За старой тенью

Г’енайрэ спустя сутки ожиданий и восстановлений, наконец, увидела Эоллин с холма. Она шла ровно, как могла, но, тем не менее, оглядывалась. Эльфийка сразу же спустилась к ней. – Вот, – без лишних формальностей Эоллин протянула партизанке маленький сверток. Г’енайрэ тут же развернула его. Карту явно рисовал неопытный следопыт, но разобрать она все же смогла, – За стражниками побоялась я смотреть, ты уж извини. – Обстановка? – продолжая рассматривать схему, спросила Г’енайрэ, – поймали еще кого? – Поймали… – с нескрываемым ядом в голосе, сказала Эоллин, – зачем стражника убила? Тоже часть плана? – эльфийка не ответила, лишь кивнула, – Самого тихого из sidhe взяли. Думают, что он собирает бунт устраивать и натравил на парня бандитов. У него сестра молодая совсем. Да и сам он не старый еще. И пару семейную задержали. – Что еще рассказать о них можешь? – наконец, Г’енайрэ оторвалась от изучения плана деревни: ее заинтересовал в основном сарай у небольшой камеры, который использовали как кладовку для всякого хлама. Сама камера, как подписала Эоллин, находилась под открытым небом и имела гнилую крышу. Вмещала себя от силы троих взрослых мужчин. – Живут себе, никого не трогают. На северо-западе, как и все эльфы. Курятник у них свой есть, большой, я у них чаще покупаю, потом в другой деревне продаю. И им деньги – и мне дешевле. Как уж живут они, я не знаю. Но Визоар о Видии заботиться всеми силами. Любит ее. Слух был, что не теплой братской любовью. Да только Видия б тогда уже от груди б плод отучала, молодые ж оба. Так что слух скоро на “нет” сошел. – Значит, вопрос нескольких часов, пока ее тоже арестуют, – заключила Г’енайрэ, – И место в камере кончилось, – снова открыла карту. Камера вместе с сараем были на востоке деревни, в противоположной от главного входа стороне. Чуть южнее стоял хлев, судя по всему, достаточно большой. – Вот что, Эоллин. Возьми, – из походной сумки Г’енайрэ достала увесистый сверток ткани, – там ножи. Пронеси как угодно и закопай в хлеву. Рядом с ямой нарисуй крест. На саму яму брось три камушка. Ясно? И больше не выходи из деревни. Не пытайся убежать. Арестуют – не сопротивляйся. Про меня спросят – скажешь: “Видела кого-то на поляне. Но далеко было, трава высокая – не разглядела. Может, и свой кто”. Но постарайся не попасться раньше меня. – А ты? – обеспокоенно спросила Эоллин, уложив сверток на дно корзины, закрыв его травами и уже наполовину развернувшись, – Ты что делать будешь? – Пересменку нарисую. Оставлю ее товарищам. Видишь вышку на юге? – указала Г’енайрэ, – на противоположной стороне зарою. Проходи там каждый день около полудня. Услышишь как кто-то скребет забор, выйдешь туда. Тебя там будет ждать мой друг. Он тебе передаст кое-что для меня. После этого можешь хоть специально попасться. Ты должна будешь принести сверток мне. Теперь иди. Эоллин не смела перечить. Г’енайрэ говорила так уверенно, будто проворачивала что-то такое каждый день. От этого эльфийка и верила ей, даже несмотря на все риски, на игры в молчанку и недоговаривания. Эоллин не знала, на самом ли деле Г’енайрэ так уверена в своем плане, друзьях или делает вид… Но жить так, как до сей поры, она больше не могла. Не хотела. Г’енайрэ тоже отправилась к деревне, но другим путем, огибая ее так, чтобы оказаться на северо-западе. Там действительно был квартал нелюдей. Понять это было легко – было тихо и как-то слишком много стражи для шести домов. Сквозь щели в заборе она увидела, как двое стражников под руки тащат молодую эльфийку с русыми растрепанными волосами, задранной до бедер юбкой. Г’енайрэ заставила себя