Beastly Beauty

Хосок все еще находился без сознания десять минут спустя, и я запаниковала.  Его пульс был в норме, но дыхание было поверхностным, и никакие зовы по имени или попытки встряхнуть его не увенчались успехом. Поэтому я написала Чонгуку, и с его приходом не прошло и пяти минут. — Что случилось? — спросил он, подбегая к нам. Его голос был напряженным, и когда он опустился на колени рядом со мной и нашел мои глаза, я увидела, насколько он обеспокоен. — Чеён. Что. Случилось.  Мое дыхание сбилось, когда я крепче сжала обмякшее тело Хосока.  — Он пришел. Он был здесь… он… он использовал свою силу, и Хосок тоже использовал свою.  Лицо Чонгука потеряло цвет. — Какую силу? — спросил он, начав рассматривать Хосока, положив руку ему на лоб. Какую? Сколько у него было?  — Чеён! — воскликнул он, — какую силу? И сколько?  Я моргала слишком быстро, как будто не успевала за своими мыслями. Малиновое и золотое пламя то и дело вспыхивали перед моими глазами.  — Огонь, — удалось мне сказать. —  Достаточно, чтобы защитить меня. Чонгук прошипел, нахмурив брови. — Дерьмо.  — Он будет в порядке?  Он избегал моего взгляда и, продолжал скрипеть зубами. — Он не использовал свои способности годами. С тех пор, как стер тебе память. Это как… как позволить мышце рассосаться до костей, а потом попытаться поднять вес тяжелее, чем ты когда-либо поднимал, когда эта мышца была сильной. Моя грудь вот-вот должна была сжаться. — Как мы можем ему помочь?  Он покачал головой. — Я не думаю, что мы сможем. Нам просто нужно подождать.  Мы ждали. И хотя у меня скрутился нервный узел в животе, Чонгук сделал ожидание терпимым.  Несмотря на собственные нервы, он рассказал мне о танцевальном проекте, рассказал о приближающемся зимнем выступлении и маскараде. Он говорил обо всем, что приходило на ум, обо всем, что могло меня отвлечь. И это помогло. Только не полностью. Каждую секунду, пока он останавливался, тишина придавала достаточно времени, чтобы эти вспышки снова обрушились на мой разум. Я все еще чувствовала удушающий жар, все еще чувствовала запах огня.  Когда Чонгук изо всех сил пытался продолжать свою бессвязную речь, я начинала представлять, как эти красные языки пламени охватывают Чимина, а затем Хосока. Я была благодарна ему за то, как упорно он продолжал пытаться вернуть меня из моих мыслей, но я просто не могла поверить, что вернулась к тому, с чего начала, — вот-вот развалюсь от страха.  Как бы я ни старалась бороться с этим, оставаться занятой и опережать своего мучителя, я все еще была просто девушкой, которая смехотворно проигрывала.  Девушка, которая продолжала смотреть, как те, о ком она заботилась, пострадали. Я вырвалась из своих мыслей, когда теплая рука дотронулась до моего плеча. Его глаза тоже были теплыми, как только я увидела что-то за пределами беспокойства.  Все в нем успокаивало меня, как и в юности.  Его губы дернулись в едва заметной сочувственной улыбке. — Знаю, что сейчас не всё в порядке. Но я не остановлюсь, пока не буду удовлетворён. — Спасибо, — прошептала я, когда мои глаза наполнились слезами. Они никогда не сдавались, и он, казалось, расслабился, когда понял, что этого не произойдет со мной. Не говоря ни слова, Чонгук встал и прошел мимо меня и Хосока, двигаясь дальше по сцене.  Я услышала легкое скольжение по полу, затем он вернулся с белой маской Хосока, глубоко вздохнул и передал ее мне, прежде чем снова сесть. — Поэтому он чувствует себя в максимальной безопасности, когда просыпается.  Эта мысль даже не приходила мне в голову. Я вцепилась в взгляд Чонгука, глаза смягчились от того, что я увидела.  Несмотря на каждую ссору, несмотря на всю напряженную историю и неразрешенный конфликт, он по-прежнему заботился о своем брате больше, чем хотел, чтобы кто-либо знал.  Он пристально посмотрел на меня, понимая, что я могу видеть, но безмолвно прося меня притвориться, что я этого не вижу.  — Хорошая идея, — только и сказала я.  