Асимптота

      Дом просыпался постепенно. Поначалу неспешно и тихо, так, что первое время я едва мог понять: снятся ли мне все эти шепотки из соседних комнат или я уже в сознании, но постепенно звуки становились всё громче и явственнее. Короткие переговоры, сдавленный смех, возня, кто-то шныряет мимо меня в коридор — прошелестит дверь и скрипнет порожек, за стенкой пошумит вода, погудит низкий голос Сёмы — и обратно в спальню.       Варю я узнал по вкрадчивой, мягкой походке — шаги из ванной, по ковру вокруг меня, то замирают, то снова бесшумно скользят. В конце концов она остановилась совсем рядом, и по движению воздуха я понял, что она присела возле моей головы.       — Эй. Привет.       Её ладонь быстрым полётом прошлась по моей голове, пальцы — перьями — между волос. Я застыл в попытке задержаться в этом моменте, но он тут же выветрился, обманув осязание и не оставив после себя никаких ощущений. Пришлось открыть глаза и посмотреть на Варю. Пересохшее горло сжалось, завибрировало, и я хрипло протянул:       — Доброе утро.       — Уже полдень, — весело проинформировала Варя голосом «проснись-и-пой». — Там Сёма не может очки свои найти. Ты на них не лёг случайно? — Она по-птичьи склонила голову вбок и улыбнулась, оглядев моё лицо. — Блин, смешной ты такой.       Смешным в её глазах хотелось быть меньше всего. Я вывернулся из плаща, откинул плед и одним тяжёлым, рваным толчком сел. От этого опрометчивого движения комната резко крутанулась, подняв со дна желудка приступ тошноты, но, не успел я хоть о чём-то пожалеть, как стены снова осели со всей своей неотёсанной бетонной прочностью. Тошнота притихла, уступив место головной боли.       — Может, и лёг, — я без особого энтузиазма огляделся. Андрея рядом уже не было, как и курток с пледом, и по плеску воды за стеной я предположил, что он в ванной.       Собравшись с силами для нового рывка, я встал, едва удержавшись от того, чтобы покачнуться. Тело ныло после сна на твёрдом полу, шею сводило от неудобной позы, и я с трудом разогнулся, наблюдая за тем, как Варвара разбирает мою «постель», откинув в сторону плед и скомкав в руках плащ, и как она не находит никаких очков и переключается на осмотр другого угла. Я вышел в коридор, оставив её исполнять роль Даши-путешественницы без зрителей.       Дверь в ванную комнату была открыта. Сёма по-прежнему находился в поддоне душа, но уже в сидячем положении, и обнимал голову ладонями так, словно пытался удержать её на подставке, которой служила шея, то и дело склоняющаяся вниз — без очков его лицо выглядело нечётким, по-ребячески беспомощным, и даже вся его фигура казалась расплывчатой, будто это не он страдал близорукостью, а его самого становилось плохо видно. Рядом с душевой, склонившись над раковиной, стоял Андрей и полоскал рот водой с зубной пастой.       — Привет, — просипел Сёма, — ты очки мои не видел?       — Не-а. Варя сейчас найдёт, — пообещал я и, подойдя к Андрею, подтолкнул его. — Подвинься.       Андрей тряхнул головой, разбрызгав с умытого лица капли воды, отдал мне тюбик Колгейта и вышел из ванной. Я склонился к крану, выкрутив смеситель до упора в сторону синей отметки, и начал пить, обжигаясь об ледяной поток — с каждым глотком становилось всё легче, и неизвестно сколько бы ещё простоял, подставив лицо под воду и позволяя ей с весёлым журчанием уносить в слив мою головную боль, если бы не появившаяся на пороге Варвара.       — Нашла. В пакете с чипсами лежали, — оповестила она, вручив Сёме очки, и тут же упорхнула.       Он рассыпался в неслышимых Варей благодарностях, и, когда я обернулся, уже принял свой обычный собранный, устойчивый вид, хоть и подпорченный изрядно пожёванной одеждой и помятым лицом, которое морщилось и кривилось от боли, когда Сёма, пошатываясь, выходил из ванной. Последовав за ним, я в последний момент заметил оставленный на раковине браслет — чёрные бусины, зажавшие между собой несколько металлических вставок — и захватил его с собой.       