проводить ее взглядом. Если бы она была вспыльчивой, сию же секунду подожгла бы все, до чего бы дотянулась. Снова бессонные сутки. Или больше? Г’енайрэ уже не считала. Что-то заставляло ее не закрывать глаза дольше, чем на секунду. Все это время она наблюдала за стражниками. Сменялись они, как Г’енайрэ и ожидала, дважды в день: на рассвете, когда пели петухи, и в сумерках, когда солнце полностью пряталось за горизонтом. Днем дежурило меньше, чем ночью: двое всегда стояли у главных ворот на юго-востоке, еще один на вышке, который, как думала Г’енайрэ уже заметил ее, один у камеры, двое у сарая и еще двое стояли в квартале нелюдей. Ночью было столько же, но еще четверо патрулировали улицы. Но по данным Эоллин стражников было всего 17 человек, считая командира. Значит, как минимум четверо работали полные сутки, скорее всего, молодые. А командир, вероятно, занимался допросами, потому Г’енайрэ его видела лишь один раз и вусмерть пьяного. Ближе к полудню третьего дня своего отсутствия в лагере Г’енайрэ побежала, быстро, как могла, к северной части деревни, закопала сверток с картой, нарисовала крест на заборе, на яму положила три камня. Потом рванула в лес, на место той самой стоянки, где она была с Иорветом, когда впервые встретили Эоллин. Там бросила лук и стрелы, накрыла их ветвями. Там же оставила пояс с травами и мазями. С собой рискнула пронести лишь одну – заживляющую, которую хранила в маленьком мешочке, проложенном внутри тремя кленовыми листьями, которые обновляла каждые два дня. Аккуратно положила его под грудь, привязав к специально пришитым завязкам на внутренней стороне. С собой взяла только меч. И легким шагом отправилась к деревне через поле. Шла тихо, прислушиваясь, каждый шаг контролировала все сильнее, когда приближалась к деревне ближе. Стала обходить деревню, чтобы оказаться со стороны камеры и сарая. Подошла совсем вплотную, настолько, что смогла в щелях между дощечками разглядеть саму камеру – а по сути, просто клетку с деревянной, гнилой крышей, которая явно протекала от осенних дождей. И в ней увидела трех из пяти заключенных эльфов. Все было так, как она думала… И наконец, Г’енайрэ услышала шаги. Аккуратно взялась за рукоять меча. Выстрел. Она мешком упала на землю. Прокатилась под вонзившимся в дерево болтом. Вскакивая, выхватила меч. Четверо. Один с болтом, второй с луком и еще двое – здоровые мужики с булавой и мечом. – Вот она! – крикнул тот, что выстрелил, – Эльфийская дрянь! – Сейчас как миленькая нам все расскажет! – на девушку кинулись с булавой. Г’енайрэ слабо представляла, как сражаться против такого противника, но побеждать сейчас ей было не очень нужно – главное, не дать себя слишком покалечить. Эльфийка деревянно уклонилась от первого удара, который должен был попасть в правое плечо. Едва отпрыгнула от стрелы. “Умно”, – успела подумать она, пока ее не настиг мечник. Она неловко парировала удар, пируэтом вырвалась из центра боя. Как справляться с мечом Г’енайрэ знала, потому изящно шагнув, оказалась за его спиной. Огромный мужчина теперь загораживал ее и от болтов, и от стрел. А времени было мало. Стражник развернулся к ней, замахнувшись мечом. Эльфийка легко уклонилась, продолжая укрываться за живым щитом. Левой рукой выхватила нож из набедренного пояса. Заставила мечника сократить дистанцию, замахиваясь правой рукой на него. Он легко заблокировал нападение. А она – всадила нож в жилы на локте и отпрыгнула, как только тот взвыл. Рабочая рука была повреждена, а держать двуручный меч одной рукой и уж тем более орудовать им против, пусть и кривой, но проворной эльфийки – затея не самая