Только шёпотом

      Бежать.       Голосом Ади продребезжала рация: “У них автоматы. Отступаем”. Хрена с два они начнут палить по нам, а вот коктейль Молотова приятно оттягивает карман и очень расстроится, если я не пущу его в ход.       Подныриваю, прячусь за перевернутую тачку, прижимаюсь спиной, пара секунд отдышаться — выглядываю. Ублюдки, и правда автоматы вскинули. Не посмеете, твари.       Ткань липнет к носу, еще и не видно ни хера, чертова балаклава. Топот тяжелых ботинок, крики, давка. Кажется, наши все пробежали, выглядываю еще раз. Чиркаю зажигалкой. Замахиваюсь. Три, два, один.       Резкий рывок назад.       — Отпусти, сука!!       Не отпустит. Скручивает. Упираюсь, волочит. Второй хрен хватает за ноги, больно, до онемения. Затаскивают в автобус, швыряют на пол.       — Вики!       Хера ли Вики, уже приняли, беги давай, ангелок.       Оглушительный отрывистый стрекот, какая-то тварь и вправду пальнула. Молюсь, чтобы в воздух. Доигрались, блядь.       Выглядываю сквозь решетку узкого окна. Пятки Сэми сверкают. Слава Богу.       ***       Царапаю узоры на штукатурке. Противно забилась под ноготь, но слово из трех букв еще не дописано, еще и взяла жирным шрифтом, придется постараться.       Кажется, я опять в жопе. Часов десять точно прошло, а ко мне даже никто не вошел. Мои не сунутся, у нас с прошлого раза договоренность не подставляться. По новому закону и вздернуть могут, а у меня что-то вроде иммунитета. Но иммунитету я звонить и не вздумаю, уроды в красных костюмах и так уже пробили мою фамилию по биометрии и не тронут. Уокеров в Оушен-Лэнд навалом, но такая долбанутая одна. Да и в карточке у них определенно присутствует пометка, что-то вроде “дочь министра Ребекки Уокер”, иначе бы уже начали избивать. Парни и даже девочки рассказывали, что с такими, как мы, блюстители не церемонятся, и ничего им за это не будет.       Спустя какое-то время отхожу на пару шагов, чтобы заценить очередное произведение. Кистями и баллончиками выходит симпатичнее, но и этот вариант не так уж плох, а главное, ёмко и содержательно. Вспоминаю о последнем штрихе и выцарапываю свою подпись в правом нижнем углу буквы “Й”. Не лучшая работа мастера, но сигнатуры достойна. Не зря степень бакалавра в институте искусств получила.       К сожалению, бессмертны только мои работы, да и то на снимках в цифровом пространстве, поскольку большинство из них безбожно замазывают той же ночью. И как любой смертной, мне не чужды человеческие потребности. После жесткой физической нагрузки, стресса, двух часов в автобусе и хрен знает скольки часов в этом обезьяннике я страшно хочу пить. Придется пообщаться с блюстителями.       Подхожу к железной двери и начинаю молча долбиться.       ***       Язык все так же противно липнет к небу, в горле першит, губы продолжают трескаться, а я лежу на длинной железной скамье. На мои крики никто не отреагировал, даже когда они стали немного отчаянными и сформировались в имя моей мамочки.       Мать публично отреклась от меня еще пару лет назад, когда структура законодательной власти лишилась предпоследней партии. Но все равно помогает каждый раз, потому что ничего ей за это не будет.       Оппозицией не пахло уже тогда, но они продолжали играть в нее до последнего, и вот два года назад вернули смертную казнь и провели последнюю реформу. В оппозицию играть продолжили, но уже в виде нелегальных митингов и подобных вчерашней стычек. Хотя Ади и Сэми упрямо верят, что мир меняют. Да и пусть меняют, я бы тоже не прочь, но слишком хорошо знаю власть изнутри. Впрочем, я хотя бы что-то делаю. В соцсетях я герой, да и на жизнь хватает.       