Чешуйчатая история \ Scale Tale

       Солнце клонилось к закату и ласкало своими лучами склоны гор, словно любовник. Дневные птицы смолкали, и на смену им начинали подпевать сверчки. Летний зной спал, и легкий ветер приносил вечернюю свежесть в покои Рауда. Будто дыша вздымались полупрозрачные занавески его окон, которые выходили на запад на заснеженные пики… Он сидел на подоконнике и грелся в лучах заходящего солнца. В руках лежала его старая подруга — лютня. Она послушно пела от его прикосновений. Вдыхая свежий воздух полной грудью и улетая мыслями далеко за горы, туда, к солнцу, улетали и слова его песни:

“Герр Маннелиг, герр Маннелиг, супругом будь моим, Одарю тебя всем, что пожелаешь! Что только сердцу любо, получишь в сей же миг, Лишь ответь мне — да иль нет?”

Этажом выше, зарывшийся в свитки, сидел раздраженный Орм. «Опять он как старый дед поёт свои заунывные баллады!» — думал про себя Орм, стараясь сосредоточиться на древних текстах. Слова не слушались и буквы плясали в такт мелодии. «И кто вообще ему сказал, что он умеет петь?!» — всё больше раздражался парень. Левая нога стучала в такт мелодии. «Играет и он и правда недурно, но поёт как ворона по утру».       Жизнь Орма превратилась в сущий кошмар с момента появления рыжеволосого на пороге его дома. Раньше все его дни проходили праздно, чередуясь невинными шалостями и беззаботными увеселениями. Сын своих родителей, Верховного Сейда и Жрицы, — никто в нём и души не чаял. Поздний подъём, ленивый завтрак из всего, чего пожелает маленький господин. Одарённый невероятным магическим даром с самого рождения, он тратил время на его совершенствование. Весь двор только и желал, чтобы он перестал это делать, так как каждый может рассказать с дюжину историй, как они лично стали свидетелями проявления способностей маленького Орма. Писарь отца упал в самшитовый куст и не могу выбраться из него. Служанки то и дело цеплялись за колючки и рвали подолы юбок. Одного почтенного старейшину маленький плут умудрился обокрасть: его ногу обвил побег и вытащил кошель с каменьями. Каждый обжигался ядовитым соком ягод самшита, счёту не было маленьким подставам проказника. К своим годам Орм настолько усовершенствовал свои магические навыки, что мог в один миг свить из самшита причудливого зверя или даже беседку. Однажды он так заманил свою няньку: она заснула на мягком полу беседки, а поутру она проснулась вся в красных пятнах, так как ядовитый сок прожег её платье. С возрастом Орм обнаружил в себе неистовую тягу к знаниям, и невинные забавы остались позади. Пока его сверстники тренировались с оружием и постигали основы своей магии, Орм корпел над свитками, изучал древние руны и тайны травничества. Никто не был против нового увлечения молодого господина, все лишь выдохнули с облегчением. Но это было лишь затишье перед бурей. Набравшись знаний и развив в себе недюжинные интеллектуальные способности, Орм вновь принялся досаждать окружающим. Он был столько же остр на язык, сколь и шипы его самшита. И вместо проделок он стал предпочитать искусно унижать своё окружение в неведении. Однако, несмотря на свой скверный характер, он всегда был в кругу приятелей благодаря своему положению и имел успех как среди дам, так и среди мужчин. Все вечера проходили в праздных пирах, танцах и плаванием ночью голышом. Всё было как в сказке….. пока на пороге его дома не оказался угрюмый рыжеволосый парень. Рауд, как он потом узнал его придурковатое имя, был из племени северян. Не любил шумных собраний, и, кажется, вообще не умел смеяться. Свои вечера он проводил либо за игрой на лютне, либо в покоях матушки, упражняясь в ясновидении, что злило сына. Ведь раньше по вечерам они с матушкой вместе сидели и играли в шахматы. Орм сам себя умудрился убедить, что это вовсе не ревность в нем говорит, а чувство справедливости. Как он, этот подкидыш-полукровка мог удостоиться чести проводить вечера с его горячо любимой матушкой?! Но украденные часы с Венделлой просто меркли по сравнению с тем, как Орм ненавидел упражняться с Раудом на мечах. Он признавал неоспоримое превосходство противника: Рауд был родом из племени истинных воинов, кто не мыслят себя без битвы. Ходили слухи, что они предпочтут возлежать со своим мечом, чем с женщиной. Рауд, скорее всего, спит в обнимку со своей лютней, предполагал Орм. Он вообще не был замечен в обществе ни с женщинами, ни с мужчинами… это было невыносимо, поскольку с Раудом было совершенно нечего обсудить! Ни поэзию, ни магию, ни утехи прошлой ночи. Единственное, о чем он и мог говорить — об оружии. С упоением он рассказывал как какое оружие куется и в зависимости от заточки по каким углом лучше наносить удар. Все эти россказни навевали сон, особенно под полуденным солнцем в шатре, в перерыве между упражнениями. Всё это бесконечно злило Рауда, но виду он не подавал. Порою Орму казалось, что его наставник — безэмоциональная кукла. И дабы вызвать в нём хоть искорку гнева, Орм подначивал его, издевался, унижал и обзывал. Но Рауд с хладнокровием змеи принимал все удары. Иногда задире даже становилось совестно за очередное колкое оскорбление, но мысли эти он сразу изгонял. С хладнокровием Рауд и сражался. Когда в гости к ним приходили друзья Орма, то они устраивали дружеские поединки. В тайне Орм всегда ставил на своего учителя. И только лишь потому, что он всегда выигрывал, а не из-за симпатии! Хотя однажды Рауд так сильно приложил Йорана, сына кузины Венделлы, что тот не выдержал и применил магию. Окружающая среда сыграла на руку Йорану. Будучи песчаным сейдом, он в мгновение ока создал секиру и застал Рауда врасплох, напав со спины. С того дня Альмод запретил дружеские поединки, а Рауд и Йоран сидели по разные стороны стола на пирах. Отец Орма стал лично упражнять Рауда в боевой магии, хоть последний и противился. По его мнению оружие настоящего мужчины — кованный меч. Хоть Верховный сейд и уступал в боевых навыках, но во владении магии ему не было равных. «Это уже просто невозможно!» — Орм достиг точки кипения, резко встал, что свитки попадали на пол, подошел к окну, перегнулся вниз и крикнул: “Заканчивай уже свою тягомотину!” Звуки лиры стихли и спокойный голос Рауда ответил: “Как скажете, господин”. Его рыжая голова выглянула из-под вьюна и добрые янтарные глаза встретились с колкими, полными раздражения глазами Орма. Как назло цвет его глаз горел огненным янтарем в лучах заката ещё краше, что неимоверно бесило Орма. “Ой, да пошел ты, придурок!” - процедил сквозь зубы юноша и отошел от окна. Рауд лишь ухмыльнулся, слез с подоконника, поставил лютню в угол и пошел готовиться ко сну.