лучшая. Но победа для Г’енайрэ оказалась недолгой. Она не заметила, как арбалетчик подошел к ним в плотную. Эльфийка почувствовала тонкий и острый наконечник болта на задней поверхности шеи. – Бросай меч, эльфская потаскуха! – Г’енайрэ послушно бросила меч на землю. За что получила удар под колени. Рефлекторно они согнулись, а сама эльфийка полетела вперед, но ее грубо перехватили за шею, – Не выебывайся! – Г’енайрэ разжала и левую руку. Нож воткнулся острием в землю. А ее бесцеремонно бросили лицом вниз. Перевернуться успела лишь набок. Стражник, что держал булаву, подошел к ней, и со всей присущей человеку злобой, как следует пнул ее, попав в соединение ребер. Дыхание перехватило. Издать и звука не смогла. Вся скрючилась, глаза на выкат. Сквозь оглушающий писк в ушах слышала проклятия в свою сторону. – Брата моего мелкого ты убила!? – кричал он, – Ты? – за волосы одной рукой приподнял Г’енайрэ до уровня своего бедра, перехватился и лбом впечатал ее в колено, – Отвечай! – новый удар отрезвел, эльфийка наконец смогла вздохнуть. Но в ответ лишь улыбнулась. Так мерзко, как только могла, – Сука! – огромный мужчина, особенно, если сравнивать с Г’енайрэ, за шею поднял ее над землей, сжимая обеими руками. В глазах быстро начало темнеть, а из носа пошла кровь. – Стой, идиот! – Г’енайрэ свалилась на землю, – живой нужна. Как мы тогда на банду ее выйдем? Раз одна тут, значит не лыком шита. Г’енайрэ подняли под руки и заставили идти самой, держа ей кисти за спиной. Она слизнула кровь с губы, не противилась, шла гордо, насколько могла. Когда толкали в спину, осыпали проклятиями, смеялись, молчала. Думала, будет хуже. Но у них еще было много времени показать ей все, что они думают о нелюдях. Когда завели в деревню, никого кроме мужичья не было. Эльфийка окинула их коротким взглядом. Увидела семерых, не считая трех стражников, что еще встретились ей на пути. Одну женщину, судя по всему, беременную. Она коротко посмотрела на Г’енайрэ испуганно, ненавидя. А когда та улыбнулась ей, поспешила обратно в дом. “Детей спрятали, – подумала эльфийка, – боятся. Правильно… Около сотни тут человек живет, как и говорила Эоллин. Восемьдесят шесть и восемь эльфов. Похоже на правду. Угроза – не больше пятидесяти”, – кивнула своим же мыслям, – “Против тринадцати и восьми… Тяжело будет”. Деревня и впрямь была похожа на небольшой городишко: некоторые дома были каменными и даже двухэтажные. Среди всех построек Г’енайрэ легко нашла глазами местный бордель с таверной – одно двухэтажное здание, явно с подвалом. Местные стражники редко были действительно местными – молодых парней сгоняли из окружающих деревень поменьше. А все потому, что именно здесь, в близлежащих полях была удивительно плодородная почва. Поговаривают, будто в этих землях много столетий назад эльфийские маги проводили разные ритуалы, и от их созидательной магии почва напиталась силой на многие века вперед. Здесь же, по слухам, некоторое время обитали друиды, но их быстро вытеснили, узнав о невероятных плодородных свойствах земли. И, конечно, такое место защищали. Г’енайрэ знала эту легенду от Эоллин. Оставлять такую землю людям ей не хотелось. Даже если эти легенды правда – предки простят их за пороки во благо Aen Seidhe. Почти за шкирку Г’енайрэ бросили в одну из дверей деревянного дома. Она не успела понять, как оказалась внутри и где именно, но это вряд ли было важно. Хотела выставить руки вперед, чтобы не упасть лицом в пол, но не смогла – они оказались крепко зафиксированы обжигающе колючей веревкой почти по локоть – и эльфийка плюхнулась на правое плечо, лбом поцеловав деревянные