The Light of our souls/Свет наших душ

Со следующей недели Драко начинает упрашивать Гарри посетить Хогвартс. Да, его волновало то, что сейчас учебный год в самом разгаре, до каникул ещë есть время, а значит замок полнится учениками, но желание навестить это поистине волшебное место было сильнее. — Хорошо. Завтра, Драко. — решился брюнет по прошествии нескольких спокойных дней, которые он обозначил как «морально подготовительные». Морозы сошли на нет, так что на улице стояла прекрасная погода. Гарри аппарировал на полянку у самой кромки Запретного леса, так что теперь они с Драко стояли и смотрели на величество Школы Чародейства и Волшебства сквозь призму мелких искрящихся снежинок и свет лучей солнца, яркого и светлого на фоне по-сказочному голубого неба. Сейчас, по видимому, шли занятия, потому что ребят в разномастных галстуках в поле зрения парней не наблюдалось. Гарри предварительно связался с (уже 9 лет как) директором Макгонагалл, так что теперь знал пароль для того, чтобы пройти через огромную горгулью в директорскую башню. Две руки переплетаются пальцами, и парни начинают медленно двигаться к до боли знакомым парадным дверям. Драко в последний раз видел почти что умершее здание, выжженную дотла землю, дым и копоть вокруг. Но каменный исполин, стоявший сейчас перед его глазами, будто и не был в центре тех ужасающих событий. От снега вокруг всë было чистым и белоснежным, словно очищенным детскими шагами и искренним смехом. Не сговариваясь, и блондин, и брюнет тормозят у огромной дубовой дверцы. Когда-то это был вход в их второй дом. Ныне Драко не думает, что имеет право называть это место так, потому что в один из бесконечных дней внутренней и внешней войны именно он пустил сюда Упивающихся. Он своими руками уничтожил свою (и многих) веру в то, что «Мой дом — моя крепость», с того дня Хогвартс был не домом, не защитой, а концлагерем. Твердь в ближайшем радиусе впитала в себя больше невинной крови, чем большинство братских могил. Драко заподташнивало, он зажмурился и попытался собрать хоть немного слюны, чтобы смочить будто обожжëнное адским дымом горло, но во рту всë связывалось только больше. Бедный крëстный должен был в одиночку (и при том незаметно) бороться за каждого пытаемого ребëнка, пока он рвал на себе волосы в том туалете, в котором ему однажды посчастливилось не умереть. А Гарри уже понял, что не имел дома, пока в его жизни не появились его любимые белокурые мальчики. У самого директорского кабинета парни останавливаются ещë раз, встречаются взглядами и, синхронно постучав (от чего-то именно по четыре раза), решительно входят внутрь. Гарри очень надеялся на Минерву, он конечно сообщил ей, что Драко многое пережил и очень изменился, да и вообще просто было некому ему помочь, но мало ли... Ведь очень опытные люди, хорошие преподаватели, к числу которых брюнет причислял Макгонагалл, совсем не психологично доверились внешней маске, не разглядели за поведением Драко его боли, льющейся незаметно, но очень рискованно играя с жизнью, как внутреннее кровотечение. Хотя даже сам Гарри, вспоминая, понимал теперь истинное значение взглядов и слов загнанного в угол парня, тогда он просто не хотел понимать. Но на какой же тонкой ниточке болтался Драко в те годы. Залезь в один не прекрасный день Волдеморт к нему в голову... Скользкий хозяин явно позабавился бы ироничности сложившейся картины. Он без сомнений раздавил бы Драко на глазах у всех, в поучение, в пример для других, растоптал бы хрипящего мальчишку каким-нибудь изощрëнным методом. А в конце наступил бы на бескровную тонкую шею, как бы говоря, смотрите, все, внимательно смотрите, что будет, если вы или ваши дети надумают отдать своë сердце врагу. Гарри оглушил фантомный хруст мелких косточек, он тряхнул головой, сбрасывая с себя морок слишком реалистичных догадок. До сегодняшнего дня блондин был в этом кабинете ещë тогда, когда он принадлежал Великому Альбусу