Его губы сложились в призрачную улыбку. Безмолвное благодарство. С маской в ​​одной руке я использовала вторую руку, чтобы поднять подбородок Хосока, и получше видеть его лицо. Он все еще прислонился к моему телу, положив голову мне на плечо, и я воспользовалась моментом, чтобы заметить, каким умиротворенным он выглядел. Никаких страданий, никакой боли, отравляющей его черты, — только покой. Его брови не были нахмурены, челюсть не сжата, губы не сужены. Эти всегда настороженные глаза получили возможность спрятаться за закрытыми веками. Он был свободен. Я даже не заметила, как мои пальцы коснулись его шрамов, пока Чонгук не заговорил тихо.  — Я бы всё отдал, чтобы заставить тебя смотреть на меня также.  — Чонгук… Я не знала, что ответить. Что я могу на это ответить? Не обращая внимания на вес его взгляда, я осторожно накрыла маску на нижнюю половину лица Хосока. На всякий случай я проследила за его дыханием.  — Прости, я не имел в виду ничего плохого. Я просто, — он сделал паузу, когда я наконец подняла глаза. Я не была уверена, что когда-либо видела его таким грустным. — Когда мы были детьми, все, что я когда-либо хотел, это быть твоим человеком. Я хотел быть тем, кто бы заставлял тебя улыбаться. Я хотел быть тем, к кому ты приходила бы первой, когда с тобой происходило что-то важное. И я хотел бы, чтобы ты смотрела на меня так же, как смотришь на него. Так, словно никогда не отведешь взгляда.  Мое сердце сжалось от тупой боли. Я открыла рот, чтобы заговорить, но он продолжил. — Знаю, это несправедливо по отношению к тебе, что я говорю это. Я знаю, это эгоистично, но мне просто нужно, чтобы ты это услышала. Я не могу держать его против тебя, знаю, что ты что-то чувствуешь к нему. Ты никогда не была моей с самого начала. Но это не значит, что это…легко. Возможно…он и сделал это, чтобы помочь тебе, но все равно забрал тебя у меня. Не думаю, что когда-нибудь смогу простить ему это. Юношеское лицо Чонгука, залитое слезами и покрытое страданием, снова возникло в моей памяти. Его биение и его крики звучали в моих ушах, когда его отстранили от меня в прошлом. Возможно, я была в состоянии понять сторону Хосока, и казалось, что Чонгук тоже знал об этом, но я бы не вынесла бесчисленных мучительных лет, зная, что кто-то, кого я любила, забыл меня. Меня не заставляли ждать, надеясь, что однажды они вспомнят, что я для них значу. Как бы трудно ни было собирать воедино мое прошлое, то, через что прошел Чонгук, было еще хуже. Так как же я могла отвергать его чувства?  — Я никогда… я никогда не хотела причинить тебе боль. Я хотела сказать больше.  Я хотела объяснить, как мне жаль, как я ненавижу видеть гнев и боль, которые тяготеют над ним. Но мне казалось неправильным извиняться, потому что, несмотря на то, что мне было жаль, что ему пришлось страдать, я не сожалела о своих чувствах к его брату. Чонгук горько улыбнулся. И это было адресовано не мне, а всему миру. — Нам всем было больно, и мы все причиняли боль друг другу. Просто так.  — Ты никогда не причинял мне боль. Не в реальности, — ответила я. Он покачал головой.  — Я рассказал тебе, что Хосок сделал с твоей памятью. Это задело вас обоих.  Мы оба выпрямились, когда Хосок зашевелился в моих руках. Его глаза затрепетали на мгновение, прежде чем он рванулся вверх с резким вдохом.  — Хосок, все в порядке. Мы здесь. — Я обвила его руками, целуя в плечо. Когда я снова подняла голову, он нашел мои глаза, и я почувствовала, как напряжение в его теле ослабло, как только его взгляд упал на мою слабую улыбку. — Ты в порядке? — хрипло спросил он.  Я кивнула.  — А ты? Он проигнорировал мой вопрос, медленно садясь. Моя рука потянулась к его спине, чтобы поддержать его.  — Не торопись, — посоветовал Чонгук. Но он не слушал. Не то, чтобы это меня удивило. Хосок медленно поднялся на ноги, и мы поднялись вместе с ним.  — Ты действительно думаешь, что можешь уже идти? — спросила я, придерживая его за руку. Он смотрел то на меня, то на своего брата, золото его радужных оболочек затвердевало, как кованый металл. — Нам нужно уходить. Сейчас же.  Я всегда ассоциировала Хосока с жарой.  Жгучий желтый взгляд, волосы цвета угольков, тлеющая страсть, которая скрывалась, ожидая возгорания. Но его голос в этот момент был совершенно, совершенно холоден.  *** Что-то изменилось в Хосоке после того вечера. Я не была уверена, было ли это из-за того, что я увидела, насколько могущественным был Капюшон, или из-за того, что Хосок понял, насколько…слабым он был. Скорее всего оба варианта. Но его стальной вид был намного хуже, чем когда я впервые встретила его. Раньше, даже когда он пытался держать меня на расстоянии вытянутой руки, в его глазах все равно мелькали искры. Теперь их нигде не было видно. Только эта леденящая пустота, оставляющая место только для единственной цели.  Ему пришлось закончить то, что он начал. Это то, что он продолжал говорить мне, когда я спрашивала. И это причиняет боль.  Наблюдать за тем, как он снова уходит в тень после того, как наконец разрушил стены, было мучительно. Но еще хуже было слышать, как его грызло чувство вины. Он взял на себя всю ответственность за то, что со мной происходило, сказал, что он был причиной всего этого.  Мы с Чонгуком пытались вытащить его из этого состояния, но до него было почти невозможно дотянуться. Как будто мы стояли на противоположных концах обледеневшего океана, и любой шаг вперед мог разрушить все это. Прошли недели. В конце концов, Чимина выписали и он вернулся в общежитие, но пока находился в инвалидной коляске. Он сказал мне, что было бы намного проще вообще не возвращаться. Я не могла не зависнуть, и ему пришлось прогнать меня. — Я знаю, что ты беспокоишься, но он уже сделал со мной то, что хотел. Я не в его приоритете, так что сосредоточься на себе, хорошо? Ты должна обезопасить себя, а не меня.  Я кивнула и послала ему самую ободряющую улыбку, на которую была способна.  Чем больше я сопротивлялась беспокойству о Чимине, тем больше я беспокоилась о Хосоке.  Последние несколько недель он начал исчезать по ночам, и когда я спросила об этом Чонгука, он сказал, что ходит в лес на окраине кампуса «тренироваться».  Поначалу это звучало нелепо, но я поняла, что он думает, что единственный способ положить всему конец — это стать достаточно сильным, чтобы иметь шанс противостоять нашему врагу. Я поняла его мысли, но они были ошибочными. Однажды на выходных, после того, как в первой половине дня мы втроем прошлись по моему хореографическому проекту, я попыталась написать Хосоку, чтобы он встретился со мной той ночью. Мой предел был наконец достигнут, когда он прочитал мое послание, но не ответил.  Обычно это было нормой для него, но не тогда, когда я точно знала, что он делает.  Через полчаса я подошла к зданию Гисэн, где меня ждал Чонгук.  Его полночные волосы были бы скрыты в ночи, если бы не тусклый фонарный столб, под которым он стоял. Увидев меня, он скрестил руки на груди. — Ты уверена, что хочешь это сделать? В последнее время он не в себе.  — Именно поэтому я должна это сделать, — ответила я, выдерживая его осторожный взгляд. — Просто пообещай, что будешь за моей спиной. Я не знаю, насколько он контролирует себя, разбудив эту сторону.  Я кивнула, уверяя его, что так и сделаю.  Он нерешительно посмотрел на меня, прежде чем жестом позвал последовать за ним, и мы двинулись за самое дальнее здание кампуса в соседний лес. Ветки и хворост трещали под нашими ногами, а шепот ветра шелестел листьями над нами. За последние несколько недель погода стала холоднее, и, хотя я носила толстовку с капюшоном, я все равно дрожала, чем дальше мы шли.  Если не совсем от температуры, то от жуткой тишины.  — Хосок?  — крикнул Чонгук, но вокруг нас по-прежнему ничего не двигалось. Мое сердце билось быстрее, с каждой секундой я все больше боялась того, в каком состоянии мог быть Хосок. Я знала, что он пришел сюда не просто так, но я не могла позволить ему продолжать вести себя в том же духе. Он позволил себя поглотить. — Хосок? — я попытала счастье, но ответа снова не последовало. — Давай пройдем немного дальше, — предложил Чонгук, взяв меня за руку и идя впереди. Через несколько минут он остановился, чтобы снова окликнуть.  — Хосок? Чеён хочет с тобой поговорить.  