Годовщина

— Заходи, — Макс щелкнул выключателем в прихожей. Пока они ехали, Ева поначалу без умолку болтала, то ли желая расположить его к себе, или так проявлялась ее общая взбудораженность. К концу их недолгой поездки Макс, казалось, знал о ней почти все — что у ее отца есть магазинчик, что матери давно нет, зато есть старшая сестра и два младших брата, что в городе прикольно, и надо бы сюда перебираться, только еще не решила, идти учиться или искать работу, или то и другое, но отцу еще требуется помощь. Но в квартиру она заходила притихшая, словно и правда испугалась, что ее завезли невесть куда. А когда глянула в зеркало и ойкнула от пугающего зрелища растекшегося «клубного макияжа», смутилась еще сильнее. Ее смущение передалось и Максу. Он заторопился, сбросил только ботинки, собираясь показать место временного ночлега и тут же уехать. Но в гостиной Ева почему-то сразу успокоилась, поняв, что в квартире они одни, и Макс ее не обманул, и с нескрываемым любопытством принялась осматривать его нехитрое жилище.  — Твоя квартира?  — Нет, служебная. Я на такую еще не заработал. Пока Макс хлопал дверцами шкафа, его спутница разглядывала расставленные по полкам фотографии: Макс с братом, Рыжий, община, мама.   — У тебя есть брат-близнец? Макс кивнул.  — Прикольно, наверное, когда близнецы?  — Когда как.  — Слушай, так ты тоже не городской? — спросила Ева, еще раз посмотрев на снимки.  — Нет.  — А откуда?  — Вряд ли ты знаешь, это довольно далеко. По вашей трассе еще несколько сотен километров на юг, — уклончиво ответил Макс, роясь в шкафу в поисках чистого полотенца. — Что-то типа фермы, много лет назад отец вместе с друзьями основали небольшое поселение. Я там родился. — Понятно, — ответила Ева, скорее для того, чтобы просто что-то сказать. — Ну вот, собственно, и все, — объявил Макс, складывая стопку белья на диван. — Тут можешь спать. Утром, когда будешь уходить, просто захлопни дверь, если я еще не вернусь.  — Спасибо, — Ева подняла на него глаза. — Слушай, наверное, это совсем наглость, но у тебя найдётся чего-нибудь поесть? Я бы слона сейчас слопала. Включив свет на кухне, при виде гималаев из немытой посуды и коробок от пиццы Макс поморщился. Последние дни он заезжал домой только переночевать, на уборку и готовку он просто забил. Без особой надежды заглянул в холодильник. Замерев в миллиметре от его плеча, Ева заглянула тоже. На верхней полке рядками лежали привезенные Рыжим из общины продукты — сыр, кровяная колбаса, творог (если еще не испортился). Вспомнив вкус деревенской еды, Макс почувствовал зверский голод — он не ел с утра. Проинспектировав запасы, Макс глянул на часы. — Давай чаю попьем, и я уеду. Тоже жрать хочу. — Идет! Где у тебя чай? Ева с готовностью принялась распаковывать деревенскую снедь и сочинять бутерброды, а Макс скинул куртку и отправился мыть руки. Опустив ноги прямо в ванную, вжавшись в самый дальний угол за шторкой, куда Макс обычно ставил флаконы с шампунями, сидел Тень. Вид у него был пришибленный.  — Ты почему не в клубе? — строго и недовольно зашипел на него Макс, словно выговаривал непослушному подростку за прогулы в школе. Тень еще сильнее съежился:  — Можно, я пока у тебя посижу? Я не буду мешать. За непродолжительное время общения с покойниками Макс не припоминал, чтобы они спрашивали разрешения живых. Они делали, что хотели и когда хотели. Куда же подевалась вся самоуверенность?  — Случилось что-то? — Ну, в клубе… Там… Короче, мне там больше нельзя находиться… — заметно, что Тени хотелось что-то сказать, но он не решался. — Так можно я у тебя отсижусь? Я тихонько. — Да на здоровье, — пожал плечами Макс.  — Только вот что… — Тень опасливо кивнул в сторону кухни. —  У вас с ней все серьезно? Вы надолго?  — Чего?! Я ее просто переночевать привез. Мне еще в клуб возвращаться.  — Переночевать в каком смысле? — не отставал настырный призрак. Он спрашивал его с мольбой и надеждой, как пытает врача пациент перед сложной операцией. — Вы сейчас будете сексом заниматься, да?  — Обалдел, что ли?! Да мы познакомились только что.  — Но так тоже делают, — возразил Тень. — Я сам видел. Познакомились — и хоп! — Она просто здесь поспит и поедет домой. А почему ты спрашиваешь? Тебе-то что?  — Аааа, — с облегчением выдохнул Тень и как-то совсем не по-призрачному шмыгнул носом. — Это хорошо, что домой. Ладно. Вернувшись на кухню, Макс обнаружил сервированный на скорую руку стол и заваренный чай из пакетиков.  — Прикинь, у нас в поселке тоже этот сыр продают! — воскликнула Ева. Похоже, она уже совсем освоилась. К тому же успела смыть свою боевую раскраску, без которой сильно похорошела и чувствовала себя гораздо уверенней. — Он вкусный.  — Это с нашей фермы, — озадаченный разговором с призраком, Макс задумчиво ее разглядывал. — Отец привез. Прищурившись, она что-то прикинула в уме и выдала: — Постой, так ты из этих… из секты, что ли? — и снова напомнила ему младшую сестрицу — та тоже делилась своими наблюдениями и умозаключениями напрямик, в лоб, не обращая внимания на их уместность. Макс нахмурился, он не любил, когда их так называли. — Мы называем себя общиной. А ты откуда знаешь? — Про вас все знают. В отцовскую лавку из вашей сект… из вашей общины привозят продукты — сыр, колбасу. Отец говорит, что привозит мужик один занятный, тоже рыжий, кстати, как ты, в татуировках весь. Случайно, не родственник твой? — Случайно отец. — Ого! Она не стала уточнять, что этого странного рыжеволосого торговца отец называл «хитрожопым пронырой, который и мертвого уболтает».  — А правда, что вы поклоняетесь мертвым? Рассказывают…— выпалила Ева, обстоятельно выжимая пакетик в чашку. Это совсем не походило на светскую беседу во время чопорного чаепития. Раз такое дело, то… — Не правда. Мертвым не поклоняются, — Макс отвечал неожиданно серьезно. — Их вспоминают. Вы же ходите на кладбища?  — Конечно, ходим, — прошептала Ева и замолчала, разглядывая, как сахар медленной лавиной оседает, исчезая, на дне чашки. — Ну вот. А в общине принято вспоминать всех умерших. Просто проводятся некоторые ритуалы, и все. Обычно это делает один человек, остальные редко участвуют, — «а теперь, наверное, будут делать двое», добавил про себя Макс. — И ты веришь во все это?  — Во что?  — Ну, в загробную жизнь… В призраков там? Думаешь, что ваши ритуалы нужны кому-то? Вот что ей ответить? Что он и рад бы не верить, да все как-то само? На подоконнике, хлопая желтыми прозрачными глазищами, спендикрючившись, сидел Тень и внимательно за ними наблюдал. Сквозь его прозрачное тело проступала холодная чернота сентябрьской ночи и размытый свет фонарей. Но Ева ответила первой: — А я верю. Так легче. С умершими иногда очень хочется поговорить, особенно с теми, с кем не договорил при жизни. Макс уже пожалел, что ввязался в этот разговор, вспомнив о том, что она рассказывала о своей семье, и просто кивнул в знак согласия. А вот интересно, верит ли в призраков его мать? Надо поинтересоваться у отца, как он рассказывает ей о том, чем занимается на самом деле. Искусству уклоняться от честных ответов теперь тоже придется учиться. В юности голод сильнее переживаний. Странный разговор прервался сам собой. Оба с жадностью набросились на еду. Ближайшие десять минут они не говорили, а только чавкали и хихикали, поглядывая друг на друга. С Евой было тепло и понятно. Еда из общины пахла домом. И самый вкусный чай из пакетиков. И никуда не хотелось уходить. Макс уже не глядел на часы, хотя знал, что прошло уже гораздо больше обещанных сорока минут, малодушно надеясь, что про него забудут и как-нибудь доработают без него. И Стервятник его не хватится. Но Стервятник все-таки позвонил, голос глухой и серьезный: — Ты еще не вернулся? Извини, что прерываю приятный вечер, — Макс вздрогнул. Иногда проницательность Стервятника его пугала. — Возвращайся в клуб, Макс. У нас проблемы.

