — его голос стал мягче. — Любовь — это не контроль. Это желание защищать. — В таком случае может показаться, что ты любишь меня больше, чем это возможно, — прошептала она, опуская глаза. — Ты права, — ответил он, улыбнувшись и придвигаясь к девушке ближе, он ослабил хватку. — И это моя самая большая слабость. — Ты говоришь, что любишь меня, — Софи подняла глаза, её голос был тихим, но в нём звучал вызов. — Но это не любовь, Ганнибал. Это… одержимость.       Ганнибал выглядел спокойным, но в его движениях была угрожающая точность. — Если это так, то пусть будет одержимостью, — его голос звучал тихо, но напряжённо. — Потому что, в действительности, ты — моя.       Софи сделала шаг назад, но он мгновенно оказался рядом. Его пальцы обхватили её запястье, сжимая чуть сильнее, чем нужно. — Ганнибал, ты причиняешь мне боль, — сказала она, голос дрогнул. — Боль? — его глаза сверкнули, и уголок его губ чуть приподнялся. — Это напоминание, Софи. Напоминание о том, что я никогда не позволю тебе уйти.       Он отпустил её, но сделал это резко, и девушка невольно отступила ещё на шаг. — Ты говоришь, что это ради нас, но на самом деле всё это ради тебя, — продолжила она, несмотря на дрожь в голосе. — Ты хочешь сохранить меня, потому что боишься потерять контроль. — Ты права, — он сделал ещё шаг к ней, и в этот момент девушка почувствовала, как тяжёлый воздух в комнате стал почти невыносимым. — Я боюсь потерять контроль. Боюсь потерять тебя. — А если я уйду? — её слова звучали как вызов, но в глазах мелькнул страх. — Тогда я найду тебя. Где бы ты ни была. Я последую за тобой, куда бы ты ни пошла. И я сделаю так, что ты никогда не захочешь уйти снова, — его голос звучал как шелест ножа по заточенному камню. Он взял Софи за подбородок, заставляя смотреть в свои потемневшие глаза. — Второго раза не будет. Ты уже сделала выбор, Софи. И ты останешься, потому что знаешь, что без меня твой мир разрушится быстрее, чем я успею его уничтожить. И мне даже не нужно ничего доказывать, просто обернись и посмотри на два минувших года, посмотри, что ты сделала с собой.       Софи замолчала, её дыхание стало учащённым. Он смотрел на неё, не двигаясь, но в его взгляде читалась опасная смесь страсти и угрозы.       Он осторожно прикоснулся к её щеке, но в этом прикосновении была стальная сила. — Но в этой слабости и моя самая большая сила, — добавил он. — Потому что ради тебя я готов разрушить всё, что стоит у нас на пути, — он произнёс это так спокойно, что казалось, будто разрушение мира для него — лишь неизбежная жертва ради её счастья. — И что дальше? — Софи повернулась лицом к нему, голос стал чуть резче. — Ты будешь охранять меня, как коллекционный экземпляр? Или однажды решишь, что я больше не нужна? — Ты никогда не станешь мне не нужна, — ответил он, его тон был абсолютно серьёзен. — Но в этом мире есть те, кто готов разрушить всё, что я люблю. И я не позволю этому случиться. — Ты ведь знаешь, что однажды твоя любовь станет для нас обоих опасной? Если уже таковой не стала. — Возможно, — кивнул, улыбнувшись ей. — Но разве не в этом её красота? Милая, ты слишком много думаешь о том, что я делаю или не делаю ради себя, — сказал он, его голос стал мягче. — Но разве ты не видишь истины? Или ты решила устроить мне психологический тест? Вся правда перед тобой, умница, ты разгадала меня, — он слегка наклонился, губы коснулись её лба. В наслаждении он прикрыл глаза. — Если бы ты знала, сколько раз я готов был переступить через себя и других, только чтобы увидеть тебя счастливой…       Она закрыла глаза, осознавая, что страх, который она испытывала, странным образом лишь усиливал её привязанность к нему. Ганнибал словно бы ощутил её дрожь и, уже осторожно, взял её за запястья. — Ты боишься меня, — прошептал он, чуть отстранившись. — Но это не страх разрушения, Софи. Это страх потери. И в этом мы одинаковы.       Софи не ответила, но руки осторожно скользнули к его запястьям, как будто она искала в них поддержку. — Ты боишься быть слабой, но ты забываешь, что у тебя есть на кого опереться. Я не оставлю тебя, какой бы ты не была. — Не спеши произносить клятв, — Софи отрезала его слова, но голос был слишком напряжён.       Ганнибал наклонился ближе, губы почти коснулись её уха, а голос стал мягким, обволакивающим, но слова были словно ледяной клинок: — Но ведь клятвы уже произнесены, Софи. Даже если ты этого не помнишь.       Он поднял её запястье, мягко, но ощутимо удерживая руку, словно подчеркивая свои слова. — И каждый твой шаг, каждое слово — это часть твоего обещания. Ты дала его мне не словами, а действиями. Всей своей жизнью.       Пальцы чуть сильнее сжали запястье, а дыхание обожгло кожу на шее. — Ты не понимаешь, что я уже сделал ради тебя. И если понадобится, я сделаю больше. Намного больше, — он выровнялся, глядя ей прямо в глаза, его взгляд обжигал её, не оставляя места для возражений. — Ты можешь бояться, можешь сомневаться, но запомни одно: никто и ничто не отделит тебя от меня. И в этом вся правда, которую ты искала этим разговором.