Цветы, отраженные в зеркале, луна, мерцающая в воде.

      После того как Мэн-Мэн проводила его домой, Ван Ибо, все еще активно возмущаясь, пошатался по квартире, но капельница и хорошая порция успокоительных все-таки стали быстро его усыплять. И стоило устроить голову на подушке, как он заснул на добрые двенадцать часов. Организму такой внезапно продолжительный сон не пошел на пользу, поэтому после пробуждения из зеркала на него смотрело опухшее растрепанное существо, у которого ко всему прочему жутко болела голова.       Ибо быстро ретировался на кухню за кофе, потом, подумав, решил заварить чай и просмотреть уведомления на телефоне. Несколько сообщений от ребят из студии с пожеланиями скорее приходить в норму, приправленные изысканными угрозами на случай, если тот посмеет показаться на пороге зала в ближайшие дни. Мэн-Мэн пишет, что зайдет вечером – занесет продукты и витамины. Ибо смотрит на часы на стене. Стрелка еще только ползет к полудню, а значит, у него целый вагон времени на угнетающее безделье. Чат с гэгэ пустует. Скорее всего, он еще спит: в Италии сейчас глубокая ночь. Ибо напишет ему позже. И конечно, об этом несчастном обмороке он рассказывать не собирается, по крайней мере пока.       Скоротать время помогает приставка и десяток недосмотренных сериалов, а вечером – Мэн Цзыи. Она как-то странно смотрит на него временами, но Ибо ни с чем это не связывает: голова все еще трещит по швам. В десять вечера он, как послушный мальчик, ложится спать абсолютно выжатый резкой сменой ритма.       Второй день его незапланированных выходных начинается в полдень и чуть менее тяжко, чем предыдущий, но патчи Ибо решает все-таки налепить. К четырем часам раздается стук в дверь. Ибо удивленно поднимает брови и встает с дивана. Мэн-Мэн не предупреждала, что придет, а кого-то еще он обычно не встречал у себя дома. Может, кто-то из студии? Ибо сонно шагает в прихожую и приоткрывает дверь. За ней стоит Сяо Чжань собственной персоной. Немного бледный и уставший, как всегда бывает после самолета.       Ибо раздупляет долгие несколько секунд, а потом шире раскрывает дверь и отступает вглубь комнаты, пропуская гэгэ.       – Чжань-гэ? Ты же еще должен быть в командировке…       – Появились непредвиденные обстоятельства, и мне пришлось вернуться домой немного раньше.       Ибо все еще глуповато кивает и снова фокусирует взгляд на Сяо Чжане.       – Непредвиденные обстоятельства?       Сяо Чжань многозначительно молчит, снимая пальто и шарф. Ибо жует губу и сцепляет руки.       – Из-за меня, да? Гэ, я не собирался тебе говорить, потому что знал, что ты станешь волноваться…       – Мне от этого должно стать легче? – Голос Сяо Чжаня звучит довольно холодно, от чего у Ибо по спине ползут мурашки.        Он молча идет за гэгэ, когда тот проходит на кухню. Сяо Чжань садится за стол и откидывается на спинку, Ибо остается стоять рядом.       – Мы поступим так: сейчас я немного передохну, ты соберешь свои вещи, и мы поедем ко мне. Когда у тебя соревнования? Поживешь у меня по крайней мере до них. Согласен?       – Пятого февраля соревнования у меня… – растерянно отвечает Ибо, пока ставит чайник и подсаживается к Сяо Чжаню.       – Ну вот, значит, до пятого февраля ты будешь жить со мной, чтобы я мог отслеживать, что ты ешь и как спишь. Мой диди ведь не справляется самостоятельно с этой задачей?       Ибо совсем притих. С одной стороны, он хочет возмутиться, вспылить. С чего это Сяо Чжань ведет себя как курица наседка? Но с другой, гэгэ буквально вернулся раньше положенного из командировки, потому что волновался за него. Честно говоря, он имеет право злиться на Ибо хотя бы потому, что его состояние как минимум может сказаться на их Д\С отношениях, да и как друг он поступил не совсем честно: гэгэ же просил держать его в курсе.       Когда закипает чайник, он заваривает зеленый чай и ставит стеклянный заварник на стол перед Сяо Чжанем, подставляя еще кружку и печенье.       – Спасибо, Бо-ди, – гэгэ немного оттаивает, и Ибо выдыхает.       – Чжань-гэ, ты уверен?..       – У меня было время подумать.       