Сосуд

— С этого дня все будем спать в общей гостиной, — громко сообщил Дмитрий и, сбросив висящие на плечах сумки с инструментами вниз, обернулся к стоящему под лестницей отряду. Через секунду Генерал и сам опустился на верхние ступени. Медленно и сдержанно, словно такое действие было продиктовано не дичайшей усталостью, а всего лишь мимолетным желанием на время принять сидячее положение. Для удобства. Ничего особенного. Ничего экстраординарного. Все идет по плану. По крайней мере, присутствующие должны были продолжать думать именно так. Дмитрий все еще держал спину идеально прямой, цепко и чуть ли не повелительно положив руки на широко расставленные колени. Подбородок остался высоко поднятым. Анна, Грег, Лестер и даже Лэйн не церемонились — едва стащив с себя верхнюю одежду, они повалились на оставшиеся свободные места посреди мягких диванных подушек гостиной. Могли себе позволить. На фоне их искреннего, расхлябанного изнеможения его собственная фригидная, напускная собранность оттенялась как нельзя удачно. Генерал не устал. У Генерала все под контролем. Нет причин для беспокойства. Все хорошо. Каждая деталь его образа кричала лишь об одном, несмотря на залегшие под глазами синяки и чуть заметную дрожь в пальцах. Каин, пытаясь не зацепить мебель крыльями, принялся вальяжно лавировать между кресел и столов, продвигаясь к дальнему углу комнаты. К тому, где не стояли ни Анхея, ни Пилеон. Бессмертные, как обычно, разбрелись по разным сторонам и старательно делали вид, будто бы они не замечают друг друга. Зато Каин поднял глаза на Дмитрия — они вновь сверкнули красным. На этот раз его взгляд был достаточно красноречив. Испарилась привычная загадка, пропали недосказанность и вязкая вуаль неоднозначности — мысли ангела казались почти осязаемыми.  Когда-нибудь ты оступишься. Ошибешься. Не справишься. И тогда понадоблюсь я. Дмитрий плотнее стиснул челюсть. Конечно же, себе он врать не собирался. Это было бы губительнее всего. Так и случится. Когда-нибудь его уязвимое смертное тело сломается. Не спасет даже разум. Его сила, его воля, его настойчивые приказы самому себе продолжать бороться ни на что не повлияют. У всего есть лимит. У всего есть конец. Если ты не бессмертен. Даже самый крепкий металл ломался под гнетом времени и агрессивной среды. Дмитрий не разрывал с Каином зрительного контакта. Сегодня я точно не разрушусь. Можешь не ждать. Пока внутренних ресурсов для сохранения роли Железного Генерала хватало. Броня держалась крепко. А если ее станет мало — он перейдет к стали, затем — к титану, наконец — к кремнию. Будет держаться так долго, как только будет способен. Полумеры остались в далеком прошлом. Каин отвернулся первым и, хмыкнув, едва заметно покачал головой. От ангела сквозило извечной снисходительной прохладой бессмертного существа, для которого людские жизни — не более, чем песок, утекающий сквозь пальцы. Но сейчас Дмитрию даже на миг показалось, что на лице Каина посреди плохо скрываемого высокомерия затерялась и едва заметная грусть. Генерал медленно обвел вкрадчивым взглядом гостиную и поднялся на ноги, словно бы пытаясь что-то доказать самому себе. Мышцы противно заныли. — Эта комната хорошо отапливается, здесь нет преград и легко выбраться, — голос стал громче, а тон увереннее. — К тому же каждый сможет видеть остальных. Мы все — как на ладони. Будем дежурить, чтобы история с Амиром больше не повторилась. Последняя фраза едва прорвалась сквозь пересохшее горло. Глаза Генерала против воли метнулись к тому месту, где когда-то стояло окровавленное кресло. Пусто. И внутри тоже будто бы чего-то не хватало. Я ведь спас их когда-то. Амира. И этого занудного холерика Ноа. Наверное, самый причудливый дуэт, который ему доводилось видеть. Больше двух лет назад Дмитрий прорвался в полуразрушенный ангар, где они прятались от зараженных — оба раненые, обессиленные, до смерти напуганные, а потому еще более отчаянные и нервные — Ноа чуть было не кинулся на него с маленьким перочинным ножом. Даже воспоминания о том эпизоде казались нелепыми. Оба избежали укусов. Счастливчики. Ведь это — единственный фактор, который определял выбор между спасением и смертью. Дмитрий смог вывести их и доставить к безопасному форпосту, отправив на тот свет с десяток тварей. Там им было самое место. Зараженные люди все равно давно умерли — во всех смыслах — лишь их полые оболочки продолжали бездумно передвигаться. Слепой поиск пропитания. Чистое выживание. Паразитизм. По крайней мере именно это Генерал вдалбливал себе в голову каждый раз, когда встречал их. Они мертвы. Мертвы. Мертвы. А он хотел спасти живых. Ноа. Амира. Тогда казалось, что его действия имеют значение, но, видимо, от судьбы не убежишь. Смерть всегда возвращалась и забирала тех, кого вырвали из ее загребущих когтей. Не справился. Кулаки непроизвольно сжались. О судьбе Ноа все еще ничего не было неизвестно, а на днях Анна сказала, что тело Амира начало разлагаться. Неясно, сколько им еще доведется пробыть в Роткове. Скоро оттягивать неизбежное будет попросту глупо — им придется его похоронить. В этой промерзлой дыре. Среди чужих могил. Рядом с символическим монументом, исписанным сотней строчек. Включая одну определенную. Имя. Конкретное имя. Болезненное имя. В пальто было так душно. Дмитрий начал расстегивать пуговицы. Больше никого не потеряю. Ни за что. — Так нам нести спальники сюда? — голос Грега долетел до него будто бы с опозданием. — Да, — Генерал отсутствующе кивнул. — Я надеялся, что не увижу их как минимум до отбытия из Роткова. Послышалось несколько приглушенных одобрительных смешков. Дмитрий резко поднял глаза на парня. Тот широко улыбался. Без издевки. Искренне. Сейчас мало кто так умел. Грег, как обычно, пытался поддержать общий боевой дух. И каким-то невероятным образом ему это даже удавалось, хотя у самого на лице то и дело мелькала тень безнадеги. Наверное, Генерал мог бы сказать все, что думает. Строго отрезать, что надежда давно оставила этот мир и стоит даже забыть об таком слове. Призвать не расслабляться. Относиться ко всему очень серьезно. Окаменеть. Окоченеть. Но что-то его удерживало. Возможно, остаток тепла в теле, которое сконцентрировалось аккурат там, где его торс соприкасался с запрятанной во внутреннем кармане пальто серебренной флягой, наполненной виски. Или, быть может, потому что он все еще видел периферийным зрением алое пестрое пятно. Единственный оттенок красного, который ему нравился. Который не вызывал тревоги. Лэйн стащила платок с головы, но он все еще оставался обмотанным вокруг ее шеи, концы яркой ткани спадали на часто вздымающуюся грудь. Она поправила выбившиеся передние пряди волос, убрала их с лица. Дмитрий чувствовал, что графитовые глаза девушки были прикованы к нему. — Воспринимай это как подготовку к возвращению на «Адам», — спокойно сказал Генерал. Он повернул голову к Грегу и даже попытался улыбнуться, а затем, финально пробежавшись взглядом по гостиной, добавил: — Берите все нужное. И не тяните. Отбой — через полчаса. Освободите девушкам место у камина — там теплее.  