Stranger things: the beginning of the end.

      

twenty one pilots - the line

      26 ноября 1984 года.              Платье неприятно холодило ее кожу. Тонкая ткань, казалось, впитала в себя утренние заморозки этого дня. Вайолет поежилась, проводя ладонью по открытому предплечью, ощущая лишь скользкое неудовольствие. Этот день был иллюзией, навязанной необходимостью, ширмой, скрывающей за собой пустой гроб и разбитое сердце матери.              Этот наряд, выбранный Эмили, был глумливой насмешкой над реальностью. Серое, почти невесомое платье, созданное для танца и радости, никак не соответствовало моменту. Оно должно было быть символом надежды, символом веры в будущее, но для Вайолет оно было лишь напоминанием о том, каким это будущее могло бы быть, и каким оно уже никогда не станет.              Картер должна была сидеть на скамье в церкви, ожидая начала церемонии прощания. Должна была быть той скалой, о которую могли бы разбиться отчаяние и боль близких. Но вместо этого она ощущала себя хрупкой сосулькой, готовой разбиться на осколки от самого легкого прикосновения. Лишь усилием воли, стиснув зубы, Вайолет удерживала слезы, рвущиеся наружу, подобно диким зверям из клетки.              Солнце, пробивавшееся сквозь витражи, не согревало, а лишь подчеркивало ее бледность. Перед глазами плыли незнакомые лица скорбящих, шепот соболезнований сливался в неразборчивый гул. Вайолет видела их всех, но не различала никого, будто смотрела на них сквозь мутное стекло. В голове настойчиво крутилась лишь одна фраза: ты знала, что так будет.              Эти слова преследовали ее с того момента, как она обменялась двумя предложениями с Нэнси Уиллер. Она поведала Картер, чем они с Джонатаном занимались, пока Вайолет и остальные отправились за сбежавшим Дартом. Они искали доказательства вины лаборатории в смерти Барбары и Макса. И нашли, вместе с Мюрреем Бауманом, который подготовил разоблачающую статью в газете. Позже выяснилось, что он был тем самым детективом, нанятым Холландами и Бертон.              Остальное было лишь вопросом времени.              Семь дней назад Картер разбудил ночной звонок от Аманды Бертон. Ее холодный бесстрастный голос сообщал о смерти Макса так, будто она читала прогноз погоды. Просто констатация факта. И Вайолет знала, что так будет. Это была жестокая закономерность, к которой, как она думала, была готова.              Сейчас Картер понимала, что никакой готовности не было и быть не могло. Теории и предположения, выстроенные в безопасном отдалении, рушились под натиском действительности, как карточный домик от порыва ветра. Смерть всегда оказывалась неожиданной, даже когда ее приближение чувствовалось задолго до трагического часа. И хотя Вайолет знала, что так будет, знание не приносило облегчения, не притупляло боли.              Повернув голову, Картер наблюдала за Амандой, которая машинально кивала в ответ на очередное проявление сочувствия. Ей хотелось закричать, вырваться из этой тягостной условности, убежать куда подальше, туда, где не звучали слова скорби и сожаления. Но Вайолет сидела на деревянной скамье, не двигаясь с места, в этом проклятом платье, которое было частью ледяной тюрьмы, сковавшей ее душу.              Внезапно Картер ощутила легкое прикосновение к своей руке. Обернувшись, она увидела отца. В его карих глазах плескалось сожаление.              — Я в порядке, пап, — отмахнулась Вайолет.              Он ничего не сказал, просто сжал ее пальцы в своей ладони. Этот тихий жест, простая и искренняя поддержка, были сильнее любых слов утешения. В этом прикосновении было все: и общая боль потери, и понимание ее тягостного бремени, и обещание быть рядом, несмотря ни на что.              Она закрыла глаза, на мгновение сосредоточившись на тепле отцовской руки. Это было словно якорь, удерживающий ее на плаву в бушующем океане скорби. Вайолет позволила себе на секунду забыть о навязчивой фразе, о ледяном платье, об ощущении беспомощности. В этот миг существовали только они вдвоем, связанные неразрывной нитью любви и утраты.              Картер снова открыла глаза, лица скорбящих уже не были такими размытыми. Вайолет смогла разглядеть Мистера Дэвиса, утирающего платком подступившие слезы. Тэмми Томпсон, склонившую голову к полу. Свою маму, кружившую вокруг Мисс Бертон.               В зале для прощаний было несколько рядов скамеек, одна треть из которых была свободна, но выделялись именно две трети. Картер и представить не могла, что попрощаться с ее другом придет так много людей.        Взгляд задержался на матери друга. Аманда держалась отстраненно, механически исполняя роль скорбящей родительницы. Картер знала, что за этой маской скрывается бездна боли, тихое отчаяние, которое Мисс Бертон никогда не позволит себе выплеснуть наружу. Она всегда была такой – сильной, сдержанной, готовой пожертвовать собственными желаниями ради сохранения мнимого спокойствия. Но теперь Вайолет видела трещину в этой броне, мимолетное отражение утраты в серых глазах.       Взгляд Аманды встретился с ее собственным. На долю секунды в нем мелькнуло что-то, похожее на признательность, а может быть, и простую человеческую потребность в сострадании. Вайолет ответила ей едва заметным кивком. Это был молчаливый знак солидарности, понимание, что они обе переживают невообразимую боль, каждая по-своему.              Рядом с Картер присела Эмили, прижав к себе. От нее пахло лавандой и слабым намеком на горечь. Вайолет уткнулась в мамино плечо, стараясь сдержать подступающие рыдания. В этот момент ей было все равно на приличия, на взгляды других людей. Ей просто была нужна мама, ее тепло и защита.              Гул голосов стих, едва священник поднялся на кафедру. Началась церемония прощания. Слова, произносимые им, казались отстраненными и пустыми, заученным текстом, лишенным искренней веры.               Не отпуская руку дочери, Дэвид достал из кармана запечатанный конверт и протянул его Вайолет. Ее сердце пропустило удар. Она непонимающе посмотрела на отца, потом на бумагу. На нем ее почерком было написано «Макс».              — Отступила в последний момент, — Мистер Картер покачал головой, — Думала, не найду его на столе? — он стиснул ее ладонь, — Ты должна сказать последнее слово.              Ее пальцы дрожали, когда она взяла конверт. Бумага была обжигающе горячей, будто в ней бурлила вся невысказанная боль, все невыраженные чувства, накопившиеся за эти дни.       Собравшись с духом, Вайолет поднялась с места. Мама молча отпустила ее, ободряюще сжав плечо. Картер освободила руку из хватки отца, слегка кивнув ему в знак благодарности. Пришло время идти.              Она больше не была хрупкой сосулькой. Она была воином, облаченным в неподходящее платье, но все еще готовым сражаться. Ради Макса. Ради справедливости. Ради будущего, которое Вайолет должна была построить, даже если оно не было таким, каким она его представляла.       Картер улавливала на себе взгляды людей, но сейчас это не имело никакого значения. Перед ней стояла последняя возможность сказать то, что не успела, то, что так долго копилось в ее сердце.              Вайолет подошла к микрофону, установленному возле кафедры. Священник на мгновение запнулся, но потом кивнул, давая понять, что не возражает. В зале воцарилась тишина, такая плотная и тягучая, что казалось, ее можно потрогать руками.              