доски. – Подъем! – раздался крик сквозь хохот. Но сама переворачиваться Г’енайрэ не стала, лежала, как есть. Потому ее грубо подняли на ноги, усадили на рядом стоящий табурет. Дверь захлопнулась, послышался звук ржавого шпингалета с обратной стороны. По левую руку от себя эльфийка увидела крупную мужскую фигуру – быстро сделала вывод, что это и есть командир стражи. Это был мужчина лет сорока на вид, с седой, с проплешинами щетиной и знатно облысевшей головой. Рассмотреть его лицо Г’енайрэ не успела. Левую щеку обожгло. Эдьфийка от резкой боли шумно вздохнула. На щеке быстро распухали толстые короткие пальцы, формируя отчетливый след. – С приветствием закончим, – голос у командира был чересчур шершавый для его возраста, почти старческий. Явно неоднократно срывал его или каким-то чудом выжил после туберкулеза. Он грубо поднял ее голову за подбородок, чтобы так не отвела взгляд, – Я спрашиваю, а ты – отвечаешь. Ясно? – Г’енайрэ молчала. Командир одним движением развернул ее к стоящему так же слева столу, не дождавшись ответа, двумя ударами о столешницу разбил ей нос. Кровь фонтаном забрызгала полусгнившее дерево, – Я по-хорошему спросил, ясно? – не дав ей ответить, добавил, – на своем гнилом языке ответишь, сломаю тебе обе руки. – Ясно, – кивнула Г’енайрэ, сплюнув кровь и слюну на пол. – Волошку ты сожгла? – на удивление эльфийки, спокойно спросил командир, будто полминуты назад не приложил ее лицом об стол. – Я сожгла, – командир достал небольшой, дешевый, но хорошо ухоженный нож из грудного ремня. – Одна? И целую деревню? – медленно подошел к ней, – Как думаешь, сколько наших мужиков позарятся на твою милую мордашку? Думаешь, кто-то на уши твои посмотрит, если им предложат бесплатную шлюху? Еще раз соврешь – я предупредил. Язык наш ты понимаешь. А до виселицы еще надо дожить, понимаешь? – Сжечь крохотную деревню в ночи одной – задача не из сложных, – Г’енайрэ шмыгала каждые два слова, стараясь не дать крови из носа попасть в рот. – Но ты пришла и сюда, – подметил мужчина, нависая над ней. Он легко касался лезвием открытых участков ее кожи, – Одна против сотни? Вы эльфы, как один, кричите: “Смерть d’hoine!”. И ты думаешь, что я поверю в твое желание сдохнуть на виселице? Сколько вас, в последний раз спрашиваю? – Я исполнитель, а не командир, – улыбнулась ему эльфийка, когда острие задержалось на щеке, – мне такое не докладывают, – она почувствовала, как к подбородку побежала теплая струя, – Кто в здравом уме доложит разведчику все об отряде, если его схватит, если не сегодня, то завтра, м? – едва не засмеявшись, ответила Г’енайрэ. Она не боялась. Никто ее сейчас убивать не станет. Она – слишком ценный игрок в цепи, разменная монета, приманка – как угодно. – За тобой придут, вы за каждого держитесь, остроухие ублюдки! – Г’енайрэ не поняла, почему командир вспыхнул именно сейчас. Он одним рывком повалил ее на пол. От неожиданности эльфийка пискнула. От боли в животе через секунд взвизгнула. Еще раз. И еще, – Убила молодого парня! За то, что нашел тебя!? Думай своей остроухой головой, с кем и как ты говоришь! – командир весь раскраснелся, пиная эльфийку, пока та не перестала издавать какие-либо звуки. За грудки поднял ее, посмотрел в голубые затуманенные болью глаза – она же не могла сфокусировать взгляд на командире, – Справедливость всегда торжествует. Живой ты за забор не выйдешь. Через три дня, когда тебя хватятся, ты уже будешь кормить птиц на сторожевой башне. Моли своих богов, чтобы тебя не тронули. Я останавливать никого не стану, эльфийская падаль! – Он лбом приложился к ее с такой силой, что Г’енайрэ потеряла сознание.

