#дотрахалисьфест

Андрей всегда любил секс. Даже нет, не так: Андрей очень любил секс с тех самых пор, как душным летним вечером Маринка из квартиры напротив согласилась прийти к нему домой послушать пластинку БГ, пока родители были на даче, — и не оттолкнула руку Андрея, которая поползла по её коленке. Когда доступ к женскому телу перестал быть праздником, Андрей понял, что любит не просто секс, а секс разнообразный. Он быстро освоил все возможные позы и все хоть сколько-то подходящие поверхности у себя дома и в эрмитажной квартире — а после возвращения из армии вынужденно исследовал ряд менее уединённых локаций: из квартиры на Миллионной их выгнали, родители отсутствовали дома реже, чем хотелось бы, а яйца дымились. В процессе пришло понимание, что трахаться за пределами квартиры можно не только от безысходности: новая локация разнообразила впечатления, а страх быть застигнутым добавлял остроты. Позже, в турах, он собрал бинго из девушек всех типажей, размеров и степеней красоты, пару раз попробовал с двумя сразу, а однажды, от лютого недоёба и слишком сильно ударившего в голову бухла, трахнул девицу, которая в тот же самый момент отсасывала Поручику. Они поклялись об этом не вспоминать, но Андрей всё равно иногда думал, что было бы прикольно повторить то же самое, но поменявшись с Сашей местами. Он любил, когда девушки надевали кружевное бельё, чулки и корсеты, а с появлением интернета стал заходить на сайты секс-шопов — и узнал, что защелкнутые на спинке кровати наручники или красные от шлепков женские ягодицы открывают ему новые грани удовольствия. Разумеется, он не был эгоистом: никогда не отказывался полизать, если нужно — дотрахивал пальцами, и не возражал против новомодных штук с вибрацией, которые в последние годы всё чаще добавлялись к привычному «туда-сюда-обратно». Одним словом, Андрей любил секс, не любил ограничения и никогда бы не поверил, что однажды его половая жизнь будет происходить исключительно в спальне, при выключенном свете, и вдобавок будет обвешана кучей «нельзя». Такой расклад представлялся совершенно невозможным — до тех пор, пока Андрей впервые не кончил Мише в руку и не осознал, что это-то и был самый главный секс в его жизни. Миша запрещал трогать себя за бока и живот. Причина этого не вызывала сомнений: в завязке он всегда набирал, и нынешняя (по словам врачей — последняя) не была исключением. Физические нагрузки были строго ограничены (они еле выпросили у врачей два концерта в месяц, чтоб Мишина психика не развалилась от ощущения никчёмности), а кефирной диете препятствовал Андрей (угроза вставить в нос трубку и кормить через неё оказалась действенной, и Миша покорно потреблял свою норму калорий). Андрей неустанно повторял, какой Миша красивый и как он любит Мишино тело, но ситуация с мёртвой точки не сдвигалась. Вторым «нельзя» были соски. Трогать их, как и живот, запрещалось в любых обстоятельствах. Здесь понять мотивацию Андрею было сложнее, но рабочая гипотеза имелась. Как-то раз он, обнимая Мишу со спины, решил рискнуть — зацепил сосок и перекатил его между пальцами. Ответом было шипение, подозрительно напоминавшее подавленный стон удовольствия. Конечно, его почти сразу сменила ругань, но от этого Андрей только сильнее уверился в мысли, что тут у Миши располагается эрогенная зона, которую он твёрдо вознамерился скрыть — то ли из-за убеждения, что иметь чувствительную грудь дозволено только бабам, то ли из-за дурацкой фразы «стонал как женщина», которую Андрей зачем-то вписал в свой давний комикс. Каждый раз когда они занимались сексом, Андрей шептал, как ему нравится, когда Миша звучит, как он любит слышать стоны, знать, что доставляет удовольствие… но всё, разумеется, было бесполезно. Третьим «нельзя» — самым фантастичным, самым безумным, самым невероятным — был запрет трогать Мишин член. Если бы Андрею кто-то сказал, что можно заниматься сексом с человеком, не прикасаясь к его гениталиям, он бы покрутил пальцем у виска. Но жизнь оказалась богаче любых фантазий — и он больше полугода именно этим и занимался. Границу Миша обозначил сразу. Однажды, после