За пять минут моего отсутствия комната успела заполниться, все выбрались из спален и сидели теперь на ковре, зевая и потягиваясь, потирая пальцами лбы, роняя головы на руки и наблюдая за тем, как Элла конвейерными движениями один за другим распаковывает контейнеры с лапшой и выстраивает их рядком на кухонной тумбе возле закипающего чайника. Вася лежал в центре, устроившись головой на моей свёрнутой куртке и, прижав гитару к животу, тихо перебирал струны — в звучании угадывалось «Дыхание» Наутилуса, — Давид неподвижно сидел на высокой коробке у балконной двери, накинув на плечи измятый плащ, и своей тёмной, подчёркнуто-вытянутой остроугольностью напоминал Анубиса, готового в эту же секунду сопроводить тебя в загробный мир. Я на всякий случай выбрал место подальше от него, опустившись на пол между Лизой и Аней, и уже протянул браслет сидящему напротив Андрею, как моя рука остановилась, задержав украшение на раскрытой ладони — взгляд зацепился за символ, выбитый на самой крупной серебряной вставке.       — А что это? — поинтересовался я, большим пальцем поудобнее развернув металлическую пластинку.       Андрей, наблюдающий за перемещением Васиных пальцев по гитарному грифу, не сразу понял, что я обращаюсь к нему, и промедлил с ответом, позволив вмешаться Лизе:       — Либра. Весы, знак зодиака.       — А-а, — протянул я, плохо скрыв разочарование в голосе, и броском передал браслет Андрею. Все мои познания в гороскопах заключались в том, что у родившихся в ноябре знак зодиака — Скорпион, потому что сам отмечал день рождения в этом месяце.       — Подарок от мамы, — пояснил он, возвращая его на левую руку. На ней же болталась красная, промокшая после умывания, нить.       — Так, если ты — Весы, — задумалась Лиза, — значит, у тебя день рождения скоро?       — Да не особо… 14 октября.       — Совсем скоро, — обрадованно возразила Аня. — Уже думал, как отмечать будешь?       — Не, — неопределённо повёл плечами Андрей. — Придумаю потом что-нибудь.       — Можешь не думать, — присоединилась к разговору Варвара, мимолётным движением потрепав Андрея по голове, — мы сами тебе всё организуем.       На его лице промелькнуло что-то такое, что можно было назвать и благодарностью, и восхищением, и виной одновременно, но вслух он ничего не сказал.       — А подарок? Ты любишь сюрпризы? Или лучше посоветуемся? — не отставала с расспросами Аня.       — Да не надо никаких подарков, — запротестовал Андрей, — просто посидим — и всё.       Девочки возражали хором, даже Элла с Катей подключились — не говори ерунды, какой день рождения без сюрпризов, конечно мы тебе что-нибудь выберем, не смей отказываться. В какой-то момент Андрей посмотрел на меня взглядом, просящим о помощи, но я, находясь по другую сторону баррикад, никак не мог его поддержать и только молча улыбнулся, уже зная, на что мы будем скидываться.       — И торт обязательно купим, — твёрдо сказала Варя.       — Какой твой любимый торт?       — Не знаю… Может, медовик, — сдался Андрей.       — О-о, это и мой любимый тоже!       С мечтами о медовике нам пришлось есть лапшу, которую Элла заваривала в три захода — объёма чайника на все контейнеры не хватало. До нас с ней “завтрак” дошёл последним, и мы только доедали, когда остальные, насытившись, успели сходили покурить на балкон, а потом дымной, шумной толпой вернулись обратно, принося с собой обрывки неоконченных разговоров.       — …да меня от «Варвары» тошнит уже, — жаловалась Варя, и я сразу понял, что она имеет в виду песню Би-2, которая, к кольнувшему меня стыду, была одной из самых прослушиваемых в моём плей-листе за последние полгода. Как-то раз её сыграл на гитаре Вася, попав в период времени, когда вся услышанная мной музыка становилась только об одном человеке.       — С твоим именем хотя бы есть песни.       — Иногда лучше бы их не было.       