***

Самой большой проблемой оказалась голова. Она не кружилась и не болела, не соврал Мертвец, но сознание при этом выдавало всякие кренделя, вроде болезненно реалистичных воспоминаний. Например, разлепив глаза, Рыжему показалось, что он лежит в белоснежной палате Могильника, обнаженный и обездвиженный, потому что все его руки перетянуты капельницами и он привязан бинтами к кровати. Но через несколько секунд наваждение исчезло, и Рыжий обнаружил себя раздетым, укрытым собственной курткой, лежащим на диване в полутемной «комнате для приватных встреч». А вот думалось хорошо. Мысли не метались по черепной коробке разворошенным муравейником, а шли медленным целенаправленным потоком. Невиданное доселе сочетание заторможенности и кристально чистой ясности, если такое вообще возможно. Состояние настолько необычное, что подозрительно напоминало очередной трип. Стервятник, алхимик ты сраный, думал Рыжий, если ты живешь на таких таблеточках, осталось ли в тебе хоть чего-нибудь человеческое? Под боком, уютно сложив под щекой ладошки, спала его ночная спасительница, укрытая содранным с дивана узорчатым «восточным» пледом. Рыжий порядочно озяб, но чувствовал себя выспавшимся. Ого, уже почти семь утра. Давно у него не было такого крепкого, поистине «мертвецкого» сна. Спалось и впрямь хорошо, что не мудрено после вчерашних приключений. Немного тянуло спину и поясницу, ноги подрагивали, но в целом сносно. Завязывай-ка, Рыжий, с этими танцами, чай не двадцать лет уже. Надо побыстрей сворачиваться и валить отсюда, пока не нагрянул кто-нибудь знакомый. Или охрана. Или, не дай бог, Макс. Не хватало еще сцен в духе «Доброе утро, папа!» Скорее всего, он давно дома, но мало ли, может, он еще на работе. Рыжий поднялся и стал натягивать свою майку со скелетами. Рядом закопошился узорчатый плед.  — Привет, — кивнул он высунувшимся из-под пледа кудряшкам.  — Привет, — жмурилась спросонья девица. — Уже уходишь?  — Да, детка. Пора. И тебе, наверное, тоже, — ответил Рыжий, застегивая джинсы. — Ты как?  — Я хорошо-о-о, — потянулась она, вытряхнув из-под сползшего пледа розовую грудь. — Только всю ночь всякая чушь снилась… Представляешь? Какие-то голые бабы с подносами… Мужики с ножами. Жуть! Но представляешь, даже выспалась! А ты? Рыжий не любил ни утренние разборки, ни сентиментальные разговоры после случайного секса и всегда старался расставаться быстро, дружелюбно и мирно. По возможности. Не размениваясь на обмен любезностями, он кивнул и перешел сразу к делу: — Сколько я тебе должен? — Нисколько. За все упло-о-о-очено, — девица сладко потянулась и зевнула во весь свой розовый рот. — Вот как? — Рыжий насторожился. В благотворительность на рынке интимных услуг верилось с трудом. — Чем же я заслужил такую честь? За чей счет банкет?  — Неважно. Считай, что подарок от заведения. Хотя, если честно, с тобой я не против еще разок просто так, — она улыбнулась, томно распластываясь по дивану. Видно было, что она в хорошем настроении и не притворяется. — Увы, крошка, ты меня переоцениваешь, — ухмыльнулся Рыжий и, потянув спину, болезненно поморщился. — Уже годы не те. Немолодому организму требуются отдых, сон и минералочка. — Хорош врать-то. Ночью вон как вертелся. Скажи просто, что не хочешь, — ничуть не обиделась ночная фея и, продолжая разглагольствовать, стала собирать разбросанную по дивану одежду. — Хотя мне сказали, что ты помоложе будешь. Мол, рыжий застенчивый такой парнишка…  Застенчивый! Ха-ха. — Прыснула она. — Это, видимо, шутка