В «Шёпот» я попала случайно, когда рисовала очередную каракулю на гараже под покровом ночи. Ангелок, ну то есть Сэми, жил тогда в соседнем доме и не постеснялся выйти познакомиться. Узнали о том, кто моя мать, они только после первого задержания, а там уже пути назад не было, я слишком много узнала и заверила их, что из общего с матерью у меня только фамилия, даже про счет в банке на личные расходы говорить не стала. Тем не менее, мое продвижение в организации на этом остановилось, и я так и осталась на уровне уличных бунтарей. И не скажу, что меня это не устраивает, потому что кто, как не я, понимает, что «Шёпот» существует только потому, что Шепфорд позволяет ему. Тусовки у них неплохие, а Ади с Сэми, или дьяволенок и ангелок, как я их называю, стали мне близкими друзьями.       Вместе с легкой вибрацией прямо на предплечье загорелся экран. Наш государственный смартфон, еще не обязаловка, но всем, кто попался, устанавливают, выкорчевать такой стоит немалых денег, а узнают — накажут.       Неужели вырубили блокировщик? Так, значит, надо звонить.       — Сколько выкуп-то? — выкрикиваю.       — Десятка, — отвечает голос прямо из-за двери. Уроды, значит, слышали мои вопли о том, что пить хочу.       — Десять тысяч? Вы там совсем охерели что ли?       Молчание.       Тыкаю по экрану на собственной коже, отключаю режим голограммы. Незачем ему меня в таком виде лицезреть, мы с ним еще недостаточно знакомы. Вот голышом полюбуется, потом и в камере после митинга можно.       — Да, — отвечает сдержанно.       — Это я.       — Вики? Что это за номер?       — Это мой встроенный, — усмехаюсь я. — Слушай, у меня небольшая неприятность, сможешь выручить? Не к кому больше обратиться. С меня ужин.       — Да, Вики, конечно, в чем дело?       — У тебя есть десять тысяч долларов наличкой? Не волнуйся, верну.       — Десять тысяч долларов?!       — Черт, прости, не с того начала. Короче, меня задержали, случайно в центре оказалась, а там митинг. Выкуп десять тысяч. У меня на карте есть, я сразу верну, только забери меня, пожалуйста. Я в тридцать восьмом отделении.       — Хорошо, — его голос слегка дрогнул, но держится достойно для первого раза. Может, у нас с ним есть шанс, предыдущие на хер слали после первого такого звонка. — Я скоро буду, держись.       — Спасибо, — улыбаюсь. Еще один ангелок, почти такой же милый, как Сэми.       Разрываю связь.       Замираю, уставившись на свой шедевр на стене. Почему я набрала ему? Могла же Люци попросить. Даже не задумавшись, отыскала его контакт. Наверное, устала, что они отсекаются сразу, как узнают мою темную сторону, и решила проверить на берегу. Ладно, черт с ним.       Двигаю скамью к маленькому окну, залезаю на нее. За окном темно, камера освещена, что превращает стекло в подобие зеркала. Стираю пальцами поехавшую тушь, поправляю волосы. Мда, спасибо Ребекке хотя бы за скла́дное личико и густые темные волосы, иначе бы с потенциальными бойфрендами было еще туже. Но нового придется испытать сразу по двум пунктам. Вторым проверим, не сольется ли он наутро после пьяной ночки.       Спустя полчаса железная дверь наконец открывается с протяжным скрипом.       Обращаю внимание, что сердце только что дрогнуло. Стоит в своей дурацкой серой толстовке, черные волосы взъерошены, видимо, спал уже. Темно-карие глаза обеспокоены, уголки пухлых губ опущены. Плюю на приличия, бросаюсь ему на шею, утыкаясь лицом в ключицу: я не миниатюрна, но он настоящий шкаф. Хороший такой, основательный, широкоплечий. Неуверенно обвивает руками мою талию и слегка сжимает.       — Спасибо тебе, Бонт, — улыбаюсь ему я. — Прости, мне больше некому было звонить.