Фиалка

      Горько ли вспоминать всё то, чего наяву, по-настоящему то есть, никогда не приключалось? Ещё как.       Мне правда было больно. Не только физическим телом, но и сердцем. От того, как вмиг я очутилась, совсем рядом с Димой. Как я снова переместилась в пространстве, с ним же. Я теперь находилась совсем не с тем, о ком в последнюю секунду, успела подумать… не с Тоби. Обо всём том ещё, у меня хватило времени поразмышлять, что между нами было… а на самом деле не было.       Глупо так поступив, я предала не только его выходит, но и себя тоже. Назвавшись, пускай и выдуманным, совсем дурацким именем тому, с кем вообще не должна была начинать вести разговора изначально.

Посреди ночи, неблизко от дома, вдали от вампира ещё, который мой. Этот, что имелся сейчас напротив — моим не был.

      Вину, за это небезопасное недоразумение, я всецело приняла на себя. Проступка Тоби в том, что его не оказалось нигде поблизости — не было. Он разве виноват, что Дима взял и пришел первый? Я и самостоятельно могла, ни на что не соглашаться. Могла замолчать навсегда, могла и закричать погромче — вариантов имелось много. А вместо этого, самонадеянно себе надумала, что сумею перехитрить всех. И Диму и «ведьму». Что останусь так нетронутой и благоразумной.       — Мы на месте. — послышался голос Димы и его рука выпустила мою. — Голова не кружится? — добавил он следом вопрос, адресованный мне.       Уже явно новые пейзажи вокруг, я ещё внимательно не разглядывала. Сразу только Диму перед собой увидела, а за ним воду. Темную, недоброжелательную. Сумрачную. Точно такую же, как и глаза парня что рядом, которые выжидательно глядели на меня, не моргая.       — Кружится. — соврала ему я. — Упаду сейчас… наверное.       Это спросив, Дима сам подкинул мне идею того, как может, у меня выйдет избежать грядущего. Ведь если мне плохо очень, после этих его вампирских фокусов, неужели он заставит меня в воду, небось ещё и ледяную, лезть? Что-то подсказывало мне: да, обязательно заставит. Но я не упускала, даже в таком случае возможности, хотя бы ещё немного, просто с ним поговорить. Например, о моем хилом самочувствии.       — Потерпишь ведь. Скоро пройдет. — это мне говоря, он, следом, начал расстегивать молнию на своей кофте, готовясь наверное к своему скорому погружению в речную пучину. А ещё, может замечая, что у меня ничего то и «не проходит», и цепенея вся, я дрожу перед ним в коленках, он мне подмигнул. — Не случится с тобой ничего. Ты не утонешь. Если я буду совсем рядом. — продолжал говорить со мной брюнет, вскоре, избавившись и от своей футболки.

Всё упало на траву.

      Он теперь был в одних только джинсах, на две вещи меньше только, имелось теперь на нём. А у меня все были на теле. И я не планировала убавлять это, и без того невеликое количество, даже на одну.

Ещё чего.

      — А я так тогда, купаться буду. В пижаме прямо. Не сниму. — покачала головой я, сбиваясь при этом в дыхании. Заговорила побыстрее, не давая Диме шанса упрекнуть мой едва переменчивый, во всех смыслах, вид.       Несмотря на то, что в этом моём выборе: быть или не быть (раздетой), мою волю, вампиру, точно было не сломить, я всё равно переживала, что на него (этот выбор) мне нужно согласие Димы. Свои обязательства я наполовину выполнила, а вот он свои нет. Я ведь вообще уже, буквально, одной ногой в этой речке стою, а что потом будет — мне неведомо, хоть и было обещано. Что тогда парню ещё, от меня нужно?       — Домой тогда, так и заявишься? Мокрая до нитки. — подталкивая меня к обратному, начал стараться переменить моё и без того, едва уверенное решение, Дима. — Это плохая идея. — неодобрительно рассудил он, как будто имел на это право.

