Чувства Богини

            Я старалась как можно внимательнее слушать рассказ Шарлотты, не забывая представлять произошедшее в своей голове. Конечно же, с воображением у меня было не так хорошо, как у Итэра и ему подобных, но моя соседка описывала все достаточно детально, чтобы у меня не было проблем с постройкой картины.       – Если честно, не думала, что он такой…       – Какой?       – Ну-у, как бы… – она слегка замялась говорить дальше, словно боясь разрушить мои розовые иллюзии. – Конечно, я не сильно-то знаю Итэра, но из того, что я о нем слышала, мне всегда казалось, что этот парень мягкосердечен. А теперь я своими глазами увидела, каким черствым он может быть…       – Он не сказал, почему они расстались?       – Нет, и это самое странное! – Шарлотту явно возмущало произошедшее, а ведь она не была знакома с Кэ Цин лично. Думается мне, что здесь свою роль играла «женская солидарность». – Кэ Цин буквально заливалась слезами, требовала от него объяснений, но Итэр как будто язык проглотил. Хотя, быть может…       – Ась? – на секунду мне показалось, что мысли Шарлотты ушли куда-то в другое русло, словно она вспомнила что-то еще.       – Я ведь уже говорила! Кэ Цин на эмоциях начала делать предъявы в адрес Итэра, даже упоминала какую-то «Аяку», но затем не выдержала, и просто убежала. Вот только у меня было такое ощущение, что перед тем, как она скрылась, Итэр что-то хотел ей сказать.       Хоть я и слушала Шарлотту, но сама не принимала ее слова за истину. Как и она, я не была лично знакома с Итэром, и потому не имела права говорить, что знаю его, но все же… Было что-то такое, что подсказывало мне об ошибочном мнении Шарлотты. По какой-то причине мне казалось, что я знаю, что за человек Итэр. Я не сравнивала его с «Путешественником», но через его книги я чувствовала его настоящую, искреннюю натуру. И факт в том, что тот человек, которого мы видели сегодня – совсем не был похож на того, с кем я «общалась» через книги о Тейвате. Возможно, что я как дурочка, лишь обманывала саму себя, но мой внутренний голос кричал мне, что должно было быть какое-то объяснение случившемуся.       Предпочитая не трогать меня во время моих раздумий, Шарлотта тихонько перебралась в свою часть комнаты, чтобы вернуться к школьным статьям. Эх, мне бы ее любовь к собственному делу, ведь сама я не могла даже заставить себя дописать пьесу, которую обещала доделать для Навии.       Часы тикали, время шло, и немного погодя, в нашей комнате стала властвовать полная тишина, которую теперь не нарушал даже звук работающего компьютера. Когда я осознала отсутствие этой маленькой детали, то даже оторвалась от своих раздумий, чтобы посмотреть на рабочее место Шарлотты, но оказалось, что та уже легла спать.       Да, верно, на двор уже успела опуститься ночь, а я до сих пор сижу на своей кровати, и с грустным видом упираюсь лицом в поджатые коленки. Нравился ли мне образ, или я и в самом деле смогла разглядеть в Итэре что-то большее, хотя ни разу с ним не разговаривала? Мне очень хотелось верить, что я себя не обманываю, ведь самое главное в любви – это искренность.       В очередной раз, словно по привычке, мой взгляд, наполненный грустью, упал на запечатанный конверт, внутри которого было мое письмо с признанием. Все последнее время я только и думала о том, что хочу отдать его Итэру, просто чтобы отпустить эти ненужные чувства. Но теперь, мне все больше казалось, что сейчас это будет ошибкой. Нет, я вовсе не струсила! Бесподобная Фурина вообще никогда не трусит! Просто я… Думаю, что с учетом новых обстоятельств – сейчас не самое лучшее время для подобной ерунды.       «Интересно, а я… Может быть, мне вообще не стоит его отдавать? Я ведь и не обязана, если не хочу» – забавно, но это был первый раз, когда мою голову решила посетить настолько очевидная мысль.