Словно бы подавая пример, Дмитрий развернулся и первым начал идти на второй этаж. К ногам, казалось, прибили бетонные блоки. Он мрачно хмыкнул на ходу. За спиной раздавалась какофония звуков. Шаги, скрип дверей, разговоры, нервный смех. Кто-то нагнал его на лестнице, но остался позади, будто бы опасаясь вырваться вперед. Генерал так и не ускорился. Лишь методично преодолевал ступень за ступенью. Вышколенность — в каждом движении. Иллюзия контроля. Пока ее было достаточно. Вот и славно. Когда Генерал оказался на пороге своей спальни, то почти вслепую нащупал оставленный на коробке возле входа ХИС. Разжигать масляную лампу не было никакого смысла — долго в этой комнате он не задержится. Дмитрий ударил длинным пластиковым стиком по ладони — пространство тут же озарилось тусклым зеленым светом. Хорошо. Эта изумрудная полутьма приносила умиротворение. Дмитрий несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул, а затем прошел внутрь, тихо прикрыв за собою дверь. Словно бы по инерции он продвигался ко стулу у письменного стола. Мужчина не помнил, как опустился на него. Возможно, тело все-таки сдалось. Просто в какой-то момент Генерал уперся локтями в колени, сгорбив спину. Прожигал глазами пол. ХИС выскользнул из ослабевших пальцев. Дмитрий положил руку на основание шеи. Начал массировать мышцы, ладонь задержалась на выпирающем позвонке по центру. Он так устал, что не хотелось даже курить. А это показатель. Мужчина мрачно оскалился. Корпус опускался все ниже и ниже. Раз. Два. Три. Он резко выпрямился. Очертания комнаты от такой кардинальной смены положения головы начали расплываться перед глазами. Генерал пытался сфокусироваться. В ушах стоял устойчивый гул. Дмитрий заставил себя поднять руку. Нащупал пластик приемника. Другой ладонью — металл микрофона. Включил оба устройства. Антенну ему удалось вытянуть почти на автомате. Из динамиков тут же раздалось привычное шипение. Чуть подавшись вперед, Генерал перепроверил частоту, едва различив в полумраке крошечные цифры на узкой шкале радио.  — Профессор, — отчеканил Дмитрий, придав своему тону как можно больше твердости. Какое-то время приемник лишь низко гудел хриплыми помехами, а затем мужчина смог различить едва уловимые поспешные шаги на другом конце радиоэфира. За ними последовал скрип дерева. — Дмитрий, — Донован разрушила скрипящую тишину, казалось, что женщина улыбается. — Слышу по голосу, будто что-то произошло. — Много чего.  — Хорошего или плохого? Генерал сглотнул и откинулся на спинку стула. Уткнулся взглядом в потолок, отрешенно наблюдая, как на нем танцуют зеленоватые блики. — Смотря, с какой стороны посмотреть, — он пожал плечами и устало протер ладонью глаза. — Подожди, — профессор цокнула языком. — Налью себе портвейна. Вновь раздался скрип, а затем шаги, но теперь удаляющиеся. Дмитрий кивнул. Хорошая идея. — Давай, — прошептал он. Губы едва двигались, а потому Генерал не был уверен, что профессор его вообще расслышала. Рука сама потянулась ко внутреннему карману пальто. Он достал флягу. Судя по весу, в ней не хватало минимум трети содержимого. Неплохо же ты приложилась. Мысль о Лэйн заставила уголок губ слегка приподняться. Дмитрий вспомнил, как она закинула голову к небу. Думал о передних прядях черных блестящих волос, выбившихся из-под платка. О том, как уста девушки обхватывали серебро. Как ее язык пробежался по верхней губе, слизывая капли виски. Живот сжало в тягучем спазме. Генерал быстро открутил крышку и приник к горлышку фляги. Осушил ее до конца. Как только последний глоток алкоголя начал стекать вниз по горлу, к нему вновь пришел стыд. И вина. Опять напиваюсь во время отчета. Не то, чтобы Донован не знала о его зависимости. Он пытался скрывать. По началу. Но от профессора не ускользало почти ничего из происходящего на «Адаме». Правда всплыла на поверхность достаточно быстро. Мне все равно, как ты справляешься со своими демонами. До тех пор, пока ты их контролируешь и остаешься в обойме. Ее холодные, чуть ли не грубые, безусловно циничные, но совершенно рациональные слова, произнесенные почти на ухо вкрадчивым полушепотом, стояли в памяти. Как и сигаретный дым с ароматом мелиссы. Дмитрий хмыкнул и, потянувшись вперед, положил пустую флягу на стол рядом с микрофоном. Интересно, была бы профессор со мной так же либеральна и снисходительна, если бы узнала, что я делился алкоголем с Лэйн? Их Святым Граалем. Приоритетом их миссии. Снискал бы он, подобное понимание, если бы Донован или еще кому-либо стало известно, как сильно ему хотелось запоздало поймать вкус чужих губ? Насладиться остатком поцелуя на холоде серебра? В последнее время Дмитрий нарушал устав на постоянной основе. И получал от этого удовольствие. А потому я никак не могу остановиться. — Тут. И уже вся во внимании, Железный Генерал. Он не услышал, как профессор вернулась к радиоприемнику на той стороне эфира. Лишь вздрогнул, когда ее резкий, деловитый голос разорвал тягучую безмятежность и монотонность шипящих помех. Дмитрий заговорил. О тайном кабинете. О разбитом окне в нем. О том, как Лэйн удалось его найти. О многочасовых поисках нужных книг. О дневнике основателя поместья и всего Роткова. О визите Бориса Романова. Горло уже саднило от длительного монолога. Иногда радиоволны доносили до него легкий звон бокала о дерево. Профессор отпивала портвейн раз в несколько минут. Он ей завидовал. Взгляд то и дело скользил к пустой фляге на письменном столе. — Романов путается под ногами? — неожиданно спросила Донован. — Не сказал бы… — Дмитрий осекся на полуслове и непонимающе склонил голову к правому плечу. — Пока он просто бесполезен. Почему ты спрашиваешь? — У тебя чуть ли не зубы от злости скрипели каждый раз, когда ты о нем говорил. Генерал шумно выдохнул через нос. Так заметно? Наверное, это стало прямым следствием усталости. Первым, но точно не последним. Внутри вновь кольнуло. Чувство вины стало настойчивее. Громче. Это просто никуда не годится. — Романов насквозь фальшивый, — как можно спокойнее ответил Генерал, но взгляд метнулся в сторону, словно он не мог сохранить прямой зрительный контакт с профессором даже сквозь радиоэфир. — А я такое не перевариваю. — Не меняешься, — Донован довольно хмыкнула, вновь раздался легкий звон стекла. — Продолжай. Дмитрий был только рад перевести тему. Он рассказал о находке Грега, но сознательно умолчал, что сомневается, попал ли жетон Джозефа Р. изначально именно в руки парня. Лэйн замешана. В разуме поселилось уже не подозрение, а твердая уверенность. Но Генерал пытался больше не упоминать девушку в разговоре. Вообще. Страшился себя, звучания своего голоса, опасался, не окрасится ли его тон эмоциями, которые он хотел бы удержать в себе, но не смог бы. Донован незачем было это знать. К миссии происходящее все равно не имело никакого отношения. Его чувства — чем бы они ни были — это обособленный автономный мир. Они никому никак не мешали. Их можно было безболезненно отделить от ткани реальности, ничего не потеряв. Засунуть подальше в глубины сознания. Запереть. Забыть. Дмитрий в это верил. Искренне. Он сообщил профессору об ущелье, но оставил лишь для себя образ красного платка, оттеняющего гладкие темные пряди Лэйн. Поведал о найденных останках Джозефа, о портфеле со скрытым отделением, но ни слова — о том, кто тоже когда-то носил подобную сумку и постоянно рвал подкладку из-за спрятанной за ней пачки сигарет. Отец. Лицо Генерала исказилось мрачным оскалом. Интересно, вспоминала ли профессор о нем хоть иногда или оставила мертвых в прошлом? Не думаю. Сентиментальность — это не про нее. Впрочем, и я ничем не лучше. Покачав головой, Дмитрий подался корпусом еще ближе к приемнику. Начал пересказывать содержимое документов. Подозрения Джозефа. А главное — что у Книги Апокалипсиса не хватало двух разворотов. Профессор слушала, больше не перебивая. Иногда сквозь шум радиопомех прорывался легкий скрежет ручки о бумагу. Дмитрий принялся докладывать о пути назад в поместье. Описал его в двух словах. Имя Лэйн вновь ни разу не прозвучало. Оно мое. Личное. Наконец, он поведал о своем решении собрать отряд на ночь в одном помещении. Донован одобрительно хмыкнула, а он выдохнул. И замолчал. Руки небрежно опали вдоль туловища. Держать спину уже не получилось. Тело требовало горизонтального положения. С каждой секундой все сильнее. Казалось, что с последними предложениями из него вышли и оставшиеся силы. Словно организм понял, что миссия на сегодня была выполнена и теперь можно отпустить себя. Генерал сам не понял, в какой момент его лоб мягко соприкоснулся с деревянной поверхностью стола. Он не почувствовал этого движения вперед.  — Хорошо. Это прорыв. Еще один, — голос Донован был полон помех, казался взбудораженным, звук стал громче, словно профессор придвинулась к микрофону. — Теперь мы знаем, что искать дальше. Дмитрий повернул голову к приемнику, сильнее зарываясь щекой в шершавую текстуру столешницы. Интересный подбор слов. Мужчина грустно улыбнулся. Донован себе не изменяла. Никакой жалости. Никакой рефлексии. Ее заботили вещи непомерно более высокие и важные, чем отдельные человеческие жизни. Винтики в механизме. Ему же самому было сложно назвать найденный труп давно убитого человека и четыре утерянные страницы, в которых, вероятно, и содержался ключ от спасения человечества, чем-то «хорошим». — Ты знала его? — глухо спросил Генерал. — Кого? — Джозефа Р. — Нет, конечно, — по тону было понятно, что Донован безразлично пожала плечами. — На «Сибири» служило слишком много людей. Всех не упомнишь. — Да и незачем, — Дмитрий чуть слышно хмыкнул. Солдаты — главный расходный материал любой войны. Так было и раньше. До Апокалипсиса. В этом плане ничего не изменилось. Людей смерти не жалел никто. Они сами подписали свой приговор, когда ступили на этот путь. — Копай дальше, Железный Генерал, — казалось, что Донован шептала прямо над его ухом. — Я уже жду когда ты вцепишься зубами в то, что ищешь. И не отпустишь, пока не пойдет кровь. Дмитрий вздрогнул. Коридор красного света мелькнул перед глазами и тут же погас, но даже этой секундной вспышки было достаточно, чтобы во рту встал привкус железа. Такой соленый. Такой отвратный.  — Без крови ведь никогда ничего не обходится, — выдавил Дмитрий сквозь ком в горле. — Верно? Донован не ответила. Он слышал лишь монотонный шум эфира. Хотелось окунуться в него. Потеряться. Окутать себя им. Забыться.  — Выпей сегодня таблетки, Дмитрий, — казалось, что динамики фактически выплюнули приказ профессора. По телу пробежал разряд тока. Пульс громко забился в висках. Генерал резко принял сидячее положение. Вновь вытянулся как струна. Механически. По привычке. Словно бы перешел на автономное обеспечение. Ладони вспотели. — Прости? — он нервно провел руками по волосам, зачесывая их назад. — Когда ты в последний раз спал? — вкрадчиво спросила Донован. — Позавчера. — Я имею в виду нормально спал? Дмитрий облизал губы. Пауза затягивалась. И Генерал не мог понять, в чем причина его молчания. Возможно, он пытался придумать, что соврать, но в голову упорно ничего не приходило. Обманщик из меня всегда был сомнительный. А, возможно, он искренне пытался дать по-солдатски четкий ответ — такой, чтобы его смело можно было добавить в отчет, — и сейчас старательно искал тот самый день, о котором спрашивала профессор, в беспорядке своих последних воспоминаний. — Не отвечай, — Донован тяжело вздохнула. — И так все понятно. Генерал судорожно сглотнул и медленно повернул голову в сторону постели. Нашел глазами прикроватную тумбочку, уставился на ручку ее выдвижного ящика. Сердце больно стукнуло в груди. — Анна говорила, что велик риск рецидива, — слова дались с трудом. — Могу снова... подсесть. — А я говорю, что тебе необходимо восстановить силы, — чувствовалось, что Донован начинает злиться. — Ты нужен мне, Железный Генерал. В своей лучшей форме. Сейчас даже больше, чем когда-либо. — Я думал, что солдаты не важны, — Дмитрий вернул свой взгляд к приемнику. — Сама так говорила совсем недавно. Про Ноа. — Солдаты. Но не Генералы. — Хочу задать один вопрос, — мужчина опасно прищурился. — Неудобный. — Вперед. С другой стороны эфира в очередной раз раздался скрип. Видимо, Донован резко откинулась на спинку стула или кресла, в котором сидела. Дмитрий потянулся к микрофону и, зажав его в кулаке, поднес к самым губам: — Жизнь Генерала или приоритет миссии? — Ты знаешь ответ, — Донован мрачно хмыкнула. — Хочу услышать от тебя. Повисла пауза. Вновь послышался звон бокала. За ним еще один. Заметно громче. Словно профессор испила свой портвейн до последней капли и сейчас раздраженно поставила пустой хрусталь назад на стол. — Второе, — резко выпалила она. — Понял. Согласен. Мужчина усмехнулся. Не от досады. Внутри стояло что-то напоминающее чуть ли не мрачный извращенный триумф. Что и требовалось доказать. Рад, что мы понимаем друг друга. Он размял шею. Медленно описал ею полный круг. — Не задавай мне больше таких вопросов, Дмитрий, — это казалось невозможным, но голос Донован стал еще суше. — Он глупый и бессмысленный. Если я решила пожертвовать тобой, то это означает, лишь одно — дело совсем плохо. И вряд ли кому-то удастся спастись. Дмитрий кивнул. Внутри продолжало бурлить странное ощущение. Довольство переплетенное с тоской. Словно он — на своем месте, но оно — ужасно. Генерал устало отложил микрофон назад на стол. — Выпей таблетки, Дмитрий, — тон Донован смягчился. — Тебе станет легче. Завтра — как обычно. Выход. — Выход. Генерал сложил антенну одним движением руки, а затем застыл на долгие несколько минут, так и держа ладонь на холодном пластике радио. Невыносимо сильно хотелось ослушаться своего же собственного распоряжения и никуда не выходить из этой комнаты. Просидеть в зеленоватой полутьме до утра. Она отгоняла оттенки красного из разума. В ней было хорошо. Вдали от всех. От нее. И от себя, в том числе. Раз. Два. Три. Дмитрий встал на ноги. Отключил радио и микрофон. Лишь сейчас стянул со своих плеч пальто и аккуратно повесил на спинку стула. Следом стащил через голову и черный лонгслив, методично сложил, загибая рукава, словно по линейке, а затем, развернувшись, подошел к постели и положил его на простыни. Комната тут же обдала открытые участки кожи прохладным воздухом. Наклонившись, Генерал достал из-под каркаса кровати плотный спальник и, запихнув его под мышку, приблизился к прикроватной тумбочке. Пальцы едва коснулись ручки. Я ведь дико устал. Все должно произойти само по себе. Разум сам отключится.  Дмитрий в задумчивости закусил губу. Пульс стал еще хаотичнее. Ладонь напряглась. Ладно. Возьму с собой на всякий случай. Он резко потянул на себя ящик. Возле знакомого блистера лежали две неиспользованные с прошлой ночи капсулы. Генерал быстро достал их, запрятал в карман и окинул взглядом комнату в поисках бутылки с водой. Она нашлась на полу рядом с кроватью. Подхватив ее, Дмитрий направился к двери. Атмосфера в коридорах поместья изменилась до неузнаваемости. Тихо. Темно. Безлюдно. Его шаги сейчас казались такими тяжелыми, половицы скрипели даже противнее, чем обычно. Генерал быстро спустился в гостиную. Она тоже выглядела до невозможности причудливо. Большая часть отряда уже отошла ко сну. Таккер оказался либо проворнее, либо хитрее остальных и расстелил свой спальник на подушках самого большого дивана. Пилеон решил и вовсе не заморачиваться, расположившись прямо в кресле. Глаза демон держал закрытыми, но было сложно сказать, спит ли он или просто не желает никого видеть. Анхея устроилась в том же углу, где и стояла до этого. Она тоже не потрудилась принести спальник, укрывшись собственным белоснежным крылом. Генерал недовольно скривил губы. Видимо, его распоряжение о том, что девушкам лучше устроиться у камина, ангел не приняла на свой счет, так как не считала себя человеком. Анна, Кира и Лэйн действительно расстелились у огня. К ним присоседился Лестер. Вот жук. Дмитрий покачал головой. Сейчас все четверо о чем-то переговаривались бойким полушепотом, и если бы не противная ломота во всем теле, Генерал бы даже подумал, что уже заснул, а перед ним — не более, чем видение. Такое прекрасное. Лэйн казалась