***

Лиад’гвир сидел у костра, лениво обтачивая меч камнем после не очень плотного завтрака. Со спины к нему подошел Мараир, тихо присел рядом. – Так и не вернулась? – спросил он темноволосого эльфа. – Не пропадет, – усмехнулся Лиад’гвир, – Кто ее знает, может, по своим девичьим делам ушла? Слышал, как вы вчера не поделили чего-то, – не преминул указать он, – Может, эльфочке одной побыть хочется. Травушек-муравушек своих соберет да придет. – Своевольная beanna, – прошипел Мараир, поднимаясь со своего места. “Тебе пока рановато, начальник, знать, насколько”, – усмехнулся своим же мыслям эльф. Он терпеливо ждал, когда придет время. Предположения Лиад’гвира о местонахождении Г’енайрэ успокаивали первые сутки. Но когда эльфийка не вернулась и на следующий день, нервничать стал уже и Иорвет. Лиад’гвир и сам прекрасно отыгрывал придуманную роль: тоже запереживал, когда пришло время. – Если эта идиотка опять пошла к деревне и никому ничего не сказала, – Иорвет уже в шестой раз мерил расстояние между одним кленом и другим, – я ей очистки a g’ers (на голову) вылью. Лиад’гвир подпирал собою один из этих кленов, сложив руки накрест на груди, а Мараир глазами следил за Иорветом, который и не старался скрывать, что его терпение на исходе. – Предположим, что она туда пошла, – Мараиру не нравилась эта мысль, но отрицать ее совсем у него не получалось, – Сколько времени нужно на дорогу, Иорвет? – Последние разы она умудрялась пройти путь туда-обратно чуть меньше, чем за три дня, – проговаривая каждую букву, ответил эльф. – В деревне допрашивают эльфов. Под стражей, – решил обозначить Мараир, – В любом случае, мы должны ждать. – Еще сутки? – усмехнулся Лиад’гвир, – Если эльфочка попалась, то можем уже попрощаться с ней и пожелать ее духу встретиться с лесом, а если нет, то завтра вечером она вернется. Так? – он видел, как Иорвет посмотрел на него. Но спорить с этим утверждением было бы бесполезно. Решили ждать. Ожидание было мучительным. Они реагировали на каждый шорох, на каждый шум осеннего дождя. Иорвет то курил трубку, то уходил из лагеря, примерно на час, возвращаясь, тихо ругался под нос. Но Г’енайрэ так и не приходила. Лиад’гвир отмечал про себя, что оказался прав: Иорвет взбесился. Это радовало его, с одной стороны, ведь он и впрямь, оказывается, знал Иорвета, смог понять его раньше, чем он сам. Но с другой – что-то навсегда изменится, когда эльфийка, наконец, снова окажется в лагере. А скрывать от друга свое участие в своевольном плане Г’енайрэ он не станет. А сейчас все, что оставалось ему – молиться богам о терпении отважной и до восхищения безрассудной эльфочки. Наступили сумерки третьего дня. Даже если бы Г’енайрэ шла медленно, она бы уже вернулась. – A d'yaebl aep arse! – вспыхнул Иорвет во время ужина, – мы достаточно подождали. Эта идиотка решила поиграть в героя и в одну вытащить оттуда восьмерых эльфов? Hel'cwelle a soith! – Успокойся! – вскочил со своего места Мараир, – Надо все обдумать. Сядь, Иорвет! – эльф не смел противиться командиру, как бы ему не хотелось разорвать его в клочья прямо сейчас. – Не о чем думать, – лениво потянулся Лиад’гвир, – Эльфочка за нас все придумала. – Все одиннадцать эльфов пристально теперь смотрели на безумца, наконец, сыгравшего свою роль, – А вы просто прекрасно вели себя. Даже лучше, чем планировалось. Умнички, – то ли ехидно, то ли вполне искренне похвалил эльф. – Ты знал и молчал? – чуть не накинулся на друга