Она глубоко вздохнула, открыла конверт и развернула сложенный вчетверо лист бумаги. Слова, написанные синими чернилами, словно вырвались из самого сердца Картер, заполнив собой все пространство:              — Меня зовут Вайолет. Макс Бертон был замечательным человеком. Человеком, который научил меня понимать, насколько ценно время, данное нам на размышления, и как важно прислушиваться к своему разуму прежде, чем сделать шаг, — в этот момент дверь церкви приоткрылась, Вайолет отвлеклась на звук, поднимая взгляд, она увидела, как на пороге возникла знакомая шевелюра.              Дастин Хендерсон появился на пороге зала прощаний. Вайолет не видела его с… тех пор. С тех пор, как все закончилось. С тех пор, как врата в изнанку закрылись. Она пряталась в своей комнате, придумывая себе болезни, слушая бесконечные записи Kiss, пытаясь заглушить пустоту, разросшуюся внутри.              Ее сердце, будто, сделало кульбит, болезненно ударившись о ребра. Ей было стыдно. Стыдно, что снова закрылась, хотя обещала себе больше этого не делать.              Дастин. Он выглядел… иначе. Не было той беззаботной улыбки, согревающей ее сердце, только потускневшие глаза. Но та же самая непокорная копна темных волос по-прежнему выдавала его с головой.       Картер замерла, парализованная, наблюдая, как он неуверенно оглядывается по сторонам, словно ища кого-то. Его взгляд скользнул по ней, задержался на мгновение, а затем, коротко кивнул ей.              За Хендерсоном следом в зал вошел Стив Харрингтон. Ее сердце подпрыгнуло к горлу, перекрывая дыхание. Слова застряли где-то в глотке, но она быстро собралась. Появление Стива была настолько неожиданным, нелогичным, что на мгновенье выбило ее из колеи.       Дастин неспешной походкой занял место прямо за ее родителями. Харрингтон же последовал за ним, не отводя от нее взгляда, полного какой-то странной непонятной ей тоски. Вайолет снова перевела взгляд на бумагу, стараясь сосредоточиться на словах, на Максе, на том, зачем она здесь.              — Он всегда говорил, что нужно ценить каждое мгновение, каждый шанс, что жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на сожаления. Он был прав. И я сожалею. Сожалею о том, что не сказала ему всего, что должна была. Сожалею о том, что не показала ему, насколько он важен для меня.       Текст в ее руках, размывался от обилия влаги в глазах, смахнув ее ребром ладони, Вайолет вернулась к листу:       — Хоть, Макс не был самым решительным человеком на земле, но в нём была такая редкая способность - видеть чуть дальше горизонта. Будто бы он наперед видел всевозможные последствия наших выходок. Но он не отступал, нет. Макс принимал правила игры, даже если они ему и не нравились.              Голос Картер дрогнул, но упрямо продолжила, не позволяя слезам взять верх:       — Я не смогу рассказать вам о нашей дружбе в двух словах. Макс сам все знал. Макс знает до сих пор. Он навсегда останется частью меня, его слова и поступки продолжат жить в моем сердце. Хоть нашей дружбе не было суждено продлиться вечность, и она не была значительной в космическом масштабе, но в моей вселенной Макс Бертон навеки останется самой яркой звездой.              Вайолет замолчала, давая словам осесть в воздухе. Она почувствовала, как по щекам катятся слезы, но не стала их вытирать. Картер подняла глаза на Хендерсона, в его взгляде отражались ее собственные боль и сожаление. Она увидела в нем отблески тех кошмаров, которые они пережили вместе, ту связь, которую они разделяли, связь, которую время и расстояния не смогли разорвать.              — Прощай, Макс, — прошептала Вайолет, поднимая глаза к потолку, словно в надежде найти там хоть какой-то ответ. Тишина в зале давила, будто тяжёлый саван. Она знала, что должна закончить, должна отпустить его, отпустить прошлое.              Затем перевела взгляд на Харрингтона, который все еще смотрел на нее, не мигая. Картер задержалась на нем чуть дольше, чем следовало. Что он здесь делает? Почему сейчас? Вопросы роились в голове, заглушая собой остатки слов.       Сложив письмо, Картер положила его обратно в конверт и опустила руки. Вайолет сделала шаг назад от микрофона, кивнула священнику и направилась обратно к своей семье. Мама обняла ее, прижав к себе. Отец погладил по волосам, безмолвно выражая свою поддержку.              После ее речи к кафедре подошел Мистер Дэвис. Он искренне говорил о своем подопечном, время от времени приподнимая свои очки и протирая влажные глаза платком.              Тэмми Томпсон тоже сказала несколько слов. Сверля Картер взглядом, она говорила о том, как он всегда поддерживал ее, как верил в нее, даже если она сама в себе сомневалась. Её голос надломился, и последние слова она произнесла сквозь слезы.              Вайолет не верила ей. Эта девица появилась здесь только для галочки, еще и привела с собой ораву таких же. Ей было плевать на Бертона, и вся ее напускная печаль только подтверждала это. Тэмми Томпсон была лишь одной из многих, стремящихся урвать свой кусок внимания в этот траурный день.              После Тэмми, как полагалось, слово взял директор школы. Его речь была сухой, формальной, полна клише об утрате молодого таланта, о будущем, которое не наступит. Вайолет слушала вполуха, ее внимание то и дело ускользало, возвращаясь к Харрингтону. Он все так же сидел рядом с Хендерсоном, прямо позади нее.               Видела ли она в его глазах искреннее сочувствие? Или это просто плод ее воспаленного воображения, ищущего утешение там, где его нет и быть не может? Возможно, он говорил правду. Там, на кухне у Миссис Байерс?              Картер почувствовала легкое прикосновение к плечу и обернулась. Дастин. Он не сказал ни слова, лишь сжал ее руку. Вайолет мягко улыбнулась ему, не найдя в себе сил на что-то большее. Воспоминания нахлынули с головой, грозя с головокружительной энергией утянуть ее в прошлое. Она отвернулась и прислонилась к плечу матери, ища утешения в ее теплых объятиях.              Постепенно церемония подходила к концу. Люди начинали расходиться, обмениваясь тихими словами. Картер осталась стоять рядом с Амандой, придерживая ее за локоть. Бертон отвечала машинально, как запрограммированная кукла, не в силах вникать ни одно из этих коротких, формальных проявлений скорби.              — Спасибо, — прошептала Мисс Бертон, как только от них отошла очередная пара, выражавшая соболезнования.              — Если вам что-то понадобиться, я всегда могу…              — Вайолет, хотя бы ты не начинай, — она взглянула на Картер исподлобья, — Я достаточно наслушалась подобного за сегодня.              Вайолет сглотнула, ощущая, как к горлу подступает ком. Она понимала Аманду. Каждая фраза сочувствия, произнесенная сквозь зубы, каждое формальное выражение скорби лишь подчеркивали глубину их потери. Словно кто-то пытался укрыть зияющую рану тонкой вуалью, которая лишь сильнее подчёркивала её очертания.       — Иди к родителям, — продолжила Бертон, — Я справлюсь.       Картер кивнула, отпуская ее локоть. Она не знала, что еще можно сказать. Слова были пустыми и бессмысленными перед лицом такой боли. Вайолет обернулась и направилась к отцу, стоящего неподалеку от дверей.       — Где мама? — спросила она, подойдя к нему.              — Вышла проветриться, — Дэвид положил руку ей на плечо, — Тяжело, знаю. Но мы справимся, вместе.              Картер прислонилась к отцу, вдыхая знакомый запах его одеколона. Он был таким спокойным, таким сильным – как скала, о которую разбиваются волны. Неужели он действительно верил в то, что говорил? Или просто пытался взбодрить её, дочь, в этот ужасный день? Вайолет подняла глаза на его лицо, пытаясь разгадать его мысли, но нашла лишь заботу и усталость. Она крепче сжала его руку и закрыла глаза, стараясь унять дрожь.              Вскоре вернулась Эмили, лицо которой было красным от холода и слез. Она обняла Вайолет и мужа, и они втроем медленно двинулись к выходу. Мир за пределами церкви был будто чужим и враждебным, залитым ярким солнцем, словно издевающимся над ее состоянием. Картер ощущала себя персонажем в дурной пьесе, который был обречен на вечное страдание, без надежды за искупление.              — Надень куртку, — проворчала Миссис Картер, протягивая дочери ветровку.              Вайолет накинула ее, не застегивая. Холод пронизывал ее не снаружи, а изнутри, обмораживая остатки надежды. Ей все еще хотелось кричать, выть, разбить что-нибудь, чтобы хоть как-то выплеснуть эту бурлящую внутри боль. Но она лишь шла молча рядом с родителями, чувствуя себя оболочкой, лишенной содержания.              Подойдя к машине отца, Вайолет краем глаза заметила, как из часовни медленно выносили гроб. Ее взгляд застыл на этой жуткой процессии. Деревянный ящик, обитый темной тканью, казался неподъемным грузом. Внутри него – ничего. Пустота. Невозвратная, абсолютная пустота.              Опустив взгляд, она видела, как Хендерсон, едва касаясь ладонями, на цыпочках, проносил короб в нескольких метрах от нее. Картер втянула в себя воздух, задыхаясь. Дастин. Его лицо, обычно такое живое и полное энергии, сейчас было маской скорби.              Их глаза встретились. Лишь на долю секунды, но Вайолет почувствовала, как ее пронзила острая боль. В его взгляде было столько отчаяния и вины, что ей стало страшно. Страшно за него, страшно за себя, страшно от осознания того, что они оба переживают одно и то же горе, только каждый по-своему. В этом коротком взгляде она увидела отражение собственной боли и пустоты.              Ей хотелось подойти к Хендерсону и сказать ему, что он не виноват. Он сделал так, как было правильно. Сохранить весь тот ужас в секрете было правильно. Но слова застряли в горле, превратившись в ком, который душил ее изнутри. Дастин, опустив глаза, прошел мимо, не нарушая траурной тишины.       За Хендерсоном, тенью, придерживая края гроба, шел Харрингтон. Стив. Как удар под дых. Его взгляд, обычно надменный и самоуверенный, был сейчас потухшим и безжизненным. Он смотрел в одну точку, игнорируя всех вокруг.              Вайолет, не отрываясь, смотрела на него. Тот не замечал ничего вокруг, как будто шел в трансе. Его обычно безупречная прическа растрепалась, а дорогой костюм помялся.              Картер не понимала, что ее так зацепило в виде Харрингтона. Может быть, контраст между его прежним «я» и этим человеком, бредущим в похоронной процессии. Может быть, осознание, что даже за непробиваемой маски самоуверенности мог скрываться такой же человек, как и она.              Вайолет невольно задержала дыхание. Стив, несущий гроб… Это было настолько неправильным, настолько выбивающимся из привычной картины мира. Она всегда воспринимала его как кого-то, находящегося вне зоны досягаемости, недосягаемо успешного и беззаботного. Даже тогда в подвале, когда она была готова с секунды на секунду броситься на него с кочергой.              Это зрелище обнажало его уязвимость, сдирало броню, которую он так тщательно выстраивал вокруг себя. И эта уязвимость, эта внезапная человечность, вызывала в Вайолет странную смесь сочувствия и… признания? Нет, не признания, скорее, какого-то смутного знакомства. Как будто она впервые видела его настоящего, без напускного лоска и отточенных фраз.        Внезапно Харрингтон поднял глаза и посмотрел прямо на нее. Он слегка кивнул ей, почти незаметно, словно отдавая дань уважения или же просто признавая ее утрату. Затем он снова отвел взгляд и продолжил свой путь, вместе с деревянным ящиком, вместе с ужасом и болью.       В ту же секунду Вайолет будто бы отрезвела. Волна отупения схлынула, оставив после себя ледяной озноб осознания. Она вдруг увидела все вокруг с невероятной ясностью. Оттенки серого в лицах скорбящих, дрожащие листья на деревьях, нелепую яркость солнца. И Харрингтона. Он нес эту ношу, физическую и эмоциональную, вместе с остальными. Не избегал, не прятался за своим обычным цинизмом.              Он был там, в самой гуще, не пытаясь казаться лучше или сильнее, а просто оставаясь самим собой.              Внутри Картер шевельнулось что-то, похожее на уважение. Не к Стиву Харрингтону, популярному красавчику, а к Стиву - человеку, умеющего сострадать. Она осознала, что все они, стоящие здесь, у этой церкви, связаны невидимой нитью горя. И пусть она не знала, что именно он чувствует, но Вайолет видела эту связь, мимолетную и хрупкую, как паутинка, но реальную.              Она опустила голову, стараясь справиться с нахлынувшими эмоциями. Уважение? К Стиву Харрингтону? Абсурд. Но отрицать увиденное было невозможно. Она вдруг поняла, что судила его слишком поверхностно, основываясь на стереотипах и предубеждениях. Под маской самоуверенности и насмешливости скрывался человек, способный на сочувствие и поддержку. Человек, способный нести тяжесть чужой печали.              Вайолет повернулась к машине. Родители ждали ее. Она глубоко вдохнула, стараясь унять дрожь, и потянулась к ручке. Не было больше той всепоглощающей пустоты, той ледяной отстраненности. Осталась лишь тупая боль, смешанная с ощущением странной, неожиданной связи с этими людьми, с Хендерсоном, с Харрингтоном, с каждым, кто стоял здесь, у этой церкви, провожая Макса в последний путь.       

***

             Солнце клонилось к горизонту, когда похороны закончились. Вайолет чувствовала, как прохладный осенний ветер треплет ее волосы, напоминая о скоротечности времени. Мир вокруг застыл, как кадр из старого фильма. Звуки приглушены, движения замедленны. Она была оторвана от реальности, будто наблюдала за происходящим со стороны.              Картер медленно опустилась на колени, бережно касаясь земли возле могилы. Она смотрела на простое каменное надгробие, на выгравированное имя, на дату рождения и смерти. Слишком рано. Слишком несправедливо. Проводя пальцами по выгравированному имени, Вайолет хотела почувствовать его присутствие, уловить отголоски его смеха.              Но она знала, что жизнь продолжается, что ей предстоит вернуться к своей реальности, к своим проблемам и заботам. Но что-то внутри нее изменилось навсегда. Часть ее осталась здесь, у этой могилы, рядом с другом, которого Вайолет потеряла. И эта часть будет напоминать ей о ценности жизни, о важности дружбы и о необходимости жить каждым мгновением.              Вайолет обернулась и пошла по направлению к дороге, где ее ждали родители. Солнце почти скрылось за горизонтом, погружая кладбище в сумерки. Впереди ее ждала долгая дорога домой, долгая дорога к исцелению. Но в ее сердце теплилась надежда. Надежда на то, что однажды боль утихнет, а воспоминания о Максе станут светлыми и теплыми.              