сейчас такой органичной. Девушка даже улыбалась. Словно она — действительно часть отряда. Словно все и вправду могло быть хорошо. Лэйн успела переодеться. Чертов рукав белоснежного пушистого кардигана, как и всегда, спадал с ее острого плеча, а тени танцующего в камине пламени красиво очерчивали линию ключиц. Возможно, почувствовав его пристальное внимание, девушка подняла голову и посмотрела вверх, на лестницу. Генерал тут же отвернулся, выискивая Каина, но по коже уже начали бегать ощутимые мурашки, словно бы по ней скользил чужой взгляд. Ангел стоял у самой лестницы, отрешенно всматриваясь куда-то вглубь коридора. Преодолев последние ступени, Дмитрий подошел к нему. — Будешь первым стоять в дозоре, — сухо сообщил он без всяких предисловий. Губы Бессмертного слегка изогнулись. Идеально очерченная бровь приподнялась. Каин медленно обернулся. — Какой чудесный символ твоего доверия, Генерал, — усмешка ангела стала шире. — Что-то в последнее время я тебя почти не узнаю. Дмитрий лишь неопределенно повел плечами. Реагировать на иронию больше не было ни сил, ни терпения. — Через три часа тебя заменит Таккер. Едва слова сорвались с губ, мужчина прошел дальше — к дальней стене. Возле спальника Грега оставалось достаточно пространства. Генерал все еще чувствовал спиной, что Каин пристально наблюдает за ним. Возможно, именно из-за этого Дмитрий удостоверился, чтобы каждое его движение было выверенным и контролируемым, когда обустраивал себе спальное место. Забравшись внутрь пока еще холодного, неприветливого материала, он перевернулся набок и укрылся с головой, погружаясь в кромешную тьму. Мышцы, кости и, казалось, само естество отозвались волной блаженства. Он едва не застонал от удовольствия. Хорошо. Как же, черт возьми, хорошо. Несмотря на твердость пола, тело расслаблялось. Напряжение уходило. Ему казалось, что он размякает. Дмитрий закрыл глаза, отдаваясь этому ощущению. Негнущийся жесткий суровый металл на время становился жидкостью. Текучей, невесомой, плавной. Немели ноги и руки. Мысли в голове превращались в бессвязный хаос из разрозненных отрывков, которые прерывали друг друга, смешивались, терялись в белой пелене перед глазами. Забытье было так близко. Осталось лишь ухватить его. Лишь дотянуться. Дмитрий не успел. Тишину гостиной разрезал громкий храп. Нет. Ну, нет. Лестер. Парень успел заснуть раньше. Придумать что-либо хуже было просто невозможно. Генерал плотнее зажмурил веки, надеясь скрыться от этого звука, но тот лишь нарастал, вторгался в голову, разрушал красоту небытия. Вновь появились границы. Обострились органы чувств. Он ощущал запах горящих дров. Жесткая ткань спальника окутывала кожу. Вернулись все раздражители, но звук выделялся особенно явно. От него нельзя было скрыться. И Дмитрий знал, что он не прекратится, пока Лестер сам не перевернется набок или на живот. Генерал, как и каждый в отряде, хорошо запомнил, что парня нельзя будить. В последний раз, когда Анна, не выдержав, попыталась это сделать, все закончилось панической атакой. И несколько последующих дней Лестер не засыпал вовсе. Возможно, никак не мог отогнать от себя фантомов прошлого. Когда-то они нашли его на проселочной дороге недалеко от одного из вновь созданных форпостов. Его лицо было разбито. Мародеры сломали ему нос и ограбили. Хорошо, что не убили. Порой удача Лестера казалось невероятной. Врачам на «Адаме» удалось устранить видимые дефекты, но за внутреннюю носовую перегородку они взяться так и не решились. Да, и парень вряд ли бы им позволил. Безнадегу и тоску в его глазах, когда Лестер узнал, что лицо ему будет пересобирать хирург-проктолог, а не пластический, Дмитрий запомнил надолго. Гостиная чуть ли не сотрясалась все новыми и новыми раскатами рыкоподобного храпа. Генерал перевернулся на другой бок. Попытался расслабиться. Надеялся, что мысли в его голове опять сольются в единый неразборчивый поток. Старался дышать медленно и глубоко. Представлял, что проваливается вниз, сквозь пол, летит в бездну. Все без толку. Острые иглы вездесущего противного звука раз за разом вторгались в голову, наполняли ее, привязывали к себе. Дмитрий не слышал привычных приглушенных разговоров вокруг. Значит, он оказался одним из немногих, кто не успел погрузиться в сон. Либо же остальные тоже переживали свой дискомфорт наедине с собой. Тяжело вздохнув, Генерал лег на спину. Раскрыл глаза. Уперся взглядом в темную ткань спальника. Оставалось только ждать. Ждать я привык. И терпеть. В темноте время ощущалось иначе. Зашло в какую-то бесконечную петлю. Он не хотел смотреть на часы. Осознавал: если увидит, что циферблат показывает время далеко за полночь — его рука сама потянется за таблетками. Приказ Донован был понятен. Дмитрий не мог его просто проигнорировать, но принимать снотворное отчаянно не хотелось. Если что-то произойдет, то я могу и не проснуться. Меня не разбудят, пока действие триазолама не прекратится.  А это примерно восемь часов. В случае опасности, отряду придется его вытаскивать на себе. И он станет обузой. Стокилограммовой обузой. Кровь била в висках так, что от этого было физически больно. Температура тела подскочила. О расслаблении можно было забыть. Он едва справлялся с дыханием. В какой-то момент Дмитрию показалось, будто он слышит приглушенные шаги. Тревога. Вспышка алого света. Сердечный ритм ускорился еще сильнее. Хотелось вскочить. Хотелось опустить руку к кобуре на бедре. Хотелось вытянуть Глок. Каин бы сообщил. Дмитрий провел рукой лицу и вытер испарину со лба. Ты уверен, что сообщил бы? Вкрадчивый голос в голове не давал покоя. Не справившись с собой и своими сомнениями, Генерал медленно отодвинул с себя плотную ткань и приподнялся на локтях.  В умирающем оранжевом пламени камина он увидел Лэйн. Девушка мягко ступала между спальников, прижимая к груди свой собственный. Отблески огня играли в ее блестящих волосах. Ясно. Не выдержала звукового сопровождения. Ее сложно было винить, учитывая что Лестер оказался у нее прямо над ухом. Лэйн направлялась к лестнице, у подножия которой на нижних ступеньках сидел Каин. Ангел поднял на нее голову, голубые глаза сузились в испытующем прищуре. Дмитрий нахмурился и опустился назад на пол, начав прожигать взглядом потолок. Все логично. Лэйн хотела оказаться как можно дальше от раздражителя, а возле Каина было свободное место. Но почему-то внутри стало беспокойно. Горько. Сухо. Словно пожар невнятного разрушительного чувства, которому он не хотел давать названия, испепелил все органы, оставив за собой лишь пепел. Возле меня ведь тоже есть свободное место. Мысль отозвалась в сознании настолько яркой досадой, что хотелось ударить себя наотмашь по лицу, чтобы выбить дурь. Ты все равно ни за что не позволил бы ей лечь рядом. Он это понимал. И, возможно, Лэйн тоже все прекрасно осознавала. По крайней мере Дмитрию хотелось бы в это верить, даже если особого утешения такое знание не приносило. Пошли бы разговоры, возникли бы вопросы, пошатнулся бы баланс. Отряд — это свой микрокосм. Губительно, если Генерал собственноручно подрывает его основы. Дмитрию казалось, что он слышит, как Каин и Лэйн тихо переговариваются. Ему это совсем не нравилось. Хотелось, чтобы они замолчали. Хотелось тишины. Хотелось забытья. Рука сама залезла в карман штанов и нашла ампулы. Он положил их на язык. Перевернувшись на бок, Генерал нащупал оставленную возле спальника бутылку, быстро открутил крышку и запил таблетки. Лежащий слева от него Грег беспокойно зашевелился, из-за плотной ткани показалась его взлохмаченная голова. — Генерал, не спите? — сонно прошептал парень, после чего широко зевнул — аж до хруста в челюсти. Вопрос показался до невозможности глупым. Дмитрий закатил глаза. — К сожалению, — нехотя буркнул