Иорвет, но вовремя остановил себя, решив, что сначала послушает полную историю, – Cad essen si? – Ты невероятно прав, герой, – теперь однозначно добродушно посмеялся Лиад’гвир, – она в деревне. Скорее всего, все – или почти все – эльфы сейчас за решеткой. В том числе, и наша эльфочка. – Cuach aep arse, Lead’gvir… Какого хера ты один посвящен в ее мудрый план? – не скрывая отвращения, спросил Иорвет. – О, друг, я не должен был, – наиграно извинился эльф, – Но так вышло. Она сама тебе расскажет, когда мы поможем ей. – Там сотня d’hoine! – теперь уже сорвался с места Аравдидт, – Как это в вашей голове сложилось? – По-моему, Г’енайрэ заслуживает некоторого доверия, м? – повел плечами младший брат, – Она дала нам деньги, благодаря ей мы оказались здесь. И даже все живые и здоровые. Может, стоит доверить эльфочке не только в земле копаться? Sidhe, который дожил до ее возраста, должен кое-что понимать. Поэтому сейчас вы все поднимаете свои задницы и собираете вещи. Берите с собой каждый по два меча. – С каких пор ты командуешь? – нахмурил брови Мараир. – А ты что, в план посвящен, командир? – побеждено поднял руки Лиад’гвир, чем озадачил молодого эльфа в очередной раз, – Нет? Тогда позволь мне немного покомандовать. Не волнуйся, не отберу у тебя титул. Мне не по нраву.

***

Г’енайрэ очнулась уже в затхлом, душном помещении. Сквозь еще не до конца прошедший сон, слышала тихие перешептывания. Но рядом с ней никого не было. Холодно. Сыро. И пахнет ржавым металлом и сгнившим деревом. Нехотя открыла глаза. Ее оставили в одной рубахе и брюках. Даже ботинки – и те сняли. Зачем было это нужно, она не знала. Вспомнила про сверток в рубахе – вскочила. Ощупала левую грудь – сверток был на месте. Только потом Г’енайрэ поняла, что привлекла внимание, а глазах потемнело от резкого изменения положения. Эльфийка схватилась за голову, когда ее повело. – Qued aeen esseath? – спросил, видимо, самый смелый. Голос у него был выше, чем она бы ожидала от мужского. Видимо, кто-то молодой. – Gh’enaire, – охотно ответила эльфийка, – Я пришла помочь. Qued aeen esse thu? – Мы все в одной лодке, как ты нам поможешь? – продолжал говорить с ней все тот же эльф, – К тому же, мы здесь из-за тебя. – Знаю, – Г’енайрэ говорила холодно, не давая и шанса не слушать ее, – У вас всего два варианта: вы будете делать то, что я говорю, и выберетесь отсюда живыми или будете пререкаться и тогда мы все отправимся кормить птиц, – выдержала паузу, – Qued aeen esse thu? – Визоар, – продолжил все тот же эльф. Она наконец-то смогла его рассмотреть в темноте: светлые, русые волосы, коротко стриженные, худощавый, но это если по меркам деревни, сравнивая с собой, Визоар был вполне себе крупным, – это моя сестра, Видия, – он указал на девушку, которую Г’енайрэ уже видела, с взъерошенными русыми волосами. – Эагнор, – это был эльф с темными, по плечи волосами, которые, видимо, когда-то собирал в хвост. А судя по телосложению много лет был охотником – одна часть его тела была заметно крупнее другой. – Прекрасно, – теперь, постепенно привыкая к отсутствию должного освещения, она смогла рассмотреть всех своих сокамерников детальнее: мужчины не вызвали у нее вопросов – несколько ссадин и царапин не представляли угрозы – а вот состояние Видии ее волновало. Она лежала неподвижно, свернувшись калачиком. Г’енайрэ за два шага преодолела расстояние между ними и присела на корточки рядом с ней. Визоар хотел перехватить