Ибо задумывается. Это не будет странно, если он поживет какое-то время у гэгэ? Возможно, ему даже хочется, чтобы Сяо Чжань немного присмотрел за ним… Впрочем, что ему мешает. Он в любой момент может уехать домой, благо живут они в одном городе в каких-то сорока минутах езды.        – Хорошо. Я пойду соберу вещи.       Сяо Чжань кивает, и Ибо скрывается в глубине квартиры, запихивая основные вещи в рюкзак и спортивную сумку. Он не собирается набирать много, но стоит учитывать, что после нескольких дней выходных он снова будет пропадать в зале, так что несколько сменных футболок, маек, треников и носков ему не помешают. Большая ладошка сгребает в горсть повербанк и все провода, что лежат у кровати, и отправляет в рюкзак; туда же идут его ноут и наушники. Забирает из холодильника все скоропортящееся – не зря же Мэн-Мэн закупалась – и складывает в отдельный пакет. Заглядывает в ванну и пакует щетку и станок для бритья. С этим набором он возвращается к гэгэ, все так же сидящему на кухне и потягивающему чай.       – Гэ, я все. Ты как? Может, я поведу?       Сяо Чжань встает и моет за собой кружку, убирает печенье в шкаф и подходит к диди.       – Думаю, я еще в состоянии довезти нас в целости и сохранности. Вот приедем домой, и можно будет отдохнуть, – он улыбается и мягко жмет загривок Ибо, подталкивая в прихожую.       Ибо немного подтаивает с этого «домой» и тут же одергивает себя. По крайней мере, для Сяо Чжаня это действительно дом. Они спускаются на парковку и выезжают в зимние сумерки.       По приезде Сяо Чжань быстро организует им перекус. Убедившись, что Ибо тоже хорошо поел, он дает ему постельное белье, одеяло и подушку и со спокойной душой отправляется в спальню.       – Диди, похозяйничай тут сам до завтра. Я спать.       – Конечно, гэ, – бодро отвечает Ибо, провожая взглядом Сяо Чжаня.       Он быстро, по-свойски расстилается: все-таки не первый раз остается у гэгэ с ночевкой. И с высоты своего опыта может смело заявить, что этот диван может составить конкуренцию даже его кровати, так что спина Ибо в убытке точно не останется. Оставляет вещи пока лежать в сумках, только достает щетку и станок, чтобы сразу отправить в ванну. Потом какое-то время переписывается с Мэн-Мэн и мамой, чтобы та его внезапно не потеряла, уничтожает какие-то снеки из холодильника, а потом укладывается спать, оставив один из светильников включенным.       

* * *

       Сяо Чжань просыпается рано утром. Джетлаг будет мучить его как минимум ближайшую неделю, но он продолжает надеяться, что сбалансированное питание и хороший режим хоть немного сократят мучительную акклиматизацию. Он встает с постели и идет на кухню, по пути заглядывая в гостинную, где расположил свое логово один проблемный, но от этого не менее любимый кот.       Сяо Чжань немного подвисает, глядя на тихо сопящего Ибо. Диди выглядит таким мягким без своей дневной естественной резкости. Он подпирает нежные щеки с одной стороны кулаком, от чего они выглядят еще круглее, а розовые губы очаровательно по-детски надуты. Его рот приоткрыт, и в уголке уже собирается слюна, норовя извозить чистую наволочку. Сяо Чжань приседает перед ним на корточки и аккуратно вытирает каплю пальцем. Ибо сразу хмурится и переворачивается на спину, в процессе потягиваясь с поистине кошачьей грацией. Сяо Чжань улыбается и выходит из комнаты, тихо прикрывая за собой дверь. На часах пять утра. Он решает приготовить завтрак и поспать еще лишний часик, а потом уже растолкать Ибо. Ему как-никак тоже необходимо восстановить режим. В обед Лу-Лу привезет Орешек домой, и Сяо Чжань наконец сможет повозиться со своей принцессой, хоть та практически наверняка будет крайне возмущена таким долгим переездом.       Второй раз он просыпается в десять и уже увереннее садится перед Ибо. Гладит его по голове и зовет по имени, просит проснуться. Ибо возмущенно мычит и пытается разлепить глаза. Поняв, что перед ним Сяо Чжань, он говорит:       – Доброе утро, Чжань-гэ.       – Доброе, диди. Просыпайся и приходи завтракать. Я жду тебя на кухне.       Ибо снова страдальчески мычит, но кивает.              