Дамблдору. Крëстный никогда не звал ни его, ни других учеников сюда во время своего директорства, Так что Драко не знал, потеряло ли былую загадочность это место. Не потеряло. Похоже главный кабинет Хогвартса всегда сохранял свойственную только ему таинственность, подстраиваясь под волшебника, занимающего директорский пост. Стены, увешенные портретами предыдущих директоров (увидев портрет Северуса Снейпа, сердца молодых людей сжались, и во рту сделалось очень сухо, у Драко вообще было ощущение, что язык в один момент просто не отлипнет от нëба), да лëгкий дымок — единственное, что осталось прежним. Неопозноваемые звуки, доносившиеся будто отовсюду были совершенно другими, и неизвестные причудливые предметы, и столики разной формы, и статуэтки (в форме древних представителей кошачьих), испещрëнные рунами, — тоже было другим и ни чуть не похожими на всякие дамблдоровские штучки. Директор сидела на своëм месте, чуть склонившись над столом. Она отложила перо и встала, поправляя очки. Гарри заходил к бывшему декану своего факультета не реже, чем раз в полгода, и в каждый из них женщина улыбалась. Сейчас еë лицо выражало мало эмоций, глаза — не прочесть. Драко было очень не по себе. На последнем курсе Макгонагалл вот точно так же, как и сейчас, поджимала губы и, проходя мимо него, делала вид, что не замечает столь низкого существа. Драко вежливо поздоровался, но не ожидал большого эффекта (с профессорами он всегда был учтив, даже когда все ненавидели его), но, к его удивлению, морщинистое лицо расслабилось, уголки губ чуть поднялись в неловкой улыбке. И Драко, и Гарри облегчëнно выдохнули. О, как же долго они беседовали... Если бы не часы (странные планетные часы с двенадцатью стрелками, к слову, всë ещë были здесь, но с новым директором и более понятные тоже появились), то Драко был бы уверен, что солнце закатилось и встало обратно как минимум три раза. Минерва быстро смягчилась после более подробного рассказа о его жизни после исполнения приговора. Перед темой ребëнка Драко предельно напрягся, но, как оказалось, напрасно. Женщина, узнав, что сыну Драко с Гарри уже 9 лет, смотрит уже на Гарри почти с осуждением, но блондин спешит объяснить, что Герой не бросал его и ребëнка на произвол судьбы, и вообще ничего не знал, и что ответственность целиком и полностью лежит на нëм самом. Драко задаëтся вопросом, почему люди не взъедаются на него за то, что он забеременел без гарриного разрешения ещë больше (а с другой-то стороны, куда ещë больше), когда и Минерва терпеливо дослушивает его до конца, при этом не спеша осуждать. — Мне горько за тебя, Драко, ничуть не меньше, чем за остальных. — Говорит бывший профессор трансфигурации, когда Драко порывается извиниться. — И все мы, профессора, тоже должны просить у вас, наших учеников, прощение. Возможно, будь мы более внимательными и менее предвзятыми, всë было бы... иначе. И я говорю не только о вашем поколении, об этом следует помнить во все времена. — эти слова надолго западают в душу Драко и Гарри. Они ещë не раз позже подумают об этом. Первым делом в уме начинают крутиться мысли о Томе Реддле, выросшим при других обстоятельствах и с вовремя оказанной помощью (ведь сумасшествие — лишь проклятие рода). О таком лучше не думать. Под конец встречи Макгонагалл искренне улыбается обоим парням (и глаза больше не ледяные; в них хоть и печаль, но светлая), проводит рукой по плечу Драко и сжимает его предплечье. Гарри даже немного горд за бывшую наставницу. Не подвела. Драко хоть и храбрился, крепче сжал ладонь брюнета, когда они спустились по винтовой лестнице. Похоже было время перерыва, потому что освещëнный дневным светом коридор был наполнен гомоном ребят, готовящихся к следующим занятиям. Все вокруг будто разом замерли и уставились на них. Драко радовало только то, что сейчас в Хогвартсе не могли учиться дети их однокурсников. Со всех сторон послышались взволнованные голоса: — Это...