***

      – Фурина? Ты это куда? – увидев, что я шагаю в сторону противоположную от моего класса, одна из моих «фанаток», посчитала это странным.       – Ох, знаете, в последнее время так нервничаю на сцене перед важным номером, что приходиться бегать в туалет, – наверняка, в этот момент мое лицо было переполнено самоуверенностью.       – Может, нужно сказать доктору?       – Ох, ну что ты? Что же я за актриса, если не выдержу такой ерунды и пойду к врачу? – и вот опять, я демонстрировала излишнюю самоуверенность, которая граничила с насмехательством. Разумеется, это тоже было частью моего образа.       Не дожидаясь, пока мои фанаты успеют задать еще какой-то вопрос, я с важной ноткой развернулась на каблуках, и поспешила покинуть коридор, чтобы направиться в другую часть школы. Нужно было спешить, если я хотела вернуться до начала следующего урока. Вообще-то, мне было все равно, и я искренне считала, что иногда можно и опоздать, но ради драмкружка нужно было сохранять вид прилежной ученицы. В общем, простыми словами – мне надо было бежать!       Не прошло и двенадцати часов с того момента, как я сидела в своих рассудительных мучениях, но даже такого короткого промежутка времени мне хватило, чтобы успеть принять решение. И решение мое было довольно простым, если не «гениальным»: вне зависимости от моих личных чувств, я должна хотя бы поговорить с Итэром. Если я не знаю, что я испытываю к этому мальчугану, то, как минимум, я могу поделиться с ним своими ощущениями от прочтения книги. Это будет разговор обычной фанатки, которая хочет сказать полюбившемуся автору, как сильно ей понравилось его творчество. Быть может, именно это и поможет мне понять, какие эмоции я к нему испытываю.       Я уже подходила к двери, где у «Путешественника» проходил урок, но прямо перед ней меня кое-что остановило. Если быть точнее, то это был скорее «кое-кто», а если говорить еще точнее – то макушка «кое-кого». Я чуть не врезалась в маленькую девочку, которая как раз выходила из класса Итэра.       – Ой… – казалось, что она практически не удивилась нашему небольшому столкновению, и теперь ей было лишь интересно посмотреть на того, кто в нее врезался. – Извините!       Странно, она вроде бы и извинилась, но в то же время и жизнерадостно улыбнулась мне. Но куда сильнее с толку меня сбило то, что она вообще не должна была извиняться, ведь это я в нее врезалась. Да что здесь вообще происходило?? Я не привыкла к таким «нетипичным» ситуациям!       – Эм… – кажется, я забыла, как нужно себя вести перед посторонними. – Да я и не в обиде…       Нервно почесав макушку, хотя раньше я вообще такого не делала, моему взору предстал, наконец, вид этого «ребенка». Я не ошиблась, и не соврала, ведь на деле это и в самом деле оказалась ученица младших классов. У нее был довольно забавный белый сарафан, который отлично дополнял такие же белые волосы. Только поглядев на всю эту «милоту», мне в тот же миг почему-то захотелось предложить этой маленькой леди конфетку, но я не успела: маленькая мисс убежала, едва я успела раскрыть рот. Ну вот! А я ведь так люблю милые вещи!       – Маленькие дети порой ведут себя странно… – успев развернуться, и даже сделать несколько шагов, до меня внезапно снизошло некое озарение. – Стоп-стоп, а что маленький ребенок вообще делал у кабинета мистера Ли?       Это был вопрос, который я задала исключительно из своего любопытства. Но кто же знал, что ответ на него я получу не раньше, чем через полгода! Ладно, кажется, я забегаю вперед… Такая мысль смогла остановить мое движение, и как раз вовремя: через несколько мгновений я услышала за дверьми некий звук, который мне удалось распознать как человеческий голос. А еще через мгновение я поняла, что голосов из-за двери доносится сразу два.       Не думая ни о чем конкретном, мое любопытство заставило меня тихонько приоткрыть дверь, чтобы краем глаза заглянуть вовнутрь. Однако стоило мне это сделать, как мои собственные зрачки расширились от удивления. Там, за партой и прямо по центру кабинета, сидел именно тот, кого я и искала – Итэр. Только сидел он там один, если не считать его довольно взрослого собеседника. Мне не понадобилось много времени, чтобы определить, что человек, сидящий напротив Итэра – это его учитель, Чжун Ли. Больше в классе никого не было.       