он в ответ. Грег приподнялся на локте и начал пристально смотреть в сторону огромного витражного окна над главной лестницей. Из него валил серебряный свет, причудливо смешиваясь с тревожными огненными тенями, мельтешащими по всему пространству гостиной. Брови парня сошлись на переносице, он задумчиво протянул: — Сегодня опять звездная ночь... — Боюсь, я сейчас не в самом романтическом настроении, Грег. Дмитрий мрачно хмыкнул и оскалился. Закрутив крышку, он поставил бутылку назад на пол и устало принял то же положение, что и до этого. Взгляд вновь отрешенно уперся в потолок. — Я не в том плане, — парень подавил легкий смешок. — На протяжении более чем сорока восьми часов в округе не было никаких осадков. Впервые за две недели. И температура воздуха упала. Заметно. Скорее всего циклон ушел. В груди Генерала кольнуло. Наконец-то. Слово пронеслось в голове, и ему сразу же стало не по себе от того, насколько мощная волна облегчения прокатилась всем телом. Ты безжалостен. И эгоистичен. Дмитрий повернул голову к парню. — Так скорее всего или точно? — вкрадчиво спросил он, словно бы все еще опасаясь верить. — Нужно, чтобы Бессмертные подтвердили с утра. — Я скажу им, — Генерал кивнул. Грег молчал несколько секунд, но было видно, что он хочет спросить что-то еще. И Дмитрий догадывался, о чем пойдет речь. А потому уже сейчас готовился озвучить неприятную правду. — Если все так, как я думаю, то мы уйдем, Генерал? — парень, наконец-то решился. — Оставим Ноа и Ника позади? Очередная догадка воплотилась в жизнь. И от нее мгновенно стало холодно, несмотря на то, что материал спальника уже давно успел прогреться от жара собственного тела. Нужно защищать живых. Больше никого не потеряю. Дмитрий заставил себя не прерывать зрительного контакта. — Да, мы уйдем, Грег, — твердо ответил он. Парень потупил глаза к полу. Они казались пустыми. Затем он судорожно сглотнул, кадык резко дернулся. Наблюдать за этим было непросто. Мышцы наливались тяжестью. Голова казалась чугунной. Снотворное начало действовать. Словно в замедленной съемке, Дмитрий наблюдал, как Грег откинулся назад на спину. — Ясно, — тихо произнес парень. Генерал продолжал смотреть на него, едва сохраняя фокус. На поверхность вырвалось странное и даже неуместное сейчас любопытство. Возможно, происходящее — еще одна побочка триазолама. — Это Лэйн нашла жетон? — выпалил Дмитрий. Грег на секунду метнул в его сторону косой взгляд, а затем сжал челюсть. — Нет. — Предполагаю, ты дал ей слово, — Генерал тяжело вздохнул. —  И держишь его. Это похвально. А теперь дай слово мне. — Какое? — Никогда. Больше. Не. Ври, — медленно отчеканил Дмитрий, слова уже едва формировались в предложения. — Твоя ложь не изменит прошлое. Оно потеряно. Навсегда. Парень вздрогнул и нервно облизал губы. Немного посомневавшись, он все-таки повернул голову к Генералу. В темных глазах застыли вина и страх. — Хорошо, — на выдохе и как-то излишне поспешно прошептал Грег. — Нет. Не хорошо, — давления в голосе Дмитрия стало больше, несмотря на то, что губы уже немели. — Это не то, что я хочу услышать. — Даю слово, Генерал. — Прекрасно. Мужчина кивнул и с трудом перевернулся на другой бок. Вновь накрылся с головой. Жаль, что ты все еще врешь, Грег. В ушах гудело. Казалось, что на него со всех сторон надвигается красный туман. Мысли, разбросанные как осколки разбитого зеркала, вязкие и лишенные смысла, сливались, перетекали друг в друга. Сознание слабело, словно тускнеющий неоновый свет в богом забытом узком переулке Нового Орлеана, и всё, что ещё недавно казалось важным, растворялось в темной бездне. Тепло спальника и холод неизведанного пространства внутри Генерала сливались в единый кокон. Его дыхание все редело, тело будто бы превращалось в статую, забывшую свою форму. Пульс реальности стихал, и в глубине, в зазорах между мгновениями, вспыхивала тишина — та самая, которая затягивала, словно бы в болото, лишенное дна. Мир больше не держал его. Сопротивление исчезало. Дмитрий скользил в пустоту.

***

Теперь, видимо, каждый поход в монастырь сопровождался тревогой. А заканчивался безнадегой. Генерал всегда прохладно относился к религии и культам, и ни схождение на Землю ангелов, ни демоны, вылезающие из самых зловещих глубин Ада, не поселили внутри него трепет перед сакральными таинствами. Люди никогда ни на что не влияли — их молитвы, их преклонения, их жертвы, их ритуальные танцы — все уходило в пустоту. Небесам всегда было плевать. Апокалипсис бы наступил в любом случае. Религия давно стала лишь очередным, но, вероятно, самым изощренным способом зарабатывания денег. Возможно, в ее основе и лежала искренняя вера тех, кто стоял внизу пирамиды, но на вершине в преобладающем большинстве случаев оказывались лишь отпетые циники, политиканы и дельцы, не имеющие ничего общего с тем, что принято было называть «святым». Тем не менее они прекрасно понимали, что любой бизнес, а тем более такой, невозможен без клиентов. Овечек нужно было загонять в стойло. Они осознавали, что паства сама не придет. Они умели создавать иллюзии. Спокойствия. Умиротворения. Просветления. Близости к Богу, наконец. Монастырь в Роткове был совсем другим. Возможно, отчасти даже более искренним, чем другие сакральные места, где Дмитрию приходилось бывать ранее. Здесь никто не скрывал своей внутренней тьмы. Своего разложения. Всей своей гнили и грязи. Более того — показывал их открыто, никого не боясь и не стыдясь. Какая другая священная обитель встретила бы гостей, пусть и непрошенных, сценой, где монахи истязают плетьми своего брата по вере за порочную связь с трудницей? Дикость. Средневековье. Впрочем, наверное, весь остальной мир и сам скатился примерно туда же. В Темные Времена. Не стоило вообще приходить.  Генерал выдохнул сквозь стиснутые зубы. Но разум требовал действий. Чувство долга толкало вперед. Одержимость не давала опустить руки. Донован просила копать дальше. Вцепиться в жертву. Пустить кровь. Это приказ. Пусть и завуалированный. А приказ — единственная истина, которая была ему сейчас доступна. Нет, Генерал не надеялся на чью-то явку с повинной. Напрямую в убийстве Джозефа признался бы, наверное, лишь законченный глупец или умалишенный. Но при аккуратном подходе кто-то из послушников мог бы от страха случайно проговориться или намекнуть, или сломаться под давлением совести. Круговая порука оставалась незыблемой лишь до первой крупной пробоины ниже ватерлинии. Потом корабль быстро шел ко дну, пока крысы пытались в панике его покинуть. Просто мы не успели выстрелить. Дмитрий плотнее вцепился в руль. Ветер задувал в открытый визор, бил по глазам. Он все еще чувствовал на себе враждебные взгляды монахов. Возможно, они вновь взобрались, словно стая воронов, на стены и наблюдали, как два снегохода уносятся прочь. Генерал не стал проверять. Ему было достаточно уже ничем не завуалированных угроз Авраама. Монастырь в Роткове был близок к кому угодно, но точно не к Богу. По-хорошему не хотите? Что ж, как угодно, будем по-плохому. Они вернутся. Ночью. На своих условиях. Время относительно вежливых разговоров закончилось. Теперь под прицелом будут не простые монахи, а их главарь. И тебе это не понравится, брат Авраам. Поверь мне. Дмитрий недобро оскалился. Они вытрясут из него всю правду, чего бы им это не будет стоить. В ход пойдут любые методы. Теперь можно. В этот раз они ехали в обход леса. Проносились мимо полуразвалившихся покосившихся домиков предместья. Жильцы давно их оставили. Вокруг стояла разруха. Угнетающая унылая серость. Неясно, что стало причиной такого запустения. Удобно было бы во всем обвинить катаклизмы, но из мест, подобно этому, просто хотелось сбежать. Не стоило дожидаться конца времен. Дорога резко изогнулась вправо, и Генерал быстро выкрутил руль. Анна вошла в поворот по внутреннему радиусу и немного вырвалась вперед. Дмитрий сильнее зажал рычаг газа, чтобы вновь обогнать ее. Он готов был поклясться, что услышал, как девушка неодобрительно фыркнула, когда его снегоход проносился мимо нее, выбрасывая их под гусениц комки снега. Типичная Анна. Несмотря на до крайности паршивое настроение, губы мужчины слегка дрогнули. Хотелось усмехнуться. Дмитрий сдержался. Волосы сидящей перед ним Лэйн взметнулись вверх из-под шлема, прошлись ударом шелкового хлыста по его шее. Инерция вжала девушку спиной ему в грудь. Она сильнее обхватила руль с внутренних сторон от его широко расставленных рук. Тонкие пальцы судорожно сжались. — Держись крепче и не расслабляйся, пока не доедем, — буркнул Дмитрий, пытаясь отогнать от себя вездесущий аромат хвои, который уже успел заполонить его ноздри. Снегоход выехал на длинный прямик. Видимость вновь стояла идеальная. Впереди маячили мрачные серые крыши Роткова. Над ними возвышался купол центрального собора.  — Ты точно был военным до Апокалипсиса, Генерал? — выпалила Лэйн, когда они еще больше ускорились. — Больше похож на мотогонщика. — Одно другому не мешает, — хмыкнул Дмитрий. Губы все-таки растянулись в полуулыбке, пусть под шлемом ее и не было видно. Он не знал, как у девушки это получалось — вытаскивать из него непрошенные эмоции. Возможно, такой эффект стал следствием той самой отрешенности, которая пугала его, нервировала и захватывала одновременно. О которой не получалось не думать, как Дмитрий не старался. Лэйн все еще существовала где-то отдельно. Не слилась с отрядом. Генерал всегда мог провести четкую линию разграничения между ними, несмотря на заметную оттепель в ее отношении к ним. И в их — к ней. Но она не переняла их привычки, их модель поведения, их манеру общения с ним. Возможно, именно такая обособленность и заставляла Лэйн ненадолго закрывать глаза на необходимость взвешивать каждое слово, на стремление ходить вокруг него на цыпочках, словно вокруг — одно только битое стекло. Остальные всегда помнили об осколках. Лэйн же иногда забывалась, несмотря на их извечное обоюдное недоверие. К лучшему или к худшему. — Я опять угадала? Она на секунду повернулась к нему, и Дмитрий успел увидеть ее легкий прищур в визоре шлема. Мужчина покачал головой. — Не в этот раз. Двум колесам, я всегда предпочитал четыре.  Вновь перед глазами на миг мелькнул июньский вечер, светящиеся фонарики крыльца напротив и припаркованный под свисающими ветвями ивы черный Dodge. Лицо Генерала застыло в болезненной гримасе. Вместе с воспоминанием усилилась и мигрень. Она не отпускала его с самого утра. Анна лишь закатила глаза, когда Дмитрий сказал, что вновь принимал снотворное. Ее неодобрение сочилось плотным туманом, окутывало его, но меркло на фоне такого редкого за последнее время ощущения бодрости. Изменилось даже восприятие собственного тела — оно казалось легче, быстрее, свободнее. Усталость отступила. На ее место пришли знакомые раздражительность и нервозность, излишняя возбудимость — в крови бурлил адреналин, тревожность усилилась в разы. В разговоре с Авраамом побочные эффекты триазолама заиграли всеми красками. Возможно, поход к монахам не закончился бы так плачевно, засни Генерал самостоятельно сегодня ночью. Винить себя за вещи, которые были ему не подвластны казалось глупым. И утомительным. Но остановиться не получалось. — Тебя что-то напугало, — заключил Дмитрий, бросив косой взгляд на шлем Лэйн. — В монастыре. — С чего ты взял? — показалось, что голос девушки слегка дрогнул. Дмитрий скривил губы. Ты меня недооцениваешь. Прочитать все на ее обычно непроницаемом лице не составило особого труда. Особенно, когда они с Анной не менее четверти часа искали ее по всему монастырскому двору и в прилегающих к нему безлюдных галереях. — Увидел по глазам, когда монахиня вернула тебя мне, — Генерал ответил заметно резче обычного. — Как нашкодившего котенка. — Сейчас последует выговор за то, что я без предупреждения отделилась от группы? — Оставлю на потом, — отчеканил он еще строже и выгнул бровь. — Обсудим заодно и как ты оказалась без моего ведома в ущелье. Подозреваю, что это был тот день, когда Каин оставил тебя в архивах и ты возвращалась в поместье одна. Девушка свистяще выдохнула. А затем резко подалась корпусом вперед, почти соприкоснувшись грудью с передней панелью снегохода. Дмитрий внезапно осознал, что она лишь сейчас отстранилась от него с момента их резкого ускорения. Отсутствие контакта ощущалось ярко и остро. Потерей. Дефектом. Пропастью. Лэйн так и не заговорила. В этом безмолвии чувствовалась обида. Протест. Неподчинение. Оно окончательно убедило Генерала в собственной правоте. Он сильнее сдавил руль. — Грег ничего мне не сказал, — прошептал Дмитрий. — Я сам все понял. Ответом ему стали лишь гул и вибрация двигателя. Мужчина прождал еще несколько секунд. Ветер свистел в ушах. Других звуков не было. — Не признаешься? — Генерал кивнул. — Ладно, дело твое. Не настаиваю. Возможно, когда-нибудь я дождусь от тебя искренности.  В слова просочилось намного больше горечи, чем ему бы хотелось. Они настолько пропитались этим ядом, что не заметить его было, наверное, сложно. Дмитрий раздраженно поджал губы и сфокусировался на приближающихся зданиях впереди. Ложь. Постоянное вранье. Ему казалось, что он им уже передозировался. — Из монахини удалось кое-что вытащить. Лэйн прервала свою игру в молчанку лишь спустя несколько десятков секунд. Почему-то в горле Дмитрия встал ком, а грудная клетка отозвалась странным давлением. Было что-то неуловимое в ее голосе. Какая-то поспешность. Возможно, оттенок сожаления и едва ощутимый намек беспокойства. Словно бы девушка протягивала ему крупицы информации в надежде, что они способны были перекрыть эту яму недоверия между ними, пока она не достигла критической глубины. Нет, мне этого мало, Лэйн. Слишком мало. Генерал сглотнул. Но я возьму, что есть. — Говори, — твердо произнес он. — Она знала о смерти послушника, чье тело мы нашли в разрытой могиле, — тут же отозвалась девушка. — Но, судя по ее словам, он понимал, за что умер. — Сознательно взошел на алтарь жертвоприношений? — Вероятно. — Фанатики... — Дмитрий процедил сквозь зубы. Голова разболелась еще сильнее. Культ смерти. Извращенное понимание христианства, причудливым образом перемешанное с языческими обычаями. Монастырь невозможно контролировать. Строка из дневника основателя Роткова вспыхнула в голове. Дмитрий посмотрел на крест нависающего над городом центрально собора. На фоне ярко-синего неба он казался черным и зловещим.  — Я упомянула имя Джозефа, — Лэйн вновь заговорила и вырвала Генерала из его мрачных раздумий. — И? — мужчина нервно облизал губы. — Как только она услышала его, то приказала мне немедленно уходить, — девушка сделала паузу, а затем тихо добавила: — Очень настойчиво. — Из монастыря? — Нет, из Роткова. Дмитрий выдохнул. По спине пробежали мурашки. Угроза. Крест, венчающий купол собора, будто бы выжгли на сетчатке его глаз. Тянуть дальше он не станет. Сделает все грубо, резко и быстро. Необходимо вывести отряд из города. Как можно скорее. Пусть и не в полном составе. Защищать нужно живых.  — Возможно, ее желание скоро осуществится, — Генерал не сразу понял, что произнес это вслух. Слова затерялись в шуме мотора, но Лэйн все равно смогла их разобрать. — Что ты имеешь в виду? — по тону казалось, что она нахмурилась. Он сбросил скорость снегохода. Застройка становилась плотнее. Вдоль обочины, то и дело встречались увязающие в сугробах пешеходы. Запах горящих дров ощущался все отчетливее. Нарастал и шум города. Разговоры. Смех резвящихся во дворах детей. Кто-то громко закрыл оконные ставни. Совсем недалеко заржали кони. — Циклон ушел, — Генерал замедлился еще сильнее. — Анхея и Пилеон подтвердили. Это значит, что мы можем уезжать. — Когда? — Завтра. — Так скоро?  