— Это же...

— Гарри Поттер...

— А с ним...

Драко не успел расслышать, как его назвал какой-то кудрявый шестикурсник, Гарри резко дëрнул его за руку и помчался мимо шокированных учеников прямиком на улицу. Свет снаружи, после всë-таки затемнëнных, несмотря на обилие окон, хогвартских коридоров, кажется парням слишком ярким. Им пришлось проморгаться, однако глаза всë равно вмиг заслезились. Но они не обращали на это ни малейшего внимания, они продолжали бежать, держась за руки, Гарри мог вновь насладиться чуть хрипловатым и таким редким смехом Драко, который чувствовал себя до того свободно, что кружилась голова. Он ощущал себя вновь мальчишкой, только очень счастливым, оказавшимся в одной из своих грëз, в которой ни его, ни Гарри, ни весь этот мир не ожидала впереди война; в которой он с самого начала был самим собой; в которой мальчик с зелëными глазами был его другом, а после легко ответил на чувства, и вот теперь, наплевав на мнение окружающих, сплетал с его пальцами свои и вëл его за собой. Куда — Драко уже давно не важно, лишь бы с Гарри, ведь только ему он может доверять. Они прибежали к озеру, где какое-то время ещë не могли отдышаться от непривычного количества сделанных шагов в минуту. Их руки и не думали отпускаться друг от друга, их взгляды также были едиными, то встречаясь, то наблюдая за совсем непроглядной поверхностью Чëрного озера, никогда не застывающего из-за населяющих его существ. Вероятно, тëмной-тëмной ночью они поднимались над глубокими водами и заводили свои игры с хороводами под удивительные, но тихие песни. Непонятный хлопающий звук заставляет Гарри и Драко синхронно обернуться. Зелëные и серые глаза видят одно и то же, но парням всë равно не верится, даже когда они переспрашивают друг у друга. Со стороны совятни к ним приближался филин. Малфоевский филин, когда-то давно подаренный Драко родителями. Большой комок перьев, начиная ещë громче хлопать крыльями, не делает ни единого дополнительного круга, сразу приземляясь на вытянутую, чуть подрагивающую руку блондина. — Агмунд! — парень провëл рукой по растрëпанным пëрышкам, заглянул в понимающие охровые глаза. — Гарри, смотри! Агмунд! — Драко охватил настоящий восторг, который передался и Гарри. — Агмунд для меня не просто птица, он был моим, можно сказать, личным психологом. — сейчас блондин может уже и посмеяться над этим, но это не было привычное веселье. Воспоминание, когда-то настолько грустное, что губы сами кривятся в подобии улыбки, объединяясь в странную картину вместе с глазами, полными настоящей радостью от возвращения пернатого друга. — Он первым услышал о моих чувствах к тебе, был рядом очень долго и не хотел улетать до последнего. Птица перелетает на плечо Гарри и, перетоптываясь с лапки на лапку, начинает перебирать клювом его волосы. Агмунд, в отличие от Драко давно его принял. Чуть позже Гарри выяснит, что через какое-то время после войны филин прилетел из Запретного леса, в котором, похоже, нашëл себе временное пристанище. У Агмунда было повреждено крыло, поэтому его приходилось удерживать силой в некоторые дни, в остальные он и сам не собирался покидать совятню. До брюнета далеко не сразу доходит, что странное поведение филина было связано с его приходами в Хогвартс. Питомец Драко чувствовал его, рвался к нему, но сил не хватало. Только близость хозяина дала ему такой мощный прилив энергии, что ему все преграды в раз стали нипочëм. — Никси! Никти! — чуть позже зовëт Гарри. Он ещë дома обещал Драко устроить встречу с домовыми эльфами. Неразлучная парочка аппарирует с одним хлопком. Никти рассказывает в общих чертах как они, а Никси берëт на себя ответственность отрапортовать: Никти быстро приходит в норму после девяти лет одиночества, и совсем скоро они хотели бы вернуться