Уж не знаю, как я умудрилась так ошибиться, а заодно и словить такое большое совпадение, но Итэр, очевидно, просто отстал от класса, когда тот выходил из кабинета и… Короче, неважно! Факт в том, что я смогла застать его одного! Ну, или, почти одного… Для меня это означало грандиозную победу, и я никак не могла упустить такой шанс! Вот только, меня опять смогли остановить, и опять за секунду до того, как я собиралась пересечь порог кабинета. В этот раз это был голос учителя, а вот сама я уже начинала ругаться на всю эту ситуацию. И почему они не могут хоть чуть-чуть помолчать, чтобы я хотя бы смогла приблизиться к Итэру?!       – Так ты меня точно не одолеешь, – любопытство заставляло меня бессовестно подглядывать, и оно же мешало мне честно выйти из укрытия и заявить о себе. К моему удивлению, смотря куда-то на поверхность парты, за которой и сидел Итэр, Чжун Ли почему-то тепло улыбался.       – Неужели так нравится мне проигрывать? – на последнем слове мистер Ли потянул к чему-то руку, а еще через мгновение по всему кабинету прошелся странный стук.       – Ход мой, так что не мешайте сосредотачиваться…       – Ладно-ладно, извини, можешь думать сколько хочешь.       Их слова так и провоцировали меня к тому, чтобы я подглядывала еще внимательнее, так что пришлось слегка просунуть голову в дверной проем. Искренне надеюсь, что никто не обречет меня на вечный позор, и не застанет меня в такой глупой позе. Ну да ладно, вернемся к тому, что я увидела внутри. Разглядеть что-то с такого расстояния было сложно, особенно учитывая то, что Итэр и мистер Ли загораживали часть обзора своими телами. Однако я совершенно точно была уверена, что на парте между ними находилось ничто иное, как шахматная доска.       «Он что, играет со своим учителем?! В каких отношениях эти двое??» – нет, ни о чем «странном» я не думала, но для меня подобное поведение между учеником и учителем было в максимальной форме непривычно. Вдруг стало грустно от того факта, что Невиллет никогда не пробовал проводить со мной время подобным образом. А ведь на бумагах я считаюсь его дочерью! Обязательно подам ему жалобу за такое поведение!       – Что-то ты совсем без настроения в последнее время. Разве ты не должен радоваться? Ведь совсем скоро на свет выйдет еще одна твоя книга, – я бы могла подумать, что мистер Ли словно и не замечает удрученного состояния Итэра, уж слишком легко он ему улыбался, но в этом поведении чувствовалась своя забота, которую я пока не могла раскусить. – Какая она там по счету? Четвертая?       – Именно так… Очередная книга «Геншин импакта», которую рано или поздно будет некому читать.       А вот такое слышать было обидным делом! Как читательница, я-то уж точно не собиралась бросать его детище, но в глубине души я понимала, что Итэр имеет в виду не совсем обычных «фанатов». Лицо мистера Ли, все еще направленное на шахматную доску, стало несколько серьезнее, особенно когда он сделал очередной ход.       – Значит, ты все-таки на это решился, да? – никаких уточнений или лишних вопросов, Чжун Ли словно заранее обо всем знал, включая ту бурю, что творилась на душе Итэра.       Даже не видя его лица в деталях, я чувствовала всю ту тяжесть, которая была в мыслях молодого парня. И почему-то, слыша этот тяжелый голос, мне впервые в жизни захотелось проявить сочувствие – захотелось помочь человеку, который сейчас страдал. Итэр не торопился отвечать на вопрос учителя, а вместо этого, просто положил свою голову на парту, пока его глаза продолжали смотреть за шахматной доской. С каждым мгновением его взгляд становился все печальнее и тяжелее, и я боялась стать свидетелем того, на что мне смотреть было недозволительно.       – Все-то от вас не скроешь…       – Дело не в этом. Ты поднял большой шум в нашем классе, из-за чего поползли разные слухи. Ты ведь знаешь, что ребята теперь разделились на два лагеря?       – Я в курсе. Одни поддерживают меня, а другие – пострадавшую Кэ Цин. Удивительно только, что в такой ситуации у меня вообще нашлись защитники… – будь я на месте Ли, и слыша подобное самобичевание, то уж точно начала бы отвергать подобные мысли ученика. Но мистер Ли оставался твердым как скала, и словно ждал, пока его ученик и оппонент сделает «следующий ход». – Думаете, что я совершил ошибку?       – Я думаю, что ты достаточно умный, чтобы знать, что ты делаешь. Меня беспокоит только то, веришь ли ты сам в то, что себе говоришь… – с этими словами Чжун Ли оценивающе посмотрел на Итэра, словно призывая его к ответу, но молодой ученик так и продолжал смотреть на доску с серым выражением лица. – Извини, если лезу не в свое дело, но что заставило тебя пойти на такое?       И вновь Итэр молчал, внимательно разглядывая доску. Но потом я поняла по его обездвиженному взгляду, что всей этой доски он словно бы и не замечает. И хоть я вновь не могла разглядеть всех деталей, но почему-то мне кожей чувствовалось, что сейчас молодой автор напряжен всем своим телом. Наверное, именно поэтому Итэр решил прикрыть глаза перед своим ответом, чтобы все его напряжение не выплеснулось наружу.       – То, что я больше не хотел видеть чужие страдания… – хоть голос Итэра и оставался твердым (даже слишком твердым), но вот кулаки сжались изо всех сил, да и сам он как-то весь сжался. – Я просто хотел… Хотел, чтобы она отдохнула… Чтобы Кэт перестала мучить себя постоянным изнеможением, ради наших отношений…       Даже отсюда я заметила, как все тело паренька задрожало, настолько плохо ему было говорить об этом. И, хоть на лице мистера Ли оставалась его каменная стойкость, но также там ощущалось и сочувствие. Та интонация, с которой Итэр говорил все эти слова, была буквально пропитана искренностью, и потому я словно переняла частичку его грусти на себя. Мне еще никогда не приходилось видеть, чтобы кто-то показывал настолько чистые эмоции.       – Не знаю я… Не знаю, правильно ли я поступил, верю ли я сам себе. Не уверен даже, что и в самом деле хотел этого… Мне просто хочется, чтобы на лице Кэт было хоть чуть-чуть больше жизни! Чтобы она была самой собой, а не мучила саму себя. Разве это было так плохо?!       Если Итэр и не плакал, то уж точно был близок к этому. По этой причине я на всякий случай спряталась за угол, чтобы не видеть этой картины. Не потому, что мне подобное не нравилось, просто я искренне считала, что слезы человека – это его личное, самое сокровенное состояние. Тем не менее, теперь я чувствовала, что хочу дослушать это до конца, или даже, что я обязана дослушать этот диалог.       Я ожидала, что мистер Ли начнет поддерживать своего молодого ученика, скажет ему хоть какие-то слова поддержки, но вместо я узрела лишь усталый вздох. И что, это так теперь принято помогать попавшим в беду?! Какое безобразие! Ну, точнее, так я успела подумать…       – Этой ведь был первый раз, когда ты влюбился? – наверное, вопрос был риторическим, ведь ждать ответа Чжун Ли не стал, да и Итэр сейчас не был похож на человека, который собирается отвечать. – Первая любовь всегда несет с собой крупицу боли. Жаль лишь, что она никогда не заканчивается хорошо, но со временем тебе станет легче, и ты сможешь вынести из этого урок.       – Разве не бывает случаев, когда людям с первого раза удается найти того, кто им подходит?       Этот вопрос наверняка заинтересовал Итэра, что смогло немного отвлечь его от серых мыслей. Казалось, что мистер Ли немного задумался над вопросом своего ученика, но уже меньше чем через три секунды вернулся к своему твердому тону.       – Даже если они и встречаются, то это значит лишь то, что два человека смогли влюбиться друг в друга дважды. Первый раз в своей неопытности, а второй – в осмысленном возрасте, когда узнаем человека таким, каким он является глубоко внутри.       – Значит, потом… Есть шанс, что потом я могу сойтись с Кэт еще раз? – даже не знаю, я надеждой или страхом Итэр задавал этот вопрос, но мистер Ли совершенно точно улыбнулся, прежде чем дать ответ.       – На это ты сам сможешь себе ответить. Иногда такие вещи мы для себя находим там, где совершенно не ожидаем их увидеть.