бесконечно долгих поцелуев, яростного вжимания друг в друга и жаркого дыхания в шею, он резко выдохнул, как перед прыжком в ледяную воду, — и дёрнул собачку на джинсах Андрея. Запустил руку в трусы и сжал член. Андрею показалось, что он улетел прямо в рай. Через полминуты он, впрочем, вернулся на грешную землю и попытался отзеркалить Мишино движение — но в его запястье крепко вцепилась чужая рука. Спорить не было сил, так что Андрей позволил себе погрузиться в удовольствие и следующую попытку вернуть любезность предпринял уже после оргазма — но снова претерпел неудачу. Отодвинув его руку, Миша прижался ширинкой к его бедру, стал толкаться быстро и резко — и через пару минут кончил не снимая штанов. А в следующий раз, когда дело стало переходить от обжиманий к сексу, снова отвёл ладонь Андрея от своего паха и деловито спросил: — У тебя ж смазка есть? — Какая смазка?! — выпучил глаза Андрей. — С которой ты меня ебать будешь. Андрей охренел от такого поворота событий, но смазку достал мгновенно — во-первых, предложение было не из тех, от которых отказываются, а во-вторых, он не хотел даже представлять, какими комплексами может обрасти Миша, если заметит его сомнения. Потом они лежали на боку, и Миша насаживался на пальцы, подмахивал, когда их сменил член, скулил на особо чувствительных толчках — и Андрею на секунду показалось, что всё наконец-то нормально: ну подумаешь, захотел человек сразу максимум впечатлений… а потом он попытался положить ладонь на Мишин член — и вновь встретил отпор. Миша дрочил себе сам, и подпускать Андрея к этому занятию не собирался. Попытка поговорить после того, как оба перевели дыхание, была встречена угрюмым молчанием, и Андрей скрепя сердце отстал — ему не улыбалось выковыривать Мишу из раковины, в которую тот непременно залезет, стоит ему чуть передавить. Границы дозволенного задавали неизменный формат взаимодействия: они целовались, Андрей гладил Мишу по спине, лапал за задницу, проводил ладонями по бёдрам — и в какой-то момент однотипные обжимания перетекали в однотипный секс. Миша старался свести их взаимодействие к двум позам: коленно-локтевой и на боку, — но тут Андрей был непреклонен, так что периодически они трахались лицом к лицу. Учитывая Мишино табу на любые источники света, впечатлений это добавляло меньше, чем хотелось бы, но Андрею был важен сам факт: он тоже устанавливает правила. Когда Андрей думал о происходящем в отрыве от себя и Миши, то понимал: человеку, оказавшемуся в подобных отношениях (не допускающих, разумеется, даже мысли о сексе на стороне), он сам посоветовал бы как минимум сходить к сексологу, а лучше — найти себе партнера поадекватнее. Но стоило добавить в уравнение Мишу, как всё менялось. Потому что Мишу он не променял бы ни на что. Потому что Андрей всё чаще ловил на Мишином лице умиротворённость, которой не видел с тех пор, как, раздуваясь от гордости, рассказал, что с Маринкой вышло аж два раза подряд. Потому что Миша ходил к врачам, пил таблетки и даже через два раза на третий посещал ЛФК. Потому что Миша был его — и был жив. А ещё Андрей собирался и дальше менять правила игры под себя. Поэтому однажды, когда они лежали, уже раздетые до трусов, и Миша извивался в его объятиях, пытаясь повернуться спиной, — он одним слитным движением стёк вниз, стянул с Миши трусы и почти коснулся губами головки… но только почти. Миша дёрнулся и оттолкнул его, едва не заехав ногой по лицу. — Мих, Ми-их, ну ты чего? — успокаивающе протянул Андрей, подавив готовое вырваться: «Ты чё делаешь, бля, сдурел совсем?!» — Потому что не надо, блядь! — вызверился Миша. — Не надо, блядь, вот этого вот! — Мих, ну почему? Ну ты мне можешь объяснить? — Потому! — Андрею, кажется, в очередной раз удалось двумя фразами сбить накал страстей едва ли не вполовину. — Хочешь сосать — давай я тебе отсосу! Та-ак, это они уже проходили. — Мих. Я ж тебе хочу хорошо сделать, а не тебя на минет развести. — А мне и так хорошо! Вот как всё делаем — так и хорошо. — Мих, ну позволь мне. Ну один разок. Пожалуйста. — Ты… — Мишино настроение снова изменилось. На этот раз в