на службу к своему бывшему хозяину. За время этого не длинного разговора Гарри с Драко несколько раз переглядываются, отмечая для себя кое-что. Два лопоухих существа как появились, держась за руки, так и исчезли, не отпуская друг друга даже во время беседы. Ещë чуть менее сдержанный Никти бросал всë время на своего друга очень нежные взгляды, в то время как тот заметно сжимал его сухую ручку крепче. Драко вновь чувствовал себя будто легче, но, благодаря Гарри, не задумывался о том, чтобы завинить себя по этой причине. Гарри одну руку выставляет в сторону, и парень с радостью прижимается к нему (не отпуская рук не очень удобно, но это ничего), озябшие пальцы того и гляди покроются инеем, но это тоже ничего, Драко не собирается прятать их в кармане тëплого пальто, зарывается ими в волосы, припорошенные снегом, сыплющимся с неба уже крупными пушистыми хлопьями. В светлых волосах снежинки совсем теряются, сливаются в одно эльфийское целое, Гарри посмеивается и любовно приглаживает неуместно вспушëнные волосы своего парня, опускает руку на его пояс, крепко притискивая к себе. От дыхания холодная плáтина быстро приобретает заиндевевшую корочку. Брюнет чувствует щекочущее ощущение — это от горячего дыхания Драко на его шее появляется влажность: выдох, не успевший сформироваться пар. Блондин возится холодным носом за его воротником, размазывая конденсат, и у Гарри от этого идут мурашки. Перед тем, как аппарировать на Гриммо, у Драко вновь случается небольшая (конечно для него большая, и ещë какая) радость — Гарри опять так по-мечтательному, так невыносимо ласково затягивает его в тягучий поцелуй. Так, как он всегда и хотел. Не таясь. Прямо на территории Хогвартса, не задумываясь о возможно сотнях любопытных глаз. Скорпиус провëл весь день с Фредом и Джорджем, а вечером, сидя за ужином с родителями (близнецы вернули мальчика домой и довольно быстро попрощались, отправляясь дорешивать проблемы бизнеса), возбуждëнно делился впечатлениями от весело проведëнного дня. — Представляете, а в их магазине ещë и... А потом там такой ба-бах получается... Видели бы вы, папы... А также... — Драко был уверен, что сын будет в восторге ещë очень долго, и ещë дольше будет вспоминать и рассказывать о многообразии яркого, взрывного, шипучего и пахучего во «Всевозможных волшебных вредилках». — Как бы мне хотелось сходить туда ещë раз вместе с вами! — вот такая простая фраза, переполненная детской надеждой, заставляет Драко задуматься о возможности преодолеть ещë один свой страх и оказаться в шумном и оживлëнном Хогсмиде. Гарри видит незаметные на первый взгляд изменения в Драко. Это наверняка из-за встречи с Фредом. Вечером, когда Скорпиус засыпает, нагладившись перьев нового жителя дома, сам собой завязывается разговор о прошлом. — Если бы я знал, что ты был там... Что ты всë видел, я конечно же рассказал бы тебе, что Фред выжил, — тема уже вроде давно закрыта, но Гарри по прежнему винит себя. Что, если бы это была последняя капля для Драко?.. — Я знаю, Гарри. Мы не поднимали на поверхность те воспоминания до похода в Нору, ты просто не думал, что я вообще знаю о случившемся с одним из близнецов. Меня и правда там не должно было быть, но я задержался. Хотел возможно в последний раз взглянуть на тебя, я, честно, в тот момент почти потерял веру в победу Света. — эти слова возможно чуть облегчают гаррину вину, но усиливают его боль за (свою уже семью) среброглазого мальчика с их крошкой в бледном животике. — И когда Хагрид вынес тебя из леса... Я... Я собирался сделать то, что пообещал себе исполнить при таком исходе. Последовал бы за тобой я! — и глаза у блондина такими стеклянными становятся... Гарри наконец осознаëт, что для Драко действительно могло быть последней каплей. — Всë обошлось, мой