эльфийку, но та ловко увернулась. – Я кое-что понимаю в медицине. Покажи мне, где болит, – Видия недоверчиво бросила на нее взгляд, что-то промямлила, но эльфийка не разобрала. – Видия редко говорит с кем-то. Что ты хочешь от нее? – брат присел рядом с Г’енайрэ на корточки. – У нас не будет возможности тащить на себе кого-то, – начала объяснять партизанка, – Нужно, чтобы она могла идти. Если у нее что-то болит, лучше мне об этом сказать. Хоть что-то сделать смогу, пока время есть. – От чего такая доброта от партизанских эльфов? – спросил Визоар. – А тебе так нравилось среди d’hoine жить? – усмехнулась она, не глядя. У самой до писка в ушах болел нос, но та ответственность, которую она на себя взяла, не давала ей права отступать или жалеть себя. – Эти ублюдки изнасиловали мою сестру, – почти слышно сжал кулаки Визоар, – у нее все ноги в ссадинах. И на живот жаловалась вчера. – Видия, – Г'енайрэ не оставляла попыток разговорить молодую эльфийку, – я хочу помочь. Позволь мне. Я обещаю, никто из этих d’hoine не останется в живых. Они ответят за все, что сделали. – Тянуло. Живот, – наконец Видия повернулась к ней лицом и приняла полусидячее положение, – На ноге кровь. – Сейчас живот болит? – эльфийка помотала головой из стороны в сторону. Г’енайрэ аккуратно посмотрела на ногу девушки, когда та чуть-чуть задрала юбку. На голени действительно была небольшая, но глубокая рана как от хорошо заточенного клинка, скорее всего, ножа. Г’енайрэ достала из-под рубахи холщовый мешочек с густой мазью, едва касаясь, нанесла на подживающую рану. От рубашки оторвала лоскут и повязала поверх, – Скоро полегче станет, но шрам останется. Сколько бы не пытались эльфы выспросить о плане партизанку, он молчала. Окон в сарае не было, потому время суток определить было почти невозможно. Г’енайрэ не знала, сколько времени находилась без сознания, но понимала, что Лиад’гвир вот-вот должен был или прийти, или отправиться в путь вместе с остальными. Усталость дважды накатывала густой волной, но эльфийка запрещала себе смыкать глаза. Послышались шаги за дверью. Замок открылся. В сарай втиснули высоченного, уже не слишком юного эльфа. Г’енайрэ успела определить время суток – светало. Прошло четыре дня с тех пор, как Г’енайрэ покинула лагерь. Дверь снова захлопнулась. – Осталась только Эоллин, – констатировала эльфийка. Узнала, что портного зовут Фэй, коротко пересказала ему все то же, что и остальным. Лишь добавила, – все решится в течение двух дней. Через два часа подали каждому по фляге воды и куску хлеба. Не густо, но лучше, чем голодовка. Г’енайрэ велела разбудить ее, если будет что-то происходить. Голова нестерпимо болела. Она предположила, что это последствие нескольких ударов о колено и столешницу. Поежилась. Никто партизанку так и не разбудил. Проснулась она с абсолютно затекшей спиной, но более или менее бодрой. На нее сразу же обратили внимание все присутствующие. – У вас нет иного варианта, кроме как просто довериться незнакомке, – ответила Г’енайрэ на их взгляды. – Каковы шансы нам выбраться отсюда живыми? – Один к одному. У каждого из вас, – холодно ответила эльфийка. – Не густо, – прокомментировал Эагорн. Разговор не клеился. Но Г’енайрэ и не собиралась болтать. Она ждала появления Эоллин. И тем более не хотела привязываться к тем, кто мог погибнуть в любой момент. Все в ее идеи держалась на очень большом количестве “если” и “но”. И любое отступление от плана было