Вызов для собачки

— Я хочу, чтобы Инид украла черную толстовку Аддамс. Волчица напряглась, глаза расширились, когда она драматически скрестила руки. — Ни за что, я этого не сделаю! — Вызов есть вызов, Инид. — Серьезно, вы, ребята, понимаете, что она все еще в комнате, верно? — Спрашивает Инид. — Йоко поддержит меня в этом. Вампирша положила голову на плечо Дивины, навалившись всем своим весом на сирену. — Да, ребята, отстаньте от этого трусливого волка. — Йоко хихикнула, остальные засмеялись в знак согласия, а Инид постепенно все больше раздражалась. Остальные замолчали, когда пара ног внезапно ударилась о деревянный пол. Блондинка резко встала и теперь направлялась к выходу из комнаты сирен в общежитии. — О, и ты не можешь сказать, зачем тебе это нужно, если тебя поймают! — Окликнула Бьянка. Она пытается не обращать внимания на то, как громко смеются и подбадривают ее друзья, пока она бежит по тихим полутемным коридорам. Несмотря на все ее инстинкты и разум, кричащие ей не делать этого, оборотень не могла отказаться от вызова. Подойдя к комнате, она легонько постучала в дверь. Услышав бормотание, достаточно громкое, чтобы волчица разобрала, что это ругательство. Поскольку это была и ее комната, она подождала минуту, прежде чем открыть дверь. — Привет, соседушка. Уэнсдей поворачивает голову к девушке-волку, стоящей рядом с ней, окидывая ее взглядом, она наблюдает, как ее соседка по комнате перемещает свой вес между ног, покачиваясь вверх и вниз в ожидании. Но даже несмотря на то, что она слышит приветствие, она предпочитает игнорировать его, демонстративно отворачиваясь и возвращаясь к написанию своего романа. Инид молча стояла и смотрела на свою подругу. Скрип половиц, растягивающихся при каждом шаге, вынудил гота признать свое поражение. Она услышала, как Уэнсдей вздохнула, прежде чем стул со скрежетом ударился об пол от резкого движения. — Инид. Уэнсдей уставилась на нее, в ее глазах был блеск, и Инид просто почувствовала, будто серебряный кинжал пронзил ее насквозь. Волчица поерзала, намеренно избегая встречаться с ее взглядом, слегка ссутулив плечи. Улыбка, приклеенная к ее лицу, кажется более натянутой, чем обычно, — Итак, я хотела спросить, могу ли я одолжить твою толстовку? Предпочтительно ту, что на тебе. Голос Инид стал тише в последней части, ее живот бурчал от волнения. Она была уверена, что Уэнсдей действительно убьет ее за то, что она просто предположила такое. Она задумалась на секунду, невысокая девушка быстро справилась с негабаритной тканью, полностью стянув ее, прежде чем быстро натянуть ее на голову оборотня. — Если это тепловой цикл, т-тебе следует остаться. Уэнсдей ненавидела себя за заикание, но еще больше она ненавидела себя, когда думала о том, что отвергает возможность, столь щедро предоставленную ей. — Уилла… — прошептала Инид, и прежде чем смогла закончить, Уэнсдей схватила Инид за лицо и поцеловала. Ее губы излучали холод, так что в итоге она просто поцеловала уголок рта Инид, оставив черное пятно от помады. Резко оттолкнув ее, чтобы скрыть румянец, Уэнсдей повернулась к своей пишущей машинке. — Это все еще мое писательское время. Лицо волчицы сильно покраснело, она тупо смотрела на свою соседку по комнате, застенчивая улыбка заставила ее сердце пропустить удар. — Хорошо, извини, я просто… пойду… — торопливо пробормотала она, быстро выбегая за дверь. Возвращение в общежитие сирен, казалось, произошло быстрее, чем должно было бы, за исключением того, что ей все же немного трудно сосредоточиться и идти по коридору в оцепенении. Ее тело глухо ударилось о дверь Дивины, не запертую, по-видимому, потому, что они верили, что оборотень вернется. При входе вся комната, казалось, замерла. Она с интересом наблюдает, как при виде толстовки на лицах каждого вспыхивает удивление. Инид наслаждается быстрым злорадством от того, что пережила свою задачу по краже одежды Аддамс, быстро подергивая толстовку взад-вперед, демонстрируя ее подлинность. Ее разум где-то далеко, и она не улавливает приближающегося вампира. Йоко слегка схватилась за лицо, ее большой палец грубо провел по темному пятну, которое, как она клялась, было игрой света, прежде чем воскликнуть: — ЭТО ЧТО, ГУБНАЯ ПОМАДА?!