***

      Театр – это цитадель лжи и воображения. Здесь наши сказки становятся реальностью, и чем лучше нам лгут – тем больше нам нравится это место. Именно с таким подходом я всегда жила, и именно так видела окружающий мир: притворяйся, лги, не дай повода кому-то разрушить эту иллюзию, и тогда все вокруг будут счастливы и довольны. Почему? Потому что люди любят, когда им лгут, и недовольны они лишь тогда, когда эта ложь некачественная и через нее все равно можно разглядеть правду. Однако сегодня я впервые увидела нечто такое, что смогло пошатнуть мое мировоззрение…       Уже следующим вечером я сидела в нашем драмкружке, в самом верхнем ложе, где обычно любила проводить время. Ребята внизу отрабатывали свои номера, а мне оставалось лишь наблюдать за их трудом и стараниями. Я старалась сосредоточиться на работе, отдать всю себя этому театру и нашей пьесе, которую написала еще моя мама. Но правда в том, что слова Итэра не позволяли мне сконцентрироваться, и они никак не желали выходить из моей головы.       «Мне просто хочется, чтобы на лице Кэт было хоть чуть-чуть больше жизни! Чтобы она была самой собой, а не мучила саму себя. Разве это было так плохо?!» – я чувствовала, будто кто-то свыше тыкает меня носом, указывая мне на мои ошибки.       В тот момент, когда Итэр показывал свои настоящие эмоции, я будто переняла часть его боли, я уже говорила об этом. И, если быть честной, то это меня и заинтересовало. Правдивые, чистые и искренние эмоции – они и в самом деле способны на такое? Способны передать то, что твориться на душе другого человека. Неужели в этом и был секрет Итэра, как талантливого писателя?       Я всегда думала, что люди по природе своей любят лишь то, что угодно их личным ощущениям, но Итэр своими словами смог показать мне другую точку зрения: он не хотел видеть притворства своей девушки, ему хотелось, чтобы она всегда оставалась самой собой. Проще говоря, Итэр предпочел правду наигранной лжи, что в корень расходилось с моим мировоззрением. И все это заставляет меня задуматься, а хочу ли я на самом деле того, о чем все время говорю?       Увидев то, насколько сильно человек способен любить, и какие эмоции он проявляет, если эта любовь искренна, я… Если честно, я впервые почувствовала, что так сильно завидую. Пальцы с силой сжались на локтях, когда я поняла, что и мне хотелось бы ощутить на себе что-то подобное. Я задумалась о том, как бы было здорово, если бы и меня кто-то полюбил такой, какая я есть. Знаете, я ведь никогда не спрашивала и даже не задумывалась над тем, чего хочу и какие желания преследую. Вся моя короткая жизнь уже успела завязаться вокруг театра, чтобы память о моей погибшей маме продолжала жить хотя бы внутри меня. Но…       «Неужели это единственный смысл моей жизни? Неужели не существует чего-то еще, ради чего я должна была появиться на свет? Могу ли я… Смогу ли я однажды получить что-то, чего хочу именно я? Ах, было бы неплохо» – и чем дольше подобные мысли прокручивались в моей голове, тем сильнее мне хотелось плакать, пока я наблюдала за ребятами внизу.       Когда мои глаза прикрылись, чтобы дать волю небольшим слезам, я вновь ощутила, насколько же бессмысленна моя жизнь. Однако я тут же вспомнила, какие эмоции испытывала, когда читала книги Итэра. Обыкновенная радость и улыбка, возможность выражать свои собственные чувства – вот, что мне подарили книги о Тейвате. И вспоминая лицо Итэра, того самого человека, который подарил мне все эти ощущения, я почему-то моментально начинала краснеть.       Может быть, именно тогда мой разум смог сделать самое важное открытие в моей жизни. Я поняла, что если и хочу получить чью-то любовь, а уж в особенности любовь того человека, который мне нравится, то такая любовь должна быть искренней. Я хочу, чтобы однажды нашелся человек, который будет ценить не мою актерскую игру или мои «маски», а начнет любить именно меня – настоящую Фурину.       Мое любовное письмо, которое я так хотела отдать Итэру, было все еще при мне, и теперь лежало на небольшом столике по соседству от меня. Я носила его с собой, словно какой-то талисман, в котором заключены все мои переживания. Теперь же, когда я осознала, какой хочу видеть свою «любовь», то вопрос о передаче этого письма предстал передо мной с другой стороны.       Пальцы немного дрожали, предчувствуя неуверенность, но собрав волю в кулак, я все же крепко смогла взять конверт в руки. Я не стала спрашивать себя еще раз, уверена ли я в своем решении, не стала сомневаться или поддаваться колебаниям – я просто решилась, и на этом все. С этой самой решимостью я разорвала конверт на две части, а затем и еще раз на две. Теперь я знала, что если однажды и смогу заинтересовать Итэра как гениальная актриса – то мне такое попросту не нужно.