Я не вслушивался в их разговор, неуклюже пытаясь выловить пластиковой бестолковой вилкой остатки лапши из ядовито-красной от специй воды. И зря — потому что когда рядом села Варя и, положив мне руку на плечо, напела:       — …а как же «я люблю тебя, Дима, что мне так необходимо»? — я едва не подавился.       — Точно, — щёлкнул пальцами Денис, — вот и про Диму есть.       Рука Вари соскользнула с моего плеча, чтобы сопроводить жестикуляцией ответ на какую-то фразу от Васи. Мне показалось, что похмелье загудело во мне с новой силой, всколыхнув очередной приступ тошноты. На помощь пришла сидящая рядом Элла, шепнув возле моего плеча:       — Пойдем курить?       Я кивнул и медленно отставил одноразовый контейнер к центру ковра, сконцентрировавшись на том, чтобы движение руки было твёрдым. Выпрямился и, не оглядываясь на Варю, встал.       — А про Андрея какие есть? Я помню только в «Батарейке» — «и ты не мой лапушок, и я не твой Андрейка»,— промурлыкала Аня.       — У Наутилуса — «Гулять по воде», про апостола Андрея, — тут же отозвался Вася, берясь за гитару.       Я бы задержался, напомнив им о ещё одной песне про Андрея из репертуара Ляписа Трубецкого, но желание выбраться на воздух было гораздо сильнее.       На улице свежо и чисто пахло прошедшей утром грозой — отсыревший асфальт, глубокий, нутряной запах развороченной земли от стройки напротив. Я упёрся локтями в перила, выбрав из пачки единственную не помятую сигарету, и закурил, разглядывая решётку лесов, опоясывающих недостроенный дом напротив, по которым по-муравьиному толково и сноровисто передвигались рабочие в оранжевых касках. Элла присела возле коробки, которую сюда перенёс Давид, и начала сворачивать себе самокрутку. Я был уверен, что после того, как она закончит, то заговорит о Варваре — Элла была единственной, кто знал о моей влюблённости; однажды она, точно так же оставшись со мной один на один, задала обескураживающий своей прямотой вопрос, и я сам не понял, как всё рассказал, — но, вставив самокрутку в наконечник мундштука, она поинтересовалась:       — Андрей, вроде, славный, а? Не даёт вам скучать по Васе.       Её узкая, воздушная фигура вытянулась, развернувшись спиной к перилам, и ветер тут же кинулся ей в затылок и растрепал кудри. Порывы воздуха то со свистом проносились мимо, то бросались мне в лицо, пригоршнями зашвыривая выдыхаемый сигаретный дым обратно, отчего воспалённые глаза начинали слезиться. Я пожал плечами:       — Да, ничего.       — Мне кажется, ты для него как старший брат.       — Надеюсь, что нет.       — Что так? — глаза Эллы сощурились, собрав в уголках улыбку.              — Мне своих младших хватило, — я улыбнулся в ответ.       — Может, он будет тем, кого тебе не хватит.       — В смысле? — заинтересовался я, не поняв её слов.       Элла ещё ни разу не затянулась. Так и стояла, уперев локоть в бок и зажав мундштук в пальцах у своего лица — кинокартинка, живой оммаж на знаменитые фотографии Одри Хепбёрн. Она смотрела в высокие балконные окна, наблюдая за собравшимися в зале, увлечённо и по-родительски трепетно.       — Ну… — Вздохнула, немного подумала. — Мне кажется, что тебе нужен кто-то родной рядом. Как твои сёстры и брат, или как Вася, например.       Мне показалось, что она чувствует себя немного виноватой в том, что Вася изменил своё решение поступить на очную форму магистратуры и пожить в общаге ещё год-другой, пока делает в квартире ремонт, в пользу того, чтобы поскорее съехаться с ней. Поэтому постарался её заверить:       — Давида с Сёмой выше крыши.       — С ними немного по-другому. Разве нет?       — Не знаю. — Я сделал последнюю затяжку и наклонился к стоящей на полу пепельнице — она была сделана Эллой вручную, вылепленная в форме свернувшейся клубком кошки. Иногда казалось, что она знает меня чуточку лучше, чем я сам себя. — Может быть. Так и Андрей — не Вася.       — Это к лучшему. А то попробуй найди такого дурачка, как Вася, — тепло рассмеялась Элла.