Словно находиться с ним ночью, посреди леса, стало идей наверняка хорошей. Точно словно, лучше моей.

      Прежде чем ему ответить, я ожидаемо впала в крайнее замешательство. Ухватилась даже за краешки соей пижамы, лишний раз теперь давая себе шанс, на непростые раздумья, на сомнения. Не могла определиться просто, в каком случае, действительно испытаю наибольшее смятение: перед мамой — в мокрой насквозь спальной одежде или же перед Димой — без.       Ведь и без подобного, визуального потрясения, моя уже донельзя напуганная мама, может и в обморок упасть, ненароком, заприметив свою дочь на пороге дома, в излишне трагичном (подмокшем) виде. Может она и сумеет пережить тот факт, как меня похитить хотели… но не утопить же!       Её — я заранее жалела. Себя — не очень. И поэтому, всё-таки начала свою пижаму с себя стягивать. Низ сначала, ведь он и так спадал, неохотно, а потом и верх. Через голову прямо так и сняла, спальную рубашку, пуговиц не расстегивая и на Диму глаз не поднимая.       Не знала поэтому, где находится этот его взгляд, пока не сложила вещи свои поверх его, что на траве были. Увидела — он на меня смотрел.       — Ты, на самом деле, шустрая ведь, Фиалка. — выдал Дима, недейственно приободряя меня. — А всё притворяешься, что еле-еле душа в теле. — я, в это время, на груди свои руки скрестила, оставшись теперь в одном лишь нижнем белье. И голову от Димы отвернула, смотрела в сторону. А он, решив может, что обидел мою «душу и тело» своими замечаниями, тут же за локоть меня ухватил. — Эй, я не осуждаю твою медлительность и болезненный вид. Ты мне такой и нравишься.       Дима был вампиром и я догадывалась поэтому, что его вкусы, как и суждения, скорее всего значительно отличаются от всего того, что может приглянуться, просто лишь парню. По этой причине, мне вообще бы следовало, никак особенно, его комментарии на свой счет не воспринимать. Но он говорил, а я слушала. И это имело на меня влияние. Он имел. И все мои раненые впечатления, увы, теперь стали неизгладимы.       — А ты чего в джинсах тогда остался? — решила я, задето, напомнить Диме о том, что он за собой следить должен, в первую очередь. Сам ведь, в облаках витает и до сих пор своих собственных штанов даже не снял, а ко мне придирается.       Брюнет, следом, очевидно как сдержал улыбку. Он сдержанно мне ответил:       — Я джентельмен. — произнес он учтиво, сунув руки в карманы джинс, что оставшись на его бедрах, как-то, должны были подтверждать это его суждение о самом себе. — Будет не слишком правильно, так тебя смущать. — остановив себя в дальнейших объяснениях, которых может, парень для меня не желал, тут же, он сменил курс своего повествования. — Меня и никакая мама дома не поджидает, со слезами на глазах. Мне не перед кем, по этой причине, держать благовидный вид. Кроме тебя.       Задержав дыхание так, словно я, вскоре, окажусь где-то глубоко под водой и мне поэтому необходимо научиться это делать, как можно лучше, я первой зашагала к речке, не продолжая разговора с вампиром. Пошла просто к воде, ощущая, как может не ожидавший от меня подобной, невиданной смелости, Дима мне в спину смотрит.

Именно поэтому и смотрит, а не почему-то там ещё.