Так размеренно шли дни. В какой-то момент Сяо Чжань вернулся на работу в галерею, а Ибо – в студию. Сяо Чжань забирал его вечером на машине домой, следил, чтобы диди не засиживался допоздна в телефоне, заставлял есть больше двух раз в день что-то разнообразнее еды навынос и лапши быстрого приготовления. Синяки под глазами Ибо значительно поблекли, он стал спокойнее и усидчивее, что не могло не сказаться на его работоспособности. Сяо Чжань тоже наконец расслабился, довольный имеющейся возможностью поваляться в приятной компании диди и кошки перед телевизором и разделить на двоих по крайней мере завтрак и ужин.       Ибо как-то подсел к нему, когда Сяо Чжань разбирал рабочую почту на ноутбуке, потеребил шнурок толстовки.       – Гэ. А ты не хочешь провести сессию?       Сяо Чжань скосил на Ибо глаза поверх очков. Да, этот момент им тоже стоило обсудить.       – Хочу, но не сейчас. Я хочу быть уверен, что ты полностью восстановился. К тому же за то, что ты сделал, я должен организовать тебе наказание. Ты же понимаешь?       Ибо отводит взгляд, мнет костяшки пальцев левой руки и кивает.       – Вот и хорошо, – отвечает Сяо Чжань и возвращается к работе.       Ибо же стекает с его кровати и, подхватив на руки кошку, сбегает в свою комнату.       Сяо Чжань соврет, если скажет, что не хочет скорее привести свой план в исполнение. Он уже так истосковался по их сессиям. Ведь несмотря на их ежедневный контакт, сессии были куда глубже по ощущениям и дарили большую удовлетворенность. Но пока им обоим оставалось довольствоваться только мелкими бытовыми играми. Время от времени, когда Сяо Чжань видел, что Ибо возвращался с тренировки весь на взводе, он просил приготовить Ему чай и наблюдал за мельтешениями диди перед столешницей, потом подзывал к себе и разливал чай в две чашки. Они тогда сидели и говорили, пока плечи Ибо не расслаблялись, а чай не оказывался выпитым.       Расслабленный Ван Ибо ластился; податливый, жадный до похвалы, и Сяо Чжань никогда не отказывал ему в лишнем прикосновении или подбадривающем слове. За исключением моментов, когда он объективно был в чем-то не прав и отказывался это признать лишь из-за своего ослиного упрямства. Тогда, помимо заварки чая, от Ибо требовалась еще отглаженная для гэгэ рубашка и помощь в готовке. Действие, естественно, должно было сопровождаться пониманием, для чего - и для кого - это делается и разъяснительной беседой, почему кто-то поступил так, а не иначе. Итог всегда был один, хоть это и не было полноценной сессией: Ибо становился мягким, как пластилин, и Сяо Чжань еще бережнее относился к нему в этом уязвимом состоянии.       Так прошло без малого три недели, и вот уже перед носом замаячили соревнования. Ибо с каждым днем становится все больше похож на бомбу замедленного действия. В нем накапливается эта нервная энергия, которую он никуда не может спустить полностью.       Сяо Чжань думает, что, раз здоровье диди больше не под угрозой, можно уже провести обещанную сессию. У Ибо как раз еще будет время от нее отойти, и стресс не будет мешать проводить генеральные репетиции в последние дни.

* * *

      В ближайшее воскресенье они дружной толпой идут прогуляться. Ни у кого не было неотложных дел, что не могло не радовать. Недавно в прокат вышел фильм какого-то известного режиссера, которого очень любит Мэн Цзыи за его внимание к работе над картинкой. Никто не оказывается против его просмотра, так что они занимают пять центральных мест в маленьком зале, затарившись начос и попкорном. По окончании фильма вечер еще только начинался, так что вся компания переместилась в приятный семейный ресторанчик неподалеку. Смех, приглушенный свет, по большей части очень близкая компания – все располагало к прекрасному завершению вечера.       – Мы задержимся, а вы идите. Отлично посидели! – говорит Сяо Чжань, когда Сюань Лу, Ван Чжочэн и Мэн Цзыи уже собираются домой.       Друзья переглянулись и отправились к выходу, пряча улыбки. Ибо, сидевший совсем близко к Сяо Чжаню – стол определенно не был рассчитан на пятерых человек –, напрягся. И не зря. Сяо Чжань положил руку Ибо на бедро и склонился к его уху:       – Будь тихим для Меня, Бо-ди. – Лицо диди обдает жаром, он чувствует совсем легкий запах вина, исходящий от гэгэ.       