хороший! — Драко становится очень тепло, тепло и спокойно. В руках Гарри он быстро приходит в себя, забывается, и всë плохое будто сразу отступает назад, всë так же скалится, но рычит уже не слышно и подойти не осмеливается. Спустившись на следующее утро вниз, Драко замирает на пороге. Гарри сидит на диване (как всегда игнорируя место во главе стола), а в его руках свеженький, ещë пахнущий типографской краской, выпуск «Ежедневного пророка». На первой странице значится заголовок, буквы, из которых он складывался, были напечатаны крупным жирным шрифтом: — Бывший Упивающийся смертью вернулся в магический мир! Гарри Поттер был замечен с Драко Малфоем! — парень машинально начинает читать вслух и кривится; да уж, спасибо за напоминание, а то вдруг кто-то забыл кто он такой, как же!... — Что же это: скандальная правда, разыгравшаяся фантазия заскучавших учеников Хогвартса или же возмутительная провокация? Узнаете поподробнее на странице... — Без этого не обойтись, Драко. Но мы... Я... — Гарри уже рядом, поворачивает блондина к себе, ласково гладит за фарфоровым ушком. А Драко всë равно немного страшно. Это сейчас всего лишь догадки, но что будет, если они покажутся на людях вместе? А Гарри вообще хочет этого? Появляться с ним где-то в открытую?.. — Хочешь, я сейчас пойду и разнесу там весь «Пророк»?! Ну? Хочешь? — Не хочу, — запоздало улыбается Драко. И тут же опасливо спрашивает, — А мы можем... В Хогсмид... Вместе... — уже договорив, парень не уверен в положительности своей затеи. Это ведь точно появятся фото, ещë больше статей... А когда узнают о сыне... — Конечно. — Гарри даже не думает над ответом, и это подкупает. А после брюнет ещë и добавляет, — Как только ты будешь готов, мы отправимся туда. И не волнуйся, пожалуйста, о мнении и реакции окружающих, они непредсказуемы, но мы справимся. — Драко вздыхает, кивает и утыкается лбом в плечо, за которым можно было бы спрятаться в крайнем случае, но он этого не сделает в любом. Потому что теперь они с Гарри вместе. С этого момента дни для блондина летят очень быстро. Через неделю Скорпи первый раз засыпает в своей собственной кровати в комнате напротив родительских спален. Драко понимает, что сын растëт, и это нормально, так и должно быть, его малышу уже целых девять лет, но, как и для любого родителя, этот переход к чуть большей самостоятельности одновременно и радостный, и сердцесжимающий. Гарри заходит к Драко перед сном, и на этот раз блондин позволяет себе попробовать закрыть глаза во время поцелуя, но желание видеть взгляд своих любимых глаз пересиливает. — Что ж, я пойду..? — уже после разъединения губ, обведя напоследок нижнюю губу Драко большим пальцем и, пожелав ему спокойной ночи, с полувопросительной интонацией уточняет Гарри. — Угу... — Драко кивает. Как же брюнету хотелось бы остаться, но Драко, очевидно, не был готов к этому. Гарри мог бы просто действительно спать рядом, не делая никаких интимных поползновений в его сторону, но в глазах напротив и так читалась неловкость. Парень не хотел, чтобы Драко выходил из зоны комфорта. Нужно просто ещë немного подождать. Ещë через неделю Драко охватывает чувство дежавю. Он снова спускается на кухню поутру. Гарри сидит всë на том же месте, на том же диване, и в руках его всë тот же «Пророк». Только на первой полосе теперь красуется очень красочная фотография, так что Драко не до заголовка даже. На снимке они, только вышедшие на улицу из «Сладкого королевства», Гарри что-то говорит смеющемуся сыну, которого держит на руках, и Драко, обнятый его геройской рукой, тоже счастливо смеëтся. — Ну... Теперь все знают. — блондин не мог определить, что чувствует по этому поводу, поэтому решил уточнить у Гарри, — Тебя это совсем не волнует? — Драко отошëл к окну и резким движением