***

             15 декабря 1984 года.                     Если бы у Стива спросили, в какой момент вся его жизнь пошла под откос, он бы не раздумывая, ответил – с рождения. Он был нежеланным ребенком, случайной ошибкой молодости, которую его родители так и не смогли себе простить. Его мать – Камилла Харрингтон, вечно недовольная жизнью и уставшая от рутины проецировала свою неудовлетворенность от жизни на него. Отец – Виктор Харрингтон, холодный и отстранённый, предпочитал проводить время на работе, в окружении бесчисленных бумаг.       Его детство прошло в стенах огромного, бездушного дома, где каждый предмет интерьера кричал о достатке, но не о тепле. Игрушки, купленные из чувства долга, пылились на полках, так и не познав радости детских игр. Камилла, окинув их равнодушным взглядом, лишь вздыхала: "Все равно сломает, как и все остальное". Виктор, вернувшись с работы, ограничивался формальным "Как дела, Стивен?". Стивен, он же Стив, отвечал односложно: "Нормально". Этого хватало, чтобы вечернее молчание воцарилось в доме вновь.              Харрингтона вели под руки к «лучшей» жизни, а он лишь кивал головой, принимая условия родителей.       Школа стала для него убежищем. Там он был не просто еще одним мальчиком, а Стивом, увлеченным историей, способным съязвить на любой вопрос учителя, или Стивом, способным забросить решающий мяч в баскетбольном матче.              Харрингтон цеплялся за эти моменты признания, как утопающий за соломинку. Они давали ему крохотную передышку от гнетущей атмосферы дома, подтверждали его существование, доказывали, что он не просто тень, случайная ошибка, а личность, способная на что-то. Однако, как только звонок оповещал об окончании уроков, реальность вновь наваливалась всей своей тяжестью.              Первый семестр старшей школы стал для него временем бунта. Он начал пропускать уроки, связался с Томми и Кэрол, попробовал алкоголь. Это был его способ выкрикнуть миру о своей боли, обратить на себя внимание, пусть и негативное. Его родители, поглощенные своими проблемами, словно не замечали, что их сын катится по наклонной. Виктор лишь ворчал что-то о бестолковой молодежи, а Камилла отмахивалась, говоря, что это просто переходный возраст.              Но один вечер поверг его жизнь в хаос. Тогда Стив впервые напился до беспамятства и занялся сексом с Нэнси Уиллер, которую обхаживал не один месяц.              Наутро, проснувшись с чугунной головой и противным привкусом во рту, Стив с ликованием осознал произошедшее. Память обрывочна, но отдельные кадры врезались в сознание: танцы под громкую музыку, смех, алкоголь рекой, бассейн и… Нэнси. Он не помнил подробностей, лишь ее растерянный взгляд утром и разговор в школе, знаменующий начало их серьезных отношений.              Но радость была недолгой. Нэнси потребовала от него рассказать о вечеринке полиции. Его сердце ухнуло в пятки. Полиция? Зачем? Барбара Холланд… В голове всплыло смутное воспоминание о ее фигуре, маячившей где-то на заднем дворе.              Страх сковал его. Рассказать полиции о вечеринке означало признаться во всем: в алкоголе, в беспорядке, в своей роли в пропаже Барбары. Харрингтон знал, что его родители будут в ярости. Они и так считали его обузой, а тут еще и полиция. Но Уиллер была непреклонна. Она твердила о долге, о справедливости, о том, что нужно помочь найти Барбару.              Стив метался между страхом перед родителями и желанием угодить Нэнси. С одной стороны, он жаждал ее одобрения, хотел быть тем парнем, которого она видела в нем – смелым, честным, справедливым. С другой стороны, он знал, что признание в его проступках обернется катастрофой. Родители не просто разозлятся, они окончательно убедятся в том, что он ни на что не годен.              В конце концов, страх перед потерей Нэнси пересилил все остальное. Стив рассказал полиции все, что помнил о вечеринке, стараясь опустить детали, которые могли бы его скомпрометировать. Он утаил количество выпитого алкоголя и старался представить себя невинным наблюдателем, а не активным участником событий.       Наказание последовало незамедлительно. Отца не волновала пропажа какой-то там Холланд. Его волновала репутация семьи, его положение в обществе. Харрингтон был лишен карманных денег и права выходить из дома после школы. Но его это не остановило, он был намерен вернуть расположение Нэнси, поэтому взяв с собой Томми и Кэрол, Стив поехал прямиком к дому Уиллеров. То, что он увидел там его, мягко говоря, не обрадовало.              После началась полная неразбериха. Уиллер предпочла ему Байерса. Томми и Кэрол, как верные псы, гавкали в его поддержку, оскорбляя Нэнси и Джонатана. И Харрингтон поддался их влиянию.              Их преданность льстила его самолюбию. Они вместе насмехались над Джонатаном, над его нелепыми фотографиями, над его чудаковатой семьей. Стив чувствовал себя частью команды, ощущал свою значимость, пусть и в такой извращенной форме. Стив старался не думать о Барбаре, о Нэнси, о том, что он сам превращается в того, кого всегда презирал – в холодного и безразличного Виктора Харрингтона.       В тот момент, когда Томми замахнулся на Джонатана, Стив не остановил его, не одернул. Он ударил первым, вымещая на Джонатане всю свою боль и разочарование. Но когда Нэнси попыталась вмешаться, когда она встала на защиту Байерса, Харрингтон почувствовал укол совести. Он видел в ее глазах разочарование и презрение.              Этот взгляд заставил его очнуться. Словно холодный душ окатил его, протрезвляя и возвращая к реальности.              Именно в тот день Стив, не взирая на внутренний протест, отправился к Байерсу. Он помнил его поминутно. Как подъехал к дому на своей машине, чувствуя себя идиотом. Как мялся у двери, словно школьник, решившийся пригласить на свидание самую красивую девочку в классе. Как заставил себя постучать, ожидая увидеть кого угодно, только не ее – Нэнси. И как удивился, увидев, что дверь открыла именно она, с растерянным взглядом и повязкой на руке.              Прямо тогда все началось. Тогда Харрингтон попал в водоворот событий, которые перевернули его жизнь с ног на голову. До этого он был просто Стивом Харрингтоном, королем школы, популярным парнем с дорогой машиной и красивой девушкой. Стив думал, что знает все о жизни, но оказалось, что это не так. Изнанка показала ему другую реальность, реальность, полную опасностей, страха и отчаяния.       Все же во всем этом было что-то положительное. И хоть он все еще испытывал болезненную тоску по Нэнси, он понимал, что их пути разошлись. Они прошли через один и тот же кошмар, но вынесли из него разные уроки. Она нашла себя в борьбе за справедливость, в стремлении изменить мир. Стив же нашел себя в защите тех, кто рядом, в готовности рискнуть собой ради друзей.              Может, именно это и было его предназначением? Не блистать на вечеринках и очаровывать девчонок, а быть кем-то вроде негласного телохранителя для кучки странных, но таких чертовски интересных детей.       Харрингтон помнил, как впервые увидел Дастина. Маленький, щекастый, с вечной кепкой на голове и неугасаемым энтузиазмом. Он раздражал, но в то же время вызывал симпатию. И как он, черт возьми, мог оставить этого сорванца в беде?              За этот месяц именно Хендерсон показал Харрингтону, что такое настоящая дружба. Не та показная, что была у него в школе, основанная на популярности и статусе, а настоящая, когда люди готовы подставить плечо в любой ситуации, даже если это грозит большими проблемами. Он доверял ему, несмотря на его прошлое, на его ошибки.              Вскоре как снег на голову свалилась Картер. Ее бледное лицо и напуганный взгляд, Стив не забудет еще долго. Там, в подвале, стоя перед ним с кочергой в руках, она сыпала обвинениями. Он усмехнулся, вспоминая этот момент. Тогда он был уверен, что имеет дело с сумасшедшей.              Их пути не пересекались до недавнего времени, но Стив видел ее издалека несколько раз, краем глаза, улавливая ее силуэт в коридорах школы или на заднем сиденье машины ее родителей. Он знал, именно какое событие подкосило ее. Бертон.       Стив помнил, как они хохотали над ее глупыми шутками в столовой, раздражая его, помнил, как Макс защищал ее от разгорающихся скандалов, в которых она всегда стремилась участвовать. Эти двое были как две половинки одного целого, дополняющие друг друга.       