Он сдвигает ладонь дальше по бедру, мнет внутреннюю сторону и выше, совсем близко к паху. А Ибо некуда деться, он ерзает, сжимает ладонь Сяо Чжаня бедрами. А они у него крепкие, он ведь танцор. Сяо Чжань впивается ногтями в мышцу до тихого шипения в ответ, снова шепчет:       – Разведи.       – Дагэ, я не смогу… – сбито отвечает Ибо на выдохе.       – Сможешь. Разводи.       Коротко. Властно. Ибо кусает щеки изнутри и снова ерзает, раздвигая ноги. Сяо Чжань не давит, просто кладет ладонь на полувставший член. Ибо тихо охает и замирает. Чувствует всем собой. Это так развратно, они ведь сейчас далеко не одни и – боже, – если Ибо не стерпит и застонет, или будет слишком ерзать, или просто привлечет внимание своими горящими ушами…       Он прикрывает глаза, когда Сяо Чжань указательным пальцем очерчивает контур головки дернувшегося члена, а стоит ему, хитро улыбнувшись, двумя пальцами легко и быстро оттарабанить по ней, Ибо едва ли не подбрасывает на месте.       – Дагэ!..       Сяо Чжань участливо поднимает брови.       – Что, мой мальчик?       Ибо выдает только тихое:       – Слишком...       А Сяо Чжань в свою очередь спрашивает:       – А заставлять меня так волноваться было не слишком? – крепко нажимает всей ладонью на его пах, от чего Ибо скулит, вжав голову в плечи, и проезжает дальше бедрами к спинке сиденья.       – Или ты считаешь, что это нормально, мучить себя? Ладно на себя тебе плевать, но о своем Дагэ мог бы и подумать. Заставил меня сорваться домой… Тебя совсем одного оставить нельзя, – цыкает Сяо Чжань, интенсивно поглаживая отзывчивый член, стекает ладонью обратно на бедро и сжимает его снова.       – Простите меня…       Сяо Чжань отстраняется, и Ибо думает, что на этом все, но гэгэ лучезарно улыбается:       – Нет, дорогой. Ты должен хорошо выучить этот урок.       Он расплачивается с подошедшим официантом, пока диди чуть ли не затекает под стол, прячась, а после встает с места. Ибо не понимает, куда собрался Дагэ.       – Ты что, остаешься? – спрашивает он поднимая брови, и Ибо растерянно хлопает глазами.       – Дагэ, я…       – Что, отказываешься выполнять?       Ибо шипит и встает с места. Боже, у него стоит, а ему надо выйти из укрытия – стола. Ему так душно от стыда, он всматривается в лицо Сяо Чжаня, когда тот окидывает его довольным взглядом, и они выходят из ресторана, идут к машине гэгэ. Ибо проделывает путь до гардероба с низко опущенной головой, надеясь не наткнуться на осуждающие взгляды.       В машине они едут молча. Сяо Чжань краем глаза отслеживает, как Ибо пыхтит на своем месте, не понимая, чего ждать дальше. Они доезжают до дома Сяо Чжаня, раздеваются, моют руки. Гэгэ кладет ладонь ему между лопаток, направляя в комнату, а потом садится на кровать и роняет Ибо животом на свое бедро. Садится так, что колени Ибо остаются на полу, а грудь ложится на матрас. У Ибо от возбуждения чуть в глазах не темнеет, но помимо этого становится страшно. Потому что, наказывая, Дагэ, вероятно, может быть суров. А Ибо еще танцевать надо. А как же он будет завтра работать? В конце концов, ему стыдно так по-детски получать наказание. Его сейчас действительно… отшлепают? Ладонью по заднице?       Сяо Чжань сдергивает с его ягодиц штаны вместе с бельем, от чего Ибо ошарашено пытается ужом соскользнуть с колен, хотя бы взглянуть на Дагэ. Но тот снова кладет ладонь между его лопаток и с силой прижимает к матрасу. Ибо чувствует себя крохотным, пойманным, и его член, уже успевший опасть после ресторана, снова дергается на ощущение, что его так хорошо подавляют. Сяо Чжань ждет пару мгновений, пока Ибо не перестанет крутиться, и второй ладонью поглаживает поясницу диди, сминает бок, касается бархатной кожи ягодиц. Ибо жмурится и прикусывает пальцы. Он провинился. И сейчас его за это накажут...       – Считай каждый удар. До пятнадцати.       