The heart wants what it wants

…Чу Ваньнин редко позволял себе быть слабым, но после того, как Мо Жань открыл ему свою историю, ему потребовались все внутренние силы, какими он обладал, чтобы сохранять спокойствие и дослушать до конца. Он никогда не думал, что его душа способна так болеть, и никогда прежде не испытывал такого всепоглощающего отчаяния, от которого сердце, казалось, покрывается мелкими трещинами и постепенно умирает. Ему хотелось обнять Мо Жаня так крепко, словно он и был его сердцем, но в то же время не знал, как выразить всё то, что он чувствует, словами. Он не мог оплакивать всё то, что пришлось пережить Мо Жаню — не имел на это права, особенно потому что сейчас Мо Жань обнажил перед ним душу, и как никто нуждался в поддержке и чужой силе. Чу Ваньнин так и не сомкнул глаз до рассвета. Они с Мо Жанем занимались любовью, но в этом действе было больше нежности и утешения, чем сладострастия. Мо Жань уснул, обвившись вокруг него, словно боялся отпускать даже на секунду, и его подбородок давил на плечо, а рука Ваньнина онемела под тяжестью его головы. И всё же Чу Ваньнин не собирался тревожить Мо Жаня. Он просто лежал, слушая его мерное дыхание в темноте, и думал о том, что больше никогда не осмелится ему хоть в чём-то отказать после всего услышанного. То, что Мо Жань пережил, невозможно было ничем возместить, но хотя бы так Чу Ваньнин мог дать ему возможность временно почувствовать себя лучше. Мо Жань считал себя убийцей и преступником, и он был уверен, что Чу Ваньнин осудит его — и он совершенно не осознавал, что всё это время был лишь жертвой. Он попросту не мог ничего противопоставить людям, использовавшим его, будучи ребенком, но в его голове было легче принять ту грязь, в которой он жил, и которой был вынужден заниматься, как свой выбор, чем признать, что происходило на самом деле. Когда он попытался вырваться на свободу и восстановить справедливость, его перемололи и втоптали в грязь окончательно. В произошедшем не могло быть — и не было — его вины. Даже убийство он совершил, если это был действительно он, в состоянии аффекта — его память не сохранила эти события, потому что его личность не была способна интегрировать эти воспоминания. Мо Жань никогда не был убийцей по своей сути — он был лишь человеком, оказавшимся в сложных обстоятельствах, и пострадавшим от чужой жестокости и несправедливости. Чу Ваньнин хотел бы помочь ему, но не знал, как это сделать. Он не имел такого опыта, не был психотерапевтом, и не понимал, как ему быть, потому что всё, что он до этого думал о Мо Жане, оказалось иллюзией. Его студент не был ни легкомысленным, ни ребячливым — он, скорее, прятался за показной лёгкостью, скрывая боль. Он рано повзрослел, и выживал, как умел. Осуждать его за безалаберность было всё равно, что отчитывать человека с переломом ноги за гипс, благодаря которому он залечивал кости. Чу Ваньнин ужаснулся, думая о том, как прежде относился к Мо Жаню. В попытках спасти своё лицо он отталкивал его, когда Мо Жань нуждался в нём, как никто. Возможно, даже сейчас он всё ещё мог бы трусливо найти причину отдалиться, но разве мог он так поступить с кем-то, кто был ему небезразличен?.. Утреннее солнце медленно проникало в спальню, просачиваясь из-под задёрнутых штор, и Мо Жань сонно поморщился, зарываясь лицом в подушку, а затем, приоткрыв один глаз, натолкнулся на задумчивый взгляд Ваньнина и сонно пробормотал: — Сегодня понедельник? Спальня всё ещё была погружена в полумрак, но серые тени быстро отступали, и Чу Ваньнин различал, как едва заметно покраснело смуглое лицо Мо Жаня, нагреваясь под первыми рассветными бликами. — Мне нужно на работу, а тебе — на учёбу, — Ваньнин вздохнул, думая о том, как отвратительно, должно быть, выглядит сам после бессонной ночи. — Да, сегодня понедельник. Пора вставать. Мо Жань кивнул, но продолжил лежать. Его тёмно-лиловые глаза были слегка припухшими, и Ваньнин вспомнил, как слёзы Мо Жаня отзывались в его душе болью. Он не мог ни помочь Мо Жаню, ни утешить его — был отвратителен во всём, что казалось проявления чувств и человеческого взаимодействия. — Я приготовлю нам кофе, — он решил вставать первым, потому что под пристальным взглядом Мо Жаня ему всё ещё было неловко. Он бы предпочёл, чтобы сейчас, когда они оба возвращались к будничной рутине, всё случившееся