Лэйн ахнула и резко обернулась к нему. Он вновь увидел ее глаза. В них было удивление. Но не только. Что-то еще. Что-то, от чего хотелось заскрежетать зубами. И сжимать руль с силой, способной стереть его в пыль. Что-то, от чего кипела кровь. От чего побочные эффекты снотворного усиливались в разы. — Не хочешь? — прошептал Дмитрий, зачем-то подавшись вперед. — Что-то держит здесь? Или так понравилась таежная романтика Сибири? Генерал прищурился, сойдясь с девушкой в зрительном контакте. Искал что-то в глубине ее взгляда. Ответы. Объяснения. Почему он говорит таким резким тоном? Почему в животе ползают змеи? Почему он подобрал именно такие слова? Таежная романтика. Почему его вообще это беспокоит? Показалось, что он придвинулся к ней еще ближе. Лэйн несколько раз моргнула, а затем быстро прошептала: — Нет. Дмитрий тут же кивнул. Не стал даже оценивать, насколько искренне это прозвучало. Возможно, какая-то часть его сознания и не хотела знать правды.  — Вот и хорошо, — Генерал отстранился. Взявшаяся будто бы из ниоткуда злость с трудом отступала. Чертовы таблетки. Все из-за них. Мужчина на самом деле скрипнул зубами. Сердце билось так натужно, что казалось, будто его разорвет изнутри. — Хорошо, — шепот Лэйн едва прорвался сквозь этот громкий стук. Лишь сейчас железный обруч, которым была сдавлена грудь, немного расслабился. Дышать стало чуть легче. Впереди на дорогу кинулась группа подростков. Генерал резко затормозил, пропуская их. Анна остановила свой снегоход рядом, по его правую руку. Они были у ворот городского кладбища. Несколько торговцев расположились вдоль невысоких серых каменных стен, на их лотках были разложены лампадки со свечами и скудные букеты, собранные из сухоцветов. Завтра мы уедем. Как должны были еще две недели назад. Вот только тогда от этой мысли не сквозило такой невыносимой тоской. Не было ощущения упущенного времени и последней возможности. Ничего изменить все равно уже нельзя. Оказавшиеся на пути пешеходы давно скрылись в арке здания с другой стороны улицы, а Дмитрий все никак не мог заставить себя отвернуться от кладбищенских ворот и нажать на рычаг газа. Хотелось ударить себя по лицу, чтобы привести в чувство. Руки потянулись к шлему. Он снял его. Возможно, чтобы осуществить задуманное. Но затем что-то пошло не по плану. — Умеешь управлять этой штукой? — Дмитрий посмотрел на Лэйн. Она в недоумении оглянулась на него через плечо, а затем утвердительно кивнула. Генерал выдавил из себя улыбку. — Вижу, что на «Сибири» ты времени зря не теряла, — он протянул ей шлем. — Положи перед собой. Дмитрий видел, как ее брови сошлись на переносице, но через секунду она послушно сделала все так, как он и просил. Девушка продолжала не отрывать от него растерянного взгляда. Не дав себе времени для лишних мыслей, Генерал резко сошел со снегохода, и направился к воротам. Пульс подскочил еще сильнее. Он смог сделать всего несколько шагов. — Дмитрий, ты куда? — Анна окликнула его, в голосе послышались испуганные нотки. — Вернусь в поместье пешком, — Дмитрий обернулся к ней. Они застыли в зрительном контакте, и он заметил, как лицо девушки дрогнуло, даже несмотря на то, что в узком пространстве открытого визора были видны лишь ее сапфировые глаза. В них заблестели слезы. Анна все поняла. Без слов. Без объяснений. Неудивительно. Она всегда отличалась проницательностью. — Иди, — сдавленно произнесла девушка, хотя и прекрасно знала, что ему не нужно ее разрешение. Часто заморгав, она отвернулась и зажала газ. Снегоход тронулся вперед. Каштановые волосы Анны встрепенулись на ветру. Лэйн замешкалась лишь на несколько мгновений. Она придвинулась ближе к рулю и напоследок еще раз непонимающе посмотрела на Генерала. Тебя это не касается. Его лицо осталось неподвижным и безучастным. По крайней мере Дмитрий на это надеялся. — Поезжай. Слово так и не обрело собственного звучания — он прошептал его одними губами. Но Лэйн кивнула. Зажав коленями его шлем, сейчас лежащий на сидении перед ней, девушка мягко тронулась вперед. Дмитрий проводил взглядом два удаляющихся снегохода. Анна, а затем и Лэйн скрылись за углом, а он продолжал прожигать глазами последнюю точку, где видел их, еще несколько секунд. Из оцепенения его выдернуло лишь карканье пролетевшей мимо стаи воронов. Развернувшись на каблуках, Генерал прошел к ближайшему от кладбищенских ворот лотку с сухоцветами и лампадками. — Что-то желаешь, добрый господин? — к нему тут же подскочил торговец. Своей елейной улыбкой он неуловимо напоминал Романова. Повадки. Блеск глаз. Заискивающий тон. Сходство казалось почти нелепым. Но этот человек-то хочет продать мне свой товар. А у напыщенного барина какое оправдание? Дмитрий опустил голову, чтобы не было видно, как он неодобрительно скривил губы. Стянув толстую кожаную перчатку с ладони, Генерал запустил ее в карман пальто и, лишь слегка порывшись, достал пачку сигарет. Он отсчитал пять штук и, зажав в кулаке, вытащил их наружу. — Одну лампадку со свечой, пожалуйста, — Дмитрий протянул руку к торговцу. — Обменяете? Хорошие. Изготовлены еще в старом мире. Глаза мужчины загорелись. Движение, с которым он выхватил сигареты из пальцев Генерала казалось резким. Почти хищным. Судорожным. Так вели себя те, кто впервые за долгое время увидел артефакт потерянного прошлого. Дмитрий узнавал этот взгляд. Этот голод. Это отчаяние. Привычно. Стиснув челюсть, он наблюдал, как торговец поднес сигареты ближе к лицу. Понюхал табак внутри. На мгновение закрыл глаза, словно бы в блаженстве. Жалкая картина. Безнадежная. От нее сводило живот. В плохом смысле. Казалось, Апокалипсис должен был всех уровнять, но на деле разделение стало лишь заметнее. Да, деньги, стоки, акции, депозиты и биткоины, прости Господи, перестали иметь значение. Даже драгоценные металлы утратили свой статус. В дефиците были лекарства, оружие, чистые вода и еда, доступ к квалифицированной медицинской помощи. На «Адаме» люди расплачивались за изобилие ресурсов своими умениями. Мир победившей меритократии. Тем, кто не смог себя никак зарекомендовать, повезло куда меньше. Торговец резко раскрыл веки и жадно впился своими темно-карими глазами в лицо Дмитрия. — Добавишь три сверху — дам в довесок небольшой букет, — выпалил он на одном дыхании, взгляд мужчины то и дело метался к пачке сигарет, зажатой в руке Генерала. Дмитрий хмыкнул. Зачем мне эти сухие ветки? Он и так с трудом мог понять, что вообще здесь забыл и зачем ему свеча. Хотелось отказаться. Генерал даже открыл рот. — Идет, — слова вырвались будто бы против воли. Пальцы сами залезли в пачку, отсчитали еще три сигареты, вытащили их, а затем протянули торговцу. Тот запрятал свою добычу в карман и, широко улыбаясь, выцепил одну из крупных лампадок, за нею — до нелепого уродливый букет сухоцветов, перевязанный широкой бордовой лентой. Мужчина отдал все Генералу. — До чего же удачная сделка! — торговец объемно хлопнул в ладоши и, довольно посмеиваясь, зашел назад за прилавок. В следующий миг послышался щелчок чужой зажигалки. Носа достиг запах тяжелого сигаретного дыма. Дмитрий опустил голову. Посмотрел на букет в своей руке. Вблизи он выглядел еще более мерзким. Мертвым плевать на красоту. Генерал сжал сухие ветки в ладони. Острые выступы впились в кожу. Он направился к воротам. Яркое, но холодное солнце заставляло снег мерцать. Этот блеск казался инородным на фоне угрюмого серого камня утыканных повсюду крестов и надгробий. Так тихо. Не было слышно ничего, кроме скрипа его тяжелых шагов. Вокруг не оказалось ни души — лишь вдали виднелись едва различимые фигуры