юмора такая была. Молодые, кстати, так не умеют… Все торопятся куда-то, соскальзывают. А у тебя чувствуется класс. Правда не хочешь? Собравшийся уже уходить Рыжий замер в дверях. — Что ты сказала? Помоложе? Кто тебя нанял, девочка? Поняв, что сболтнула лишнего, «девочка» прикусила язычок и сделала вид, что сосредоточенно застегивается. — Кто тебе заплатил, красавица? — задушевным голосом повторил вопрос Рыжий, приблизившись к ней. Он догадывался, но ему надо было знать наверняка. — Вали уже, — девица, опасливо на него зыркая, сбилась на грубость. — Ну же, — он слегка тряхнул ее за плечо. — Какая разница. — Кто? — снова спросил Рыжий, добавив металла в голос. — Лучше скажи сейчас, чтобы потом проблем не было.  — Да пидор один! Приехал к нам в контору, снял пятерых на ночь сразу! — выпалила она, глядя исподлобья, и затараторила с визгливым наездом. — Натурально дракула какая-то. Такое же шапито, вроде тебя, только без татуировок (ошибаешься, у него есть татуировки), он тут типа бармена что ли, я не поняла. Нас привезли, когда тут уже колбасились все. Твой, говорит, будет рыжий молодой мужик. Развлекай по первому разряду. Пойдет в «приватную», иди за ним, ну комнату показал, все дела. Тебя я с балкона сразу вычислила, пока ты плясал. Других рыжих и не заметила. Да таких красных и не найти. Потом гляжу, ты сюда пошел, ну я за тобой. А чё не так-то?! «Стервятник, я тебя урою, Папаша ты наш заботливый», с нежностью подумал Рыжий и поспешил успокоить свою встревоженную спасительницу:  — Нет-нет, ты все сделала правильно. Бери, это в качестве чаевых. Ты честно заслужила. Поколебавшись секунду, она взяла деньги. —  Спасибо за приятный вечер, но мой тебе совет, крошка, не появляйся здесь больше. В клубе стояла тишина. Исчезли все — и живые, и мертвые. Свет погашен. Стараясь не шуметь, Рыжий пересек холл. Под ногами шуршал вчерашний серпантин. Не навернуться бы в этом полумраке. Когда праздник окончен, место, где накануне безудержно веселились, смотрится вдвойне тоскливо, выпотрошено, почти зловеще, как сломанная игрушка, как кукла с оторванной головой. И хотя никого в поле зрения не было, Рыжий предпочел уйти через служебный ход, через который уходил позавчера. Проверил телефон — нет, никто не звонил и никаких сообщений. Даже от Сфинкса, а он наверняка уже дома, десятый сон видит. Мог бы и позвонить перед отъездом — вместе бы поехали домой. Будить Сфинкса в восьмом часу утра после ночной гулянки не хотелось, но ключей у Рыжего не было. Рыжий нажал кнопку звонка, вспоровшего утреннюю тишину нервным, неожиданно пронзительным взвизгом. Дверь распахнулась мгновенно, словно с той стороны только и ждали этого звонка. За дверью топтался юный Слепой — в пижаме, лохматый, с измученным бессонной ночью лицом.  — Привет! Ты чего не спишь в такую рань? — Доброе утро, Рыжий. А где папа?  — Разве Сфинкс не приходил еще?  — Нет. И телефон не отвечает. Я вас всю ночь жду, — мог и не уточнять, по его серому измученному лицу заметно было, что он не спал. Рыжий набрал Сфинкса. Гудки. Набрал Стервятника. Гудки. И у Лорда. Недолго подумав, набрал Макса.  — Папа! — по бодрому и взволнованному голосу слышно, что он не спал и рад его слышать. — Ты где?!  — Я дома у Сфинкса, только вот его самого все еще нет. Мы его потеряли. И телефон не отвечает.  — Значит, ты не со всеми был! Ох, как хорошо.  — Что хорошо?  — Так ты ничего не знаешь? Их же всех забрали! Ты где был-то?  — Куда забрали? Макс, где все? Где Сфинкс?  — В полиции.