осталось в пределах стен его квартиры, но заводить разговор об этом было сложно, как и пытаться дистанцироваться. Спустя полчаса неловкая пауза никуда не исчезла, но, по крайней мере, они друг другу не мешали. Пока Чу Ваньнин принимал душ и чистил зубы, Мо Жань курил и допивал кофе. Пока Мо Жань умывался, Чу Ваньнин собирал портфель и наскоро готовил ланч на двоих. Он понятия не имел, нравились ли Мо Жаню простой рис и тофу с сырыми овощами, но готовка никогда не была его сильной стороной. Хорошо, что в воскресенье они с Мо Жанем заходили за продуктами в магазин. — У нас ведь скоро начнётся практика? — оборвал его тревожные мысли Мо Жань. Он только что вышел из ванной комнаты, и от него пахло шампунем, мятной зубной пастой и лосьоном после бритья, из чего Ваньнин сделал вывод, что не зря некоторое время назад запасся одноразовыми станками и зубными щетками, надеясь неизвестно на что. — Ваньнин… можно, я возьму твой худи? Я переоденусь в общежитии, как только будет возможность, но пока что… — Без проблем, — Чу Ваньнин подозревал, что Мо Жаню не в чем будет идти, так что был не против. Некоторые вещи в его шкафу были достаточно свободными, так что могли бы подойти Мо Жаню — разве что, длина рукавов могла несколько испортить впечатление. К тому же, на работу Ваньнин никогда не носил спортивную одежду, так что никому бы и в голову не пришло, что Мо Жань был в его вещах. — Но, если ты собираешься действительно жить со мной, тебе стоит задуматься о том, чтобы перевезти необходимое. Мо Жань замер, и Чу Ваньнин мысленно проклял себя, что поднял эту неловкую тему первым. Они с Мо Жанем не обсуждали его переезд с вечера воскресенья, но теперь Ваньнину казалось, что с тех пор прошла уже целая вечность — к тому же, возможно, Мо Жань тогда просто пошутил. — Я думал, ты против? — помолчав, решил уточнить Мо Жань. — Ты сейчас серьёзно? Он глядел на Ваньнина хмуро, словно пытался испытать его своим взглядом. В воздухе всё ещё витал сигаретный дым. — Вполне, — Чу Ваньнин не собирался отступать. — Если ты всё ещё этого хотел бы, разумеется. Но у меня есть условие — не курить в помещении и не выламывать двери. — Я соберусь сегодня же вечером, — Мо Жань улыбнулся, и на щеках его появились крошечные кокетливые ямочки. Казалось, впервые его лицо за это утро приобрело краски. — Меня не придётся просить дважды. Чу Ваньнин хотел возразить, что это ведь Мо Жань первым затронул эту тему первым, но не стал. Наблюдать за тем, как студент Мо воспрял духом после вчерашней ночи откровений, было неожиданно приятно. *** …Позже, обедая в компании декана Сюэ, Чу Ваньнин наконец понял, почему Мо Жань упомянул практику этим утром. Сам Мо Жань как раз куда-то очень удобно запропастился — наверное, заранее предполагал, что преподавателю Чу не понравится новость. — Почему именно он? — поинтересовался Ваньнин, апатично поддевая палочками склеившийся комом рис из ланчбокса. Ему кусок в горло не лез. Он изо всех сил старался делать вид, что решение Сюэ Чженьюна его никак не задевает, и ему лишь любопытно, тогда как в голове его прокручивались самые страшные сценарии, в которых его коллеги уже знали, в каких отношениях он находился со своим студентом и ассистентом, и издевались над ним. — Мо Жань довольно толковый парень, преподавателям нравится с ним работать, и успеваемость у него отличная. Мне показалось хорошей идеей отправить вас вместе на практику — у вас больше шансов добиться успеха, и к тому же… — Ты всё ещё боишься доверять мне? — оборвал его Ваньнин. — Я знаю, в тот раз я действовал непрофессионально, и поставил под удар репутацию университета. Больше такого не повторится, обещаю. Он отлично помнил, как оказался на грани увольнения из-за того, что попытался восстановить справедливость. Если бы он мог вернуться в прошлое, он, вероятно, поступил бы иначе, но в тот момент он был молодым преподавателем, и его особенно поразило, как люди могли использовать СМИ и социальные сети для распространения фальшивых свидетельств и травли. Расследуя дело, в котором, казалось, всё было просто, он неожиданно натолкнулся на клубок противоречий, и, распутав его, был настолько зол, что сам опустился до уровня бульварных журналистов. Он опубликовал разгромный материал, который уничтожил чужой бизнес, намеренно раскрывая все грязные подробности вместе с именами и