чревато печальными последствиями. Г’енайрэ это понимала. Пан или пропал. Как и всегда. Эльфы были знакомы между собой, им было о чем говорить, и все же даже они изредка перекидывались парой фраз о том, как кого задержали и допрашивали и о запахе в сарае. Г’енайрэ это было не интересно. Время шло до боли в суставах медленно. У эльфийки даже почти перестал болеть нос. И она даже свыклась с ужасной сыростью и периодически протекающей крышей. Уже в сумерках им снова дали тот же перекус. Г’енайрэ было не привыкать. Снова легла спать, делать все равно было нечего. Но посреди ночи проснулась от скрипа. Дверь открылась. Не успела понять, как ее грубо подняли за грудки и выволокли на улицу. Шел ливень. В потемках разглядела двух мужчин – одного знала, командира, второго же видела впервые. Черные густые волосы мерзко прилипли к лицу эльфийки. Хуже дождя быть может только град… – Я один раз спрашиваю по-хорошему: сколько вас остроухих ублюдков? – похоже, командир пытался придумать стратегию отражения атаки, но что-то у него явно не складывалось. – Te caen me a’baeth aep arse!– засмеялась Г’енайрэ, – Не скажу и слова. Незнакомый стражник схватил ее за волосы и рывком кинул в грязь, удерживая голову в луже. Вода тут же попала в нос эльфийке, и она раскашлялась, руками пыталась отбиться, но они оказались перехвачены на полпути и обезврежены. Когда воздуха стало совсем не хватать, Г’енайрэ рефлекторно замотала головой. И только тогда ее оторвали от лужи. Мужчина грубо заставил эльфийку сесть на колени и задрал голову, не давая возможности отдышаться. – Ты и так сдохнешь раньше времени! Помоги себе встретиться со своими гнидами-друзьями! – завопил командир ей в лицо. Но Г’енайрэ в ответ лишь плюнула воду и грязь струей ему в нос. Секундное замешательство. И начальник стражи приложился кулаком ей куда-то в скулу. Если бы Г’енайрэ не держали, она бы упала на землю. В челюсти что-то хрустнуло. Но она сразу же проверила языком зубы – все были целы, – Сколько?! – эльфийка продолжала молчать, смотря ему в глаза. У командира снесло крышу… Он лбом ударил ее по носу. Она снова почувствовала кровь во рту, как она стекает по задней стенке. Слезы брызнули из глаз сами собой. Но не успела Г’енайрэ отойти от одного удара, как снова оказалась лежащей на земле. С двух сторон ей прилетали разные по силе, но от этого не менее болючие, удары. Первые эльфийка заставила себя терпеть. Но потом не смогла. И закричала. Но молить о пощаде не смела. Резкая боль то в спине, то в животе, то в ногах и руках, которыми она закрывала голову не давала ей вскоре издать и звука. Г’енайрэ могла только тихо хрипеть, иногда всхлипывая. Вдруг пинки прекратились. Руки снова резко завели за спину. Чья-то крайне тяжелая туша оказалась сидящей у нее на спине. Воздуха и сил не хватало. – Последний раз спрашиваю… Иначе ты сдохнешь раньше положенного. – Я, – тяжело дыша начала Г’енайрэ, – не знаю, – предвосхищая новые удар, добавила, – Может, около тридцати. Или сорока. – Сука, – командир еще раз замахнулся, но так и не ударил, наблюдая за тем, как Г’енайрэ щуриться в ожидании. – Уведи ее с глаз долой. И эльфийку вновь потащили в сарай. Когда ключ провернулся несколько раз, Г’енайрэ встала на ноги. Тишина и темнота встретили ее. Партизанка поплелась к своему месту в углу, в котором меньше всего прогнили доски. Чувствовала взгляды на себе. Сил хватило только на то, чтобы рукой смахнуть грязь с лица и уснуть.