      Зайти в воду, ступить по щиколотку, мне помогли две мысли: о доме и о Тоби. Не имея весомых причин, абсолютно бездумно и без вдохновения, я на такое могла и не решиться совсем. Щурясь, я закрывала глаза, представляя только, как сильно окажется рада мамочка моему возвращению. А Тоби… я была уверена, что никогда бы он, так со мной не поступил. Так, как Дима не поступил.       Почему парню вообще стал необходим, этот ночной заплыв, вместе со мной — я недоумевала. Неужели Дима не мог искупаться в ванной, дома у себя? На крайний случай, купить абонемент в бассейн? В общем, у меня не имелось предположений и я надеялась лишь, что никому он об этом не расскажет. И не потому, что мне было стыдно, а потому, что я не хотела огорчать Тоби. Не хотела, чтобы он посчитал меня легкомысленной. Такой вот ведомой и непослушной. В том плане, что я внимательно выслушала и поверила во все те меры предосторожности, при общении с другими вампирами, о которых он мне рассказал — но ничего из этого, небольшого списка, не выполнила.       Оказавшись в речке уже по самые колени, я всё-таки остановилась и пугливо на Диму голову повернула, оборачиваясь на парня через плечо. Где он там? Чего встал? Я ведь утонуть не хочу и ничего перед собой не вижу. Вся моя кожа уже покрылась мурашками, а босые ноги, покалывали временами острые камешки, что на дне повсюду лежали.       Дима не мог читать моих мыслей, но он мог меня видеть. Его глаза уловили всю мою трусливую суть спешно. И поняв так, по моему захудалому виду, что я ожидаю его, с возникшим во мне трепетом перед темнотой, наконец ко мне зашагал. Он быстро в воду зашел, в отличии от меня, не поморщился совсем и оставался холоднокровным. Холодно ему поэтому точно не было, ввиду его бесстрастного характера и страха он также не испытывал, ни перед чем.       То, что он достиг меня я ощутила. Дима, составляя мне теперь компанию совсем вблизи, приземлил свои руки мне на плечи, оставаясь позади.       — Ну что, может хватит уже? Может, всё уже? — не сумев себя от этого удержать, слезливо протянула я, с ним заговорив. Больше так уговаривая его, нежели ожидая, что и правда «всё».       На самом деле, я искренне надеялась, что этого, что ни на есть подвига, и правда достаточно. Надеялась и на здравый рассудок Димы, который осознавая своё преимущество в физической выносливости, должен эту пытку, немедленно для меня прекратить.       Но прежде чем мне хоть что-то сказать, парень меня подхватил, на руки к себе взял. Выходит что отвечая мне, этим своим неожиданным действием, что ничему ещё не настал конец. А если я, самостоятельно, идти сама больше не смогу или не стану, он сделает это за меня.       Я это поняла, потому что заимев меня у самой своей груди, так к себе прижав, он сделал шаг дальше, совсем вглубь. После, ещё пару шагов сделал, пока мы не очутились в черной на вид воде, по самую шею.       — Когда я был такой же, как ты, когда человеком был, а не девчонкой, вода являлась моей самой большой фобией, представляешь? — заговорил со мной Дима, игнорируя мои ему вопросы, которые в любую секунду, могли стать уже и прямой к нему мольбой. — На меня, одним летом, взвалили двоюродную сестру, чтобы я за ней приглядывал. А мне… как-то не до этого было. Я подростком был, у меня и друзья были. Я очень много курил и не мог быть никакой нянькой. — покрепче меня к себе прижав, Дима ступил по дну, ещё один раз. — В один день, в июне, мы на речку с ней пошли, а она взяла и утонула, паршивка. Меня за это вся семья ненавидела потом, бабушка и дядя, до конца дней. Но и их жизнь, после, также оборвалась, а моя нет. Уже давно нет. — чувствуя, теперь уже губами, тягучую воду, я вцепилась пальцами в шею Димы. Так, чтобы только не закричать. Больно ему от этого всё равно не стало, он кажется даже улыбнулся и говорить продолжил. — Я многих так вожу, с собой вместе, ты не первая. Если получается, то в самую опасную воду завожу. Показать чтобы, что всё больше не так. Что у меня есть теперь власть над этой стихией. И ты это почувствовала. Ты никуда ведь сама не пошла? Ты остановилась, не став без разрешения тонуть, а дождалась меня.