адресами преступников. Не прошло и недели, как герой его статьи наложил на себя руки, не выдержав социального давления, и Чу Ваньнина обвинили в травле и использовании грязных методов. Какой пример он подавал своим студентам?.. Чу Ваньнина тогда защитил Сюэ Чженьюн, однако вот уже несколько лет Ваньнин не вёл практику один. Он в который раз подумал о том, что ему, возможно, вообще не следовало преподавать — как моральный компас и пример для подражания он точно ни на что не годился. — Ты слишком жесток к себе, — Сюэ Чженьюн покачал головой. — В тот раз, если бы один из студентов не сдал тебя, разболтав, что та статья была твоей, никто бы ни о чём не узнал. Я не осуждаю тебя, а семейка торговцев пудрой заслужила всё, что с ними произошло. Ты ведь не винишь себя? — Я должен был передать все найденные улики полиции, а не делать их достоянием общественности, — Чу Ваньнин опустил голову. — Я знаю, в чём моя вина. — Ты сам просил меня наказать тебя, — Сюэ Чженьюн пожал плечами, — потому что полиция не расценила твою статью как нечто, что могло бы довести того торговца до петли. Ты не мешал следствию. Это не доведение до самоубийства. Что именно ты хочешь от меня услышать? Мне не жаль того мудака и его жену. Ты распространял конфиденциальную информацию, а за это предполагается административный штраф, который ты уже оплатил. Если бы тебя не сдали, ты бы всё равно пришёл с повинной, но, по правде, твоя вина здесь весьма сомнительна. К тому же, это было давно. — Что, если я снова совершу нечто такое, от чего пострадает репутация кафедры и университета? — помрачнел Чу Ваньнин. — Тогда нам всем было сложно, был скандал. Я не хочу, чтобы всё повторилось. Есть много других преподавателей, кто мог бы вести практику. Есть ассистенты… — Именно потому я и отправляю ассистента Мо вместе с тобой, — Сюэ Чженьюн выглядел довольным своим решением, и Чу Ваньнин понял, что едва ли ему удастся повлиять на него. — Присмотрись к Мо Жаню. Я знаю, ты одиночка, но иногда полезно обзавестись таким талантливым помощником. Чу Ваньнин промолчал, делая вид, что тщательно жует рис, обдумывая услышанное. На самом же деле он испытывал ужас, потому что отлично понимал: если бы декан Сюэ знал о Мо Жане правду, и знал, что Ваньнин был готов покрывать его, он бы никогда не отправил их вдвоём на практику. Что Мо Жань, что Чу Ваньнин были склонны действовать импульсивно и обладали обострённым чувством справедливости. — Профессор Цзян Си подходит на роль куратора практики куда лучше, — Чу Ваньнин предпринял последнюю попытку отказаться. — У него больше опыта, к тому же… — …к тому же, вы с Мо Жанем отправитесь в небольшую деревню, где есть немало симпатичных незамужних девиц. Выбирая между тобой и профессором Цзяном, я выбрал тебя, потому что за тебя я спокоен — что до Цзян Си, я не хочу получать жалобы от оскорбленных родителей девушек до конца года. Да и не случится ничего ужасного, если вы поживёте на природе, подышите свежим воздухом пару недель. Кто-то должен ведь написать о посевной кампании, правда? Что может быть безобиднее, чем репортаж с полей?.. Чу Ваньнин замолчал, понимая, что эту битву ему не выиграть. — Мо Жань уже знает об этом? — решил убедиться он. — Разумеется. Мо Жань и Сюэ Мэн живут в одной комнате в общежитии, так что они оба уже в курсе, — декан Сюэ ободряюще похлопал Чу Ваньнина по плечу. — Расслабься. Отнесись к происходящему как к небольшому отпуску, в котором вы все как следует отдохнёте. К тому же, я уже обо всём договорился со старостой деревни. Они ждут группу студентов, и знают о тебе и твоём ассистенте. — Но разве из-за отсутствия ассистента на кафедре не возникнут проблемы? Сюэ Чженьюн махнул рукой: — Об этом не беспокойся. Я всё улажу… *** …Но, разумеется, Чу Ваньнин продолжал беспокоиться до самого вечера. Мо Жань приехал на такси вместе с несколькими сумками и рюкзаком, как они и договаривались, но его появление не вызвало в Чу Ваньнине никакой радости. Он задумчиво сидел за кухонным столом, устало листая студенческие работы, собранные на проверку, и, когда Мо Жань наконец поприветствовал его, лишь на секунду поднял голову и кивнул. Мо Жань оставил сумки в коридоре и, прислонившись к столу, принялся глядеть Ваньнину через плечо, пытаясь понять, чем таким важным тот занят. Так продолжалось долгих пять минут. — Ты даже не предложишь