Мой крохотный зверь

Дверь отворилась. С ночного дежурства вернулась измотанная мать Ромы. Ира (так я называю её) всегда была упорной, трудолюбивой и упрямый женщиной. После смерти главы семейства она мужественно заняла его место. Правда времени на воспитание Ромы совсем не осталось. Его воспитала улица, но он не очерствел и не потерял человечность. Рома шустро подскочил к матери молча помогая ей снять старенькое потрепавшееся пальто и беря её сумку. – Здравствуйте, тётя Ира! – Оля радостно поздоровалась с ней. В ответ на неё лишь подняли два уставших глаза и слабо улыбнулись. – Здравствуйте, ребятки. Как давно вы у нас не были... Еле дошла, сильно закружило сегодня... Вы меня извините, я сейчас вас не могу ни чаем напоить ни встретить как следует, совсем с ног валюсь... Вы оставайтесь у нас сколько нужно.. – Ира еле выговаривала слова засыпая на ходу. Рома бережно поддерживал её поспешно отводя в комнату с уже расстеляной кроватью. Спустя десять минут Рома вернулся на кухню. По видимому его мама уснула сразу же как только соприкоснулась с подушкой, а может даже и раньше. Кто бы, что ни говорил, каким бы Рома не был на людях, когда дело касалось его матери он становился трепетным, заботливым, готовым сделать всё для её благополучия. Он с детства был приучен отцом быть опорой для неё. Он всегда был готов подлатать мебель, наколоть дров, вымыть полы во всем доме, затопить баню. Он был невероятно самостоятельным и матёрым. По сравнению с ним я всё ещё дитя дитём... – Мама уснула, сильно не шумим. Мы с Олей молча кивнула. Доев завтрак и убрав со стола мы решили проверить телевизор. Ветра за окном было слышно меньше, но было ясно, что пурга ещё не кончилась. Предварительно поправил антену, Рома включил телевизор. Сигнал был, но совсем слабый. Новости на первом канале ежемоментно пропадали с экрана, монотонный голос ведущего прерывался. Попереключав ещё немного каналы, мы решили выключить телевизор. Может, с радио ситуация будет лучше? На радио была слышна только одна волна на которой мотали одну лишь песню. – Ну бля, – тихо ругнулся Рома с досадой выключая и радио, – не радио, ни коробка эта, – он грозно метнул взгляд на телевизор, – не работают... – Да ничего, придумаем что-нибудь. – я расслабленно откинулся на диван и прикрыл глаза. У меня было сонное состояние. Не хотелось ни думать, ни делать что-то, а просто полностью расслабиться. Оля, которая легла очень рано, проспала без малого десять часов, в отличии от нас с Ромой. Она, как сама рассказала, проснулась в пять утра, заверила себе чай, выпила его, умылась и легла спать обратно. Вот интересно, как у детей получается спать так много и крепко, не страдая от всяких бессонниц и так далее. Мне бы так спать... чем старше я становлюсь, тем более чутким становится мой сон, а сновидения в частности тревожные. Я посмотрел на Рому. Он всё ещё хмурился. Мне показалось, что всё, что произошло между нами этой ночью было во сне. Что мне просто приснились всё чувства, все действия. Мне стало досадно и даже как-то обидно. Стало необходимо подтвердить реальность всего "этого". Нужна была стобильность. – Ром, можно тебя на минуту? – Рома тут же напрягся, перевёл на меня взгляд. Я тоже смотрел на него, но взгляд мой был пуст. Я не знал, что вообще делаю. – Ну, хорошо... – А можно с вами? – Оля сделала щенячьи глаза, пытаясь уговорить меня допустить её в наши с Ромой тайны. – Оль, мы сейчас прийдём обратно. Поделай пока уроки, ты же вчера не успела сделать. – я встал со своего нагреть места. Рома тоже встал. – Ну, только не на долго... – сестра недоверчиво смотрела на меня. Я ничего не ответил. Мы с Пятифаном направились в его комнату. – Ну че? – как только