Ничего. Я сделала глубокий вдох. Моя надежда таяла, но потом…произошёл щелчок. Моя голова метнулась вправо, откуда мне показалось, я услышала звук. Вырвавшись из объятий Чонгука, я сделал всего два шага, прежде чем что-то шевельнулось в деревьях наверху. Еще одна ветка сломалась, и передо мной на землю упало пятно тени. Крик застрял у меня в горле, вырвавшись вместо этого сдавленным вздохом. Эти знакомые оранжевые глаза сияли в темноте, следя за каждым моим движением. Глубокий, низкий рык вырвался из его груди. Я снова наткнулась на Чонгука. Все в нем — его движения, его звуки, его аура — напомнило мне Капюшон. Чонгук медленно встал передо мной. Я не сводила глаз с Хосока. Это был действительно он?  — Хосок, — начал Чонгук, вставая в защиту, — просто успокойся, хорошо? Это  мы. Тут больше никого нет. Мы лишь хотим поговорить с тобой.  Но он не слушал. Его глаза засияли, засверкали, поглотив меня. Его фигура была скрыта во мраке леса, но когда он шагнул вперед, луч голубого лунного света осветил все, и мне хотелось, чтобы всё это было лишь сном. Моя грудь пульсировала от стука моего сердца.  Мои глаза были широко раскрыты, сжатые ладони в кулаки дрожали по бокам. Его волосы были цвета оникса и длиннее, чем я помнила.  Его кожа была такого… такого серого оттенка, с черными венами, протянувшимися по обеим сторонам челюсти и в уголках глаз. Переносица у него была широкая и удлиненная, как у зверя. Его рот растянулся по всему лицу, и, когда он снова зарычал, его губы растянулись, обнажив острые зубы. Это было точно такое же лицо, которое я видела в одном из своих кошмаров.  Образ, который я пыталась похоронить.  Его черты были мощными, мифическими, древними… Звериными.  — Хосок… Хосок, где твоя маска?  — осторожно спросил Чонгук, протягивая одну руку к моей талии и притягивая ближе к себе. Хосок заметил это. Рёв, вырвавшийся из его груди, заставил нас обоих напрячься.  Это было то, чего он всегда боялся больше всего. Отдавшись темной стороне себя, позволив ей взять верх. Поглощая этот яд. И, прежде всего, чтобы другие стали свидетелями того, что он так старался скрыть. Когда его прерывистое дыхание стало глубже, а глаза снова засияли, я поняла разницу между ним и зверем, которого я видела в своем кошмаре. Пока тот, что был в моем сне, был готов атаковать, Хосок оборонялся.  Еще одно рычание, только на этот раз оно меня не испугало.  Я могла расслышать, что это было — предупреждение, мольба, чтобы мы ушли. Но я бы ни за что не ушла. Я не могла убежать от него в таком состоянии, иначе все, что я когда-либо говорила ему о нем, оказалось бы ложью.  Тьма не определяла его, и я хотела доказать это, даже если это было глупо.  — Доверься мне, — прошептала я Чонгуку, прежде чем медленно обойти его. Он потянулся ко мне, но остановился, как только я покачала головой. Позволь мне сделать это.  Чонгук сглотнул, но остался на месте, разрешая мне приблизиться к Хосоку, несмотря на ненависть к каждой секунде этого.  — Хосок, — сказала я как можно успокаивающе, шаг за шагом продвигаясь вперед. — Я вижу тебя. Я вижу тебя, все в порядке.  Как бы ни был силен инстинкт отвернуться, я не сводила с него глаз, удерживала его взгляд. Взгляд в сторону заставит его подумать, что я не могу его принять. Даже когда он рычал и скалил зубы, мои ноги продолжали двигаться.  — Ты меня не пугаешь, хорошо? Я все еще тебе доверяю. Когда я подошла ближе, было заметно насколько здоровее стало его тело, как расширились его грудь и плечи. Чем больше сокращалось наше расстояние, тем больше мое тело умоляло меня бежать. Я слышала биение своего сердца в ушах и чувствовала, как адреналин струится по каждой вене. Это все еще он.  Он все еще там, и то, как я буду вести себя с ним сейчас, может повлиять на инстинкты, с которыми он борется.  Покажи ему, что он не монстр, каким он себя считает.  