мне ужин? — Я не нанимался тебя обслуживать, — Чу Ваньнин по-прежнему сосредоточенно листал чью-то тетрадь. — В холодильнике есть продукты. Приготовь себе что-нибудь. Мо Жань не двинулся с места. — Ты на меня злишься? — С чего ты взял? — на этот раз Чу Ваньнин наконец поднял голову. Глаза его опасно сощурились. — Всё в полном порядке. Но я не припоминаю, чтобы предлагал тебе поужинать вместе. — Ты предлагал мне жить вместе сегодня утром, — напомнил Мо Жань. — Твоё предложение всё ещё в силе? — Разумеется. — Почему тогда игнорируешь меня? Чу Ваньнин удивлённо приподнял брови: — Тебе мало внимания? Ты хочешь, чтобы мы проводили вместе каждую секунду? — И, поскольку Мо Жань поражённо молчал, он продолжил. — Ты не сказал мне, что декан Сюэ отправляет нас вместе проводить практику в группе. Это была твоя идея? Тебе мало того, что я согласился с тобой жить? — Я могу всё объяснить, — Мо Жань наконец как будто расслабился, и Ваньнин невольно задумался, была ли ещё какая-то причина злиться, о которой Мо Жань переживал больше, чем об этой? — Будь так добр. — Декан Сюэ сам предложил мне отправиться с тобой на практику и быть твоим ассистентом. Это было ещё в пятницу, и я предварительно согласился, но не знал подробностей. Почему я должен был отказываться? Ты мне нравишься. — Что, если о нас узнают? — Чу Ваньнин устало отложил тетради. — Ты думал о том, какой скандал разразится? Ты привлечёшь к нам ненужное внимание — ты готов к этому? С твоим прошлым… Мо Жань стиснул кулаки, на секунду лицо его приобрело угрожающий вид — глаза сощурились, крылья носа затрепетали. Затем… он покачал головой. — Я не позволю тебе попасть в неприятности по моей вине. Я постараюсь… на время практики держаться от тебя подальше. Было видно, как тяжело ему давались слова, и как сильно он взволнован. — Мо Жань, я не обвиняю тебя, — Чу Ваньнин наконец осознал, что был слишком резок. — Просто хочу, чтобы ты понял, что за пределами моей квартиры мы с тобой всё ещё преподаватель и ассистирующий ему студент. Отношения между нами невозможны — между нами и нет отношений. Мы не встречаемся — разве нет? — Я знаю. И помню, — Мо Жань глядел Ваньнину в глаза так долго, что в какой-то момент начало казаться, что он пытается убедить его в обратном. — Тогда оставим этот разговор. Сегодня был сложный день, — Чу Ваньнин позволил себе отвести глаза первым. — Если будешь готовить ужин, угости и меня, хорошо?.. …Поздней ночью того же дня, лёжа в постели, Ваньнин снова обнимал Мо Жаня, сонно поглаживая его гладкие мягкие волосы. Он думал, что Мо Жань уже заснул, но, когда рука его на мгновение остановилась, Мо Жань беспокойно заерзал, прижимаясь к нему ближе и подставляя под его прикосновения затылок. — Не прекращай, — сонно пробормотал он. — Хочу насладиться каждой секундой, пока мы можем спать в одной постели. Скоро мы отправимся на практику, и ты снова будешь игнорировать меня. — Буду, — подтвердил Чу Ваньнин, запуская пальцы в растрёпанные волосы и позволяя им скользить вдоль обнажённой шеи. — До тех пор, пока не вернёмся. Везде вне стен этой квартиры мы должны соблюдать осторожность. Мо Жань приоткрыл один глаз, задумчиво косясь на Ваньнина в полумраке, а затем улыбнулся, соглашаясь: — Ты прав. Мы ведь не встречаемся? — Нет, — ответил Ваньнин вполголоса, и отчего-то сердце его болезненно сжалось. Он продолжал гладить волосы Мо Жаня, но ладонь его похолодела. — Но это ведь на самом деле не важно, — продолжил Мо Жань, и, хотя половина его слов оставалась беззвучной, заглушаемая одеялом, Ваньнин всё равно отлично его слышал — казалось, само его сердце понимает, что Мо Жань хочет ему сказать. — Мне без разницы, встречаемся ли мы. Это всего лишь красивые слова. — Именно так, — подтвердил Чу Ваньнин тихо. — А теперь спи. — Мне всё равно, как назвать или обозначить мои чувства к тебе, — продолжал Мо Жань бормотать. — Оттого, что ты не называешь розу розой, она не прекращает ею быть, да? — Читал программную литературу? Цитатами Шекспира решил разбрасываться на ночь? — помрачнел Ваньнин, убирая руку и отстраняясь. — Спи. Я не собираюсь это обсуждать с тобой сегодня ночью. И завтра тоже. — Мои чувства к тебе… — Спи, — Ваньнин натянул одеяло выше, а затем почувствовал, как сквозь него его мягко обнимают. — Мы с тобой едем на посевную, а не в оранжерею. Нужно выспаться.