мы зашли, он выжидающе на меня посмотрел. – Ниче. Я просто его поцеловал. Ни страстно, ни нежно. Прижался к его губам своими. И отстранился. Я оробел. Мне казалось, что если бы сейчас я поцеловал его "по взрослому " он бы просто оттолкнул меня, назвал пидором и так далее. Но он ничего такого не делал. Он просто стоял и улыбался. И я тоже улыбнулся. Его улыбка удивительно заразительна. – Ром, мне же не приснилось? Всё по настоящему? – По настоящему, не ссы, – он ухмыльнулся и обнажил свои "клыки". Он даже скалился обаятельно. Хотя, смотря для кого. Я облегчённо выдохнул. Я, конечно, знал ответ. Знал, что всё между нами реально. Но так уж получилось, что обожаю я себя накручивать и придумывать то, чего на самом деле нет. Фантазировать, но только не в хорошем смысле. А потом он меня обнял. Мы постояли так не долго и сразу вернулись к сестре. Время незаметно пролетело. Мы разговаривали. Рома рассказывал всякие истории связанные с ним и пацанами из его банды. Рассказывал про Бяшу, который к слову изменился. Он почти перестал употреблять своё фирменное "на", а на месте выбитых во время полёта на тарзанке зубов, стояли белые, сверкающие протезы. Рассказывал про наш класс, про "чётких" по его мнению людях, о том с кем не стоит общаться, про Полину. Много чего он рассказывал, ну а мы с Олей сидели и молчали. Самые интересные события были связаны с семьёй. Правда не совсем интересные, скорее печальные. Сейчас ссор нет, разговор про розвод отложен на долгие годы до следующего кризиса. Об этом рассказывать не хотелось, во первых потому, что вспоминались неприятные события, во вторых потому, что не в тему. Так мы и провели утро. Рассказы Пятифана прерывались только чаем, который мы периодически заваривали. В двенадцать часов погода утихомирилась. Стоял лютый дубак, светило яркое солнце, небо блистало лазурью. Сугробы стояли почти по пояс, мы ели открыли дверь. Оле приходилось тяжелее всего, она даже шагнуть не могла. Приходилось кое-как расчищать ей путь. Благо, дворники уже успели очистить главную дорогу от снега. Мне нравилась такая погода. В городе, правда, не было таких вьюг. Город – он как бетонный лес. Не пропускает метель. Но иногда и такое бывает. Мы подходили к лесу. Рома провожал нас. Мы шли молча. Разговаривать сейчас не хотелось. Просто идти и жмуриться от солнце и мороза. Наши с сестрой и так белёсые волосы и ресницы стали ещё светлее покрывшись инеем. Глаза слипаются от тяжести. Всё это время я смотрел перед собой и медленно шёл держа сестру за руку, чтобы та не упала. Я в очередной раз взглянул на Рому. Его ресницы были короче и темнее моих. На них тоже появился иней, и его глаза будто стали выразительнее и больше. Его лицо вообще преображалось во время его спокойствия. Когда лицо расслабленно, оно ровнее и красивее. Так я считаю. Рома по настоящему красивый, но про себя я так не думаю. Моё лицо имеет какие-то девчачьи черты. Длинные пушистые ресницы, мягкие волосы, пухловатые губы. В детстве меня путали с девочкой потому, что я был низким, худым и милым, как Оля. Сейчас я выгляжу по другому. Изменилась форма носа, заострились черты лица. Только зрение осталось неизменным и чистота кожи. Дошли до нашего дома. Он стоял пустым, родители уже давно уехали на работу. Дошли до калитки, за тем и до двери. – Ну... пока? – он растерянно посмотрел на нас и уже развернулся, чтобы идти обратно, как Оля крикнула: – Ромочка, а может ты к нам зайдёшь? Можно же, Тош? – Конечно, – я улыбнулся сестре, положив ей руку на голову, – мы у тебя дома переночевать, теперь уж и ты позволь нам тебя угостить, – обратился уже к Роме. Он остановился, обернулся и улыбнулся. Настала наша очередь показывать наш дом.