Я пыталась сделать именно это. И я действительно сделала. Остановившись прямо перед ним, все еще поддерживая нить, которая связывала наши глаза, я подняла к нему руку. Его взгляд дрогнул, перескочив с моего лица на мою ладонь, и черные паутинки на его коже закрутились и свернулись спиралью. Когда он не отодвинулся и не зарычал, я наконец позволила своей коже соприкоснуться с его, проведя ладонью по его щеке. Это длилось всего секунду — затишье перед бурей. Моя рука согрелась и засияла белым, зажигая между нами старый огонь. Хосок издал чудовищный вой и оттолкнул меня от себя, отбросив на ближайшее дерево. Я спохватилась прежде, чем успела слишком сильно удариться по стволу, но он тут же оказался передо мной, прежде чем я успела отдышаться.  — Чеён! — крикнул Чонгук напряжённым голосом, и побежал к нам.  Хосок обхватил рукой мое плечо, едва касаясь когтями моей кожи, и прижимая меня к дереву.  Другая его рука метнулась в сторону, бросая янтарное пламя на землю вокруг нас, отрезая Чонгука от того, чтобы добраться до меня.  — Хосок, пожалуйста, — умоляла я, чувствуя горячие слезы в уголках глаз.  Его лицо было таким родным, но таким незнакомым. Чужим.  Когда он наклонился, из его дыхания вырвалась струйка черного дыма, которая закружилась мне в лицо. Его рука сжалась на моем плече, но когти все еще не пронзили кожу, и мне пришлось задаться вопросом, почему они этого еще не сделали. Снова встретившись с ним взглядом, я отчаянно искала хоть какой-нибудь признак того, что он все еще здесь, и увидела его. Свет, зажженный в темноте, борется за то, чтобы стать достаточно ярким, и отогнать тени. Рука Хосока скользнула вверх по моему горлу, сжимая мой подбородок. Наклонив мою голову вверх, он направил мой подбородок вниз, так что мои губы приоткрылись, а после он навис над моим лицом. Светящийся оранжевый цвет его радужных оболочек запульсировал и стал почти малиновым, и я всхлипнула, когда его губы медленно приблизились к моим. Это была всего лишь доля секунды, но что бы он ни делал, когда разжимал губы, казалось, что он крадет что-то у меня, вдыхая это в себя. Что-то глубоко укоренившееся, что-то, что раскрылось после долгих лет того, как было свернуто и спрятано. Что бы это ни было, он втянул его вперед и забрал… Я отступила, когда Хосок закричал и резко отпустил меня. Он выдохнул и попятился, и все сразу успокоилось.  Огонь погас, его глаза вернулись к своему обычному оттенку.  Но другие его черты остались, и он закрыл лицо одной рукой.  Пытаясь успокоить дрожащее тело, я смотрела вслед Хосоку, даже когда Чонгук подбежал и начал осматривать меня.  — Ты в порядке? Он причинил тебе боль?  Хосок исчез достаточно надолго, чтобы я могла сосредоточиться на ответе. Я покачала головой.  — Он ничего не сделал. Я в порядке. — Черт возьми, — прошептал Чонгук, проводя пальцами по местам, где когти Хосока врезались в кожу. — Куда он делся? Суровость на его лице, казалось, была сделана из камня. — Наверное, ищет свою маску.  — Почему это имеет значение сейчас? Я все еще дрожала. Не столько от страха, сколько от того, что назревало во мне.  — Это не только для того, чтобы скрыть его шрамы. Это даже не маска, скорее намордник. Она позволяет сохранять его спокойствие. Помогает сдерживать другую сторону.  — О, — выдохнула я. Но он все еще хмурился. — Пойдем отсюда. Пошли.  Пока Чонгук пытался помочь мне идти вперед, мои ноги с трудом удерживали меня в вертикальном положении. Почему у меня так кружится голова?  — Можешь накричать на меня за это позже, но не сейчас, — проворчал он, наклонившись и обхватив одной рукой меня за талию, а другой — под колени. Я застонала, когда меня подняли и прижали к груди.  Он начал идти, неся меня, но мы оба замерли от хриплого голоса, раздавшегося позади нас. — Чеён?  Я чувствовала его боль в том, как он произнёс моё имя.  Хрупкая мольба, готовая рассыпаться от малейшего прикосновения. Он мог только назвать мое имя, но мы все знали, о чем он спрашивал. Я сделал тебе больно?  Руки Чонгука сжались вокруг меня, но он знал, не встречаясь со мной глазами, о чем я попрошу его. Он медленно повернулся к своему брату, чтобы я могла его увидеть. Все вернулось к норме.  Каштановые волосы, загорелая кожа и маска, скрывающая остальные черты лица. Нет когтей.  — Ты не причинил мне боль. Это все, что я могла сказать.