отодвинул тюль в сторону. — Только если это волнует тебя. — блондин не видел, как Гарри поднялся со своего места, поэтому вздрогнул, когда почувствовал лëгкие касания чуть ниже своей шеи (где-то над лопатками). — Скажи, разве я вчера дал тебе повод, чтобы подумать, будто я стыжусь тебя, или что ты там подумал? — тыльной стороной ладони Гарри продолжал поглаживать бледный участок кожи, открывшийся из-за съехавшей ткани кофты. — Драко, вспомни вчерашний день и ответь мне. Драко отлично помнил вчерашний день: они решились отправиться в Хогсмид. Настроение у всех было предпраздничное: впереди был главный праздник в году. Весь мир готовился к Рождеству. Вокруг стоял терпковатый еловый запах, насыщенный цитрусовый аромат сочных мандаринов и ярких апельсинов сразу делал всех счастливее и радостнее, вместе вся эта пахучая смесь создавала особенное рождественское настроение. Драко с болезненным теплом вспоминал те прекрасные времена, когда в этот замечательный праздник отец не думал об ужасах будущего, а просто был дома. Не в смысле простого нахождения в стенах или на территории поместья, а в мыслях. Нарцисса и Люциус временно забывали о своей чопорности, скидывали серьëзность и, искренне смеясь, наряжали огромную ель вместе с маленьким сыном. От грустных мыслей Драко отвлëк смех Гарри и Скорпи, они схватили папочку за руки и потащили его в самый центр знаменитой деревушки. Люди, вопреки страхам Драко, совсем не замечали ни его, ни даже Героя с ребëнком на руках, а те, кто всë-таки замечал, ничего не говорили (по крайней мере не так громко, чтобы странная для всех семья(?) услышала их). Маги сновали по людным улицам туда-сюда, в их руках были свëртки и коробки разных форм и размеров, чьи-то подарки были уже красиво упакованы в подарочную бумагу, другие ещë оставались без красивой одëжки. Гарри всем сердцем желал показать Скорпиусу всю эту сказочную атмосферу таких вот семейных прогулок (которых был лишëн и он, и Драко в своëм детстве), хотел показать Драко, что не каждый волшебник посчитает должным что-то сказать им, упрекнуть его, вообще обратить внимание. Хотел показать, что Драко может вернуться в магический мир целиком, не прячась, не боясь, спокойно выходить на улицу и наслаждаться жизнью. Драко, ведомый из одного заведения в другое, разглядывал отражения разноцветных огоньков на белоснежном снежке, чуть притоптанном множеством тëплых ботинок, большие неоновые вывески были призваны привлекать внимание и зазывать новых посетителей. Люди, живущие здесь, когда-то познали все ужасы сначала судорожного ожидания войны, а после и еë самой, участвовали в Битве за Хогвартс и, возможно именно поэтому сейчас жизнь кипела в этом месте по-особенному ярко, долгожданно, отвоëванно. Гарри стремился скупить для Драко как можно больше всего, хотелось окунуть его в роскошь, от которой он уже успел отвыкнуть. Новые перья (блондин по своему желанию потихоньку приобщался к колдомедицине, помогая Гарри с бумажной работой), много новой одежды (Драко так давно не надевал на себя мантию... Хотя не то, чтобы хотелось, в магловских вещах было куда удобнее), ингредиенты для зелий, которые блондин очень хотел сварить. И ещë много всего. Парень смеëтся в ответ на нежную улыбку Гарри, отыскавшего его среди всяких там вазочек, искусственных камушков, резных свечей и прочих элементов декора. Он думает, что начинает походить на настоящую хозяйку дома на площади Гриммо, раз уж у него появилось желание украсить особняк собственными руками. Ближе к концу прогулки до чутких ушей парней доносятся несколько не очень приятных фраз, но Гарри шепчет не обращать на них внимания, и Драко очень старается. — О-о-о! Стойте-стойте! — Драко даже делает пару шагов назад, когда слышит неприятный пискловатый голос Риты