людей. Маленькие и нечеткие, десятки пятен на горизонте. Они почти не двигались. В землю опускали гроб, он растворялся в белом покрове — не более, чем очередной призрачный отпечаток, поглощённый сибирской вечностью. Дмитрию показалось, что среди этих фантомов он видит монашескую рясу. Во рту пересохло. Мужчина поспешно отвернулся. Его глаза нашли то, что искали. Монумент, возведенный в память погибшим на «Сибири». Несколько дней назад Генерал обходил его десятой дорогой. Сегодня — шел напрямик, словно эта длинная мрачная стелла горела маяком в ночи, а он давно потерял любой другой ориентир. Холод пробирал до самых костей. Температура точно упала на несколько градусов. Грег был чертовски прав. Мемориал становился все ближе, а дыхание Дмитрия с каждым шагом тяжелело и мельчало. Время казалось растянутым. Неестественно вязким. Оно не уходило, а только накапливалось, нарастало, вместе с морозным воздухом и одиночеством этого траурного пейзажа, стертых имен и невидимых глаз. Идеальный театр для тех, кто уже не мог ничего сказать, даже если бы захотел. Генерал остановился перед серым камнем. Взгляд забегал по строчкам: — Джереми Хант, Оливия Хантсман, Лилиан Харден, Том Харпер, Энтони Хейвуд… Дмитрий начал обходить мемориал по часовой стрелке. Имена и фамилии мелькали одна за другой. Десятки. Сотни. Нескончаемый поток. Лишь буквы. Это все, что осталось. Ни костей, ни праха. Ничего. Даже эта стелла — единственная память о когда-то настоящих живых людях — была не более, чем символом. Бессмысленным и оторванным от реальности. Ее имя пока не мелькнуло ни разу. Редкое имя. Странное.  — Лэйн, — шепот вырвался вместе с паром. Ему не понравилась эмоция в собственном голосе. Генерал был рад, что его никто не видит и не слышит. Пожалуйста, не попадайся мне на глаза. Он почти молился. Иначе его голову опять наводнят сомнения. Они вцепятся в ткань его сознания. Наполнят его токсинами. И он перестанет забывать очевидную вещь. Лэйн место здесь. Среди этих навсегда ушедших людей. Она должна быть мертва. Она и была мертва. Три чертовых года. Но потом вернулась. И ты привязался к мертвой девушке. Воздух свистяще вырвался из легких. Дмитрий застыл. Он увидел то, за чем пришел. Пять букв. Привычных. Знакомых. Заразительных. Родных. Генерал придвинулся вплотную к мемориалу. Поднял окоченевшую руку, которую так и не спрятал назад в перчатку. Прикоснулся подушечкой среднего пальца к камню.

Л  Л  О   Й  Д  

Дмитрий медленно очертил каждую букву. Сердце стучало в такт его движениям. Больно. Громко. Медленно. — Здравствуй, — мужчина сглотнул. — Отец. Это были первые слова, которые он сказал ему за последние шесть лет. Легче не стало, да и не могло быть. Ведь он не смотрел в глаза тому человеку, которому они адресовались. Разговаривал лишь с его символом. Бессмысленным фантомом. Дмитрий прекрасно понимал, что не увидит испытующего хитроватого прищура, не услышит ответа, промолвленного басистым голосом, не почувствует крепкого табачного запаха Marlboro. Не будет кривоватой усмешки и хриплого, прокуренного смеха. Все это осталось позади. В самых дальних, тщательно оберегаемых уголках его памяти. Возможно, потому Генерал пытался их не трогать. Они стали неприкосновенными даже для него самого. Или, быть может, Дмитрий просто устал жалеть. Себя. Отца. Анну. Упущенного времени. Внутри него накопились слова, которые больше не имели смысла. Сперва они были гневными — острыми, как лезвие кинжала. Затем пришла горечь. Потом... пустота. И как же он ее ненавидел. Даже сейчас, стоя перед мемориалом, Генерал ощущал, как его тело на автомате начинает ставить невидимые барьеры и поднимать привычную, хорошо работающую защиту. Лишь бы убежать. Лишь бы укрыться от этой бездны. От абсолютного нуля. От сплошного и всепоглощающего «ничего». Но на этот раз сознание почему-то не атаковало его. Как странно. А отец остался безмолвным. Отец остался никаким. И Дмитрий особенно ярко осознал: их ссора больше не имела точки. Не было ей и конца. Она зависла в вечности, осталась недосказанной. Он навсегда застрял в этом «не» — в этих недоразделенных чувствах, в неслучившемся разговоре, который так и будет мелькать сверкающей возможностью где-то в альтернативной реальности. Но эта реальность уже никогда не станет его. Генерал медленно опустился на корточки. Полы пальто забурились в снег. Достав из кармана зажигалку, он открутил металлическую крышку лампадки и подпалил фитиль вставленной внутрь свечи. Пламя затрепетало, оживило безжизненное пространство внутри кроваво-красного стекла. Теперь оно стало походить на расплавленный рубин. Несколько секунд Дмитрий смотрел на огонь, но, казалось, даже не видел его — лишь смутно ощущал, что он приятно греет замерзшую ладонь. Издали слышалось едва различимое песнопение. Спустя секунду раздался утробный звон колоколов. Генерал вздрогнул. Очертания реальности вернулись назад.  Покачав головой, мужчина закрыл лампадку крышкой и поставил ее вплотную к серому камню мемориала. Рядом положил уродливый букет. Из снега торчали такие же крючковатые сухие ветки. В груди кольнуло. Повинуясь неясному порыву, Генерал нацепил перчатки на руки и принялся раскапывать пространство вокруг сухоцветов. Коленями он ощущал невыносимый холод. Плевать. Тело, закованное в привычную броню военной дисциплины, просто выполняло необходимые действия, не обращая внимания на дискомфорт. Внутри же происходило что-то другое. Как будто нечто давно запертое и тщательно подавляемое стало размыкать свои ледяные объятия.  Через несколько минут, ему удалось вытащить из-под толщи снега еще один букет. На первый взгляд такой же скудный и чахлый, какой он сам выменял на три сигареты, но все же разница была. Огромная. К извилистым ветвям сухоцветов оказались прикреплены сшитые из синей ткани искусственные бутоны роз. С одного из них свисала записка. Дмитрий раскрыл ее дрожащими пальцами:

Любимому отцу от Анны

Генерал зажмурился. В глазах дико резало. Ему хотелось, чтобы это прекратилось. Уйди. Уйди. Уйди. Он глубоко вдохнул, ощущая, как морозный воздух медленно наполняет легкие. Проникает внутрь. Охватывает все естество.    — Прости, — прошептал Дмитрий сквозь стиснутые зубы. — Прости. И Генерал не понимал, перед кем извиняется. Перед отцом? Перед Анной? Перед всеми погибшими? Теми, кто были, и теми, кто еще будут. Перед собой? В голове всплывали лица. Чужие и родные, но все они казались кусками давно потерянного паззла, который он так и не собрал воедино. Приказы, отдаваемые за секунду до того, как ситуация выходила из-под контроля. Моменты, когда уже ничего нельзя было исправить. Всегда — чуть позже или чуть дальше. Когда все окончено и слова перестают иметь значение. Дмитрий положил букет Анны рядом со своим. Может, и ты постоянно жалел? Вопрос зашипел в голове настойчивым, навязчивым шумом радиопомех. Возможно, отец тоже жил в этом закостенелом коконе, не находя слов. Интересно, думал ли ты о нас в последние минуты? Или все же вздохнул с облегчением, что так и не пришлось поговорить? Ответов больше не было. Дмитрий стиснул челюсть и достал из кармана сигарету. Новый щелчок зажигалки. Искра. Глубокий затяг. Он так и остался сидеть на корточках. Смотрел, не отрываясь на серый камень. Так пристально, что видимость начинала размываться. Выкуривал сигарету за сигаретой, даже не замечая, как небо начинает постепенно затягиваться свинцовыми тучами. День постепенно превращался в ночь. Поднялся ветер. Трепал волосы. Дмитрий зарыл букеты глубже в снег, чтобы их не сдуло следующими порывами. На щеку упала капля. Затем еще одна. Генерал оскалился. — Вот тебе и никаких осадков… — раздраженно прошептал он, вспоминая ночные размышления Грега. Дмитрий поднял голову к небу. На него лилась кровь.