его голосе звучали неловкость и страх. — Ты хоть видел, что в рот себе пихать собираешься? — Где б я увидел, если ты не показываешь? — Андрей старался звучать ободряюще и ласково. — Ты про размер, что ли? Так я целиком пихать и не собираюсь. Сколько войдёт — столько вой… — Да при чём тут размер! Я же… — судя по интонации, Мишу окончательно размотало. — Я же урод, ну, там… Андрей аж замер от офигения. Он, конечно, никогда не видел Мишиного стояка, но переодевались они друг при друге миллион раз, в баню тоже ходили… Он, конечно, старательно не всматривался, но если бы что-то было не так — уж точно бы заметил! — Мих, у тебя там как у кенгуру, что ли? Раздвоенный? — судя по звуку, который издал Миша, разрядить обстановку не получилось. — Ну покажи. Ну пожалуйста. — Хер с тобой, смотри… — выдавил Миша. Андрей метнулся к настольной лампе, включил — и немедленно обернулся к Мише, который уже успел снять трусы. Член был… как член. Отличный член, на самом деле. Большой, обвитый вздувшимися венами, с тёмно-красной головкой... Андрей, конечно, не был экспертом по стоякам, но порнухи пересмотрел немало, и был железно уверен: таких красивых там не показывали. — Ну и чего? Классный ведь, — Андрей аккуратно, самыми кончиками пальцев прикоснулся к Мише. — Охренительный же, правда. — Ты… — судя по выражению лица, угадывавшемуся в свете ночника, Мише было больно это говорить. — Ты не видишь, что ли? Он же… кривой. Андрей отчаянно заморгал. Да, если присмотреться, член действительно был немного загнут влево… но это же просто смешно. Кто вообще обращает на такое внимание?! — Да блин, кто тебе сказал, что он… — и тут Андрея осенило. — Наташка! Это она, да?! …Когда речь заходила о достижениях на сексуальном фронте, Миша всегда отмалчивался: либо утыкался в книжку, либо вообще уходил покурить. Андрей, конечно, понимал, что это значит, и сочувствовал другу. Но когда появилась Наташа, с которой у Миши всё вроде как двигалось в сторону горизонтальной плоскости, — особой радости не испытал. Было в ней что-то… смущающее. То ли то, что она уже сменила двух парней до Миши. То ли её яркая, но какая-то развязная красота... В общем, не пара она Мише — Андрей чувствовал. Но когда тот, слегка розовея, сказал, что вечером в эрмитажную квартиру должна зайти Наташа, он подошёл к ребятам и сказал: «Мужики, сегодня хату освобождаем — у Михи свидание». А на следующий день, едва не дёргая Мишу за рукав от нетерпения, начал выспрашивать: — Ну чё, дала она тебе? Дала ведь? — Дала, — сказал Миша и сплюнул. Больше Наташа в поле их зрения не появлялась… Пиздец, он хотя бы жёнам свой член показывал?! — Ми-их, — Андрей поднял глаза и поймал Мишин взгляд. Ему пришла в голову мысль, за которую он ухватился как утопающий за соломинку. — А ты ведь тоже не видел того, что в рот себе пихать собрался. И что в задницу уже сто раз пихал. Хочешь посмотреть? Миха нерешительно кивнул, и Андрей выпростал член из трусов. — У тебя-то нормальный, — Миха едва мазнул по нему взглядом. — У меня ещё кривее вообще-то. Миша замер. — Смотри, — Андрей придвигался медленно, как будто к испуганному зверьку, тихо радуясь, что его собственный член загнут вправо — сравнивать удобно будет. — Видишь? Он прижал члены друг к другу и осторожно погладил. Его собственный действительно был кривее — самую капельку, конечно, но всё-таки. — Видишь, всё как я говорил. А ты не заметил даже… — Андрей продолжал надрачивать им обоим, незаметно фиксируя реакцию Миши. Тот понемногу уплывал, неизвестно, от чего больше: от движений Андреевой руки или от осознания, что он тут не единственный «урод». — А так ведь даже удобней выходит, что загиб в одну сторону… Андрей нашарил тюбик смазки, выдавил немного и продолжил дрочить: теперь уже размашисто, постепенно наращивая темп… А потом, когда Миша лежал, свернувшись в позу эмбриона, в его объятиях, приступил к составлению мысленного списка: «Пункт первый: попросить потрогать соски, громко стонать. Стоны заранее порепетировать перед зеркалом. Пункт второй: вне дома жрать побольше сладкого. Наесть пяток кило. Просить гладить по пузу и бокам…»