Скитер. Единственное, что парень запомнил, так это то, как крепко сжимал ладошку сына. Гарри что-то говорит надоедливой женщине, но блондин не может разобрать ни слова, он погряз в своих мыслях, как сбившийся с пути путник в густой жиже огромного болота. Скорпиус тоже напрягается, чувствуя волнение родителя. Драко думает, что Гарри пытается договориться с малоприятной (совсем не) корреспонденткой, чтобы она не писала никаких статей, не обозревала то, что увидела Гарри вместе с Упивающимся смертью (пусть и бывшим) и с подозрительно похожим на них двоих мальчиком. Ему видится, словно все прохожие, до этого занятые своей жизнью, наконец разглядели его, когда-то совсем размазанного болезненным месивом под ногами этого жестокого мира, а сейчас только-только поднимающегося откуда-то снизу, собирающегося воедино издевательски медленно, по атомам. Блондин даже будто слышит чьи-то громкие разговоры, слова, осуждения, ощущает себя в центре сжимающегося кокона ненависти. Вся эта серая помесь чувств не успевает оформиться в панику или приступ (ещë не хватало добавить своему Герою проблем), потому что на первое место выходит другое переживание. Да, его Гарри никогда ему не скажет, но внутри наверняка пожалеет, непременно подумает, что нужно было держать общение с Драко в тайне (а ведь, посмотрев на них, не сложно догадаться, какое именно между ними общение), возможно даже вообще не выпускать блондина в "свет". Как только случайные свидетели и Рита Скитер выполнят свои обязанности (распустят побольше сплетен, наверняка приправленных грязными предположениями), на Героя вновь посыпется назойливое внимание, нескончаемые просьбы о эксклюзивном интервью, расспросы друзей и знакомых. А ведь Гарри ещë и работает, прямо взаимодействуя с людьми. Брюнету, конечно не в первой, но... Парень быстро обрубает ересь, оплетающую здравые мысли в его голове, когда Гарри неожиданно пробирающим до глубины жестом заводит его за свою спину и переплетает их пальцы в замок. Если брюнет и делает что-то, то только для их общего блага, вдалбливает себе в голову Драко. Блондин ведь с самого начала знает, что не каждый сможет принять его (но ему этого и не требуется вовсе), как это сделали Рон с Гермионой и вся семья Уизли, напротив, ему их прощение дороже всего. Так чего он тогда себя вновь изводит? Его путь к этим счастливым минутам был слишком долог и сложен, проложен сквозь тернии, лабиринты и своры монстров (внешних и внутренних), неужели он готов так просто всë отпустить теперь? Нет. Драко сожмëт зубы. И будет бороться со своей неуверенность, которая представляет собой наибольшую опасность для их будущего. Будет, пока Гарри смотрит на него с такими сбивающими с ног волнами эмоций. На самом деле Гарри не отказался от коротенького интервью, только убедительно посоветовал Скитер напечатать всë слово в слово, без добавлений своего мнения и предположений. После ухода женщины обстановка постепенно снова разряжается, становясь прежней: весëлой и радостно-сочной. Заботливый взгляд Гарри и лучащиеся радостью глаза Скорпиуса действуют на Драко, как лучшее успокоительное, как мамины круассаны посыпанные сахарной пудрой, в детстве они исцеляляли все его обиды и болезни. — Нет... Не давал. Прости, Гарри. — Драко развернулся и попал прямо в тëплые объятия, показывающие, что Гарри не сердится на него за его очередную надуманную проблему. — Я люблю тебя... — выдыхает брюнет в мраморное ушко. Он часто говорил эти три красивых слова, невероятно сложных в своей простоте. А вот Драко иррационально боялся произносить это разрывающее его на части признание. Казалось, что если он будет частить с ним, то Гарри перестанет ему верить. — Я тоже... — всë же доносится до слуха Гарри, спустя несколько мгновений нелëгких для Драко размышлений.