Ибо больше не чувствует ладонь Сяо Чжаня и, когда она опускается со звонким шлепком, испуганно хватает воздух ртом. Это не сказать чтобы очень больно, но слишком уж откровенно. Дагэ, конечно, не выдерет его сходу до синяков, но для простой подготовки шлепок ощущается достаточно сильно. Сяо Чжань ждет секунду, пока Ибо придет в себя и отчитается:       – Один, Дагэ…       Ибо чувствует себя конченым извращенцем, но ничего не может поделать с тем, как ему нравится все происходящее. Несомненно, наказание остается наказанием, и Ибо топит стыд и вина в равной пропорции с возбуждением, пока он отсчитывает удары. Тем не менее он согласен иногда накосячить, если впоследствии его ждет что-то такое же насыщенное.       В какой-то момент два шлепка следуют почти без паузы, и дыхание Ибо сбивается. Сяо Чжань сильно сжимает горячую ягодицу, давая диди время снова настроиться, но тот тянет руку за спину, сжимает запястье Дагэ, пытаясь оттянуть ладонь от нашлепанного, чувствительного участка. Сяо Чжань аккуратно, но ощутимо заламывает его руку и сильно, больно ударяет по тому же месту.       – Это вне счета. Хочешь поучить меня, что мне делать?       – Нет… нет, Дагэ… простите.       – У тебя есть стоп-слова, если хочешь меня остановить. Еще раз так сделаешь и завтра вообще не сядешь.       Когда Ибо отсчитывает до конца, Сяо Чжань гладит его поясницу, лопатки, помогает расслабиться, говорит тихо, какой Ибо молодец и как хорошо справляется, но этого, вероятно, недостаточно, чтобы выучить урок. Ибо, притихший, влажно сопит прикрыв глаза, кусает губы, пальцы.       – Теперь давай до десяти, диди.       И Ибо снова считает и скулит в перерывах, что вот-вот кончит, просит разрешения. Но Дагэ остается непреклонен:       – Это наказание, Бо-ди. Ты не кончишь сейчас. Досчитывай до конца.       И Ибо досчитывает, а после Сяо Чжань говорит, что завтра, когда на тренировке у диди будет гореть зад, и он опять вспомнит свое наказание, и у него опять так крепко встанет, Ибо позвонит Сяо Чжаню и тот разрешит своему диди кончить.       Ибо готов поверить, что его гэгэ настоящий садист, но героически игнорирует стоящий член, пока принимает душ. А потом этот же гэгэ ласково гладит его по волосам, сидя рядом на разложенном диване, и Ибо думает, что если даже и садист, то самый лучший, и засыпает под эти мягкие прикосновения.       Утром Ибо вплывает в кухню, где Сяо Чжань готовит завтрак. Он не отвлекается от нарезки салата, когда говорит:       – Доброе утро, Бо-ди. Как самочувствие?       Уши диди загораются как новогодние лампочки. Он трет одно из них и отвечает, что все хорошо. Сяо Чжань оборачивается к нему. «Черт, – думает Ибо, – он выглядит таким сытым…» Они переглядываются несколько мгновений, а потом, не разрывая зрительного контакта, гэгэ негромко просит:       – Бо-ди, дай посмотреть…       – Гэ…       – Это не приказ, можешь отказать, – Сяо Чжань улыбается и ставит салатницу на обеденный стол, используя это действие, как повод отвести взгляд.       Если бы между ними были только Тематические отношения, проблемы бы не возникло, но так как они еще и друзья…       – После вчерашнего я вообще боюсь с тобой в одной комнате находиться, садист, – по-доброму ворчит Ибо, и они оба хихикают, немного отпуская напряжение.       Ибо ставит на стол кружки и кладет столовые приборы, а потом с силой выдыхает, чем привлекает внимание Сяо Чжаня, раскладывающего завтрак. Он поворачивается, упирается коленками в дверцы ящиков и приспускает штаны с ягодиц, душно краснея. Сяо Чжань сразу же отставляет тарелки и подходит близко, проводит кончиками пальцев по крапинкам легкого кровоподтека, неизбежного после хорошей порки. Кладет ладонь на уже успокоившуюся, но такую же горячую кожу. Ибо просто старается дышать.       – На свою голову хочется, чтобы ты косячил почаще, глядя на тебя такого… – фыркает Сяо Чжань, подтягивает резинку штанов на место и бодает лбом Ибо в висок.              Он действительно звонит гэгэ спустя какие-то сорок минут от начала его смены, дрожит, просит. Как он может спокойно вести занятия, если при каждом движении трение ткани о натруженные ягодицы напоминает об их вчерашнем досуге. Сяо Чжань же думает, что не слышал ничего прекраснее этого «прошу, Дагэ!» в своей жизни, и отвечает «можно, Бо-ди». Слышит сломанный выдох в трубку и сбивчивую благодарность. До конца дня он не перестает думать о бархатной коже под своей ладонью. А спокойствию Ибо завидуют все удавы.