***

      Как я уже говорила до этого, время – беспощадная штука. Никогда не знаешь, в какой момент оно начнет ускоряться, но оно всегда делает в самый неудобный момент. Не успела я оглянуться назад, как прошло еще несколько месяцев. Сперва миновала яркая весна, а за ней – не менее яркое и вместе с тем жаркое лето. В цикле «Геншин импакта» успела выйти еще одна книга, рассказывающая о приключениях «Путешественника» и его верной спутницы Паймон в стране природы и мудрости. Не знаю, как сильно это распространилось по всей школе, но в тех ее частях, с которыми я была знакома, все говорили только об одном: школьники гадали, кого Итэр возьмет за образ следующего архонта. Но даже не надейтесь, что я была в их числе! Как по мне, так все это глупости, не заслуживающие моего внимания… Впрочем, исключительно из любопытства, я и сама подслушивала эти разговоры, в надежде узнать хоть какую-то информацию.       Хотя, знаете что?! Позабудем немного об Итэре и сосредоточимся на мне! Между прочим, у меня в жизни тоже назревали перемены. Популярность моя не шла на спад, и Навия уже даже не стеснялась ставить меня на главную роль в каждом из спектаклей. Все шло по плану, если не считать одного «казуса», который я не смогла предусмотреть…       – Может быть, ты уже перестанешь упрямиться? – слова Навии смогли отвлечь меня от чтения пьесы, но я благополучно сделала вид, что ей этого не удалось. – Фурина, я ведь знаю, что ты меня слышишь…       – А? Извини, Навия, я слишком сильно увлеклась.       – Очень за тебя рада, но если в твоей пьесе не написано, как решить нашу «маленькую» проблему – то все это не имеет смысла.       – Ой, да подумаешь! Как будто у нас и раньше не случалось подобных ситуаций…       – Случались, но не перед самым спектаклем, Фурина. Ты ведь понимаешь, чем это нам грозит?       Я легкомысленно улыбнулась, но в собственных мыслях моя реакция была абсолютно противоположной: я изо всех сил прикусила губу от досады, готовая зареветь.       Несколько раз до этого я упоминала, что периодически работаю со сценарием одной пьесы самолично. И на то была одна очень весомая причина: пьесу эту когда-то написала моя мама. Однако она не смогла ее закончить, и так уж вышло, что роль эта тоже выпала на меня. С тех пор я вела наш драмкружок к тому, чтобы однажды труд моей мамы был реализован в нашем школьном театре.       Вот только недавно в нашей группе произошла беда (катастрофа): наш сценарист, который разрабатывал сценарий для этой самой пьесы – внезапно ушел, так и не доделав свою работу. Драмкружок уже давно с трудом сводил концы и концами, и если назревающим спектаклем мы не покажем школьному руководству, что от нашего клуба есть польза, то нас попросту закроют. Короче говоря, это был кошмар наяву!       – Ты ни раз доказала, что в стенах этой школы твои актерские навыки не знают себе равных, но я не могу сказать того же про твою способность писать сюжет. Поэтому я не устану повторять: мы должны завлечь в наш клуб кого-то на роль сценариста.       – Ох, ну что же это такое? – я самонадеянно улыбнулась, когда перевела свой взгляд на Навию, а вместе с тем приложила ладонь к груди, подчеркивая свою персону. – Я – ваш лучший кадр. Неужели так сложно верить в меня? Не беспокойтесь, мисс Навия, обещаю, что найду вам лучшую кандидатуру, или сама допишу сценарий для нашей пьесы!       С довольным видом я вернулась к чтению, но Навия так и продолжила смотреть на меня с беспокойством. Я уже знала, чувствовала, что она хочет мне предложить, но так как до этого я несколько раз отвергала ее идею, то она не знала, можно ли говорить со мной об этом снова.       – Слушай, Фурина… – неуверенный голос, беспокойные глаза, все это говорило о том, что я права, относительно ее поведения. – В последнее время мне частенько доводилось работать с Чжун Ли, одним из ваших учителей. И мне кажется, что он не был бы против того…       – Отказываюсь! Это нам не нужно!       – Но ты ведь сама говорила… – она даже не успела закончить, так как я быстро встала со своего места, чтобы пройти к сумочке. И как раз вовремя, потому что в тот же момент в комнату отдыха забежала одна из девочек нашей группы.       – Фурина! Скоро твой выход. Сегодня ты репетируешь последней, так что поторопись.       – Ой! Как же я умудрилась не следить за временем? Хотя, уверена, что зрители с удовольствием меня подождут…       «Ага, какие еще зрители? Полтора человека в зале, а мне даже для них приходиться притворяться. Как же это порой утомительно…» – и пока я жаловалась на свою жизнь, моя сумка уже нашлась. Правда у нее отчего-то заел замок, так что мне пришлось задержаться в комнате отдыха, чем и воспользовалась Навия. И чего бы ей не успокоиться со своими «предложениями»?       – Фурина, ты ведь понимаешь, что лучшего варианта нам не найти? Итэр талантливый писатель, учитывая его молодой возраст. С его опытом ты могла бы написать лучший сценарий для предстоящего спектакля, и если я поговорю с мистером Ли, то нам удастся…       – Итэр – не более чем молодой выскочка, вы же сами знаете? Он никогда не оценит того искусства, которое мы показываем на сцене. Так зачем надеяться на кого-то подобного?       «Дура! Что ты несешь?! Ты ведь тут единственная выскочка! А этот парень… Он… Он…» – при одной только мысли о том, что мне представиться возможность остаться с Итэром наедине и писать с ним сценарий, у меня перехватило дыхание. Слава Господи, что Навия не могла этого заметить, ведь я стояла к ней спиной.       – Ох… Не понимаю я тебя, Фурина. Еще несколько месяцев назад ты все уши нам прожужжала о том, как было бы здорово привлечь Итэра в наш клуб. А с недавних пор ты почему-то даже слушать не хочешь об этом. Он тебя что, соком в столовой облил?       Я молчала, явно игнорируя Навию и делая вид, что той версии моего поведения никогда не существовало. Лишь когда Навия отвернулась, потому что не смогла добиться от меня никакой реакции, я не выдержала, и произнесла несколько очень тихих слов.       – Все потому, что я не хочу быть использованной… Не хочу в очередной раз становиться удобной куклой для чужого спектакля, и не позволю никому сделать то же самое с нашим драмкружком.       – Что? – Навия точно не смогла меня услышать, а я и не собиралась повторять своих слов.       – Ничего… Есть! Наконец-то!... Ой!       Не прошло и дня, как я смогла справиться с этой чертовой сумкой. Очевидно, замок на ней заело, потому что кто-то нарочно надломил его, чтобы мне было труднее раскрыть сумочку. И вот, когда мне все же удалось справиться с этой напастью… Короче, это был один из тех моментов, когда лучше бы я ее вообще не раскрывала.       «Как же… Как же так…» – мои глаза задрожали так же, как и мои губы, но я была не в силах оторвать своего взгляда от содержимого сумки.       Все, что находилось внутри, включая мои личные вещи, пару любимых книжек, и даже карманные деньги – все было испорчено какой-то липкой и мерзкой субстанцией. То ли краска, то ли блевотина, но если двумя словами – это была отвратительная жидкость. Вонь от нее источалась ужасная, и не оставалось сомнений в том, что этой же вонью и цветом успели пропитаться все мои вещи.       «Нет… Нет, нет!» – дрожащими пальцами я начала перебирать то, что было внутри моей сумки, совсем позабыв о том, что так я испачкаю руки. Но сейчас все это было не важно, ведь больше всего на свете я боялась не за ладони или мусор из моей сумочки, а совсем за другую вещь…       Дыхание мое участилось, от страха и обиды мне становилось плохо, хотя я и не показывала этого внешне. Я боялась увидеть то, что неизбежно случилось, но и делать вид, что ничего не произошло – не могла. Итак, когда мои пальцы все же смогли добраться до самого дна сумки, не забыв при этом до ужаса замараться, то я смогла достать оттуда небольшой и квадратный клочок плотной бумаги. Как и все остальное, этот «клочок» был пропитан мерзкой краской, из-за чего на нем нельзя было что-то рассмотреть. Но даже этот факт не помешал мне понять, что в руках я держу ничто иное, как фотографию с Итэром, ту самую, которую для меня сделала Шарлотта, и которой я любовалась почти каждый день, с тех пор как увидела Итэра вживую. Теперь же, она была кем-то уничтожена…       – Фурина? – голос Навии прозвучал будто бы издалека, но даже так я смогла уловить в нем какие-то обеспокоенные нотки. – Все хорошо?       В этом эмоциональном ужасе я совсем забыла о том, что Навия все еще за мной наблюдала. Наверное, она успела заметить мое оцепенение, и это натолкнуло ее на последующие мысли. Впрочем, было ли это сейчас важно для меня? Внутри меня словно что-то умерло, а на замену этому чему-то пришло чувство, которое чаще всего доминировало над моей жизнью – это отчаяние. Оно требовало от меня, чтобы я сию секунду дала волю слезам, выговорилась и нажаловалась Навии, но шок и что-то отдаленно напоминающее здравый смысл, мешали мне сделать это.       – Н… Н… – слова «Нет, не хорошо!!!» так и вертелись на моих губах, но я смогла вовремя прикусить губу, и не дать волю крику. Чтобы ответить на вопрос моей наставницы, я начала медленно поворачиваться к ней.       