А потом Бертон исчез. И Картер погасла.              Из шумной неугомонной девчонки превратилась в жалкое подобие себя самой. В глазах ее больше не плясали искры, а в голосе пропала та заразительная уверенность, которая раньше заставляла стены содрогаться. Будто кто-то выключил свет внутри нее, оставив лишь бледную тень прежней Картер.              И Стив, всегда державшийся особняком, никогда бы не подумал, что их судьбы переплетутся. Он наблюдал за ее угасанием с равнодушным интересом, как за спектаклем, разворачивающимся на другом конце сцены. Его собственная жизнь была слишком сложна, чтобы тратить время на чужие драмы. Он был сосредоточен на Нэнси, на учебе, на будущем, которое, как он надеялся, избавит его от тотального контроля его отца.              Но встреча в подвале… Это было что-то другое. В ее безумном взгляде было нечто, заставившее его остановиться, задуматься. Под слоем ярости и отчаяния проглядывала боль, такая глубокая и всепоглощающая, что она почти физически чувствовалась. И, несмотря на абсурдность ситуации – он, разглядывающий дыру в стене, а Картер с кочергой в руках, – Стив почувствовал странное, нежелательное сочувствие.       Чем больше они обменивались колкими репликами на своем пути к свалке или же в доме Байерсов, тем сильнее росло в нем это необъяснимое чувство. Харрингтон видел не только агонию и отчаяние, но и что-то еще, что-то знакомое, что-то, что он сам пережил. Стив видел в ней себя, потерянного и одинокого, видел в ней отголосок той пустоты, которая временами разъедала его изнутри.       И церкви он бы подошел к ней, поговорил, сказал бы что-то, что могло быть хоть немного облегчить ее страдания. Но его хватило только за слабый кивок. Что-то другого Харрингтон бы ей не дал. Не в его стиле, и Стив надеялся, что Картер была не глупа, чтобы понять это.               В конце концов, он был Стивом Харрингтоном, королем школы, а она – Вайолет Картер, чокнутая, вечно идущей напролом. Что общего между ними могло быть?              Ничего.              И все же, что-то было. Что-то необъяснимое, что-то, что тянуло их обоих к этим странным детям, несмотря ни на что.               Харрингтон мог сколько угодно отрицать, прятаться за маской безразличия, но он знал, что больше не сможет просто отвернуться. Их проблемы стали и его проблемами, их борьба – его борьбой. И, похоже, Стив ввязался в это по самые уши.              Он не понимал, как так вышло, что он, Стив Харрингтон, человек, который всегда старался держаться от проблем подальше, месяц назад был в центре всего этого безумия. Хендерсон, Синклер, Уиллер, Мэйфилд, Картер, Одиннадцать… Эта странная компания, собранная словно из кусочков разных пазлов, стала его реальностью. И, несмотря на весь страх, несмотря на постоянную опасность, он чувствовал что-то, чего не испытывал никогда прежде – чувство причастности.              Повернув ключ зажигания, Стив почувствовал знакомую дрожь мотора. Он бросил взгляд на зеркало заднего вида, поправил прическу – привычка, от которой никак не избавиться.              Харрингтон вздохнул, глядя на отражение. Привычный лоск уже не казался таким уж важным. Под безупречной укладкой скрывались тени бессонных ночей, под самоуверенным взглядом – отголоски пережитого.              Но в этих тенях и отголосках было что-то настоящее, что-то, чего он раньше в себе не видел. Что-то, что делало его не просто Стивом Харрингтоном, королем школы, а кем-то большим. И ему это нравилось.              Стив выехал со стоянки, направившись в сторону дома Хендерсонов. За эти несколько недель, он запомнил дорогу до мельчайших подробностей. Харрингтон почти не смотрел на знаки, машина сама знала путь к уютному домику на юго-западе.              Подъезжая к дому, он видел, как в окнах горел свет. Стив припарковался у обочины, заглушив мотор. Он не спешил выходить. В салоне было тихо и спокойно, в отличие от хаоса, который, он знал, ждал его внутри. Хотя, хаос ли это? Скорее, неугомонный, вечно поправляющий его кудрявый ураган. Харрингтон не забудет момент, когда он развозил детей по домам после тоннелей, не забудет, как Хендерсон вызвался помочь ему отогнать машину с Харгроувом в отключке. Скорее всего, именно тогда все и началось.              Стив усмехнулся, покачав головой. Дастин. Этот мальчишка, с его вечными вопросами, неуемной энергией и преданностью, каким-то образом стал для него семьей.              Харрингтон открыл дверь машины и хлопнув ею, шагал к двери. Дойдя до крыльца, он услышал приглушенные голоса и смех, доносившиеся изнутри. Он поднял руку и постучал в дверь, приподнимая уголки губ.              Ему открыла Клаудия Хендерсон. Ее лицо озарила теплая, приветливая улыбка.              — Стив! Как я рада тебя видеть! — воскликнула она, поправляя очки, — Дастин тебя заждался. Проходи. Проходи. Они как раз пытаются разобраться с каким-то спреем.              Они? Харрингтон опешил, но все же вошел внутрь. Стив же предупреждал Хендерсона, чтобы тот никому не рассказывал об их маленьком секрете под именем «Фара Фосетт». Малолетний идиот.              Он прошел вглубь по коридору, двигаясь прямиком к комнате мальчика, который не умеет держать язык за зубами.              В его спальне царил привычный беспорядок: разбросанные детали конструктора, комиксы, валяющиеся на кровати, и конечно же, химический запах, витающий в воздухе. В центре этого бардака, окруженные пустыми банками из-под газировки, стояли Хендерсон и… Картер.              Она держала в руках баллончик лака для волос, а Дастин что-то увлеченно ей объяснял, активно жестикулируя.              — Я видела, как мама это делает, не вертись — продолжая обрызгивать его волосы, бурчала Картер.              Стив замер в дверях, наблюдая за этой картиной. Он ожидал кого угодно, но точно не Картер. Траур окончен?       — Что ты здесь делаешь? — выпалил Харрингтон, скрестив руки на груди. Дастин обернулся, и его лицо расплылось в широченной улыбке. Картер, не удивившись его появлению, лишь слегка нахмурила брови.              — А на что похоже? — Вайолет опустила баллончик и спокойно посмотрела на него своими большими, зелеными глазами, — Спасаю ситуацию.              — Спасаешь ситуацию? Какую ситуацию? — Стив не мог скрыть раздражения в голосе. Его взгляд метался между довольным Дастином и невозмутимой Картер. Что вообще здесь происходит?              — Волосы, — коротко пояснил Дастин, гордо вскинув подбородок, — Фара Фосетт не сработала. Совсем. Вай сказала, что лак поможет.              Харрингтон вздохнул, чувствуя, как у него начинает дергаться глаз. Он посмотрел на Картер, ожидая хоть какого-то объяснения. Она лишь пожала плечами, и в ее глазах промелькнула едва заметная искорка веселья.              — Ну, я же не виновата, что твои советы обернулись полной катастрофой, — усмехнулась Вайолет.              — Зато твоя идея смогла «исправить» ситуацию, — Стив потер переносицу, сокрушаясь, — Твою мать, Хендерсон, я же объяснял, как им пользоваться.              «Фара Фосетт» – провал, Картер в спальне Дастина, лак для волос вместо специализированного спрея. Все шло кувырком. Он подозревал, что Хендерсон, как всегда, что-то натворил, но никак не ожидал увидеть здесь Картер, тем более в роли спасительницы прически.              — Иди мой голову, чайник, — обреченно произнес Стив, жестом указывая на ванную, затем перевел взгляд на часы, — Быстрее! У нас мало времени.              Дастин, проскользнув мимо Харрингтона оставил за собой облачко химического аромата и легкий шлейф надежды, которую, судя по всему, возлагал на Картер. Стив перевел взгляд на девушку, которая все еще держала в руках баллончик лака, рассматривая его, словно какой-то диковинный артефакт. На ее лице не было ни тени вины, лишь легкая, почти незаметная, ухмылка играла на губах.       — И что это было? — спросил Харрингтон, упирая руки по бокам и скрывая свое замешательство за маской приличного сарказма.              Вайолет вздохнула и отложила флакон на ближайший стол, заваленный коробками от настольных игр.              — Дастин попросил помощи, — она пожала плечами, — У него возникли проблемы с укладкой. И, честно говоря, твой «секретный спрей» не помог, — ее губы тронула легкая улыбка.               — И ты решила, что лак для волос – лучшее решение? — спросил он с насмешкой.              — Это лучшее, что я смогла придумать на ходу, — ответила Картер, смотря ему прямо в глаза, — И вообще, — добавила она с легкой усмешкой, — Может, тебе стоит перестать относиться к этому так серьезно? Это всего лишь прическа для школьного бала, а не операция по спасению мира.              — Импровизация явно не твой конек, — он кивнул в сторону ванной комнаты, откуда доносились приглушенные звуки журчащей воды, — Если у Хендерсона от лака выпадут все волосы, виновата будешь ты.              Он подошел ближе и, взяв баллончик, внимательно его осмотрел.               — И вообще, откуда у тебя это? Ты что, ограбила мамину косметичку?              Картер закатила глаза, не собираясь продолжать этот бессмысленный разговор. Она подошла к окну, рассматривая темнеющее небо. Стив наблюдал за ней, пытаясь понять, что творится у нее в голове. Она казалась спокойной, даже умиротворенной, но ее настоящие чувства проявлялись в непрекращающемся движении пальцев, нервно теребивших край ее свитера. Харрингтон видел ее насквозь.              — Бал не повод, чтобы рисковать волосами Хендерсона, — съязвил он, — И лак – ужасная мысль.              Картер отвернулась от окна, и в ее глазах промелькнула усталость.              — С чего бы это? — спросила она, скрестив руки на груди.              — С того, что теперь мне нужно спасти его прическу от химической катастрофы? — усмехнулся Стив.              — Это лучше, чем ничего, — отрезала она, отводя взгляд.              Звук открывающейся двери привлек их внимание. Дастин, с мокрыми волосами и полотенцем на шее, появился в комнате. Его лицо выражало крайнюю степень отчаяния.               — Черт! Все еще ужасно, — заявил он, глядя на Харрингтона с мольбой, — Стив был прав, лак не помог.              — Кто бы сомневался, — хмыкнул Харрингтон, ища глазами знакомый пузырек.              Стив отыскал заветный флакон «Фары Фосетт» на заваленном полками столе и брызнул немного на свои пальцы, пощупав, чтобы убедиться в консистенции.              — Шевели булками, Хендерсон. Будем исправлять это недоразумение, — скомандовал он, жестом указав на стул. Дастин обреченно вздохнул и послушно уселся, глядя на Харрингтона с нескрываемой тревогой. Картер подошла ближе, наблюдая за происходящим с очевидным любопытством.              Стив принялся за работу, ловко орудуя спреем и расческой. Он сосредоточенно колдовал над прической Дастина, стараясь придать ей хоть какое-то подобие желаемой формы. В комнате повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь тихим шипением спрея и тихими комментариями Картер.              — Что ты пытаешься сделать? Шлем?              — Просто заткнись, — пробурчал Харрингтон, не отрывая взгляда от волос Дастина. Он тщательно прорабатывал каждый локон, стараясь скрыть следы лака и придать прическе хоть какой-то объем. Дастин сидел неподвижно, словно завороженный, позволяя Харрингтону творить над собой чудеса.              — Нет, теперь точно не заткнусь, — Стив не видел ее лица, но он готов был предположить, что сейчас она ехидно улыбается, — Выглядит, как будто ты пытаешься построить Эйфелеву башню из его волос.              Харрингтон, стиснув зубы, старался не обращать внимания на ее выпады, сконцентрировавшись на своей задаче. Он прекрасно понимал, что Вайолет просто развлекается, наблюдая за его мучениями, действуя ему на нервы.       Одним движением Картер выдернула расческу из рук Стива и плечом оттолкнула его от Хендерсона.              — Дай сюда, — сказала она, — Ты же собираешься сделать из него точную копию себя, ему это точно не нужно.              Харрингтон отшатнулся, удивленно глядя на нее. Он был готов к словесной перепалке, к новым подколам и насмешкам, но не к физическому вмешательству.              — Вай, а ты уверена… — пробормотал себе под нос Дастин, вглядываясь в ее лицо через зеркало.              — Да, не дергайся, — она уверенными движениями придавала волосам Дастина более естественный вид, сохраняя при этом нужную форму, — Вот, — сказала Картер, отступая назад, — Готово. Теперь ты выглядишь как… Дастин, идущий на школьный бал, а не как Его Величество, готовящийся к войне.              Прическа Хендерсона все еще была далека от идеала, но по крайней мере, теперь она не выглядела как гнездо, залитое лаком. Дастин с сомнением взглянул на свое отражение. Вроде бы и правда лучше, чем было до этого, но что-то его все равно смущало.              — Ну, хоть не как Франкенштейн, — констатировал он, немного успокоившись.              Стив потер переносицу, наблюдая за Дастином и его отражением. Внутри кипело раздражение. Он потратил кучу времени, пытаясь исправить то, что натворила Картер, а она в итоге просто перечеркнула все его усилия. И ведь получилось действительно лучше, чем у него. Это злило еще больше.              — Просто держись подальше от лака для волос, — предупредил он, — И ты тоже, — Харрингтон бросил испепеляющий взгляд на девушку, которая, как ни в чем не бывало, разглядывала одну из старых видеокассет, лежавших на полке.              Он нахмурился, но прежде, чем он успел что-либо сказать, она отвернулась и направилась к двери.              — Мне пора, — сказала Вайолет, не глядя на Стива, — Увидимся, — Картер направилась к выходу.              — Ты не поедешь с нами? — Дастин подорвался к ней.              — У меня есть кое-какое дело, — она слегка наклонилась к нему, — Попробую прийти позже, — Картер улыбнулась, сжав его плечо. Затем она что-то прошептала ему на ухо, отчего Хендерсон прыснул, искоса глядя на Харрингтона.              Картер уже скрылась в коридоре, а Дастин все еще хихикал, прикрывая рот ладонью. Стив испепелял его взглядом, пытаясь понять, что такого ему наговорила эта девица.              — Какого хрена? — не выдержал он, бросив взгляд на Дастина.              — Просто пожелала мне удачи, — он пожал плечами, — Ничего особенного.              Харрингтон фыркнул, закатив глаза. Он не верил ни единому слову, но вытягивать правду у Хендерсона не было ни времени, ни желания. Эта Картер, как кость в горле. Перепутала все карты, перевернула все с ног на голову, а потом просто исчезла, оставляя после себя лишь клубок вопросов и негодования. Ему не нравилось ее влияние на Дастина. Мальчишка и так был полон идей, а с ее подстрекательством становился совсем непредсказуемым.       — Ладно, Элвис, пойдем, — он подтолкнул Хендерсона, — Пора покорять танцпол. Только, ради всего святого, держись подальше от фонтана с пуншем. И никаких медленных танцев со старшеклассницами.              

***

             Подъезжая к средней школе Хоукинса, Стив то и дело поглядывал на Хендерсона, который сидел, как на иголках. Парнишка нервничал. Оно и не мудрено – Снежный бал дело щекотливое.       — Расслабься, малец, — попытался подбодрить его Харрингтон, похлопав по колену, — Все будет в порядке. Ты же у нас чертовски обаятельный парень.       Дастин бросил на него скептический взгляд.       — Обаятельный? Ты серьезно? Я весь потею, — он приподнял пиджак и принюхался, — Думаешь, это привлекательно?       Стив поморщился. Он всегда был плох в подобных разговорах. «Обаяние» было первым, что пришло ему в голову, нужно было сказать что-то позитивное, но выходило, как всегда, не очень.              — Ладно, потный обаятельный парень, — поправил себя Харрингтон, — Главное – уверенность, Хендерсон, уверенность! Вот что цепляет девчонок. Просто улыбайся и веди себя так, будто тебе плевать.              Дастин вздохнул и поправил галстук-бабочку.              — Легко сказать, — пробурчал он, глядя в окно. — А если я ей не понравлюсь? Если она скажет "нет"?              Стив повернул на дорогу, ведущую прямиком к школе.               — Эй, — он постарался придать голосу уверенности, — Ну и что? Не понравишься одной, понравишься другой. Девчонок в мире полно, как звезд на небе. И потом, ты же знаешь, как произвести впечатление.              Харрингтон остановил машину у входа в спортзал, и они оба застыли, глядя на здание школы, украшенное гирляндами и блестками. Музыка доносилась приглушенно, словно сердце Хоукинса билось в предвкушении вечера. Дастин тяжело сглотнул.              — Приехали. Помни, когда войдешь туда, — начал Стив, неотрывно глядя на Хендерсона.              — Показывать, что мне пофигу.              — Тебе пофигу.              — Пофигу.              — Ты быстро учишься, друг мой              Дастин кивнул, но уверенности в его глазах не прибавилось. Он словно готовился к прыжку в бездну.              — Я знаю, — он кивал, как болванчик, а затем потянулся к зеркалу заднего вида, всматриваясь в свое отражение.              Харрингтон наблюдал за ним с сочувствием. Он прекрасно помнил собственное волнение перед танцами, страх отказа. Казалось, это было целую вечность назад, но ощущения остались прежними. Стив сам тогда мечтал произвести впечатление, нравиться девочкам, быть крутым. Теперь же, он просто хотел помочь этому пареньку пережить этот вечер.              — Эй.              — Что? — Хендерсон отдернул руку, будто его ошпарили. Он снова взглянул на школу, на этот раз с отчаянным видом              — Давай, — Стив повернул от него зеркало, — Ты просто красавчик, — он похлопал его по плечу, — Просто класс. Да? А теперь ты войдешь туда.              — Да.              — Просто на миллион баксов.              — Да.              — Сразишь их наповал.              — Как лев, — он издал звук, что-то наподобие рычания, от которого Харрингтон поморщился.              — Так никогда не делай.              — Ладно.              — Удачи, — Стив протянул ему ладонь, и Дастин ударил по ней, кивнув.              Хендерсон открыл дверцу машины и выскочил на асфальт, как пуля, выпущенная из обоймы. Он стоял несколько секунд, вдыхая холодный воздух Хоукинса и набирался храбрости. Стив наблюдал за ним, подперев подбородок рукой. Внутри боролись два чувства: искреннее желание помочь и слабое раздражение от всей этой подростковой драмы.              Дастин пошел к дверям. Харрингтон проводил его взглядом, пока не наткнулся на знакомую фигуру за стеклянной дверью. Нэнси… Она стояла у стола, проверяя билеты. Его сердце екнуло.              Стив избегал ее все это время, но этот внезапный образ напомнил о прошлом, о моментах, когда они были вместе. Воспоминания нахлынули волной, и он невольно улыбнулся, вспоминая ее. Но улыбка быстро угасла, сменившись легкой грустью. Нэнси была частью его прошлого, и он знал, что пути их разошлись навсегда. Пора было перевернуть это страницу.              Он отпустил медаль тормоза. Машина плавно тронулась с места к обочине. Припарковавшись, Харрингтон заглушил мотор и некоторое время сидел неподвижно, глядя на огни спортзала, пробивающиеся сквозь окна.              С тяжелым вздохом он откинулся на спинку сиденья. Дастин уже скрылся в здании школы, и теперь оставалось только ждать. И надеяться, что маленький Хендерсон справится со своей миссией.              Стив достал из бардачка пачку сигарет и вышел из машины, ощущая холодный воздух. Закурив, Харрингтон облокотился на капот, выпуская дым. Он быстро рассеивался, как его собственные мысли, которые никак не могли собраться в кучу. Харрингтон и сам не понимал, что делает здесь, у этой школы, вдали от всего, что представляло для него хоть какой-то интерес. Может, дело было в Дастине? Желание уберечь его от разочарований, которые сам Стив испытал сполна.              Он посмотрел на двери школы. Интересно, как там Хендерсон? Уже нашел себе партнершу? Или стоит в углу, потный и несчастный, жалея, что вообще решился на это безумие? В любом случае, Стив решил, что будет рядом, если понадобится.              Резкий и громкий срежет колес привлек его внимание. К площадке подлетел темно-синий хетчбек. Эту манеру вождения он запомнил на всю жизнь. Картер. Все-таки, явилась. Машина припарковалась небрежно, впритык к его автомобилю. Из нее выскочила взволнованная девушка.              — Опоздала?              Харрингтон затушил сигарету, бросив окурок на землю и растоптав его ботинком. Он выпрямился, скрестив руки на груди.              — Не настолько, чтобы пропустить апокалипсис, — ответил Стив, стараясь говорить ровно, без намека на сарказм, — Хендерсон зашел в спортзал пару минут назад.              Картер шумно выдохнула и поправила выбившуюся прядь волос.              — Твою мать!              — Ты с самого начала сказала ему, что тебя не будет. В чем проблема?              — Проблема в том, что я идиотка, — прошипела она, — Я должна была быть здесь. Чертов Хоппер.              — Хоппер? — переспросил Стив, приподняв бровь. — Какое отношение шериф имеет к этому?              Вайолет молча подошла к пассажирской двери и открыла ее, демонстрируя Харрингтону две большие коробки на заднем сидении.              — И что это?              — Одежда, — она перевела дыхание, — Для Одиннадцать. Он позвонил мне прямо перед звонком Дастина. Попросил собрать что-то ненужное, сказал ехать к нему в хижину. Я приехала туда, а на двери висела записка: езжай к школе. Старый пень.              Стив усмехнулся, хоть кто-то устроил Картер ловушку.              — Значит, Хоппер сплавил тебя сюда с благородной целью, — Стив кивнул на коробки, — Помочь юной леди с гардеробом. Ну, в его стиле.              — Очень мило с его стороны, — сказала она, выуживая из салона картонные ящики.              Нагибаясь, Картер не замечала изучающий взгляд Харрингтона, сосредоточенный на ее ногах. Стив непроизвольно наклонил голову для лучшего обзора. Они были не так уж и плохи.              Стоп. Что он вообще делал? Разглядывал ее? Он попытался оправдаться тем, что ему скучно. Очень скучно. Да и вообще, это же Картер. Бомба замедленного действия, с вечными перепадами настроения.       Он резко отвернулся, разглядывая крыло своей BMW. Кажется, краска вздулась. Она определенно нуждалась в обновлении, причем в капитальном. Может, ему стоить поговорить с отцом? Он даст денег, и Стив перекрасит машину. Все лучше, чем палиться на бедра Картер.              Харрингтон снова перевел взгляд на ее ноги, мысленно одергивая себя. Хватит. Это некрасиво и, вероятно, незаконно. Хотя, сколько ей вообще лет?              Неважно.              Но мысль уже засела в голове. Сколько ей лет? Шестнадцать? Семнадцать? Он и понятия не имел. Они с Нэнси, вроде бы одногодки? Стив одернул себя. Он совершенно точно не должен был об этом думать. У него что, других проблем нет? Да у него их вагон и маленькая тележка! Отец вечно недоволен, машина разваливается, скоро выпускные экзамены, а Харрингтон сидит и гадает, сколько лет этой… Картер.       — Ты слушаешь вообще? — она поджала губы, наблюдая за отсутствующим выражением лица Харрингтона.              — Что?       — Помоги мне, — повторила она, вручая ему ящик.       Харрингтон подхватил коробку. Тяжелая. Наверняка, там с десяток джинс и несколько свитеров с оленями, доставшиеся Вайолет от какой-нибудь сердобольной тетушки. Он повел плечом, устраивая ношу поудобнее.              — Там что, гири? — процедил он, с трудом удерживая ношу в руках.       — Типа того, — огрызнулась Картер, захватывая вторую коробку. — В твоей джинсы, куртки, несколько пар обуви. Хоппер сказал, что это необходимо.              Она захлопнула дверцу машину ногой, двигаясь по направлению к дороге. Стив последовал за ней, балансируя с коробкой. Его раздражало все: Хоппер, с его внезапными поручениями, Картер, с ее вечной взвинченностью, и особенно, тяжесть этой дурацкой коробки.              — Школа в другой стороне, если ты забыла, — сказал он, стараясь не выдать раздражения в голосе.              — Он должен быть где-то на парковке, — осматриваясь по сторонам, пробормотала Вайолет, — Хватит ныть, Ваше Величество.              Они медленно продвигались вдоль ряда машин, освещенных тусклым светом фонарей. Картер внимательно вглядывалась в каждую машину, словно искала иголку в стоге сена. Стив, с трудом удерживая коробку, начал чувствовать, как затекают пальцы. Он готов был поклясться, что в коробке не одежда, а коллекция чугунных утюгов для Хоппера.              Внезапно Вайолет остановилась, и ее взгляд зацепился за старый, видавший виды внедорожник, припаркованный в самом дальнем углу стоянки. Она узнала его по обшарпанной краске и одной отсутствующей фаре.              — Вот он, — прошептала Картер, ускоряя шаг.              Она направилась к машине, Стив еле поспевал за ней, проклиная копа, Одиннадцать и все эти коробки с ненужным барахлом. Когда они подошли ближе, то увидели, что задняя дверь внедорожника открыта, а рядом стоит шериф, куря сигарету и глядя в темноту леса, окружавшего парковку.              — Хоппер, — окликнула его Картер. Он обернулся, и на его лице залегла тень.              — Что так долго? — проворчал Хоппер, затягиваясь сигаретой. Он бросил взгляд на коробки, которые несла Картер, и на ту, что еле тащил Стив.              Харрингтон закатил глаза. Этот коп хотя бы раз в жизни говорил «спасибо»?              — У тебя тут что, склад гуманитарной помощи? — съязвил Стив, опуская коробку на землю с облегчением. Тяжесть с плеч, буквально. Он огляделся. Хоппер стоял, как каменный, не проявляя ни малейшего энтузиазма по поводу их прибытия. Вокруг — лишь ночная тьма и шелест листьев. Какая-то гнетущая атмосфера.              — Не умничай, Харрингтон, — ответил ему шериф, туша сигарету о подошву ботинка.              Картер молча обошла полицейского и заглянула в салон. На заднем сиденье, сгорбившись сидела Одиннадцать. Вайолет открыла дверь и присела рядом, опуская ношу на землю.              — Привет, Оди, — мягко произнесла Картер, — Мы привезли тебе кое-что. Думаю, тебе понравится.              — Теперь ее зовут Джейн, — почесывая бороду, произнес Хоппер.              Одиннадцать, или Джейн, как ее теперь звали, подняла взгляд. Ее глаза, большие и темные, смотрели с тревогой и любопытством. Она кивнула, не говоря ни слова. Картер улыбнулась ей, стараясь передать уверенность, которую сама едва ощущала.              Стив наблюдал за этой сценой с некоторым удивлением. Вайолет, обычно колючая и потерянная, сейчас излучала заботу и мягкость. Неожиданная трансформация.              — Джейн? — переспросила Картер, переводя взгляд на Хоппера. — Ей идет.              — Ладно, хватит соплей, — буркнул Хоппер, — Ты привезла, что я просил?              — Да, все тут, — она кивнула на коробку у ее ног.              — Платье? Туфли?              — Да, все, что ты просил, сказала же, — процедила Картер сквозь зубы, — Квиты?              Хоппер, кивнув, открыл заднюю дверь внедорожника еще шире. Внутри, помимо Одиннадцать, или Джейн, было темно и тесно. Чувствовалось, что машина пропахла табаком и старым кофе. Он кивнул на коробку, и Вайолет, перехватив взгляд Одиннадцать, нежно подтолкнула ее в руки девочки.              Одиннадцать робко взяла коробку. Ее пальцы неуверенно ощупывали картон, словно это было что-то совершенно незнакомое. Стив наблюдал за ней, чувствуя, как его раздражение постепенно сменяется жалостью. Девочка выглядела потерянной и испуганной, и, несмотря на все его ворчание, он понимал, что в этой ситуации ей тяжелее всех.              — А теперь валите оба, — сказал коп, поднимая коробку, которую некоторое время назад нес Харрингтон и загрузил ее в багажник.              Картер поднялась, отряхивая джинсы. Стив не двинулся с места, все еще разглядывая Джейн. Она прижимала коробку к себе, как драгоценность, и смотрела на них своими огромными глазами.              — Всегда пожалуйста, — бросила Вайолет, прежде чем подтолкнуть Харрингтона.              Они молча направились обратно. Стив, оглянувшись напоследок, заметил, что Хоппер уже закрыл заднюю дверь внедорожника, оставив Джейн в темноте салона. Прикрыв ее собой, он достал из кармана сигарету и закурил.       Шагая по парковке, Харрингтон чувствовал себя использованным. Хоппер, как всегда, выжал все соки, не проронив ни слова благодарности. Картер молчала, шагая рядом, но он чувствовал, как она кипит внутри. Стив вспомнил ее слова о каком-то долге.              — Ты типа крестной феи на этом балу? — наконец спросил Харрингтон, нарушая молчание, — Квиты?              — Ага, — пробормотала Вайолет, — Я вернулась домой после тоннелей, и родители были, мягко говоря, в шоке, — она потерла глаза, — Пришлось просить Хоппера, чтобы придумал историю.       — И он придумал? — Стив усмехнулся, — Наверняка что-то душераздирающее про похищение и бегство из цирка уродов.              — Примерно, — Вайолет вздохнула, — Обещал, что все уладит, если я соглашусь на небольшую услугу.              — И услуга заключалась в том, чтобы быть его личным курьером по доставке платьев и туфель для телепатки из параллельного измерения? — Стив попытался придать своему голосу комичный оттенок, но вышло скорее злобно. Ему не нравилось ощущение, что его используют.              — Именно, — она щелкнула пальцами, — И я обошлась еще незначительным ущербом для своего гардероба.              — Судя по весу, это нихрена не так, — Харрингтон размял кисти.              — О чем ты? Моя коробка была легкой, — беззаботно сказала Картер, — Тренировки перестали помогать?              Вот ведь… Заноза в заднице.              — Так значит, я тащил все барахло для мелкой, а ты несла платье? — он посмотрел на Картер, которая пожала плечами с невинным видом, — Удивительно.               Они продолжили свой путь до другой части парковки в полной тишине. Проходя спортзала, Стив бросил взгляд на двери, ожидая увидеть там Уиллер.              — Она пошла вглубь зала, когда мы несли вещи Хопперу, — послышалось слева от него.              — С чего ты взяла, что мне интересно? — огрызнулся он, стараясь скрыть за показной грубостью истинные чувства.              — Хочешь сказать, что высматривал там Дастина?              — Хватит лезть мне в голову, мы с тобой не друзья.              — Никто и не говорит о дружбе, Харрингтон, — фыркнула Картер, — Просто констатирую факт.       — Еще что-нибудь? Это наверняка не все, что ты хочешь сказать, — безучастно пробубнил Стив.              Картер остановилась у его машины и, облокотившись на капот, сложила руки на груди. Ее взгляд был острым и оценивающим, словно она пыталась разглядеть его насквозь.              — Ты пришел на похороны. И был с Дастином, пока я, — она запнулась, — Спасибо.              Стив удивленно вскинул брови. Он ожидал очередного подкола или саркастического замечания, но никак не благодарности. Не то, чтобы она была ему нужна, просто… это было неожиданно.              — Не за что, — выдохнул он, присаживаясь рядом, — И насчет Хендерсона. Рано или поздно он выйдет оттуда, — Стив указал на спортзал, — Поблагодари и его, это он потащил меня туда.              — Дастин умеет убеждать, — Картер всматривалась вдаль, — Подход Хендерсона работает безотказно.              — Это еще что за чушь? — спросил Харрингтон, доставая пачку сигарет из кармана.              — Он расскажет тебе сам, не хочу отбирать всю славу.              Стив чиркнул зажигалкой, прикуривая сигарету. Дым поплыл в вечерний воздух, смешиваясь с запахом мокрого асфальта. Он затянулся, чувствуя, как никотин успокаивает натянутые нервы. Картер молча наблюдала, словно изучая диковинного зверя.              — Ладно, — сказал Стив, выдыхая дым, — Предположим, Хендерсон обладает каким-то тайным знанием. Каким образом это поможет нам таскать барахло для Одиннадцатой? Или Хопперу придумывать идиотские задания?              — Это поможет тебе не быть таким мудаком, Харрингтон, — Картер приподняла бровь.              Стив усмехнулся, но промолчал, рассматривая тлеющий кончик сигареты. Ее слова кольнули, хоть он и старался не подавать виду. Он знал, что иногда бывает невыносимым, особенно когда чувствует себя уязвимым.              — Понятно, — наконец произнес он, выбрасывая окурок, — Значит, Хендерсон – мой личный гуру по избавлению от мудачества? Звучит как план. Только боюсь, он сильно переоценивает свои силы.              — Не недооценивай Дастина. Он гораздо проницательнее, чем кажется. И, к твоему сведению, я считаю, что у тебя есть потенциал. Просто иногда ты слишком упрямый баран.              — Так себе комплимент.              — Не льсти себе, — Вайолет почесала щеку, улыбаясь, — Говорю, что вижу.              — Что дальше? Будем медитировать в лесу под руководством Хендерсона? Или он заставит меня писать стихи о чувствах? — спросил Стив с притворным ужасом.              — Мне нужно это комментировать? — она приподняла бровь, поворачиваясь к нему.              Харрингтон пожал плечами, отводя взгляд. Не то чтобы он боялся душевных откровений, просто перспектива казалась ему абсурдной. Он никогда не считал себя человеком, нуждающимся в чьих-то советах, тем более от мальчишки, хоть и умного. Но что-то в словах Картер зацепило. Может быть, это была ее неожиданная благодарность, или, может быть, он просто устал притворяться, что все в порядке.              Что ж, время покажет.