Когда Навия увидела мое лицо, то перед ней предстало следующее: жизнерадостная и самоуверенная девушка с улыбкой, которая прикрывает свои глаза и насмешливо посмеивается. Ее губы не трясутся, руки не дрожат, а уголки рта отказываются опускаться. Ни одной слабости или намека на нее – лишь непроглядная маска.       – Ну, разумеется! Просто я задумалась над тем, какой сценарист нам нужен! Ха-ха…       Говорят, что обмануть можно любого, но если глаза тебя подводят – то все это не имеет смысла. Наверное, потому Навия и не могла поверить моим словам до конца, ведь я не показывала ей своих глаз. Я знала, что если покажу их, то внутреннего плача мне уже не сдержать. Однако вновь мне удалось спастись, когда дверь уже во второй раз распахнулась.       – Фурина! Ну, ты скоро?? Только тебя и ждем ведь! – как назло, это была Алиса. Может быть, мне это лишь показалось, но ее взгляд как-то странно задержался на моей сумке, которую я все еще держала в руках.       – Какие же вы нетерпеливые, девчонки. Ладно-ладно, уже иду…       Пройдя мимо Навии, я смогла уловить ее полный непонимания взгляд, а затем устремилась на сцену. Мне пришлось надеть пару перчаток разного цвета, которые были частью моего наряда. И пока я шла, то на ходу делала сразу две вещи: во-первых, я поправляла части моей одежды, вплоть до цилиндра на моей голове, а во-вторых, я отключала свой разум от реальности, чтобы внутренние эмоции не захлестнули меня во время репетиции.       «Улыбайся… Что бы ни случилось – всегда улыбайся… Ведь пока ты улыбаешься – даже твоей жизни тебя не победить» – моя улыбка начала дергаться, словно в приступе нервного тика, но когда я услышала голос со сцены, то вмиг подавила это ненужное чувство.       – Последняя репетиция на сегодня! Отыгрываем номер Фурины! – я выдохнула, и в тот же момент сделала шаг на сцену, как и предполагалось в моем номере.       Хоть это и была репетиция, но даже на нее собралось небольшое количество народу, чтобы посмотреть за нашими усилиями. В основном на них бывали учителя или те, кто желал посмотреть на начинающие таланты в нашем драмкружке. Однако иногда бывали исключения, и среди зрителей попадались ученики. Навия говорила мне, что с тех пор как я присоединилась к драмкружку, то число таких зрителей только возросло, но сейчас меня это почему-то не радовало…       Я начала делать медленные и элегантные шаги в сторону центра сцены, где меня уже ждал свет от прожектора. И пока я шагала, то слышала со стороны зала разные перешептывания. Рукой я медленно сняла цилиндр с головы, а мои разного цвета глаза уже осматривали зрителей. Они были восхищены моей походкой, самоуверенностью, заносчивостью, но никто из них не знал, насколько же мне сейчас плохо. И эта мысль удручала меня еще сильнее, настолько сильно, что я почему-то улыбнулась. Все так же элегантно поклонившись перед залом, я начала выпрямляться, разводя руки в стороны сродни божеству.       «Ну, а как иначе… В конце концов, я ведь лишь актриса, да? Только это им и надо от меня, чтобы я хорошо отыгрывала свою роль. Как же это… Как же мне охота, чтобы они все исчезли вместе с этим театром!» – мысли у меня были одни, а вот голос говорил слова совершенно другие, словно говорила их и не я вовсе.       – Кхе-кхе, дорогие зрители… Извиняюсь, что заставила вас так долго ждать, но так уж и быть: с этого момента, в награду за ваше ожидание, я покажу вам настоящее театральное мастерство.       Итак, все происходило как всегда. Вновь я кланяюсь перед зрителями, вновь улыбаюсь и вновь показываю перед ними идеальную игру. Свет в зале уже был готов погаснуть, чтобы прожектор выделял лишь меня одну, но за мгновение до того, как это произошло, я смогла заметить нечто такое, отчего мое дыхание перехватило уже во второй раз, а глаза расширились так, как никогда прежде.       «Невозможно… Да это же просто невозможно!!!» – никаких других слов в моей голове не было, пока я смотрела в глаза светловолосого парня, что был среди зрителей. – «Что он здесь делает!?»       Итэр уже успел встать, когда я выходила на сцену, и он бы точно ушел, выйди я хоть на несколько секунд позже. Но в тот момент, когда наши взгляды на мгновение встретились, он будто бы остановился, словно… Словно я его заинтересовала…       Актриса и писатель, именно так началась наша с ним история. Я не знала, что в ней нас ждет, а если бы знала – то точно бы испугалась. Но, как я говорила до этого – большую часть той истории он вам расскажет сам. А что до меня… Я никогда не хотела верить в судьбу, но теперь мне кажется, что в тот вечер нам и в самом деле было предначертано встретиться самой судьбой.